- -
- 100%
- +
Волосы на затылке Ждана встали дыбом. "Метил самку". Она пахла им. Жданом.
– И что ты… что ты ответила? – голос его сел.
Любава посмотрела на него с детской, идиотской виной.
– Я испугалась, Ждан. Я думала, если назову имя сильного воина, он уйдет. Я сказала: "Ждан! Я Жданова!". Я кричала твое имя, чтобы он знал, что у меня есть защитник!
Она ждала похвалы. Ждала, что он оценит её веру.
Но Ждан чувствовал лишь, как ледяной ком падает в желудок. Она сдала его. Сама того не понимая, она указала чудовищу цель.
– А он? – сухо спросил Ждан, отнимая руки.
– Зарычал, – Любава всхлипнула. – Зарычал, будто ему больно стало. Или противно. Ударил лапой по земле – аж дрогнуло всё. Плюнул пеной мне в подол… и ушел в чащу. Бросил меня, как… как падаль.
Она снова попыталась обнять его, ища защиты от пережитого кошмара, но Ждан на мгновение заколебался.
В лесу бродил монстр, который спрашивал имена. И теперь он знал имя Ждана. Это был не просто зверь-людоед. Это был разумный враг, и он получил наводку.
– Вставай, – жестко сказал он, поднимая её рывком. – Уходим. Микула, бери её на седло. И глаз с нее не спускать.
Вдова повисла на его руках, ноги не держали её. Микула и еще один гридь подхватили обмякшее тело женщины.
Ждан остался стоять, глядя в темную чащу леса, откуда веяло могильным холодом. Он чувствовал на себе чей-то взгляд. Тяжелый, оценивающий. Взгляд того, кому теперь известно его имя. Охота началась, и, кажется, дичью в ней будет не зверь.
Глава 7. Мертвая шерсть
Голоса дружинников и всхлипы Любавы стихли вдалеке. Отряд поднимался на дорогу к коням. Ждан остался в ложбине один.
Он специально задержался. Ему нужно было "послушать" землю без постороннего шума. Страх Любавы был липким и заразным, но Ждан был хищником иного сорта – он привык верить не бабьим сказкам, а глазам и рукам.
Он опустился на корточки у того места, где только что билась в истерике вдова. Взгляд его скользил по вывороченным корням ели, по влажному мху.
– Огромный, говоришь… – пробормотал он себе под нос.
Следы были. И они говорили о многом.
В том месте, где, по словам Любавы, зверь "встал на задние лапы", земля была продавлена так, будто сюда упали каменные жернова. Мох был содран до черной грязи, глубокие борозды от когтей уходили в почву на ладонь глубиной. Никакой медведь, даже шатун, не имеет такого веса и такой злобы. Зверь вгонял когти в землю не для опоры, а от ярости.
Внимание Ждана привлекло что-то белое, застрявшее в трещине старой еловой коры – как раз на уровне груди взрослого мужчины. Высоко. Слишком высоко для обычного волка.
Он протянул руку в кожаной перчатке и осторожно подцепил находку.
Это был пучок шерсти. Но какой!
Ждан стянул зубами перчатку с правой руки, чтобы почувствовать материал кожей.
Шерсть была белой, но без того желтоватого живого оттенка, который бывает у зверей. Белая, как вываренная кость. И жесткая.
Он покатал волоски между пальцами. Они не гнулись, они пружинили. Толстые, грубые, похожие на тонкую проволоку или на щетину старого, больного вепря.
– Странно… – шепнул он. У волка подшерсток мягкий, чтобы греть зимой. У этой твари шкура была словно сплетена из жил.
Затем он поднес пучок к лицу и втянул носом воздух.
Ждан ожидал почувствовать резкий, аммиачный дух псарни, мускус дикого зверя, запах мокрой шерсти. Так пахнет любой хищник в лесу.
Но от белого клока пахло иначе.
От него несло сырым подвалом. Гнилой листвой, которая слежалась на дне ямы. И холодной, жирной глиной.
Так пахнет в свежевырытой могиле. Так пахнет земля, которую кидают на крышку гроба.
Запах смерти. Не той, что "убили и съели", а той, что "умерло и ходит".
Ждан скривился и спрятал пучок в маленький кожаный кисет на поясе, крепко затянув шнурок, чтобы не касаться этой гадости лишний раз.
Выводы складывались скверные. Князь может не поверить в говорящих зверей, но следопыт поверит носу.
Существо не было живым в привычном смысле. В нем не было тепла. И оно знало его имя.
Ждан встал, отряхивая колено от грязи. Лес вокруг казался теперь не просто чащей, а склепом, у которого забыли закрыть дверь.
– Вовкулак, – произнес он вслух древнее слово, которое раньше считал страшилкой для детей. – Мертвая шкура на живой злобе.
Он положил ладонь на рукоять меча, проверяя, легко ли тот ходит в ножнах. Железо против могильного духа. Хватит ли этого? Ждан не знал. Но знал другое: за эту находку князь спросит строго, а за имя, названное вдовой, спросит уже сам Зверь.
Он развернулся и быстро зашагал к тракту, не оглядываясь. Чувство, что белая жесткая шерсть в кисете прожигает кожу через ткань, не отпускало его до самого города.
Глава 8. Княжеский гнев
Княжеская гридница встретила Ждана запахом дыма и жареного мяса, но атмосферы праздника не было и в помине. Тишина была густой, напряженной. За длинными столами сидели старейшины, сотники и доверенные мужи, и лица у них были такие, словно они хоронили родного брата.
В углу, на почетном месте, сидел жрец Велеса, старый волхв в серой робе. Он не пил и не ел, только перебирал костяные обереги на шее, тихо бормоча под нос.
Ждан вошел, стуча подкованными сапогами по деревянному настилу. Он всё еще был в дорожной грязи, даже плащ не скинул – знак того, что дело не терпит отлагательств.
Любаву уже увели в женские покои терема; знахарки отпаивали её отварами, чтобы унять дрожь. Сейчас здесь был мужской разговор.
– Говори, – глухо бросил Князь, не отрывая взгляда от кубка с вином. – Вдову ты привез, это добро. А с ворогами что?
Ждан прошел к княжескому столу, остановился в почтительном, но гордом отдалении.
– Нет там ворогов, княже, в людском обличье. И коней следов нет, кроме наших и купеческих.
– А кто есть? – подался вперед воевода Свенельд.
Ждан молча достал из пояса кожаный кисет, развязал шнурок и вытряхнул содержимое на столешницу, прямо перед Князем, рядом с блюдом вареной баранины.
Белый пучок жесткой, проволочной шерсти лег на дерево, словно чужеродный нарост.
В гриднице стало еще тише. Волхв в углу резко замолчал и вытянул шею.
Князь взял клок двумя пальцами, поднес к свету свечи.
– Вепрячья? – спросил он с надеждой, которой сам не верил.
– Пощупай, княже, – сказал Ждан. – И понюхай.
Князь сжал шерсть. Поморщился от жесткости. Понюхал. И отбросил пучок на стол, словно тот был ядовит. Он вытер пальцы о скатерть с нескрываемым отвращением.
– Мертвечина, – прорычал Князь. – Склепом тянет.
Волхв поднялся со своего места. Подошел, шаркая. Взглянул на шерсть, но касаться не стал. Ткнул посохом в пол.
– Волколак, – прокаркал старик. Голос у него был скрипучий, как несмазанная петля. – Зверь, что из навьего мира приходит. Не живой и не мертвый. Сила в нем десяти медведей, а злоба – человечья. Он не ест, чтоб насытиться. Он ест, чтоб кровь теплую чуять.
Ропот пробежал по столам. Воины крестились, кто верил в Христа, и плевали через плечо, кто чтил старых богов. Слово было произнесено.
Князь ударил кулаком по столу так, что кубки подпрыгнули.
– Волколак, упырь, леший – мне плевать! – рявкнул он, и шепот смолк. – У меня обоз разбит. Десяток добрых воинов – в фарш. Торговый путь на Полоцк стоит, купцы нос сунуть боятся. Если слух пойдет, что Смоленск зверя прогнать не может – нам ни греки, ни варяги дани не дадут, а только насмех поднимут!
Он встал, нависая над столом. Его лицо пошло красными пятнами ярости.
– Не дело это – байки слушать. Зверь есть зверь. Его можно загнать, проткнуть и шкуру снять. И ты, Ждан, – он упер палец в грудь героя, – ты это сделаешь.
– Я, княже? – Ждан выгнул бровь. – Для охоты есть псари. Я мечом машу.
– Ты бабу эту знаешь как облупленную. Она на тебя смотрит как собачонка. Если зверь её не убил, а лишь пометил… значит, она ему нужна была зачем-то. А теперь и ты в деле завязан.
Князь не знал про разговор Любавы со зверем, но чутье правителя не подвело его.
– Берешь столько людей, сколько надо. Серебра из казны дам на железо, на сети, на ворожбу – что попросишь. Но чтоб голову этой твари я увидел здесь, на этом столе. Или, – голос его стал вкрадчивым, – я твою голову на кол посажу за нерадение. Понял?
Ждан почувствовал, как петля затягивается. Выбора не было. Паника на торговом пути била по карману всех, и его тоже.
– Сделаю, княже. Только не людьми тут брать надо. Тут хитростью. Шерсть эта… она не простая. И вдова видела не зверя, а демона.
– Убей демона, – отрезал Князь, садясь обратно. – А шкуру жрецу отдашь, пусть бубен обтянет. Ступай.
Ждан сгреб белую шерсть обратно в кисет. Это был теперь его единственный след.
Выходя из гридницы, он чувствовал на спине взгляд волхва – тяжелый и недобрый, будто старик знал больше, чем сказал.
В голове крутилась мысль: "Найти тварь. Легко сказать. Как найти того, кто пахнет землей, в лесу, который весь из земли и состоит?".
Задача перешла в разряд "сдохни или сделай". Именно так, как любил Ждан. Только на этот раз на кону стояли не монеты, а сама жизнь.
Глава 9. Шёпот улиц
Смоленск гудел. Слух о разбитом обозе разлетелся быстрее ветра. На торжище было не протолкнуться, но торговля шла вяло: купцы больше судачили, сбившись в кучки, чем нахваливали товар.
Ждан шел сквозь толпу, опустив капюшон простой суконной свитки. Дружинный плащ остался дома. Здесь, среди простого люда и заезжих бродяг, лучше было быть серой тенью, ухом без имени.
Он завернул в первую корчму у ворот – грязное место, где подавали дешевое пиво и кашу с салом. Дым от очага ел глаза. За дальним столом шумела ватага новгородских ушкуйников.
– Говорю тебе, берсерки это! – орал рыжий верзила, стуча кружкой. – Нажрутся своих грибов и прут напролом. Им что железо, что кости – всё едино. Рвут голыми руками!
– Брешешь, – сплевывал его сосед. – Какие берсерки? Там следов сапог нет. Леший лютует. Год неурожайный, жертв мало приносили, вот Хозяин Леса и берет дань мясом.
Ждан поморщился. "Леший… Берсерки… Пустобрехи". Ни те, ни другие не оставляют белой проволочной шерсти и не ведут светских бесед с вдовами.
Он двинулся дальше, к рядам кожевников и охотников. Эти люди лес знают лучше пьяниц.
У прилавка со шкурами стоял старый зверолов, продававший беличьи связки. Вокруг него собрались зеваки.
– Да не волк это был, говорю вам! – шамкал старик. – Волк след путает, петляет. А этот шел прямо, как стрела. Тяжелый. Ветку толщиной с руку ломал, не замечая. И воем не пугал. Тишина за ним шла. Мертвая.
"Это уже ближе", – отметил про себя Ждан. – "Но всё равно – вода".
Он шел дальше, прислушиваясь к обрывкам фраз, к пьяному бреду, к испуганному шепоту баб. Искал зацепку, что-то необычное, что выбивалось бы из привычных страшилок.
Уже вечером, забрев в дальний угол посада, где жили бортники и ткачи, он услышал то, что заставило его замедлить шаг.
У колодца стояли две бабы с ведрами, судачили, опасливо оглядываясь. Ждан сделал вид, что чинит ремешок сапога у плетня рядом.
– …А я тебе говорю, Марфа, нечисто там, – шептала одна, молодая, курносая. – Вчера ночью выхожу до ветру, а по крыше у "сестёр" кто-то скачет.
– Кот, поди, – отмахнулась вторая.
– Ага, кот! Рыжий такой, здоровенный, с теленка размером! Хвостом махнул – и в трубу, почитай, сиганул. Или в слуховое окно. Тень только мелькнула, а глаза – как угли.
– Свят-свят… – перекрестилась Марфа. – Опять ты про этих "сестёр" плетешь. Нормальные девки, смирные, вышивают златом, никому зла не делают.
– Смирные… – фыркнула первая. – А мужиков к ним шастает по ночам немерено, а никто не выходит. И плач оттуда слышно бывает. Скулеж такой, тоненький, аж сердце стынет. Говорят, они мужей чужих приваживают, а потом… того. Рыжие тени их забирают.
Ждан выпрямился.
"Рыжие тени… Плач… И тени на крышах".
Это не вязалось с белым гигантом-убийцей. Или вязалось?
Князь велел найти "тварь". Вовкулак – это оборотень. А оборотни редко живут поодиночке. Если в лесу бесчинствует огромный Белый, то, может, в городе у него лежбище? "Сестры", к которым ходят мужики, но не возвращаются? "Рыжая тень" размером с теленка?
Волки бывают рыжими. Бывают бурыми.
В голове щелкнуло. Он искал след Зверя в лесу, а Зверь мог греться под боком, в теплом срубе, притворяясь безобидным "смирным" цехом ремесленниц.
– Где живут эти ваши… сёстры? – глухо спросил он, выходя из тени.
Бабы взвизгнули, расплескав воду.
– Ой, ты кто такой?!
– Дружинник, – Ждан откинул полу свитки, показывая рукоять меча. – Говори. Где дом?
– Д-да там, у оврага, за гончарными печами, – заикаясь, ткнула пальцем Марфа. – Терем у них высокий, ставни резные… Только не ходи туда, мил человек. Дурное место.
– Разберусь, – бросил Ждан.
Он шагнул в переулок, запоминая дорогу. Это была тонкая ниточка, возможно – гнилая, но это было лучше, чем пьяный бред про леших. Рыжие тени в городе и белые убийцы на дороге.
«Если это стая,» – подумал Ждан, – «то я найду их логово и выкурю дымом. Начну с этих рыжих сук».
Детективное колесо заскрипело, сдвигаясь с мертвой точки. Ждан чувствовал запах добычи.
Глава 10. Тень на крыше
На следующий день Ждан нашел Микулу у конюшен. Тот чистил скребницей своего коня, угрюмо глядя в одну точку. Вокруг кипела жизнь – конюхи таскали овес, ржали жеребцы, – но Микула выглядел так, словно его пыльным мешком по голове ударили.
Ждан подошел сзади, хлопнул друга по плечу. Микула вздрогнул, уронил скребницу.
– Ты чего дерганый такой? – нахмурился Ждан. – В лесу штаны не замочил, а тут от руки шарахаешься?
Микула поднял на него глаза. В них было что-то, что Ждану не понравилось. Тревога, смешанная с нездоровым, лихорадочным блеском.
– Ждан… Я тебя искал, – Микула понизил голос, озираясь по сторонам, чтобы конюхи не услышали. – Ты вчера про дом тех девок на посаде спрашивал у дозорных. Я слышал.
– Спрашивал, – кивнул Ждан, прислоняясь к столбу. – Бабы на колодце трепались про рыжих теней. Думаю наведаться. А что, ты там был? Мёд пил?
Микула покачал головой. Он вытер руки о фартук, подошел вплотную.
– Не пил. Но видел. Я этой ночью в дозоре стоял на южной вышке. Оттуда этот дом как на ладони, хоть и далеко. Луна полная была, светила ярко…
Он сглотнул, облизав пересохшие губы.
– Ждан, это не бабьи сказки. Я клянусь Велесом, я видел. К крыше подошла тень. По стене вверх полезла – как кошка, цепляясь за бревна. Только здоровая, Ждан. Больше человека. Хвост – вот такой толщины, рыжий, пушистый.
– Лиса? – Ждан сощурился.
– Лиса! Огромная, мать её, лиса! – зашептал Микула горячо. – Она запрыгнула на конек крыши, постояла там… А потом – раз! – и в окно слуховое юркнула. Прямо в дом. И ставни за собой изнутри захлопнула. Как человек.
Ждан молчал, переваривая. Гигантская лиса, закрывающая ставни.
Это не вязалось с белой проволочной шерстью и тяжелым зверем, давившим землю. Но это точно были они – нечисть.
– А потом? – спросил он.
– А потом, минут через пять, в горнице свет зажгли. И тень в окне мелькнула. Девичья. Расчесывалась она. Понимаешь? Зверь вошел – девка вышла. Оборотни это, Ждан. Гнездо у них там.
Микула схватил Ждана за локоть.
– Может, это они и есть? Те, что вдову твою драли? Вовкулак – он ведь любой облик принять может, хоть волка, хоть лиса. Вдруг это их матка? Или разведчик? Мы тут головы ломаем, в лесу ищем, а они под боком живут, жируют!
Логика была железной для человека того времени. Нечистая сила держалась вместе. Если в городе есть оборотни-лисы, они наверняка знают про оборотней-волков. Или это одни и те же твари.
«Разведчики», – подумал Ждан. – «Хитрые рыжие бестии. Может, они вынюхивают для Белого Волка добычу? Метают взгляд на богатые обозы, а потом сигнал в лес дают?»
Эта версия нравилась Ждану гораздо больше, чем бесцельное прочесывание чащи.
– Ты прав, брат, – Ждан сжал плечо друга. – Если это гнездо, мы его разворошим. Князю пока рано докладывать – засмеет, если пустую хату штурмом возьмем. Сами проверим. Тихо.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.






