Мы рождены для вдохновенья… Поэзия золотого века

- -
- 100%
- +
Дорожная дума
Колокольчик однозвучный,Крик протяжный ямщика,Зимней степи сумрак скучный,Саван неба, облака!И простертый саван снежныйНа холодный труп земли!Вы в какой-то мир безбрежныйУм и сердце занесли.И в бесчувственности праздной,Между бдения и сна,В глубь тоски однообразнойМысль моя погружена.Мне не скучно, мне не грустно, —Будто роздых бытия!Но не выразить изустно,Чем так смутно полон я.<1830>Хандра
Песня
Сердца томная забота,Безыменная печаль!Я невольно жду чего-то,Мне чего-то смутно жаль.Не хочу и не умеюЯ развлечь свою хандру:Я хандру свою лелею,Как любви своей сестру.Ей предавшись с сладострастьем,Благодарно помню я,Что сироткой под ненастьемРазрослась любовь моя;Дочь туманного созвездья,Красных дней и ей не знать.Ни сочувствий, ни возмездьяБесталанной не видать.Дети тайны и смиренья,Гости сердца моегоОстаются без призреньяИ не просят ничего.Жертвы милого недуга,Им знакомого давно,Берегут они друг другаИ горюют заодно.Их никто не приголубит,Их ничто не исцелит…Поглядишь! хандра все любит,А любовь всегда хандрит.<1831>Ты светлая звезда
Ты светлая звезда таинственного мира,Когда я возношусь из тесноты земной,Где ждет меня тобой настроенная лира,Где ждут меня мечты, согретые тобой.Ты облако мое, которым день мой мрачен,Когда задумчиво я мыслю о тебеИль измеряю путь, который нам назначенИ где судьба моя чужда твоей судьбе.Ты тихий сумрак мой, которым грудь свежеет,Когда на западе заботливого дняМой отдыхает ум, и сердце вечереет,И тени смертные снисходят на меня.<1837>Я пережил
Я пережил и многое, и многих,И многому изведал цену я;Теперь влачусь в одних пределах строгихИзвестного размера бытия.Мой горизонт и сумрачен, и близок,И с каждым днем все ближе и темней;Усталых дум моих полет стал низок,И мир души безлюдней и бедней.Не заношусь вперед мечтою жадной,Надежды глас замолк – и на пути,Протоптанном действительностью хладной,Уж новых мне следов не провести.Как ни тяжел мне был мой век суровый,Хоть житницы моей запас и мал,Но ждать ли мне безумно жатвы новой,Когда уж снег из зимних туч напал?По бороздам серпом пожатой пашниНайдешь еще, быть может, жизни след;Во мне найдешь, быть может, след вчерашний,Но ничего уж завтрашнего нет.Жизнь разочлась со мной; она не в силахМне то отдать, что у меня взялаИ что земля в глухих своих могилахБезжалостно навеки погребла.1837Еще дорожная дума
Опять я на большой дороге,Стихии вольной – гражданин,Опять в кочующей берлогеЯ думу думаю один.Мне нужны: это развлеченье,Усталость тела, и тоска,И неподвижное движенье,Которым зыблюсь я слегка.В них возбудительная сила,В них магнетический прилив,И жизни потаенной жилаЗабилась вдруг на их призыв.Мир внешний, мир разнообразныйНе существует для меня:Его явлений зритель праздный,Не различаю тьмы от дня.Мне все одно: улыбкой счастьяДень обогреет ли поля,Иль мрачной ризою ненастьяОделись небо и земля.Сменяясь панорамой чудной,Леса ли, горы ль в стороне,Иль степью хладной, беспробуднойЛежит окрестность в мертвом сне;Встают ли села предо мною,Святыни скорби и труда,Или с роскошной нищетоюВ глазах пестреют города!Мне все одно: обратным окомВ себя я тайно погружен,И в этом мире одинокомЯ заперся со всех сторон.Мне любо это заточенье,Я жизнью странной в нем живу:Действительность в нем – сновиденье,А сны – я вижу наяву!23 сентября 1841«Наш век нас освещает газом…»
Наш век нас освещает газомТак, что и в солнце нужды нет:Парами нас развозит разомИз края в край чрез целый свет.А телеграф, всемирный сплетник,И лжи и правды проводник,Советник, чаще злой наветник,Дал новый склад нам и язык.Смышлен, хитер ты, век. Бесспорно!Никто из братии твоей,Как ты, не рыскал так проворно,Не зажигал таких огней.Что ж проку? Свестъ ли без пристрастьяНаш человеческий итог?Не те же ль немощи, несчастьяИ дрязги суетных тревог?Хотя от одного порокаТы мог ли нас уврачевать?От злых страстей, от их потокаНас в пристань верную загнать?Не с каждым днем ли злость затейней,И кровь не льется ль на авосьВ Америке, да и в Гольштейне,Где прежде пиво лишь лилось?Болезни сделались ли реже?Нет, редко кто совсем здоров,По-прежнему – болезни те же,И только больше докторов.И перестали ль в век наш новый,Хотя и он довольно стар,Друг другу люди строить ковы,Чтобы верней нанесть удар?И люди могут ли надежноСвоим день завтрашний считать,От правды отличить, что ложно,И злом добра не отравлять?А уголовные палатыВложить в ножны закона меч?От нот и грамот дипломатыЧернил хоть капельку сберечь?Нет! Так же часты приговоры,Депешам так же счета нет:И все же не уймутся воры,И мира не дождется свет.Как ты молвой ни возвеличен,Блестящий и крылатый век!Все так же слаб и ограниченТобой вскормленный человек.Уйми свое высокомерье,Не будь себе сам враг и льстец:Надменность – то же суеверье,А ты – скептический мудрец.Как светоч твой нам ни сияет,Как ты ни ускоряй свой бег,Все та же ночь нас окружает,Все тот же темный ждет ночлег.Сентябрь 1841, 1848Бастей
Что за бури прошли,Что за чудо здесь было?Море ль здесь перерылоЛоно твердой земли?Изверженье ли адаСей гранитный хаос?На утесе – утес,На громаде – громада!Все здесь глушь, дичь и тень!А у горных подножийТих и строен мир божий,Улыбается день;Льется Эльба, сияя,Словно зеркальный путь,Словно зыбкую ртутьПолосой разливая.Рек и жизнь, и краса —По волнам лодок стаяМчится, быстро мелькая,Распустив паруса.Вот громадой плавучейПропыхтел пароход.Неба яхонтный сводЗакоптил дымной тучей;Бархат пестрых лугов,Храмы, замки, беседкиИ зеленые сеткиВиноградных садов;Жатвы свежее злато,Колыхаясь, горит;Все так чудно глядит,Все так пышно, богато!Там – в игривых лучахЖизни блеск, скоротечность;Здесь – суровая вечностьНа гранитных столпах.1853«О Русский Бог! Как встарь, Ты нам Заступник буди!..»
О Русский Бог! Как встарь, Ты нам Заступник буди!И погибающей России внемля крик,Яви Ты миру вновь: и как ничтожны люди,И как Единый Ты велик!Осень 1854Молитвенные думы
Пушкин сказал:
«Мы все учились понемногу,
Чему-нибудь и как-нибудь».
Мы также могли бы сказать:
Все молимся мы понемногу,
Кое-когда и кое-как.
(Из частного разговора)Хотел бы до того дойти я, чтоб свободно,И тайно про себя, и явно, всенародно,Пред каждой церковью, прохожих не стыдясь,Сняв шляпу и крестом трикратно осенясь,Оказывал и я приверженность святыне.Как делали отцы, как делают и нынеВ сердечной простоте смиренные сыны,Все боле, с каждым днем, нам чуждой старины.Обычай, искони сочувственный народу.Он с крестным знаменем прошел огонь и воду,Возрос и возмужал средь славы и тревог.Им свято осенив семейный свой порог,Им наша Русь слывет, в урок нам, Русь святая;Им немощи свои и язвы прикрывая,И грешный наш народ, хоть в искушеньях слаб,Но помнит, что он сын Креста и Божий Раб,Что Промысла к нему благоволеньем явнымВ народах он слывет народом православным.Но этим именем, прекраснейшим из всех,Нас небо облекло, как в боевой доспех.Чтоб нам не забывать, что средь житейской битвыОружье лучшее смиренье и молитвы.Что следует и нам по скорбному путиС благим Учителем свой тяжкий крест нести.Не дай нам Бог во тьме и суете житейскойЗазнаться гордостью и спесью фарисейской,Чтоб святостью своей, как бы другим в упрек,Хвалиться, позабыв, что гордость есть порок.Не в славу, не в почет народные скрижалиРодную нашу Русь святой именовали,Но в назиданье нам, в ответственность, в завет;Чтоб сберегали мы первоначальных летСтрах Божий, и любовь, и чистый пламень веры,Чтоб добрые дела и добрые примеры,В их древней простоте завещанные нам,Мы цельно передать смогли своим сынам;Чтоб Божий мир для нас был школой изученья,Чтоб не ленились мы на жатву просвещенья.Чтоб сердцу не в ущерб и вере не в подрыв,Наукою народ себя обогатив,Шел доблестно вперед, судьбам своим послушно,Не отрекаяся от предков малодушно.Приличий светских долг желая соблюсти,Ведь кланяемся мы знакомым по пути,Будь выше нас они иль будь они нас ниже,А Церковь разве нам не всех знакомых ближе?Она встречает нас при входе нашем в мир,В скорбь предлагает нам врачующий свой мирИ, с нами радуясь и радости и счастью,Благословляет их своей духовной властью.Когда над нами час ударит роковой,Она нас с берега проводит на другой,И в этот темный путь, где все нас разом бросит,Одна ее звезда луч упованья вносит;За нас и молится и поминает нас,Когда уж на земле давно наш след угас,Когда и в той среде, где мы сильны так были,Уже другим звеном пробел наш заменили.Нам Церковь, в жизнь и смерть, заботливая мать, —А мы ленимся ей сыновний долг воздать?А мы, рабы сует, под их тяжелой ношей,Чтоб свет насмешливый не назвал нас святошей,Чтоб не поставил нас он с чернью наряду,Приносим в жертву крест подложному стыду.Иль в наших немощах, в унынии бессилья,Подчас не нужны нам молитвенные крылья,Чтоб сеять мрак и сон с отягощенных вежд,Чтоб духом возлетать в мир лучший, в мир надежд,Мир нам неведомый, но за чертой земноюМир предугаданный пророческой тоскою?Когда земной соблазн и мира блеск и шум,Как хмелем обдают наш невоздержный ум,Одна молитвою навеянная думаНас может отрезвить от суеты и шума,Нас может отрешить, хоть мельком, хоть на миг,От уловивших нас страстей, от их вериг,Которые, хотя и розами обвиты,В нас вносят глубоко рубец свой ядовитый.Среди житейских битв уязвленным бойцамМолитва отдых будь и перемирье нам!Заутра новый бой. Окрепнем духом ныне.Усталым странникам, скитальцам по пустыне,Под зноем солнечным, палящим нашу грудь,Когда и долог был и многотруден путь,И ждут нас впереди труды и битвы те же,Нам нужно пальмы тень и горстью влаги свежейИз ближнего ручья пыл жажды утолить.Родник глубок и чист: готов он в нас пролитьЖивую благодать святой своей прохлады;Родник сей манит нас, но мы ему не радыИ, очи отвратив от светлого ручья,Бежим за суетой по дебрям бытия.Наш разум, омрачась слепым высокомерьем,Готов признать мечтой и детским суеверьемВсе, что не может он подвесть под свой расчет.Но разве во сто раз не суеверней тот,Кто верует в себя, а сам себе загадкой,Кто гордо оперся на свой рассудок шаткойИ в нем боготворит свой собственный кумир,Кто, в личности своей сосредоточив мир,Берется доказать, как дважды два четыре,Все недоступное ему в душе и в мире?1850-еФерней
Гляжу на картины живой панорамы.И чудный рисунок и чудные рамы!Не знаешь – что горы, не знаешь – что тучи;Но те и другие красою могучейВдали громоздятся по скатам небес.Великий художник и зодчий великойДал жизнь сей природе, красивой и дикой,Вот радуга пышно сквозь тучи блеснула,Широко полнеба она обогнулаИ в горы краями дуги уперлась.Любуюсь красою воздушной сей арки:Как свежие краски прозрачны и ярки!Как резко и нежно слились их оттенки!А горы и тучи, как зданья простенки,За аркой чернеют в глубокой дали.На ум мне приходит владелец Фернея:По праву победы он, веком владея,Спасаясь под тенью спокойного крова,Владычеством мысли, владычеством слова,Царь, волхв и отшельник, господствовал здесь.Но внешнего мира волненья и грозы,Но суетной славы цветы и занозы,Всю мелочь, всю горечь житейской тревоги,Талантом богатый, покорством убогий,С собой перенес он в свой тихий приют.И, на горы глядя, спускался он ниже:Он думал о свете, о шумном Париже;Карая пороки, ласкал он соблазны;Царь мысли, жрец мысли, свой скипетр алмазный,Венец свой нечестьем позорил и он.Паря и блуждая, уча и мороча,То мудрым глаголом гремя иль пророча,То злобной насмешкой вражды и коварства,Он, падший изгнанник небесного царства,В сосуд свой священный отраву вливал.Страстей возжигатель, сам в рабстве у страсти,Не мог покориться мирительной властиПрироды бесстрастной, разумно-спокойной,С такою любовью и роскошью стройнойПред ним расточавшей богатства свои.Не слушал он гласа ее вдохновений:И дня лучезарность, и сумрака тени,Природы зерцала, природы престолы,Озера и горы, дубравы и долы —Все мертвою буквой немело пред ним.И, Ньютона хладным умом толкователь,Всех таинств созданья надменный искатель,С наставником мудрым душой умиленнойНе падал с любовью пред богом вселенной,Творца он в творенье не мог возлюбить.А был он сподвижник великого дела:Божественной искрой в нем грудь пламенела;Но дикие бури в груди бушевали,Но гордость и страсти в пожар раздувалиТу искру, в которой таилась любовь.Но бросить ли камень в твой пепел остылый,Боец, в битвах века растративший силы?О нет, не укором, а скорбью глубокойО немощах наших и в доле высокойЯ, грешника славы, тебя помяну!1859Царскосельский сад зимою
1С улыбкою оледенелойСошла небес суровых дочь,И над землей сребристо-белойБелеет северная ночь.Давно ль здесь пестротою чуднойСапфир, рубин и бирюзаСливались с тенью изумрудной,Чаруя жадные глаза?Зимы покров однообразныйВезде сменил наряд цветной,Окован сад броней алмазнойРукой волшебницы седой.В дому семьи осиротелой,Куда внезапно смерть вошла,Задернуты завесой белойС златою рамой зеркала.Так снежной скатертью печальнойПокрыты и объяты сномИ озеро с волной зерцальной,И луг с цветным своим ковром.Природа в узах власти гневной,С смертельной белизной в лице,Спит заколдованной царевнойВ своем серебряном дворце.2Но и природы опочившейЛюблю я сон и тишину:Есть прелесть в ней, и пережившейСвою прекрасную весну.Есть жизнь и в сей немой картине,И живописен самый мрак:Деревьям почерневшим инейДал чудный образ, чудный лак.Обрызгал их холодным блескомСвоих граненых хрусталей,Он вьется ярким арабескомВдоль обезлиственных ветвей.Твой Бенвенуто, о Россия,Наш доморощенный морозВплетает звезды ледяныеВ венки пушисто-снежных роз.Кует он дивные издельяЗиме, зазнобушке своей,И наряжает в ожерельяОн шею, мрамора белей.3Когда наступит вечер длинный,Объятый таинством немым,Иду один я в сад пустынныйБродить с раздумием своим.И много призрачных виденийИ фантастических картинМелькают, вынырнув из тениИль соскочив с лесных вершин.Они сшибаются друг с другомИ, налетев со всех сторон,То нежат лаской, то испугомТревожат мыслей чуткий сон.А между тем во тьме безбрежнойОцепенело все кругом,В волшебном царстве ночи снежной,В саду, обросшем серебром.Но в этой тишине глубокой,Питающей дремоту дум,Местами слышен одинокойПереливающийся шум.Под хладной снежной пеленоюТень жизни внутренней слышна,И, с камней падая, с волноюПерекликается волна.22 ноября 1861Царское СелоВ Севастополе
Здесь есть святыня, русская святыня,Великих жертв, великой скорби край,Но торжеством вещественным, гордыня,Пред скорбью сей себя не величай.Богатыря на поединок честныйРасчетливый враг вызвать не посмел,На одного клич поднял повсеместныйИ на него ордами полетел.Насильством враг венчал свою гордыню,Над камнями победу одержал,Он разгромил бездушную твердыню,Но русский дух в паденьи устоял.Здесь понесла свой тяжкий крест Россия;Но этот крест – сокровище для нас;Таятся в нем страданья нам родные;Страдал и Тот, Кто мир страданьем спас.Сей крест облит великодушной кровью,Прославлен он духовным торжеством,И перед ним с сыновнею любовьюСклоняемся мы набожным челом.Целуем мы сии святые раны,Живые мощи доблестных бойцов;И пепел сей, и мертвые курганыКрасноречивей всех похвальных слов.На нас от сих развалин скорбью веет,Но мужеством воспламеняет грудь,И молча путник здесь благоговеет,И падших он дерзнет ли упрекнуть?Нет, не кладбище здесь народной славы:Из камней сих в сияньи восстаетАлтарь любви нетленный, величавый,Отечества святыня и кивот.Из рода в род помянем эти бои,Вас, мученики, жертвы злой судьбы,Вас, павшие, как падают героиВ последний час отчаянной борьбы.Тень и твою, наш Царь многострадальный,Встречаем мы средь славных сих могил,Отселе грудь твою осколок дальныйГлубокой язвой смертно поразил.Здесь за тебя и за Россию палиБойцы, которых Бог к себе призвал;Под жгучей болью доблестной печалиИ ты за них и за Россию пал.Ты лепту внес в кровавую годину,Твой каждый день был беспощадный бой,И тихий одр, где встретил ты кончину,Царь-богатырь, был Севастополь твой.Здесь при тебе чета твоих героев,С Корниловым Нахимов и при нихВесь светлый лик христолюбивых воев,Которых прах лежит у стен родных.Мир вам с небес, вам, труженикам битвы,С венцом терновым славы на челе,Вам вечные и память, и молитвыВ сердцах родных и на родной земле!А ты, могучий град, – теперь обломки,Свои преданья набожно храни,И тризною достойною потомкиОтпразднуют развалины твои!Октябрь 1867Из Царского Села в Ливадию
Осенью 1871 года
Посвящается Елисавете Дмитриевне Милютиной
Смотрю я вашим Аюдагом,В берлоге, как медведь, сижу,Иль медленно, медвежьим шагомВ саду пустынном я брожу.Но, как медведю, ради скукиСосать мне лапу не под стать:Мои так исхудали руки,Что в них уж нечего сосать.И ум, и сердце исхудали;Побит морозом жизни цвет.Того, которого вы знали,Того уж Вяземского нет.Есть разве темное преданьеО светлой некогда судьбе,На хладном гробе начертанье,Поминки по самом себе.Там, где сияньем, вечно новым,Ласкается к вам южный день,Вы помяните добрым словомМою тоскующую тень.1871Александр Сергеевич Пушкин
1799–1837
К портрету Жуковского
Его стихов пленительная сладостьПройдет веков завистливую даль,И, внемля им, вздохнет о славе младость,Утешится безмолвная печальИ резвая задумается радость.Май 1818Возрождение
Художник-варвар кистью соннойКартину гения чернит.И свой рисунок беззаконныйНад ней бессмысленно чертит.Но краски чуждые, с летами,Спадают ветхой чешуей;Созданье гения пред намиВыходит с прежней красотой.Так исчезают заблужденьяС измученной души моей,И возникают в ней виденьяПервоначальных, чистых дней.1819Узник
Сижу за решеткой в темнице сырой.Вскормленный в неволе орел молодой,Мой грустный товарищ, махая крылом,Кровавую пищу клюет под окном,Клюет, и бросает, и смотрит в окно,Как будто со мною задумал одно.Зовет меня взглядом и криком своимИ вымолвить хочет: «Давай, улетим!Мы вольные птицы; пора, брат, пора!Туда, где за тучей белеет гора,Туда, где синеют морские края,Туда, где гуляем лишь ветер… да я!..»1822Демон
В те дни, когда мне были новыВсе впечатленья бытия —И взоры дев, и шум дубровы,И ночью пенье соловья —Когда возвышенные чувства,Свобода, слава и любовьИ вдохновенные искусстваТак сильно волновали кровь, —Часы надежд и наслажденийТоской внезапной осеня,Тогда какой-то злобный генийСтал тайно навещать меня.Печальны были наши встречи:Его улыбка, чудный взгляд,Его язвительные речиВливали в душу хладный яд.Неистощимой клеветоюОн провиденье искушал;Он звал прекрасное мечтою;Он вдохновенье презирал;Не верил он любви, свободе;На жизнь насмешливо глядел —И ничего во всей природеБлагословить он не хотел.1–8 декабря 1823К морю
Прощай, свободная стихия!В последний раз передо мнойТы катишь волны голубыеИ блещешь гордою красой.Как друга ропот заунывный,Как зов его в прощальный час,Твой грустный шум, твой шумпризывныйУслышал я в последний раз.Моей души предел желанный!Как часто по брегам твоимБродил я, тихий и туманный,Заветным умыслом томим!Как я любил твои отзывы,Глухие звуки, бездны гласИ тишину в вечерний час,И своенравные порывы!Смиренный парус рыбарей,Твоею прихотью хранимый,Скользит отважно средь зыбей:Но ты взыграл, неодолимый,И стая тонет кораблей.Не удалось навек оставитьМне скучный, неподвижный брег,Тебя восторгами поздравитьИ по хребтам твоим направитьМой поэтической побег!Ты ждал, ты звал… я был окован;Вотще рвалась душа моя:Могучей страстью очарован,У берегов остался я…О чем жалеть? Куда бы нынеЯ путь беспечный устремил?Один предмет в твоей пустынеМою бы душу поразил.Одна скала, гробница славы…Там погружались в хладный сонВоспоминанья величавы:Там угасал Наполеон.Там он почил среди мучений.И вслед за ним, как бури шум,Другой от нас умчался гений,Другой властитель наших дум.Исчез, оплаканный свободой,Оставя миру свой венец.Шуми, взволнуйся непогодой:Он был, о море, твой певец.Твой образ был на нем означен,Он духом создан был твоим:Как ты, могущ, глубок и мрачен,Как ты, ничем неукротим.Мир опустел… Теперь куда жеМеня б ты вынес, океан?Судьба людей повсюду та же:Где благо, там уже на стражеИль просвещенье, иль тиран.Прощай же, море! Не забудуТвоей торжественной красыИ долго, долго слышать будуТвой гул в вечерние часы.В леса, в пустыни молчаливыПеренесу, тобою полн,Твои скалы, твои заливы,И блеск, и тень, и говор волн.1824К***
Я помню чудное мгновенье:Передо мной явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.В томленьях грусти безнадежной,В тревогах шумной суеты,Звучал мне долго голос нежный,И снились милые черты.Шли годы. Бурь порыв мятежныйРассеял прежние мечты,И я забыл твой голос нежный,Твои небесные черты.В глуши, во мраке заточеньяТянулись тихо дни моиБез божества, без вдохновенья,Без слез, без жизни, без любви.Душе настало пробужденье:И вот опять явилась ты,Как мимолетное виденье,Как гений чистой красоты.И сердце бьется в упоенье,И для него воскресли вновьИ божество и вдохновенье,И жизнь, и слезы, и любовь.<19 июля 1825>19 октября
Роняет лес багряный свой убор,Сребрит мороз увянувшее поле,Проглянет день как будто поневолеИ скроется за край окружных гор.Пылай, камин, в моей пустынной келье;А ты, вино, осенней стужи друг,Пролей мне в грудь отрадное похмелье,Минутное забвенье горьких мук.Печален я: со мною друга нет,С кем долгую запил бы я разлуку,Кому бы мог пожать от сердца рукуИ пожелать веселых много лет.Я пью один; вотще воображеньеВокруг меня товарищей зовет;Знакомое не слышно приближенье,И милого душа моя не ждет.Я пью один, и на брегах НевыМеня друзья сегодня именуют…Но многие ль и там из вас пируют?Еще кого недосчитались вы?Кто изменил пленительной привычке?Кого от вас увлек холодный свет?Чей глас умолк на братской перекличке?Кто не пришел? Кого меж вами нет?Он не пришел, кудрявый наш певец,С огнем в очах, с гитарой сладкогласной:Под миртами Италии прекраснойОн тихо спит, и дружеский резецНе начертал над русскою могилойСлов несколько на языке родном,Чтоб некогда нашел привет унылыйСын севера, бродя в краю чужом.Сидишь ли ты в кругу своих друзей,Чужих небес любовник беспокойный?Иль снова ты проходишь тропик знойныйИ вечный лед полунощных морей?Счастливый путь!.. С лицейского порогаТы на корабль перешагнул шутя,И с той поры в морях твоя дорога,О, волн и бурь любимое дитя!Ты сохранил в блуждающей судьбеПрекрасных лет первоначальны нравы:Лицейский шум, лицейские забавыСредь бурных волн мечталися тебе;Ты простирал из-за моря нам руку,Ты нас одних в младой душе носилИ повторял: «На долгую разлукуНас тайный рок, быть может, осудил!»Друзья мои, прекрасен наш союз!Он как душа неразделим и вечен —Неколебим, свободен и беспеченСрастался он под сенью дружных муз.Куда бы нас ни бросила судьбина,И счастие куда б ни повело,Все те же мы: нам целый мир чужбина;Отечество нам Царское Село.Из края в край преследуем грозой,Запутанный в сетях судьбы суровой,Я с трепетом на лоно дружбы новой,Устав, приник ласкающей главой…С мольбой моей печальной и мятежной,С доверчивой надеждой первых лет,Друзьям иным душой предался нежной;Но горек был небратский их привет.И ныне здесь, в забытой сей глуши,В обители пустынных вьюг и хлада,Мне сладкая готовилась отрада:Троих из вас, друзей моей души,Здесь обнял я. Поэта дом опальный,О Пущин мой, ты первый посетил;Ты усладил изгнанья день печальный,Ты в день его Лицея превратил.Ты, Горчаков, счастливец с первых дней,Хвала тебе – фортуны блеск холодныйНе изменил души твоей свободной:Все тот же ты для чести и друзей.Нам разный путь судьбой назначен строгой;Ступая в жизнь, мы быстро разошлись:Но невзначай проселочной дорогойМы встретились и братски обнялись.Когда постиг меня судьбины гнев,Для всех чужой, как сирота бездомный,Под бурею главой поник я томнойИ ждал тебя, вещун пермесских дев,И ты пришел, сын лени вдохновенный,О Дельвиг мой: твой голос пробудилСердечный жар, так долго усыпленный,И бодро я судьбу благословил.С младенчества дух песен в нас горел,И дивное волненье мы познали;С младенчества две музы к нам летали,И сладок был их лаской наш удел:Но я любил уже рукоплесканья,Ты гордый пел для муз и для души;Свой дар как жизнь я тратил без вниманья,Ты гений свой воспитывал в тиши.Служенье муз не терпит суеты;Прекрасное должно быть величаво:Но юность нам советует лукаво,И шумные нас радуют мечты…Опомнимся – но поздно! и унылоГлядим назад, следов не видя там.Скажи, Вильгельм, не то ль и с нами было,Мой брат родной по музе, по судьбам?Пора, пора! душевных наших мукНе стоит мир; оставим заблужденья!Сокроем жизнь под сень уединенья!Я жду тебя, мой запоздалый друг —Приди; огнем волшебного рассказаСердечные преданья оживи;Поговорим о бурных днях Кавказа,О Шиллере, о славе, о любви.Пора и мне… пируйте, о друзья!Предчувствую отрадное свиданье;Запомните ж поэта предсказанье:Промчится год, и с вами снова я,Исполнится завет моих мечтаний;Промчится год, и я явлюся к вам!О сколько слез и сколько восклицаний,И сколько чаш, подъятых к небесам!И первую полней, друзья, полней!И всю до дна в честь нашего союза!Благослови, ликующая муза,Благослови: да здравствует Лицей!Наставникам, хранившим юность нашу,Всем честию, и мертвым и живым,К устам подъяв признательную чашу,Не помня зла, за благо воздадим.Полней, полней! и сердцем возгоря,Опять до дна, до капли выпивайте!Но за кого? о други, угадайте…Ура, наш царь! так! выпьем за царя.Он человек! им властвует мгновенье.Он раб молвы, сомнений и страстей;Простим ему неправое гоненье:Он взял Париж, он основал Лицей.Пируйте же, пока еще мы тут!Увы, наш круг час от часу редеет;Кто в гробе спит, кто дальный сиротеет;Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;Невидимо склоняясь и хладея,Мы близимся к началу своему…Кому ж из нас под старость день ЛицеяТоржествовать придется одному?Несчастный друг! средь новых поколенийДокучный гость и лишний, и чужой,Он вспомнит нас и дни соединений,Закрыв глаза дрожащею рукой…Пускай же он с отрадой хоть печальнойТогда сей день за чашей проведет,Как ныне я, затворник ваш опальный,Его провел без горя и забот.10–20 октября 1825






