Сборник рассказов: Притчи о любви и смерти

Эмброуз с презрением посмотрел на нее.

– Женщина, ты сама впала в ересь, укрывая это исчадие! Отойди, если не хочешь разделить ее участь!

– Вы с ума сошли! – рыдала Агнес. – Она ни в чем не виновата!

Лилиан положила руку на ее плечо.

– Не надо, Агнес. Ты не можешь им помочь.

Эмброуз видел, как женщина замолкает, пораженная чем-то в тоне девочки. Он видел их близость, и это лишь укрепляло его в правоте. Да, ведьма и ее прислужница.

– Хватайте ее! – скомандовал он.

Двое монахов бросились вперед. Но они не успели сделать и трех шагов, как Лилиан подняла руку. Не для жеста, просто подняла.

И они остановились. Замерли на месте, как вкопанные. Их лица исказились от ужаса, но они не могли пошевелиться. Казалось, невидимые путы сковали их члены.

– Колдовство! – прошептал кто-то сзади.

Эмброуз почувствовал, как по его спине пробежал холодок страха, но он тут же подавил его. Это была проверка. Испытание его веры.

– Силы тьмы защищают ее! – крикнул он. – Но сила Господня сильнее! Не поддавайтесь страху! Вера ваша – ваш щит!

Он сам шагнул к Лилиан, высоко подняв распятие.

– Отступи, сатана! Во имя Иисуса Христа, я приказываю тебя!

Лилиан посмотрела на распятие, потом на него. И улыбнулась. Это была не детская улыбка. Это была улыбка древнего, усталого существа.

– Ты так веришь в этого человека на дереве? – спросила она. – Он умер, чтобы спасти вас. А я живу, чтобы забирать. Какая из наших миссий более милосердна?

Эти слова, сказанные тихим, ясным голосом, поразили Эмброуза сильнее, чем любое колдовство. В них была страшная, кощунственная логика. Он почувствовал, как почва уходит у него из-под ног.

– Молчи! – закричал он, теряя самообладание. – Не оскверняй Его имя!

Он бросился на нее с распятием, как с кинжалом. Но он не успел даже приблизиться.

Лилиан просто посмотрела на него. И Эмброуз почувствовал это. Холод. Пронизывающий, абсолютный холод, исходящий не извне, а изнутри. Он исходил из его собственной души. Он упал на колени, задыхаясь. Он чувствовал, как его вера, та самая вера, что горела в нем ярким пламенем, вдруг стала угасать, замерзать. Ее заменяла пустота. Та самая пустота, что была в глазах этой девочки.

– Ты… что ты со мной сделала? – прохрипел он.

– Я ничего не делала, – ответила Лилиан. – Я просто показала тебе то, что внутри тебя. Ты не веришь в Бога, отец Эмброуз. Ты веришь в огонь. И в страх.

Она обвела взглядом остальных монахов. Они стояли, парализованные ужасом, не решаясь ни напасть, ни бежать.

– Уходите, – тихо сказала она. – И оставьте нас в покое.

Потом она повернулась и, взяв за руку ошеломленную Агнес, повела ее обратно в хижину. Дверь закрылась за ними.

Монахи стояли в ступоре. Потом двое замерших пришли в себя и, пошатываясь, отступили к своим. Все они смотрели на отца Эмброуза, все еще стоявшего на коленях.

Он смотрел на землю. Внутри него была зияющая пустота. Все, во что он верил, все, что придавало смысл его жизни, рассыпалось в прах от одного взгляда этого… этого существа.

Он поднял голову. Его лицо было серым, как пепел.

– Отступаем, – прохрипел он.

– Но, отец… – начал Годвин.

– ОТСТУПАЕМ! – заревел Эмброуз так, что с деревьев посыпалась листва.

Он поднялся на ноги, его тело тряслось. Он последний раз посмотрел на хижину. Но теперь в его взгляде не было ненависти. Было отчаяние. И страх. Страх перед тем, что он увидел в самом себе.

Он повернулся и, не глядя на своих людей, зашагал прочь от этого места. Прочь от краха всей своей жизни.

Часть вторая – Глава 5: Агнес

Агнес сидела на нарах и тряслась. Все произошедшее казалось ей кошмарным сном. Выход Лилиан. Появление инквизиторов. Ее странная, необъяснимая сила. И слова. Эти ужасные, богохульные слова.

Лилиан стояла у очага, ее профиль был освещен огнем. Она была спокойна, как всегда.

– Кто ты? – снова задала свой вопрос Агнес, и на этот раз ее голос звучал не как просьба, а как требование.

Лилиан повернулась к ней. Ее бледные глаза отражали пламя.

– Я та, кого они называют Чумой.

– Но… это невозможно. Чума – это болезнь. Язвы. Лихорадка.

– Я не болезнь, Агнес. Я – итог. Я – та, кто приходит, когда пришло время. Для некоторых время приходит раньше. Из-за болезни. Из-за голода. Из-за людей, подобных ему, – она кивнула в сторону двери. – Я лишь завершаю то, что началось.

Агнес смотрела на нее, пытаясь осмыслить услышанное.

– Ты… смерть? – прошептала она.

Лилиан задумалась.

– Смерть – это понятие. Я – физическое ее проявление. Чтобы жить, я должна забирать жизнь. Один раз в день. Как дышать.

У Агнес перехватило дыхание. Воспоминания нахлынули на нее. Смерть старика-отшельника. Ее внезапное выздоровление после приступов «голода». Ее сила. Ее безразличие.

– Тот старик… в пещере… это ты?

Лилиан кивнула.

– Да. Мне было нужно. Чтобы остаться с тобой.

Слезы потекли по лицу Агнес. Это были не слезы страха. Это были слезы горького прозрения.

– И мой муж… мой ребенок… они тоже…

– Нет, – быстро сказала Лилиан. – Я пришла в эти края недавно. Твои близкие умерли от болезни. Настоящей болезни. Я не имею к этому отношения.

Агнес закрыла лицо руками. Ее мир рушился. Ребенок, которого она приютила, за которым ухаживала, которого полюбила, оказался… монстром. Воплощением того, чего она боялась больше всего на свете.

– Почему? – простонала она. – Почему ты пришла именно ко мне?

Лилиан подошла и села рядом. Она не пыталась прикоснуться к Агнес.

– Потому что ты была одна. И я одна. И ты была добра ко мне. Ты дала мне то, чего у меня никогда не было. Тепло. Заботу. Ты назвала меня своим именем.

Она помолчала.

– Я никогда не просила этого. Никто не спрашивал меня, хочу ли я быть такой. Я просто есть. И до встречи с тобой мое существование было бесконечной, одинокой дорогой. А теперь… теперь есть ты.

Агнес подняла на нее заплаканные глаза. Она видела перед собой не монстра. Она видела ту же худенькую, бледную девочку. Ту, что дрожала от «голода». Ту, что смотрела на огонь с таким же любопытством, как и любое дитя. Ту, что только что защитила ее от инквизиции.

И в этот момент ненависть и ужас внутри Агнес начали отступать. Их место заняла бесконечная, всепоглощающая жалость. Жалость к этому существу, обреченному вечно бродить по земле, неся с собой смерть, никогда не познав любви, тепла, дома.

– Что же нам теперь делать? – тихо спросила Агнес. – Они теперь не оставят нас в покое.

Лилиан покачала головой.

– Он оставит. Тот, главный. Он сломлен. Но другие придут. Всегда найдутся те, кто будет искать. Охота продолжится.

– Тогда мы должны бежать, – сказала Агнес, и в ее голосе снова зазвучала решимость. Старая, знакомая решимость выжить. – Уйти дальше. Глубже в лес. Или в другую страну.

Лилиан смотрела на нее с нежностью, которой Агнес никогда раньше в ее глазах не видела.

– Ты пойдешь со мной? Даже после того, что узнала?

Агнес глубоко вздохнула. Она думала о муже. О ребенке, которого потеряла. О всех смертях, что видела. И она думала о той одинокой девочке, что нуждалась в матери.

– Да, – сказала она. – Я пойду с тобой. Я буду заботиться о тебе.

Лилиан улыбнулась. На этот раз ее улыбка была настоящей, детской, хоть и печальной.

– Спасибо.

Она помолчала, а потом добавила:

– Но я не могу обещать, что все будет хорошо. Я не могу изменить то, что я есть.

– Я знаю, – прошептала Агнес. – Но, может быть, вместе мы найдем способ. Способ жить. Несмотря ни на что.

Она протянула руку и осторожно коснулась щеки Лилиан. Кожа была холодной, как мрамор. Но в этот момент Агнес поклялась себе, что будет греть ее своим теплом. До самого конца.

Они сидели так вдвоем в хижине, пока за окном спускались сумерки. Две одинокие души в безумном мире, нашедшие друг друга. Одна – несущая смерть. Другая – цепляющаяся за жизнь. И их союз был самой большой ересью из всех, которые только можно было представить.

Часть третья – Глава 1: Отец Эмброуз

Они вернулись в монастырь под покровом ночи, словно воры, а не воины Христовы. Семь человек, которые ушли как поборники веры, а вернулись как призраки, отягощенные молчаливым стыдом. Лошади брели устало, их головы были понуро опущены, словно они тоже чувствовали поражение своих седоков.

Эмброуз ехал во главе, но это уже был не тот человек, что покидал монастырь несколько дней назад. Его спина сгорбилась, взгляд был устремлен в пустоту, в самую сердцевину небытия, что поселилось внутри него. Он не слышал скрипа седел, не чувствовал пронизывающего ветра. Он слышал лишь тихий, безразличный голос: «Ты не веришь в Бога, отец Эмброуз. Ты веришь в огонь. И в страх».

Эти слова жгли его изнутри яростнее любого костра. Они были страшнее, чем любое видение дьявола. Потому что дьявола можно было ненавидеть, с ним можно было бороться. А с пустотой… как бороться с ничто?

Ворота монастыря захлопнулись за ними, отгородив от враждебного леса. Монахи молча разошлись, избегая смотреть друг другу в глаза. Эмброуз слез с лошади и, не говоря ни слова, побрел в свою келью.

Он упал на колени перед распятием, но слова молитвы застревали в горле. Он смотрел на страдающее лицо Христа и не чувствовал ничего. Ни благоговения, ни любви, ни даже страха. Лишь холод. Тот самый холод, что исходил от девочки.

«Он умер, чтобы спасти вас. А я живу, чтобы забирать. Какая из наших миссий более милосердна?»

– Нет! – прохрипел он, сжимая голову руками. – Это дьявол искушает меня! Он вкладывает в уста отродья свои лживые слова!

Но он помнил ее глаза. В них не было лжи. Не было злобы. Была лишь истина. Ужасающая, невыносимая истина.

Он провел всю ночь в бесплодных попытках молиться. Рассвет застал его сидящим на холодном каменном полу, с воспаленными глазами и душой, вывернутой наизнанку.

В дверь постучали. Вошел брат Годвин. Его лицо было мрачным.

– Отец, люди… они говорят. Слухи уже поползли по городу. Говорят, что мы потерпели поражение. Что демон нас одолел.

Эмброуз медленно поднял на него взгляд.

– Это не демон, Годвин, – его голос был безжизненным. – Это нечто иное.

– Но она ведьма! Она нас околдовала! Парализовала волю!

– Нет, – Эмброуз покачал головой. – Она просто показала нам то, что мы не хотели видеть.

Годвин смотрел на него с растущим недоумением и страхом. Он видел, что его командир сломлен.

– Что же нам делать, отец? Оставить ее? Позволить чуме свирепствовать?

Эмброуз замолчал. Внутри него шла борьба. Старая вера, выстроенная на догматах и страхе, пыталась восстать из пепла. Пустота, которую он ощутил, была невыносима. Ему нужно было заполнить ее. Чем угодно.

И тут его осенило. Внезапная, яростная мысль, которая вернула огонь в его глаза.

Он поднялся. Его фигура снова выпрямилась.

– Ты прав, Годвин. Мы не можем отступить. Наша вера была недостаточно сильна. Мы полагались на грубую силу, но против такого врага этого мало.

Он подошел к столу, его пальцы сжали край столешницы до побеления костяшек.

– Она – не просто ведьма. Она – квинтэссенция зла. Воплощенная ересь. И чтобы уничтожить ее, нужна не просто вера. Нужна абсолютная чистота. Абсолютная жертва.

– Жертва? – переспросил Годвин.

– Да, – Эмброуз повернулся к нему, и в его глазах горел новый, страшный огонь. Огонь фанатика, нашедшего новую, более изощренную ересь. – Мы шли на нее с мечами и факелами, как на обычную грешницу. Но она – не обычная. Она – идея. Идея смерти, ходящая среди живых. Чтобы победить идею, нужно противопоставить ей другую. Идею абсолютной веры.

Он начал расхаживать по келье, его мысли лихорадочно работали.

– Священные реликвии… мощи… освященная вода… этого недостаточно. Нужно нечто большее. Нечто, что олицетворяет саму жизнь, противопоставленную смерти.

Он остановился и посмотрел на Годвина.

– Собери отряд. Не воинов. Аскетов. Монахов, способных на самый строгий пост и молитву. Мы вернемся туда. Но на этот раз мы не будем ее брать силой. Мы окружим ее стеной веры. Мы выкурим ее из логова молитвами. Мы заставим ее явить свое истинное обличье перед лицом настоящей святости!

Годвин смотрел на него с обожанием и страхом. Его командир вернулся. Но вернулся ли он прежним? В его словах была та же одержимость, но теперь в ней чувствовалась какая-то новая, изощренная жестокость.

– А женщина? Ведьма, что ее укрывает?

Эмброуз мрачно улыбнулся.

– Агнес? Она – ключ. Она привязана к девочке. Не физически, а душевно. Это ее слабость. Мы используем ее. Если девочка действительно способна на что-то, кроме убийства… если в ней есть хоть капля чего-то, что можно было бы назвать душой… она попытается спасти женщину. И это будет ее ошибкой.

Он подошел к окну и выглянул на серый, затянутый тучами город.

– Готовься, Годвин. Мы выступаем через три дня. На этот раз мы возьмем с собой не оружие из стали. Наше оружие будет – вера. И если мы падем, то наше падение станет свидетельством ее мощи, а наши смерти – последней молитвой, что низвергнет ее в ад.

Он говорил с жаром, но внутри, в самой глубине, та холодная пустота никуда не делась. Он просто замазал ее новым слоем фанатизма, более тонким и хрупким, чем предыдущий. И от этого он стал еще опаснее.

Часть третья – Глава 2: Агнес и Лилиан

Они шли на север. Прочь от хижины, прочь от того места, где их почти настигла смерть. Агнес шла быстро, почти бежала, оглядываясь через плечо, держа Лилиан за руку. Рука девочки была холодной и неподвижной, как мрамор.

Лес смыкался за их спинами, скрывая их следы. Агнес вела их вглубь самых диких, нехоженых мест, о которых знала лишь понаслышке. Она не знала, куда они идут. Ее целью было просто уйти как можно дальше.

Прошло два дня. Они ночевали под открытым небом, прижимаясь друг к другу для тепла. Агнес научилась понимать признаки приближающегося «голода» Лилиан – та становилась еще более молчаливой, бледной, а в глазах появлялась та самая отстраненность, что так пугала Агнес. И каждый раз, когда это происходило, Лилиан тихо говорила: «Мне нужно уйти», – и исчезала в чаще. Она возвращалась через час-другой, спокойная и безмятежная, и Агнес с ужасом думала о том, чья жизнь стала платой за их еще один день вместе.

Она пыталась не думать об этом. Она сосредоточилась на выживании. На поиске еды, на организации ночлега, на защите Лилиан. Эта забота стала ее якорем в море безумия, что окружало их.

На третий день они вышли к заброшенной деревне. Дома стояли с заколоченными ставнями, на улицах валялись брошенные пожитки. Чума выкосила здесь всех или почти всех. Воздух был тяжелым и сладковатым от запаха смерти.

– Мы можем переночевать здесь, – сказала Агнес, с надеждой глядя на один из домов. – Может, найдем что-нибудь полезное.

Лилиан стояла на краю деревни, ее взгляд скользил по пустым окнам.

– Здесь никого нет, – констатировала она. – Они все ушли.

– Умерли, ты хотела сказать? – мрачно спросила Агнес.

– Не все, – Лилиан покачала головой. – Я не чувствую… достаточного количества смерти. Они просто ушли. Бежали.

Они вошли в один из домов. Внутри царил хаос – опрокинутая мебель, разбросанная утварь. Но в углу Агнес нашла мешок с овсом и несколько луковиц. Это была удача.

Пока Агнес разводила маленький огонь в очаге, Лилиан сидела на ступеньках у входа и смотрела на опустевшую деревню. Сумерки сгущались, окрашивая мир в синие тона.

– Они боялись, – тихо сказала Лилиан. – Боялись так сильно, что бросили свои дома. Свои воспоминания.

– Чума отнимает у людей не только жизни, но и разум, – ответила Агнес, подкладывая хворост в огонь.

– Это не чума, – поправила ее Лилиан. – Это они сами. Их страх. Он заразнее любой болезни.

Агнес посмотрела на нее. В тусклом свете огня Лилиан выглядела совсем ребенком. Хрупким и беззащитным.

– Ты… ты когда-нибудь боялась? – осторожно спросила Агнес.

Лилиан задумалась.

– Нет. Не так, как вы. Я не боюсь смерти. Я – ее часть. Но… сейчас я боюсь другого.

– Чего?

– Что однажды ты посмотришь на меня и увидишь только монстра. Как тот инквизитор. И уйдешь.

В ее голосе не было упрека, лишь констатация возможного факта. Но от этого эти слова прозвучали еще горше.

Агнес встала и подошла к ней. Она села рядом и обняла ее за плечи.

– Я не уйду, Лилиан. Я обещаю. Что бы ни случилось.

– Но я забираю жизни, Агнес. Каждый день. Чтобы остаться с тобой, я должна убивать.

– Ты не убиваешь, – тихо сказала Агнес, и сама удивилась своим словам. – Ты… завершаешь. Ты сказала это сама. И ты выбираешь тех, кто уже на грани. Одиноких. Больных. Я видела это.

Она поняла, что это правда. За все время их странствий Лилиан ни разу не тронула ребенка, не тронула мать с дитем, не тронула тех, чья жизнь горела ярко и сильно. Она искала те свечи, что и так уже догорали.

– Это не оправдание, – сказала Лилиан. – Это все равно необходимость.

– Но это делает тебя не монстром, – настаивала Агнес. – Это делает тебя… трагедией. И я буду с тобой до конца.

Лилиан прижалась к ней, и Агнес почувствовала легкую дрожь в ее худом теле. Впервые за все время девочка выглядела по-настоящему уязвимой.

– Спасибо, – прошептала Лилиан.

Они сидели так в тишине, слушая, как трещит огонь и завывает ветер в пустых домах. Две изгоя в мире, который не имел для них места.

На следующее утро Агнес разбудил странный звук. Глухой, ритмичный стук. Как будто кто-то бил в барабан. Она выглянула в разбитое окно.

На улице деревни, у покосившегося креста на площади, стоял человек. Он был в лохмотьях, его лицо было скрыто капюшоном. В руках он держал самодельный барабан и отбивал по нему медленную, похоронную дробь.

– Кающийся, – прошептала Агнес, отшатнувшись. – Они вернулись.

Кающиеся были одной из самых мрачных сект, порожденных чумой. Они верили, что самобичеванием и покаянием можно искупить грехи человечества и остановить мор. Они ходили из города в город, их шествия сопровождались песнями и ударами плетей по собственным спинам.

– Нам нужно уходить, – сказала Агнес, поворачиваясь к Лилиан. – Сейчас же.

Но Лилиан стояла посреди комнаты, ее голова была слегка наклонена, как будто она прислушивалась к чему-то.

– Они идут за мной, – тихо сказала она.

– Кто? Кающиеся?

– Нет. Другие. Те, что с холодным огнем в душе. Он ведет их.

Агнес поняла. Эмброуз. Он не сдался.

– Как далеко?

– Близко. Очень близко.

Агнес схватила их скудные пожитки.

– Тогда бежим. Пока не поздно.

Они выскользнули из дома задней дверью и бросились бежать к дальнему краю деревни, где лес снова смыкался над тропой. Барабанный бой преследовал их, словно похоронный марш.

Часть третья – Глава 3: Отец Эмброуз

Отряд отца Эмброуза был непохож на предыдущий. Вместо десяти воинов – пятеро монахов. Самых аскетичных, самых фанатичных. Их лица были измождены постом и молитвой, но глаза горели тем же огнем, что и у их предводителя. Они не несли оружия, только распятия, молитвенники и сосуды со святой водой.

Эмброуз вел их с новой, леденящей душу уверенностью. Он не сомневался больше. Сомнение было грехом. Он видел врага, и он знал, как с ним бороться. Он шел по следам девочки не как охотник, а как экзорцист, идущий изгнать демона из оскверненного места.

Они нашли заброшенную деревню быстро. Следы двух пар ног – одной взрослой, одной детской – были отчетливо видны на пыльной дороге. У покосившегося креста их встретил кающийся.

– Братья во Христе, – поклонился тот, его спина под рваной рябой была исполосована свежими рубцами. – Вы ищете тех, кто прошел здесь?

– Ты видел их? – спросил Эмброуз.

– Женщину и дитя. Да. Они бежали в тот лес, – он указал пальцем. – Грех бежит от света покаяния.

Эмброуз кивнул. Он достал из-за пазухи маленький деревянный крестик и протянул кающемуся.

– Молись за нас, брат. Мы идем сразиться с самим князем тьмы.

Они двинулись дальше, оставив барабанный бой позади. Лес поглотил их. Эмброуз шел, не глядя под ноги, его взгляд был устремлен вперед, будто он видел не деревья, а незримую нить, ведущую к цели.

– Они близко, отец, – прошептал один из монахов, брат Малкольм. – Я чувствую… смрад греха.

Эмброуз ничего не ответил. Он и сам чувствовал это. Холодное, чужеродное присутствие, маячившее где-то впереди. Оно было слабее, чем в прошлый раз, словно приглушенное. Но оно было.

Они шли весь день, почти не останавливаясь. Монахи читали псалмы, их голоса сливались в монотонное, завораживающее пение. Эмброуз присоединился к ним, и слова молитвы текли с его губ легко, без прежней внутренней борьбы. Он нашел новый способ верить – не через любовь, а через отрицание. Отрицание всего, что не укладывалось в догму. Отрицание самой возможности того, что девочка была не злом, а просто иной.

К вечеру они вышли на берег быстрой, холодной реки. Следы обрывались у воды.

– Они переправились на другой берег, – сказал Годвин.

Эмброуз посмотрел на темнеющую воду, на густой лес на том берегу.

– Нет, – сказал он. – Они здесь.

Он обернулся. Его взгляд упал на небольшую пещеру в скалистом обрыве над рекой. Едва заметное углубление, прикрытое свисающими корнями ивы.

– Там, – указал он.

Монахи окружили пещеру, образуя живое кольцо. Они подняли распятия и запели громче. Пение разносилось над рекой, смешиваясь с шумом воды.

Эмброуз сделал шаг вперед.

– Выходи, нечисть! – его голос прозвучал металлически и громко. – Ты не можешь скрыться от лика Господня! Выходи и прими свою участь!

Из темноты пещеры на свет вышла Агнес. Ее лицо было искажено гримасой страха и ярости.

– Оставьте нас в покое! – крикнула она. – Что мы вам сделали?

– Ты укрываешь врага рода человеческого, женщина, – холодно ответил Эмброуз. – Ты впала в тягчайший грех. Отойди, и, возможно, твоя душа еще будет спасена.

– Она не враг! Она просто ребенок!

– Ребенок? – Эмброуз улыбнулся, и в его улыбке не было ничего человеческого. – Ребенок, что питается смертью? Отойди, Агнес.

– Нет.

В этот момент из пещеры вышла Лилиан. Она стояла позади Агнес, ее бледное лицо было спокойным. Она посмотрела на Эмброуза, и в ее глазах не было ни страха, ни гнева. Была лишь усталость.

– Я сказала тебе уйти, – тихо сказала она.

– И я ушел, – ответил Эмброуз. – Но я вернулся. С новым оружием. Смотри!

Он взмахнул рукой, и монахи хором начали читать отрывок из Евангелия, описывающий изгнание бесов. Их голоса слились в единый мощный поток звука.

Лилиан вздрогнула. Впервые Агнес увидела на ее лице что-то похожее на боль. Она сделала шаг назад.

– Прекрати! – закричала Агнес.

– Видишь? – торжествующе сказал Эмброуз. – Слово Божие жжет ее, как огонь!

Он сделал шаг вперед, его монахи двинулись за ним, сжимая кольцо.

– Она не демон! – рыдала Агнес, закрывая Лилиан собой. – Она несчастное дитя! Вы с ума сошли!

Лилиан положила руку на ее плечо.

– Отойди, Агнес. Они не послушают.

– Нет! Я не отдам тебя им!

Эмброуз увидел это. Увидел их связь. Увидел, как женщина защищает девочку не как ведьма – прислужница, а как мать – дитя. И в его разуме, затуманенном фанатизмом, родился новый, чудовищный план.

– Хватай женщину! – скомандовал он.

Двое монахов бросились к Агнес. Лилиан сделала шаг вперед, чтобы защитить ее, но Эмброуз высоко поднял распятие.

– Не двигайся, исчадие! Или она пострадает первой!

Лилиан замерла. Ее глаза метались между Эмброузом и Агнес, которую уже схватили монахи. В них впервые появилась неуверенность.

– Отпустите ее, – сказала Лилиан. Ее голос дрогнул. – Она ни в чем не виновата.

– Ее вина в том, что она познала тебя и не отвергла, – сказал Эмброуз. – Но она может быть спасена. Ценой твоего уничтожения.

Агнес отчаянно сопротивлялась.

– Не слушай его, Лилиан! Беги! Пожалуйста, беги!

Но Лилиан смотрела на нее. Она видела страх в ее глазах. Любовь. И готовность умереть за нее.

И Лилиан поняла, что не может позволить этому случиться. Не может допустить, чтобы из-за нее погибла единственная душа, которая проявила к ней доброту.

Она медленно опустилась на колени. Ее голова была низко опущена.

– Я сдаюсь, – тихо сказала она. – Отпустите ее.

Триумфальная улыбка озарила лицо Эмброуза. Он победил. Он нашел ее слабость.

– Отпустить? Нет. Она будет свидетельствовать. Она увидит, как будет низвергнуто зло, в которое она поверила.

Он кивнул Годвину. Тот достал из-за пояса тяжелые железные кандалы. Не для девочки. Для ведьмы.

Агнес поняла, что происходит. Ее не отпустят. Ее заставят смотреть, как будут пытать и убьют Лилиан. И это было хуже любой смерти.