Здравствуй, папа, Новый год!

Глава 1

Аня

– Маша! – строго произношу я. И добавляю уже совсем грозно: – Мария!

Обычно это действует. Но сегодня необычный день.

Моя дочка перевозбуждена. Мы с ней проснулись в пять утра, упаковали чемоданы, поехали на такси в аэропорт, прошли очень увлекательный досмотр, очаровали службу безопасности, познакомились с парой ровесников и довели всех пассажиров в зале ожидания до нервного тика.

В общем, Машу переполняют эмоции, поэтому она не может успокоиться. А уж, тем более, уснуть. На мои окрики она почти не реагирует, продолжает скакать и вертеться.

И – периодически лупит ногами по впереди стоящему креслу, где сидит какой-то мужчина. Судя по всему, с железными нервами.

Я не видела его лица – посадка проходила через оба выхода, и, когда мы с Машей попали в самолет через хвост, он уже сидел на своем месте. На его голове объемные наушники, так что я могу наблюдать только бороду. И немного лба. И – довольно густую рыжеватую шевелюру.

Наушники, наверное, в какой-то степени объясняют его нечувствительность к внешним воздействиям. Наверное, он спит под расслабляющую музыку.

Ну или просто человек на дзене… Завидую ему.

Как бы я хотела вот так же надеть наушники, отвлечься от всего внешнего, погрузиться в себя и хотя бы полчасика подремать…

– Мама, смотри!

Из запретных фантазий о дневном сне меня выдергивает голос Машеньки.

– Что?

– Облако похоже на деда мороза! С мешком подарков!

– Ага.

– А тетя стюардесса принесла вон тому дяде лимонад!

– Это не лимонад, а вода.

– Я тоже хочу воды! Позови тетю стюардессу!

– У нас есть вода.

Я достаю бутылку.

– Я хочу в стаканчике!

– Пей из бутылки.

– А я хочу…

Она обиженно надувает губы.

– Перехочешь! – обрываю ее.

Я тоже устала, между прочим!

Маша выковыривает из кармана переднего кресла смятый бумажный стаканчик, в котором нам подавали лимонад. Протягивает мне. Я наливаю ей воду.

Ой. Наш неестественно спокойный сосед зашевелился. Видимо, проснулся. И, кажется, я знаю причину его внезапного пробуждения. Моя дочь нетерпеливо пинает его кресло. Снова!

– Маша! – шиплю я.

– Чё?

Она изворачивается и встает на сиденье. Но неожиданно соскальзывает, и обе ее ноги с разбегу ударяются в спинку переднего кресла.

Черт!

Тут бы и сам Будда вышел из нирваны и взбесился!

Мужчина снимает наушники. Оборачивается. И замирает, увидев меня.

Я тоже замираю. Не чувствуя, как вода из смятого стакана льется мне на колени…

Мы узнаем друг друга мгновенно.

Естественно!

Хотя он изменился. Отрастил бороду, повзрослел, возмужал… А я, наверное, выгляжу, как лохушка.

Ну почему я не надела тот новый персиковый свитшот, который подчеркивает зеленоватый оттенок моих глаз? И почему не уложила волосы, а скрутила их в замызганную гульку?

Потому что свитер испачкается в дороге, а заниматься мытьем и укладкой мне было некогда. У меня гиперактивный пятилетний ребенок!

– Здравствуй, – произносит наш случайный сосед, глядя мне в глаза.

– Здравствуй, жопа, Новый год! – выпаливает моя не в меру остроумная дочка, которая где-то услышала эту фразу и уже неделю ее повторяет, несмотря на всю мою воспитательную работу.

И хохочет. И – снова пинает его кресло.

А я даже не делаю ей замечание. Я просто в ступоре…

Он переводит взгляд на нее. На меня. Снова на нее.

– Твоя?

Я молча киваю.

– Поздравляю.

Я снова киваю.

– С Новым годом, с новым счастьем! – беснуется Машенька.

– И тебя с наступающим.

– Ты кто? – позабыв обо всех правилах приличия, спрашивает она.

Я могла бы ответить на этот вопрос. Если бы не утратила дар речи. И если бы хотела…

– Я Миша.

– Я тебя съем! – выдает моя невоспитанная дочь фразу из “Маши и медведя”.

– Беги! – шепчу я, глядя ему в глаза.

Наконец-то у меня прорезался голос! Вернее, пока только шепот.

Он смеется.

А я прокашливаюсь и продолжаю:

– Я серьезно.

– Она – катастрофа, да?

Ты даже не представляешь, какая! И даже не догадываешься, насколько я сейчас серьезна.

Беги!

Немедленно отвернись. И больше не оборачивайся, что бы ни происходило за твоей спиной. Замри, и смотри только вперед. Как будто от этого зависит вся твоя дальнейшая жизнь.

Как выйдешь из самолета – не оглядывайся. Уходи, уезжай, убегай.

И забудь все, что здесь видел…

Глава 2

Аня

Я промокаю джинсы бумажными платочками. Маша пьет воду из бутылки и больше не выделывается. Михей отвернулся и снова надел наушники.

– Наш самолет начинает снижение. Пожалуйста, пристегните ремни, приведите спинки кресел в вертикальное положение и уберите откидные столики.

Маша зевает и сонно трет глаза. И пытается лечь ко мне на колени.

Ну вот. Вовремя она решила уснуть! Через двадцать минут посадка. Сидеть нужно прямо, даже спинку не откинуть.

– Мам, я спать хочу, – хнычет дочка, пока я усаживаю и пристегиваю ее. – Хочу лежать!

– Машунь, нельзя. Самолет садится, и мы все должны сидеть.

Я надеваю на нее шейную подушку. Она заваливается мне на плечо, и я подкладываю руку, чтобы ей было удобнее. Ее голова тяжелеет. Моя рука затекает. Маша спит, приоткрыв рот и сладко сопя.

Я пытаюсь понемногу менять позу, но это не сильно помогает. Рука немеет, я ее уже совсем не чувствую. Плечо болит из-за неудобного положения. В локте стреляет.

Зато Машуня спит. А не плачет, что у нее болят ушки, как у нас уже бывало при посадке.

Последние десять минут полета превращаются для меня в пытку. А мой бывший на переднем сиденье кайфует! Снова дремлет в наушниках под расслабляющую музыку… Бесит!

Мне сейчас очень хочется самой пнуть его кресло. И посильнее!

Раздражение – вот что я чувствую. Именно это, и ничего больше. Ноль эмоций по отношению к нему.

Я даже не переживаю. Я слишком устала.

Спала сегодня от силы часа три. Доделывала проект, чтобы освободить сегодняшний день. Завтра начну новый…

Договорилась с приходящей няней, которая будет гулять с Машей, пока я работаю. Я бы, конечно, хотела проводить все это время с ней сама. Но нужно зарабатывать. Деньги с неба не падают, к сожалению.

И алименты нам никто не платит – внезапно загорается мысль в моей уставшей голове.

Ну и черт с ним!

Я сама не захотела. И у меня были для этого очень веские причины…

Сверлю взглядом макушку Михея. И как я его не узнала? Бороду отрастил… И вес набрал, кстати!

И все равно – не узнать его невозможно. Но у меня в груди даже ничего не ёкнуло, пока он не повернулся.

Я не видела его почти шесть лет и вообще никогда не планировала увидеть. У него своя жизнь и свои планы. Пусть кайфует и расслабляется.

Чтоб у него чирей на жопе вскочил! – с внезапной злостью думаю я. Почему-то – словами своей бабушки.

А, впрочем, к черту Михея. У меня плечо болит! Мне не до душевных переживаний!

Мы с дочкой летим на юг, к морю. Не просто отдохнуть и встретить Новый год в необычной обстановке. Мы собираемся остаться на пару месяцев, чтобы проверить теорию нашего педиатра. Она считает, что Маше не подходит суровый климат нашего родного города, и она будет чувствовать себя гораздо лучше на морском побережье.

И, когда мы отдыхали на юге весной, Машуня за целую неделю ни разу носом не шмыгнула. Приехали домой – снова хронический насморк, переходящий в постоянные отиты и прочие прелести.

Похоже, Михей летит один. Или эта девушка, которая сидит прямо передо мной, с ним? Да нет, мне кажется,они за весь полет ни разу не друг к другу не повернулись. Или я не видела?

Да мне плевать!

Он собирался жениться… Ну и женился, конечно. Ему же это было нужно. Очень.

– Уважаемые пассажиры, наш самолет совершил посадку. Погода за бортом – плюс двенадцать градусов.

А у нас дома минус двадцать. Да тут просто рай!

– Машунь, просыпайся, – аккуратно глажу дочку по голове.

– Мам… я спать хочу.

Она даже не открывает глаза.

– Дочь, мы прилетели.

– Я еще немножечко посплю.

– Смотри, там пальмы!

– Где? – сонно бормочет Маша.

Распахивает свои глазки, таращится, силясь прийти в себя – и снова закрывает их, падая мне на колени.

– Машунь, там Дед Мороз, – уже начинаю нагло врать.

Она даже не слышит.

Пассажиры разбирают свои вещи и торопливо покидают самолет. Я сижу до последнего, потихоньку расталкивая Машу.

Ловлю взгляд Михея, который тоже почему-то копошится. Вежливо улыбаюсь ему, как случайному знакомому и отворачиваюсь.

Уходи! И не оглядывайся.

Встаю, достаю куртки и рюкзак. Одеваюсь сама и одеваю Машу. Теперь надо взять ее на руки… и не потерять рюкзак. И не уронить шапку. И…

– Давай я помогу.

Михей уверенно забирает дочку из моих рук.

Она открывает глаза. Сонно таращится на него. Обнимает его за шею. И шепчет:

– Папа…

Черт.

Мы растерянно переглядываемся. И еще более растерянно улыбаемся.

Маша уже снова дрыхнет. Когда проснется, наверное, и не вспомнит…

– Перепутала спросонья, – бормочет Михей.

Ну… что тут сказать…

– Уважаемые пассажиры, пожалуйста, покиньте салон.

Стюардесса обращается к нам, все остальные уже вышли.

Я иду вслед за Михеем. Из-за его широкой спины мне почти не видно Машу. Только ножки торчат. Один сапог сползает. Я его ловлю. Надеваю ей капюшон, когда мы спускаемся по трапу. Воздух теплый, но она вспотела.

Мы входим в автобус, полный пассажиров. Девушка в розовой курточке уступает Михею место.

– Папаша, садитесь!

Он оглядывается на меня. Взглядом предлагает сесть мне. Маша сладко спит, обняв его за шею.

– Да садись уже!

Он усаживается, бережно придерживает голову Машуни.

Сидит. Смотрит на нее. Смотрит… Слишком внимательно. Слишком пристально. Дыру уже просмотрел!

Маша возится. Он убирает рыжеватый локон, упавший ей на лицо.

Не трогай ее! Это моя дочь!

И откуда ты только взялся…

Глава 3

Михаил

В салоне самолета не должно быть ничего взрывоопасного. Убивающего. Острого.

Колюще-режущего.

А она режет меня без ножа. Такая острая боль от ее красоты…

Да, она стала еще красивее! Что-то сделала с собой? Сейчас все что-то делают… Глаза как будто стали больше. И еще зеленее. Скулы резче выделяются. Губы… губы подкачала? Зачем?

Раньше черты ее лица были мягче. Была какая-то детская припухлость. Щечки, ямочки, нежная линия подбородка.

А сейчас – просто убийственная беспощадная красота. С налетом высокомерия. Который ей очень идет.

О, она и тогда не была мягким котенком. Шикарная пантера… Знала себе цену. Спуску не давала никому. Особенно мне.

Сердце мягким комком бьется о грудную клетку. В ушах звучит ее голос, от которого пробирает до мозга костей.

“Беги!”

Приколистка…

Я уже шесть лет бегаю!

Я вычеркнул ее из жизни. Ничего о ней не знаю. Не искал, не узнавал, не вспоминал.

Ладно, последнее – наглая ложь.

Вспоминал!

Постоянно вспоминаю. Только вчера она мне снилась… И утром я злобно лупил ни в чем не повинную подушку. А чего она лезет в мою голову? Мы расстались шесть лет назад!

Расстались очень некрасиво. Со скандалами, взаимными обвинениями, хлопаньем дверями и битьем посуды. Брусникина разбила пару тарелок. Бешеная кошка…

Страстная, дикая, неуправляемая.

Она ушла от меня. К нему.

Я улетел. В другую страну. Оборвал все связи.

Скорее всего, она тогда вышла замуж за того удода… ее босса. И это их дочка. К счастью, на него ничем не похожа. Классная девчонка. По всему видно, такая же зараза, как ее мама.

Маша… хорошее имя.

А я похож на удода? Ну точно нет! Тогда почему она назвала меня папой? Да просто не разглядела спросонья.

Спит у меня на руках. Странное ощущение. Как будто птицу держишь. Или котенка. Одно неловкое движение, и – сорвется, убежит, улетит. Не хочется отпускать…

Эй, Михей, очнись!

Но я залип на детском личике. Все лучше, чем на Брусникину пялиться. И пытаться не проваливаться в этот омут.

Дочка похожа на свою мать, на кого же еще! До боли знакомые черты лица… Хотя прямого сходства я найти не могу.

А где, интересно, сам удод?

Может, встречает их в аэропорту. Может, поэтому она так не хочет, чтобы я держал Машу на руках?

Пофиг.

Ей нужна помощь. И я помогу. Чувствую, что должен о ней позаботиться.

Как будто она все еще моя…

Смотрю на ее руку, вцепившуюся в поручень автобуса на уровне моего лица. Тонкие пальчики с аккуратно подстриженными бледно-розовыми ногтями. А раньше она любила убийственный маникюр. У меня спина постоянно была расцарапана.

При воспоминании об этом ошпаривает, как крутым кипятком. Эти пальцы… когда-то любили не только царапать, но и гладить.

Она бывала ласковым котенком… Со мной.

Так. Рука правая. И на ней нет кольца.

Это ничего не значит. Не все постоянно носят обручальные кольца. Но…

Закатай, Михей! Даже не начинай. Если снова не хочешь, чтобы тебя выпотрошили и выбросили на помойку…

Автобус поворачивает, я невольно заваливаюсь набок. Моя щека касается ее пальцев.

Вспышка. Короткое замыкание. Искры и молнии…

И она тоже это чувствует! Вижу по прикушенной губе, потемневшим зрачкам. И по тому, как резко она отдернула руку.

* * *

– Тебя встречают? – спрашиваю, когда мы оказываемся в зоне получения багажа.

– Не твое дело, – огрызается Анюта.

Ух ты ж блин! Сколько эмоций… Сколько страсти… А где твоя вежливая холодность?

Ясно. Не встречают.

– Багаж есть?

– Есть. Машунь, просыпайся!

Она аккуратно, но настойчиво теребит дочку.

– Да не трогай ты ее. Пусть спит.

– Нам надо ехать…

Она оглядывается на ленту, где уже появляются первые чемоданы. На выход. На Машу, мирно спящую у меня на руках.

Приятно видеть ее растерянной. Не знаю почему, но очень приятно.

– Иди забирай багаж, – начинаю командовать. – Я здесь постою с Машей.

Смотрит с сомнением.

– Иди.

Слушается! Идет к ленте транспортера, находит желтый чемодан, стаскивает его. Неловко, с усилием. А я и помочь не могу…

Худенькая, как тростинка! Похудела. Сейчас очень хорошо это вижу. А я наоборот…

Втягиваю живот. Расправляю плечи.

Маша начинает возиться.

– Спи, – шепчу ей.

– Мама…

– Она рядом. Чемодан забирает. Спи.

Почему-то не хочу отпускать…

Анюта подходит со своим чемоданом на колесиках.

– А твой багаж? – спрашивает.

Переживает за меня.

– Я без багажа.

Только рюкзак на плечах.

– Маш, просыпайся! – снова теребит дочку.

Но та уже успела вырубиться.

– Вы на такси? – спрашиваю.

– Да.

– Вызывай, я донесу до машины.

– Отдай ее мне! – бурчит упрямо.

Говорю же: вредная зараза.

– У тебя чемодан и рюкзак. Ты одна не справишься.

– Как-то справлялась без тебя!

О, сколько раздражения!

– Ну и как тебе без меня? – не выдерживаю и рычу я.

– Прекрасно! – орет она.

Сколько страсти… Сколько эмоций…

Не меня одного тут замыкает – это точно.

Глава 4

Михаил

– Я рад, что у тебя все хорошо.

– Да!

– Я вас провожу.

– Нет!

– Не кричи, ребенка разбудишь.

– Не смей мне указывать!

По-прежнему очень агрессивно вопит она. Но уже потише.

И да – она сдается.

Мы идем в сторону выхода. Брусникина вызывает такси. Я успеваю увидеть адрес. Случайно!

И запоминать его не хочу! Но он теперь выжжен на моей сетчатке…

* * *

Маша просыпается, когда мы выходим на улицу.

– Пальма! – радостно вопит она и, спрыгнув с моих рук, несется к дереву.

– Маша, стой!

Я ловлю ее за капюшон у самой дороги.

– Вон наша машина, – нервно дергается Брусникина. – А, нет. Не наша. Наша будет через пять минут. Ты можешь идти.

– Я подожду.

– Зачем?!

– Помогу загрузить чемодан и усадить Машу.

– Иди. Я сама справлюсь. Было очень приятно повидаться.

Ее голос просто сочится ядом… Почему? Откуда вся эта злость?

Это ты ушла от меня! Ты выбрала другого!

И… я не простил тебя, Брусникина. Не забыл и не отпустил. И поэтому судьба снова столкнула нас лбами.

– Эй!

Маша дергает меня за куртку. Оказывается, все это время, пока мы с ее мамой сердито препирались, она стояла и внимательно смотрела на нас. И теперь задает вполне закономерный вопрос:

– Ты кто?

Мы же знакомились. Забыла? Все забыла…

– Я Миша. Я… друг твоей мамы.

Брусникина сердито фыркает.

– Старый друг, – поправляюсь я. – Очень старый.

– Совсем старенький? – сочувственно вздыхает Маша.

Теперь уже фыркаю я.

– У тебя ножки болят? – интересуется эта непосредственная девочка.

– Не болят.

– А спинка болит? Ты с палочкой ходишь?

– Как видишь, нет.

– Хочешь, я тебе палочку найду?

– Не надо мне палочку! Ничего у меня не болит! Я не старый. Я старый друг, понимаешь? Мы давно дружили, когда твоя мама была еще…

– Маленькой девочкой?

– Типа того.

Она морщит лоб и выдает:

– А вы с мамой динозавров видели?

Капец…

– Да я сам был динозавром! Знаешь, как меня звали?

– Как?

Маша распахивает глазки и приоткрывает ротик. Вся – внимание.

– Тиранозавр Рекс! – объявляю торжественно.

Это единственное, что я помню про динозавров.

– Вау…

– Машина подъехала! – снова срывается Брусникина. И снова разочарованно выдыхает: – Не наша.

Она смотрит на экран приложения:

– Поехал в другую сторону… Идиот. Вернулся. Стоит. Совсем в другом месте. Да что он творит?

Я заглядываю ей через плечо.

– Он у другого входа. Напиши ему номер нашего.

Анюта пишет водителю, а ее дочка продолжает меня допрашивать:

– У тебя есть собака?

– Нет.

Маша разочарованно отворачивается. Но долго не выдерживает.

– А дочка у тебя есть?

Внезапно…

– Нет.

Она смотрит с жалостью.

– А сыночек?

– Тоже нет.

– А хотя бы жена есть?

Походу, я в ее глазах самый конченый человек.

– Ну… боюсь, я тебя снова разочарую.

– Чё?

Маша непонимающе морщит лобик. Ах, да, с детьми надо не так.

– У меня как бы нет жены.

– Как бы? – внезапно влезает Брусникина.

Я не реагирую. Моя личная жизнь тебя не касается!

– Ты совсем-совсем один?

– Не совсем. У меня есть друзья.

– У меня тоже есть! – Маша оживляется. – Ксюша. И Сашка Крупицын. И Дениска с Егоркой. Еще Настя, но она иногда вредничает.

А потом протягивает мне ладошку со словами:

– Давай дружить!

Я жму ее и говорю:

– Давай.

А она произносит заговорщицким шепотом:

– У меня есть подарок. В садике дали. У меня там “Мишка на севере” не съеденный. Я с тобой поделюсь.

Говорит с таким видом, как будто полцарства мне дарит.

– Спасибо! – совершенно искренне отзываюсь я.

Очень люблю “Мишку на севере”.

– Ты же пойдешь к нам пить чай?

– Конечно. Прямо сейчас вместе с вами и поеду.

– Ура!!!

Я тоже очень рад. Особенно приятно наблюдать, как корежит Брусникину.

– Миша пошутил, – произносит она ледяным тоном. – Он не едет с нами. У него дела.

И с размаху наступает мне на ногу. Ох, какие близкие контакты!

Что, так сразу? Без прелюдий?

– Конечно, у меня дела. Но я их отложу ради такого случая…

Глава 5

Аня

Как же он меня бесит!

Внутри все кипит, бурлит и клокочет. С нами он поедет. Чаю он хочет. “Мишки на севере” ему нравятся....

А не боишься, что я плесну горячий чай тебе в лицо? А “Мишку на севере” затолкаю в… в… в глотку?

Мне очень хочется прямо сейчас хотя бы наорать на Михея. И немножко побить. Для начала.

Но тут Маша. И я не могу вести себя как буйнопомешанная. Хотя именно такой себя сейчас чувствую.

Как будто не было этих шести лет! Как будто только вчера он сказал мне…

О, наше такси. Наконец-то, подъехало!

Я одной рукой держу Машу, другой надеваю на плечо рюкзак, а где взять третью руку для чемодана? Рюкзак сползает с плеча и падает, Маша вырывается, чемодан валится на бок.

Как-то же я с этим раньше справлялась! Почему сейчас все так неудобно и невозможно?

Как будто с момента, как бывший появился в моей жизни, все разладилось!

– Садитесь! – командует Михей. – Я загружу багаж.

Он распахивает дверь такси. Маша ныряет внутрь. Я за ней. Михей открывает багажник и размещает там наши вещи.

А таксист выдает:

– С наступающим! – И протягивает Маше два мандарина. – Кушай. Это местные, сладкие, как мед.

– Спасибо большое!

В кои то веки Маша вспомнила про вежливость.

И тут я понимаю: раньше было удобно, потому что таксисты обычно выходят и помогают. А этот, мало того, что опоздал на целых двадцать минут, еще и сидит, жует мандарины. Вместо того, чтобы встретить пассажиров, как положено!

– Вы очень долго ехали! – шиплю на него я.

– Куда спешишь, красавица? Кто понял жизнь, тот не торопится.

Он мне еще цитаты будет цитировать… Омар Хайям на минималках…

– Я вам единицу поставлю. И плохой отзыв напишу!

Передняя дверь распахивается и Михей… усаживается на сиденье!

Он вообще охамел!

– Чего она у тебя такая злая? – обращается к нему таксист.

– Ага, есть такое дело, – кивает Михей. – Злюка редкая.

– Держись, брат, – сочувственно произносит таксист.

– Ага, держусь. Я выносливый. А злюки мне нравятся. Они такие тигрицы…

И они лыбятся друг другу, как будто сто лет знакомы.

А Михей, тем временем, едет с нами. Каков наглец!

Я сейчас его убью. Придушу шарфом! А таксиста заставлю выбросить труп в море! И на теле останутся его отпечатки пальцев…

Маша сует мне в рот дольку мандарина.

– Зато дочка у тебя лапочка, – продолжает таксист, обращаясь к Михею. – На тебя похожа.

Я замираю. Делаю судорожный вдох. Недожеванный мандарин оказывается где-то в горле. Я давлюсь, кашляю, задыхаюсь… Маша радостно лупит меня по спине.

Таксист останавливается. А Михей протягивает мне воду в открытой бутылке. Я пью, кашляю, уже во второй раз за сегодня обливаю джинсы. Промокаю их бумажными платочками, которые всегда есть в моей сумочке.

Смотрю в затылок Михея.

Кажется, фраза таксиста пролетела мимо его ушей…

Когда уже этот дурацкий день закончится?! Когда Михей, наконец, снова исчезнет из нашей жизни?

* * *

– Не бойся, Брусникина, я только чемоданы донесу. Переночевать проситься не буду.

Мы вышли из такси. Михей взял чемодан и рюкзак. Я взяла паузу. Просто стою и смотрю на него.

– Еще бы ты просился!

– А что бы ты ответила?

Вижу, что Маша внимательно слушает.

– Я бы послала тебя… в лес.

– Шишки собирать? – встревает Маша. И декламирует: – Мишка косолапый по лесу идет, шишки собирает и в карман кладет!

И заливисто хохочет.

– Меня все детство этим стишком доставали, – бурчит Михей.

Мы входим в подъезд многоэтажного дома. Поднимаемся на лифте.

Маша бежит к двери квартиры. Помнит!

Это очень хорошая квартира, и хозяйка приятная. Мы тут весной с Машей неделю жили и теперь, на два месяца, она сделала нам хорошую скидку.

Я перевела ей деньги, а она оставила ключи у соседки. Я звоню, чтобы забрать их. Любопытная женщина выглядывает и замечает Михея.

– Надя сказала, вы вдвоем с дочкой будете…

– Да, мы вдвоем. Это… он просто чемоданы донес.

Соседка удивленно переводит взгляд с Маши на Михея.

– Здравствуйте! – выпаливает моя дочь.

Которая иногда ведет себя как воспитанная девочка. И тут же добавляет:

– Мама, открывай скорей! Я хочу писать!

Соседка уходит к себе. Я открываю квартиру. Маша забегает внутрь. Михей заносит чемодан и рюкзак.

– Сапожки сними! – кричу я дочке.

Один сапог летит влево, другой вправо… Она скрывается за дверью туалета.

Наконец-то мы с Михеем одни! И я могу сказать ему все, что думаю. Правда, не очень громко.

– Какого лешего ты… Что ты себе позволяешь? Зачем ты сюда приперся? Я тебя не звала!

– А ты позови.

Абсолютный наглец. Всегда таким был.

– Уходи!