Слово

Первым к психологу пожаловал Кайл. Генри предложил ему присесть на один из диванов, сам сел на другой. В руках у него лежала тетрадь с заметками, её страницы хранили множество историй. Мальчик чуть сгорбился, сжав ладони на коленях, отсутствующий взгляд устремлён в пол.

– Итак, – начал Генри. – есть ли у тебя какие-то вещи, о которых ты бы хотел со мной поговорить? Может, тебя что-то беспокоит в последнее время?

Кайл долго молчал, психолог не торопил его.

– Я… – наконец выдавил Кайл, но тут же замолчал и поперхнулся, будто слова застряли в горле.

Генри терпеливо ждал, не сводя с мальчика глаз. Сейчас его взгляду, в основном, представала игра бликов и теней на волосах и плечах пациента.

– Порой мне кажется, что меня ненавидят все люди вокруг. Я и сам себя иногда ненавижу.

Кажется, Генри тоже стало больно от этих слов. «Вы слишком близко принимаете к сердцу дела своих пациентов». – услышал он в своей голове слова Стивена. Генри ничего не мог с этим поделать, ведь как же иначе? Дети не говорят такое без причины.

– Кайл, – мягко произнёс психолог. – Расскажи, пожалуйста, почему ты так думаешь?

Мальчик наконец поднял глаза, но тут же снова их опустил.

– Все в школе смеются надо мной. Родители не обращают внимания. Папа и вовсе часто бил меня за это… Говорил, что я не должен быть таким «слабаком». Даже здесь, в больнице, я чувствую себя чужим.

Плохо, когда ребёнок в депрессии. Ещё хуже – когда причиной её возникновения является его же семья.

– Генри сделал в тетради короткую заметку ровным, уверенным почерком.

– Насколько мне известно, с твоими родителями сейчас должны работать службы защиты детей?

– Вот именно. – закончил свою мысль Кайл. – Я уже знаю, что попаду в приют. Когда мы виделись в последний раз… Я имею в виду – с мамой и папой – они кричали на меня… Говорили, что я сам во всём виноват. – на этих словах он закрыл лицо руками и расплакался. – Я думаю… Если бы я тогда не взял в руки нож… Если бы не был таким слабым…

Генри молча встал, подошёл к столу и достал из ящика упаковку салфеток. Вернулся, протянул Кайлу. Мальчик кивнул и взял одну, чтобы вытереть слёзы. Генри сел на прежнее место.

– Знаешь, что я об этом думаю? – спросил он. – Не как психолог. Не как взрослый и очень умный дядька. Как самый обычный человек?

– Да? – спросил Кайл, сминая салфетку в руках.

– Я не думаю, что во всём этом виноват ты. Наоборот: в данный момент я вижу перед собой замечательного ребёнка, который просто не заслуживает всех тех трудностей, что он уже пережил. И… – Генри задумался, подбирая слова. – Вот, ты говоришь, что тебя все ненавидят, так?

Кайл кивнул и сжал губы, пытаясь сдержать очередной поток слёз.

– Но я, например, никакой ненависти к тебе не испытываю. У меня даже в мыслях ничего подобного нет. Выходит, что всё-таки не все. Ведь так?

Кайл снова кивнул, но на этот раз – менее уверенно.

– Н-но ребята в школе… – начал он, однако заканчивать отчего-то не стал.

– Дети бывают жестокими. – сказал Генри. – И с этим, увы, ничего не поделать. Однако это вовсе не значит, что ты должен ненавидеть себя из-за них.

– Но они правы… Я действительно слабый. Не могу постоять за себя, не могу защититься от их насмешек. Даже от отца не могу защититься.

Генри наклонился чуть вперёд, чтобы быть ближе к мальчику.

– А я так не думаю. Я вижу перед собой крепкого духом человека. Потому, что чтобы пережить это всё – надо иметь немало смелости и сил.

Кайл удивлённо поднял глаза на психолога и нахмурился, словно впервые услышав такие слова о себе.

– Сильного? – переспросил он с недоверием. – Но как же… Я ведь даже не могу дать отпор тем, кто меня обижает.

Генри мягко улыбнулся.

– Сила не всегда проявляется в кулаках, Кайл. Твоя способность выжить в подобной ситуации – это уже проявление огромной внутренней силы. И то, что ты нашёл в себе смелость поделиться этим со мной – говорит больше, чем любые слова.

Мальчик снова опустил взгляд.

– Не знаю… Я же пытался покончить с собой… Не похоже это на сильного человека.

– Кайл, – тихо произнёс психолог. – то, что ты пытался сделать, говорит не о слабости, а о том, насколько тебе больно. Когда человек испытывает такую боль, что не может её вынести, он ищет любой подходящий выход. Это не делает тебя слабым. Ты просил о помощи, но никто этих просьб не услышал. И тогда ты решил показать своё состояние окружающим через действия… Конечно, спорить не буду – в них и впрямь нет ничего хорошего, но… Затем я и работаю с тобой. Чтобы помочь тебе пережить это всё и никогда больше не повторять.

Кайл резко поднял голову, раскрыл глаза, открыл рот… Но ничего так и не сказал. Чуть меньше, чем через пару секунд, его лицо расслабилось, однако во взгляде что-то вдруг изменилось. Что важнее: он больше не плакал. Генри помолчал немного вместе с ним, выпрямился.

– Знаешь, многие люди сталкиваются с мыслями о том, чтобы в один страшный день просто взять, и всё прекратить. Но они находят в себе смелость жить дальше. И ты нашёл. Ты здесь, ты разговариваешь со мной, а это уже своего рода победа.

Кайл опять опустил голову и сжал салфетку в кулаке.

– Мне нужно… Подумать об этом. – сказал он, не поднимая взгляда.

– Ты хочешь уйти? – поинтересовался Генри.

Мальчик помолчал недолго, потом покачал головой, кивая.

– Да. Но я вернусь… В другой день.

Генри на секунду допустил мысль о том, что, возможно, слишком сильно надавил на Кайла. Однако, услышав последние слова, быстро понял, что мальчику действительно нужно как следует всё переосмыслить.

– Конечно, – согласился Генри. – Приходи, когда будешь готов.

Кайл кивнул, встал и медленно вышел из кабинета. Стоило двери со щелчком закрыться, как психолог отложил в сторону тетрадь, закрыл лицо руками и судорожно вздохнул. Так он и просидел некоторое время. Часы на стене тикали размеренно и спокойно, словно пытаясь успокоить бурю эмоций внутри Генри. Он знал, что работа с Кайлом будет непростой. Слишком глубоки раны, слишком сильна боль, которую мальчик так долго носил в себе. Но именно поэтому он и выбрал свою профессию – помогать тем, кто не может справиться сам.

Генри откинулся на спинку дивана и не глядя нащупал рядом с собой ручку и тетрадь. Выпрямился, записал: «ушёл с сеанса в связи с наплывом чувств. Требует особого внимания. Необходима тщательная проработка установок».

В дверь негромко постучали, затем – в дверной проём просунулась макушка Элли. Её бледное лицо, освещённое тусклым светом из-за спины, казалось ещё более грустным, нежели обычно. Генри к тому моменту уже пришёл в себя и сидел за рабочим столом, занимаясь нелюбимой, но не менее важной бумажной работой. Он сразу же поднял голову и в первую очередь обратил внимание на то, что её волосы, обычно собранные в короткий хвост или хотя бы аккуратно приглаженные, сегодня распущены и немного растрёпаны.

– Здравствуйте… – голос тоже звучит как-то необычайно сдержанно, словно каждое слово даётся ей с немалым трудом.

Мелькнула мысль: «что-то произошло?»

– Здравствуй. – Генри положил ручку на стол и поднялся. – Проходи. – рукой указал на два диванчика.

Девушка зашла, аккуратно закрыла за собой дверь и робко проследовала в указанном направлении. Взгляд специалиста невольно зацепился за её колени: на фоне тонких ног, они были похожи на два крупных шарика, словно бы выбивающихся из общей картины. То же самое он мог бы сказать и про её локти. А виною всему – болезнь, которая сжирает своего обладателя не хуже рака – анорексия. Генри сел перед девушкой, снова взялся за тетрадь. Пальцы начали чуть слышно постукивать по обложке. Подумал, отложил тетрадь на столик. Теперь его руки не знали, чем себя занять. Пришлось сложить их вместе.

– Ну, что же… – начал он в привычной своей манере. – О чём мы поговорим сегодня ?

– Есть одна вещь… – Элли замолчала ненадолго. – Но я не хочу, чтобы об этом кто-то знал.

Генри напрягся, однако виду подавать не стал: его лицо так и осталось беспристрастным, только сцепленные пальцы сжались чуть сильней.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно уточнил он, заметно понизив громкость голоса.

– Понимаете… Если медсёстры узнают об этом… Мне будет плохо. – Элли тряслась, как осиновый лист на ветру. Голова вжалась куда-то в плечи, взгляд устремился в пол. – Но я действительно хотела бы поговорить об этом. Мне так стыдно…

Генри оказался перед сложным выбором: с одной стороны – доверие Элли и профессиональная этика, с другой – его обязанности, как сотрудника больницы. Он на секунду прикрыл веки, сделал глубокий вдох, открыл, перевёл взгляд влево от девушки. Безотчётно для самого себя прикусил нижнюю губу.

– Допустим. – наконец произнёс он.

«Ты сделал ужасный выбор…» – твердила совесть, но Генри её больше не слушал.

– И что же… Заставляет тебя чувствовать стыд?

Девушка сглотнула, её руки начали нервно теребить край футболки.

– Бывает… Я иногда… – Элли замялась. К тому моменту Генри уже смотрел на неё и прекрасно видел всё то давление, что распирало её изнутри. – В общем – порой я вызываю у себя рвоту.

«Что ж, базовый случай…» – подумал психолог. – «Анорексия перетекла в булимию10… Плохо».

– Я говорила о том, что меня радует набор веса, но на самом деле это не так. – голос Элли становился всё тише, пока на последнем слове и вовсе не превратился в шёпот. – Я просто не знаю, что мне с этим делать. Я так устала… Мне хочется, чтобы мои родители были счастливы. Хочется поскорее вернуться домой. Но… Эти цифры… Они пугают меня. Они постоянно крутятся в моей голове, понимаете? Сколько я выпила воды, сколько я съела еды, сколько шагов уже прошла, а главное – вес. Это, пожалуй, самая страшная цифра из всех.

Генри спокойно выслушал всё, что рассказала ему Элли. Его лицо оставалось невозмутимым, только в глубине глаз промелькнуло сочувствие. Потом выдержал короткую паузу.

– Элли, – начал Генри. – то, что ты поделилась этим со мной, требует большого мужества. Я ценю твоё доверие.

Девушка подняла глаза, в которых читалась надежда, перемешанная со страхом.

– Но что теперь будет? – её голос дрожал, как тонкий хрусталь, готовый рассыпаться на тысячи мелких осколков. – Вы же обязаны рассказать всё врачам…

– Давай обсудим это вместе. – Генри наклонился чуть вперёд, чтобы быть ближе к пациентке. – Я понимаю твой страх. И я не собираюсь нарушать данное мною же обещание без крайней необходимости. Однако тебе очень важно понимать: то, что ты делаешь, опасно для твоего здоровья. Ты понимаешь это?

Элли дёргано кивнула.

– Хорошо. – психолог кивнул в ответ. – Хорошо, если это действительно так. Врать не стану: мне жаль слышать подобное от тебя, однако это не говорит о том, что всё так уж плохо.

«Это очень плохо…»

– Любое лечение может пойти не по плану, – продолжал Генри. – будь то простуда или рана на пальце. В таких ситуациях важно найти источник проблем, а конкретно: после чего всё пошло не так? Насколько я тебя понял – причиной своих проблем ты считаешь «цифры», так?

Элли снова кивнула на тот же манер.

– Значит, нам сейчас нужно успокоиться и как следует поразмыслить над тем, какой выход мы будем искать из всей этой ситуации. Согласна?

Девушка продолжала кивать.

– Хорошо. Попробуй сейчас опереться спиной о спинку дивана и опустить свои плечи.

Элли последовала словам специалиста, её поза стала более расслабленной.

– Теперь обрати внимание на свою челюсть: она зажата?

– Ну, есть такое чувство… – ответила она.

– Попробуй её расслабить.

И Элли расслабила.

– Теперь – если хочешь, конечно, можешь закрыть глаза.

– Не очень хочется… – призналась она.

– Ничего страшного. – ответил Генри. – Теперь давай немного подышим. Помнишь, как я тебя ещё на первом занятии учил?

– Помню.

– Чудесно.

Некоторое время Генри то поднимал, то опускал свою ладонь, показывая тем самым последовательность и длительность вдохов и выдохов. Прошло пять минут, прежде, чем Элли перестала трястись.

– Прекрасно, теперь можем продолжить наш разговор. Значит, задам тебе один вопрос: допустим, что цифра на весах станет намного выше. Допустим даже, что твой внешний вид сильно изменится. Как думаешь, будет ли это иметь какое-то значение для окружающих тебя людей?

Элли долго молчала, а её взгляд блуждал по кабинету.

– Ну, раньше, когда у меня было ожирение… Надо мной все смеялись. Тыкали пальцами. Говорили, что я ужасно выгляжу и не собираюсь ли похудеть…

Генри отвёл взгляд, вздохнул, перевёл обратно на девушку.

– Ладно, прости. Задам тот же вопрос немного иначе: у тебя есть друзья?

– Да, у меня есть лучшая подруга. Я звоню ей, когда появляется такая возможность и она говорит, что переживает за меня…

– Она общалась с тобой и до того, как ты заболела, правильно?

– Да.

– Как думаешь, она дружит с тобой из-за веса или всё-таки из-за того, каким человеком ты являешься?

– Ну, у нас много общего… Мы часто ночуем вместе и ходим гулять. Дарим открытки на дни рождения и новый год – это у нас традиция такая…

– Отличная традиция, очень хорошая. – Генри кивнул и тепло улыбнулся. – И всё же?

– Она общается со мной потому, что я ей нравлюсь, как личность.

– Вот именно. – мягко произнёс Генри. – А теперь подумай: если бы ты набрала вес, стала бы она меньше тебя ценить? Перестала бы дружить?

Элли на мгновение задумалась, её пальцы перестали теребить край футболки.

– Нет… Наверное, нет. Она всегда говорила, что внешность – это не главное.

– Правильно. – Генри наклонился чуть ближе. – А как насчёт родителей? Они любят тебя за твой вес или за то, что ты – это ты?

– Ну, они… Они всегда говорили, что любят меня. Но когда я была полной, мама часто расстраивалась из-за моего здоровья.

– Понимаю. Но любовь родителей – это всё-таки не про внешность. Это про то, что ты их ребёнок, их частичка.

Психолог сделал короткую паузу, давая девушке осмыслить сказанное.

– Знаешь, Элли, твоё тело – это инструмент, который помогает тебе жить. Ходить, дышать, чувствовать. Оно не идеально, и это нормально. Идеальных людей не существует. Но твоё тело помогает тебе быть здесь и сейчас, разговаривать со мной, слышать звуки, видеть мир.

Элли медленно кивнула, её дыхание стало ровнее.

– А теперь давай поговорим о цифрах: они важны, но они не должны управлять твоей жизнью. Твой вес – всего лишь показатель. И знаешь, что? Даже если он изменится – это не сделает тебя хуже или лучше. Ты останешься той же Элли, с теми же мыслями, чувствами и друзьями.

Девушка слегка улыбнулась, впервые за всю встречу, на её впалых щеках появился лёгкий румянец.

– Ну, может быть… Может быть, вы правы. Но как перестать бояться этих цифр?

– Это процесс, который требует времени. Мы будем работать над этим вместе. Постепенно ты научишься относиться к ним спокойнее. А пока давай договоримся: если тебе вдруг захочется повторить то, что ты… – Генри чуть остановился. – Ну, очистить желудок.

– Я поняла. – сказала Элли.

– Да, так вот, – продолжил психолог. – если тебе опять захочется сделать это – ты попробуешь повторить то, что мы уже сделали здесь. Сядешь куда-то, расслабишься, подышишь. А потом честно скажешь – помогает это тебе или нет. Хорошо?

– Хорошо… – согласилась она.

– Я не стану тебя ругать, кричать, обижать или ещё что-то подобное. Просто, если эта методика тебе не подойдёт – мы будем искать другие варианты. Что-то такое, что окажется достаточно эффективным. Хорошо?

– Хорошо. – Элли кивнула.

– Замечательно. – Генри взглянул на часы. – В таком случае – думаю, на сегодня можем закончить. Как ты смотришь на то, чтобы встретиться снова через пару дней?

– Приду. – коротко ответила она.

– Прекрасно. Тогда можешь идти.

После её ухода Генри взял в правую руку отложенную в сторону тетрадь и повертел ручку в пальцах левой. Снова задумался. «А что написать-то? – спросил он сам у себя. – Пациентка уклоняется от лечения? Да ну… Глупости».

Наконец, Генри взял ручку и начал записывать: «отмечаются навязчивые мысли о весе и еде. Проведена работа с тревожностью и мышечными зажимами, изучены техники релаксации». Он положил тетрадь на столик и снова откинулся на спинку дивана. Теперь его руки были сцеплены менее плотно. Один большой палец постоянно постукивал по второму. В нём боролись два противоречия: частично – Генри жалел о своём обещании ничего никому не рассказывать.

«А если у неё сердце остановится? На чьих плечах будет лежать этот грех? На моих?»

С другой стороны: радовался. Хотя «радость» – это, конечно, сильно сказано. Его успокаивало доверие со стороны Элли: то, что она решилась открыть свою тайну хоть кому-то… И не просто кому-то а именно ему, такому же сотруднику больницы, какими являются и все прочие – выглядит обнадёживающе. «Ну, может быть, ещё не всё потеряно? Она осознаёт пагубное влияние своих действий на здоровье, поэтому и просит о помощи. Не так уж и плохо…»

Часы неумолимо тикали, отсчитывая минуты. Генри сидел, всё глубже погружаясь в мысли. Его взгляд скользил по книжным полкам, задерживаясь на корешках знакомых книг. В кабинете царила тишина, нарушаемая лишь редким шорохом за окном.

Снова раздался стук в дверь.

– Войдите. – сказал Генри.

И тогда зашла Лея.

«Ох, точно!» – спохватился он. За всей этой чередой размышлений Генри забыл, что пригласил её утром.

– Проходи и присаживайся. – он вскочил на ноги и подошёл к рабочему столу, достал пару чистых листов и небольшую упаковку дешёвых цветных карандашей. – Сегодня попробуем с тобой нестандартный подход и порисуем. Согласна?

– Ага! – Лея улыбнулась и бодро кивнула, её глаза засияли от предвкушения.

«Хоть кто-то из них в хорошем настроении…» – подумал он, раскладывая принадлежности на столике слегка дрожащими пальцами.

– Эта методика называется «арт-терапия», – рассказывал Генри, присаживаясь на диван. – она бывает разных форм, но мы будем именно рисовать.

Лея с интересом разглядывала карандаши, перебирая их в руках.

– А что нужно рисовать? – спросила она, беря в руки зелёный карандаш.

– Всё, что захочешь. – ответил Генри, наблюдая за её реакцией. – Главное – не думай о том, правильно это или нет. Просто позволь руке двигаться так, как ей хочется.

Девочка кивнула и начала выводить какие-то узоры на бумаге. Её движения были уверенными, карандаш скользил по листу, оставляя за собой причудливые линии, словно танцуя по белоснежной поверхности.

– Расскажи мне о своих рисунках. – попросил Генри, когда Лея сделала паузу.

– Это лес. – ответила она, указывая на зелёные завитки. – А здесь река. – тонкий синий карандаш прочертил извилистую линию, будто прокладывая путь между деревьями.

– Красиво. – похвалил психолог. – А кто живёт в этом лесу?

Лея на мгновение задумалась, а потом начала добавлять детали: нарисовала маленькие домики между деревьями, животных, птиц… Её карандаш порхал над бумагой, создавая целый мир.

– Вот здесь живёт мой друг Тим. – сказала она, указывая на один из домиков. – А тут – белка, которая любит орешки.

Генри внимательно следил за её рассказом, делая пометки в тетради. Его лицо выражало неподдельный интерес.

– А ты бы хотела жить в таком лесу? – спросил он.

– Да! – с энтузиазмом ответила Лея, её глаза заблестели от восторга. – Там так спокойно и тихо. Никто не кричит и не ругается.

Психолог отметил про себя это замечание, его брови слегка приподнялись.

– Расскажи мне про свой дом, пожалуйста. – попросил он.

Лея на мгновение замерла, а потом снова начала рисовать, но уже более нервно. Её рука дрожала, линии становились неровными, карандаш оставлял прерывистые следы.

– У нас дома… – начала она, но замолчала.

– Всё в порядке. – успокоил Генри. – Ты можешь говорить со мной о чём угодно.

Девочка глубоко вздохнула.

– Иногда папа очень злится. – призналась она тихим голосом. – И тогда все прячутся.

– А ты куда прячешься? – осторожно спросил психолог.

– В свою комнату. – ответила Лея, добавляя к рисунку тёмные тучи над домиками. – И закрываю уши, чтобы не слышать.

Генри почувствовал, как внутри него что-то сжалось, но сохранил спокойный тон.

– Знаешь, иногда взрослые тоже злятся. – сказал он. – Но это не значит, что они перестают любить своих детей.

– Но он кричит так громко! – воскликнула Лея, и в её глазах появились слёзы.

– Я понимаю. – Генри пододвинулся ближе. – Может, попробуем нарисовать, как твой папа выглядит, когда не злится?

Девочка вытерла слёзы и взяла жёлтый карандаш.

– Вот так он улыбается. – сказала она, рисуя улыбающееся лицо рядом с одним из домиков.

– Видишь? – улыбнулся Генри. – Твой папа может быть добрым.

– Да. – согласилась Лея. – Он иногда такой.

Они продолжили рисовать в тишине. Лея добавляла всё новые детали к своему рисунку, а Генри наблюдал за ней, отмечая для себя важные моменты. Когда время сессии подошло к концу, Лея с гордостью показала свой рисунок психологу.

– Мне понравилось рисовать с тобой! – сказала она, собирая карандаши.

– Мне тоже. – искренне ответил Генри. – Спасибо, что поделилась своими мыслями. Придёшь через пару дней?

– Приду! – радостно ответила Лея.

Когда дверь за ней закрылась, он снова сел за стол, устало опустившись в старое кресло и открыл тетрадь. Солнце уже садилось, его лучи пробивались сквозь жалюзи отбрасывая неяркие полоски света на страницы.

«Сессия прошла в формате арт-терапии. Пациентка проявила открытость в обсуждении семейных отношений. Отмечены признаки домашнего насилия (косвенные указания). Рекомендуется продолжить работу в том же направлении, особое внимание уделить вопросам безопасности и эмоциональной поддержки».

Генри отложил тетрадь, потёр глаза и посмотрел в окно. День выдался долгим, но он знал, что каждый шаг, даже самый маленький, приближает его пациентов к выздоровлению. И это давало ему силы работать, несмотря на трудности.

В кабинете становилось прохладно, Генри заканчивал бумажную работу, как вдруг в коридоре раздались громкие звуки: кто-то кричал. Пальцы замерли над документом, он инстинктивно поднял голову и прислушался. Потом встал, приоткрыл дверь и выглянул: санитары вели крайне буйного пациента – он вырывался, ругался, кричал о своих правах. Его голос эхом отражался от бетонных стен… Однако никакого впечатления на работников больницы его слова не произвели.

«А вот и наш психопат…» – подумал Генри с опаской.

Он быстро закрыл дверь кабинета, будто пытаясь спрятаться от творящегося снаружи хаоса. Прошла пара минут и звуки в коридоре стали чуть тише, а потом и вовсе смолкли.

– Да… – тихо произнёс Генри, смотря на часы. – А Стивен не ошибся.

Он впервые сказал это с сожалением в голосе. Уже тогда Генри осознал, что Томас принесёт ему немало сложностей.