Диадея

Ао приходил в негодование, когда понимал, в какие неприятности он угодил из-за обычной шлюхи. Он и не представлял, что все может обернуться подобным образом. Он убил человека!

По-настоящему сильное беспокойство из-за смерти водителя Айин испытывал лишь из-за угрозы быть осужденным. Чувствовал, будто переступил какую-то грань. Ему уже случалось убивать живое существо – дикую лошадь в окрестностях Тонеса. Это был осознанный выстрел, в отличие от нападения в состоянии аффекта.

Тут он вспомнил, что осколок стекла, которым он пустил кровь водителю, до сих пор лежит у него в кармане. Ао сразу разбил его и смыл мелкие стеклышки в туалет. По крайней мере, на одну улику меньше.

Целый день он провел, борясь с удручающими мыслями, придумывая план, что делать, как выкрутиться. Его бросало в жар, когда он закрывал глаза и видел гнавшихся за ним людей, кровожадную толпу, жаждущую разорвать его на куски. И крики, крики маленькой девочки. Почему он все время слышит эти крики?

Когда Ао очнулся, был уже вечер. Его шкаф издавал приглушенные рыдания. Дрожащими руками он медленно приоткрыл дверцу. Девочка мотала головой, пытаясь скинуть с себя пакет.

– Эй! – она сразу замолчала. – Будешь орать, и я убью тебя, поняла?

С минуту девочка не произносила ни слова, Ао тоже замер, боясь шелохнуться.

– Я спрашиваю, ты поняла?

– Я хочу к папе…

Сквозь черный пакет Ао почти различил бегущие по ее щекам слезы.

– Твоего отца здесь нет. И он не придет, если ты не будешь слушаться.

После этих слов у девочки случился новый припадок. Бессвязные, надрывные звуки вываливались из черного пакета. Она пыталась успокоиться. Ей не удавалось. От этого ее истерика делилась на всхлипывания, будто она задыхалась, и казалась еще истошнее. Ао захлопнул дверь. Ему не нравилось мучить ребенка. Его не знающему любви сердцу была свойственна жестокость, но только в случаях необходимости. Сейчас он просто не имел понятия, что делать. Наверняка, если у его соседей выключены стеновизоры, они услышали ее крики. С другой стороны, чему тут удивляться, маленькие дети часто плачут, и довольно громко. И все же крики заставляли его нервничать, казалось, только из-за них сюда вот-вот явится полиция.

Он быстро оделся и выбежал на улицу к ближайшей аптеке. Вернулся уже с несколькими пачками успокаивающих таблеток и снотворного. Некоторые из них были запрещены, и фармацевт продал их после продолжительных уговоров. Лишние сто идий помогли аптекарю разжалобиться. Да и внешний вид Ао красноречиво подтверждал, что таблетки ему действительно нужны.

Когда он вернулся, истерика поутихла, голос девочки охрип. Ао размешал таблетки в стакане воды, приподнял пакет на уровне рта и поднес к ее губам.

– Пей, – сказал он. – Все будет хорошо.

Заложница не посмела ослушаться. Она хотела пить, пускай и не чувствовала этого. Он заставил ее осушить стакан до дна. Вскоре девочка совсем замолчала.

«Наверное, заснула, – подумал Айин, – интересно, как долго я смогу продержать ее на транквилизаторах?»

По крайней мере, теперь он не беспокоился, что заложница попытается сбежать. Наступать на правую ногу стало совсем невыносимо. Прежде чем выйти из дома, Ао выпил обезболивающее. В 2 часа ночи по другую сторону борделя «Небо», осмотревшись, нет ли кого поблизости, он позвонил Ниэе.

– Я у борделя, – сказал он.

Ниэя выглянула в окно и сбросила ему связку простыней. Он торопливо забрался к ней в комнату.

– Что произошло? – спросила она. – Расскажи мне все в подробностях.

Ао пересказал ей случившееся, за исключением момента, когда он совершил убийство и похитил девочку. Как это часто бывает с наркоманами, главное, что услышала для себя Ниэя, – у Ао теперь есть целый чемодан, набитый любовью.

– Думаю, раз тебе удалось сбежать с уликами, у ОБЛ нет на Маевски прямых доказательств…

– Думаешь, все-таки ОБЛ?

– А кто же еще? Дорожный патруль со штрафом за неоплаченную парковку? Хорошо, пускай они видели, как ты заходил в дом, но ведь они не могли знать наверняка, что ты направляешься к Маевски. И, судя по твоим словам, тебя заметили, только когда ты сорвался с трубы и наделал шуму. Поэтому, даже если тебя и поймают, хороший адвокат сумеет тебя отмазать.

– Если Маевски не сдаст меня…

– Если Маевски сдаст тебя, у него самого будет куча проблем! Подумай головой малыш… извини, я хотела сказать, Ао. Ему грозит смертная казнь, в случае если ОБЛ докажет, что ты сбежал с чемоданом наркоты, которую он продавал. Я знаю Маевски. Так просто его не сломить. Пройдет время, и им придется отпустить его. Иначе у них самих будут проблемы. Закон на стороне Маевски.

Ее слова слегка успокоили бы его, если б не тот факт, что он совершил убийство. А значит, по закону его могут привлечь к ответственности еще и за это. ОБЛ не составит труда определить, что разбитый гравикар именно тот, на котором ему удалось скрыться.

– Как я объясню им свое бегство?

– Ох, Ао, включи фантазию! Может, ты и не убегал вовсе, а торопился, ну, к примеру, на свидание! К тому же, как я уже сказала, сначала им придется попробовать тебя найти и доказать, что это был именно ты. Знаешь, ты счастливчик, Ао. Тебе повезло. Можно сказать, ты спас и себя, и Маевски, и заодно меня. Мне нравятся удачливые.

– Предъявить доказательства будет несложно, – мрачно сказал Ао. К его негодованию, Ниэя на удивление легкомысленно отнеслась к его истории, будто ничего серьезного не произошло. Или только пыталась делать вид, чтобы придать им обоим оптимизма. – Я сильно ударился, когда сорвался с трубы. Возможно, кто-то видел мою хромоту на правую ногу.

– Да, из-за этого могут возникнуть некоторые трудности. Кстати, куда ты дел чемодан?

– Неважно.

– Я готова забрать тебя на небеса, а ты, учитывая, что мы оба в опасности, даже не хочешь открыть мне маленький секрет?

Она обиженно надула губки.

– Игры закончились, Ниэя. Из-за тебя у меня неприятности. Я был пьян и накурен, а ты воспользовалась моей мальчишеской глупостью. Из нас троих у тебя самое выгодное положение. Тебе достаточно все отрицать.

Ниэя знала Ао всего вторую ночь, но от нее не укрылись перемены в его характере. Раньше он был горяч и безрассуден, теперь он холоден и ожесточен. Ниэя, знавшая многих мужчин, догадалась, что дело тут не только в перемене настроений. В чем именно, она сказать не бралась: возможно, он рассказал ей не все.

– Я просто хотела удостовериться, что ты спрятал его в надежном месте. ОБЛ не должны добраться до чемодана. Ты же понимаешь, какие проблемы тогда тебя ждут.

Она сделала паузу, что-то обдумывая, а потом сказала:

– Знаешь, ты мог бы легко покончить с этой историей, если бы отдал чемодан мне. Так будет надежнее. Я знаю, где его спрятать. Я много раз скрывала любовь. Когда Маевски отпустят, он захочет вернуть чемодан. ОБЛ наверняка теперь будет следить за каждым его шагом. И когда он свяжется с тобой… сам понимаешь, тебя сразу вычислят. С этой любовью ты сам себе враг.

– Возможно. Правда, Маевски сказал, что свяжется со мной через тебя…

– Вот видишь! – перебила она его. – Маевски хотел, чтобы ты отдал любовь мне. Я сохраню ее и верну ему, как только он выйдет.

– Возможно. Он ведь считает, что мы с тобой… кажется, друзья? Ему и в голову не приходило, что ты послала к нему едва знакомого человека. Идея была безрассудной до абсурдности с самого начала.

– Но ты показался мне таким рассудительным, малыш!

– Теперь любовь у меня. И когда Маевски выйдет и не сумеет меня разыскать, у тебя возникнут серьезные проблемы. Верно?

Ниэя поняла, что ее обворожительность на Ао больше не действует.

– Чего ты хочешь?

– Для начала исполнить обещание.

С этими словами он вытащил из кармана любовь и протянул ей. Она почти с робостью взяла ее обеими руками. Вместе с первой дозой он заронил в нее надежду.

– Кажется, ты говорил, любви будет больше, чем я смею надеяться?

– Чем ты ожидаешь. Да.

– Не носил бы ты ее в кармане, это опасно.

– Не знаю, что такое любовь, но, похоже, опасность от нее исходит повсюду.

– Так чего ты хочешь? – повторила она, как бы опомнившись.

– Здесь есть при выходе скрытые камеры наблюдения?

– Конечно, – кивнула Ниэя.

Ао поник:

– Тогда это уже не имеет значения. Моим алиби должна была стать ты. Но теперь, если они прознают, что я вошел сюда и исчез… – он не договорил.

– Довольно сомнительное получается алиби, – согласилась Ниэя и поспешила утешить их обоих. – Они не прознают, не должны. И знаешь… Ты мог бы попросить меня и без шантажа. Я хочу помочь нам обоим.

– Я тебя не шантажирую, а ставлю перед фактом. Теперь расскажи мне про любовь.

– В смысле? – удивилась Ниэя. Этого она не ожидала.

– Как она действует? Какой эффект, что ты чувствуешь?

Ниэя замялась. Ей не хотелось рассказывать о любви Ао.

– Зачем тебе знать о любви? Хочешь попробовать?

– Я должен знать.

– Что ж, хорошо… Но, видишь ли, говорить с тобой о любви все равно что со слепым о небе, которого он никогда не видел.

– Со мной не нужно говорить о любви. Мне нужны конкретные факты, что и как она делает.

– Хорошо. Вот тебе факты: приход начинается в течение часа, после того как любовь попадает тебе в кровь. Хотя вообще-то у всех по-разному. У кого-то и через 15 минут, а у кого-то почти сразу, зависит от человека, наверное, и от обстоятельств. Мне нужен час. Потом начинается сам эффект, и он… в общем, у тебя возникает чувство к другому человеку. И ты очень счастлива, когда этот человек с тобой. Или даже не обязательно так…

– Чувство? – переспросил Ао.

– Да, это что-то вроде эйфории, только глубже и дольше, иногда даже болезненно. И, в общем, оно всегда в какой-то степени неожиданное. Иногда тебе сносит крышу.

Ниэя, рассказывая о любви, стала похожа на маленькую девочку. Пробуждающая инстинкты хищница куда-то исчезла.

– Тебе хочется, чтобы с твоей любовью все было хорошо, пытаешься угадать ее желания, доставить ей удовольствие… – тут она запнулась, вспомнив, с кем разговаривает. – В общем, любовь – это своего рода телепатия, – попыталась отшутиться она.

– Телепатия? – снова переспросил Ао. – Не понимаю. Я каждый день испытываю различные чувства к людям, и угадывать их мысли у меня иногда выходит – особенно когда дела касаются выгоды. Человеческие желания бывают довольно сложны и запутанны, но все они, в сущности, поддаются классификации. И ради этого люди подсаживаются на иглу?

– Нет, я не об этом. Просто, как тебе объяснить… с любовью это все по-другому. Мир становится волшебным, ты начинаешь жить! По-настоящему жить, каждой секундой. Хотя и это тоже не всегда так, – передумала она, вспомнив, как мучилась, когда не состоялась встреча с ее возлюбленным. – Любовь действует на всех по-разному. И в тоже время всегда остается любовью.

– А потом что?

– Что потом?

– Когда эффект подходит к концу.

– Потом отходняк. Это бывает очень больно, – скривилась она. – Хуже может быть только отсутствие любви.

Она уже не скрывала свое пристрастие к наркотику, понимая, что Ао в полной мере оценил ее зависимость.

– Что за боль?

– Не физическая. Скорее нечто вроде опустошения. Все кажется бессмысленным и безжизненным.

– Ты не рассказала, сколько времени длится эффект.

– Если ввести всю дозу сразу, примерно 6—7 дней. Потом отходняки, тоже около недели. Иногда дольше, иногда меньше, смотря сколько уже употребляешь.

– Судя по твоему описанию, любовь часто обладает непредсказуемыми эффектами. Но все же, я так понял, ты почти всегда привязываешься к объекту любви, верно?

– Может быть. У нас… – она запнулась, – у некоторых влюбленных есть такая фразочка: «Если любишь – отпусти». Любовь нельзя держать, как певчую птицу в золотой клетке. Она требует столько же свободы, сколько и зависимости.

– Как трогательно, – усмехнулся Ао. – Тебе бы сочинять о ней стихи.

Порт-Венера славилась поэтами на всю Миросферу. В основном популярны были стихи про удачу, легкую жизнь и безудержные наслаждения, но попадались и те, кто прославился благодаря лирическим мотивам. Некоторые из них запретили, а самих поэтов отправили на допрос.

Ао о чем-то задумался, а потом сказал:

– Покажи мне, как ее употреблять.

– Так ты все-таки хочешь попробовать? Я бы тебе не советовала, назад пути уже не будет.

Ниэя испугалась, что если Ао начнет употреблять любовь, то в чемодане ничего не останется.

– Да нет же. Просто покажи. Покажи на себе.

– Я не буду. Не хочу в тебя влюбляться. Ты заставишь меня страдать.

– Мне без разницы. Хотя бы покажи, как ее приготовить.

– Это легко, тут нечего и показывать. Насыпаешь ее на ложечку, подогреваешь зажигалкой, доводишь до кипения. Потом набираешь в шприц и запускаешь себе в сердце или в вену. Лучше сразу в сердце. Так эффект будет сильнее и дольше.

– Да, звучит действительно легко.

– Зачем ты все это спрашиваешь, если не собираешься сам употреблять? – спросила она. – Решил продавать? Тебе лучше не шутить с Маевски: любовь или деньги придется вернуть, раз он сказал.

– Не волнуйся. Я не собираюсь тебя подставлять. Мы заодно, помнишь? И продавать любовь я тоже не собираюсь. Держи еще один пакетик, за хорошее поведение.

Он вытащил грамм и отдал ей.

– Ты моя, – сказал Ао.

– На всю ночь, – согласилась Ниэя.

Он взял ее за шею и притянул к себе, как свою собственность. Он наслаждался ей почти до самого утра, а после поспешил уйти, чтобы рассвет и идущие на работу люди не застигли его спускавшимся по простыням из окна борделя. Ниэя встретила первые лучи Солнца со слезами на глазах. Она сидела, поджав к груди коленки, и тихо покачивалась.

Это была уже совсем другая женщина.

7

Прежде чем вернуться домой, Ао посетил рынок. Там он нашел лавку, где продавались маскарадные костюмы. Ему понравилась белая маска с не то грустной, не то насмехающейся улыбкой и двумя черными точками вместо глазниц. Он хотел купить ее, но потом вспомнил, для чего она ему нужна, и выбрал другую. За 60 идий Ао взял маску персонажа из мультфильма, который в детстве смотрел по стеновизору. Потом зашел в аптеку и приобрел несколько шприцов.

Дома все было в порядке: девочка по-прежнему спала в шкафу и даже не пыталась сбежать. Ао решил пока приготовить завтрак. Заложницу тоже следовало накормить. Не для того он ей сохранил жизнь, чтобы потом морить голодом. Правда, он ограничился бутербродами. Включил стеновизор, надел маску и стал ждать. Тут он вспомнил, что уже какой день пропускает учебу.

Ао вздохнул. Даже теперь, когда его разыскивает полиция, экзамены все равно о себе напоминали. По стеновизору показывали какую-то чушь, впрочем, как обычно. Ао выключил его и открыл голлограпост об аномальной планете Джанар на краю Миросферы. Чтение на время отвлекло его от навязчивых мыслей. Он слегка успокоился и понял, что практически не спал все это время, если не брать в расчет то полузабытье после погони. Ао задремал, когда в шкафу послышался шорох.

– Эй, ты проснулась?

Ответа не последовало. Он встал и заглянул в шкаф. Девочка извивалась, пытаясь стащить с головы пакет. Ао все еще находился в маске.

– Слушай, с твоим отцом все в порядке, сейчас я позову его, и он снимет с тебя пакет, хорошо?

– Папа! – закричала девочка. – Где я? Забери меня отсюда!

В ней пробудилась надежда. Может, ей всего лишь приснился кошмар? Главное, ее отец был здесь!

Венерианские дети взаимно не любили своих родителей, но инстинктивно дорожили ими, потому что те обеспечивали им безопасность, давали кров и пищу, иногда даже баловали, если находились причины. Существовало негласное социальное правило, которое, при отсутствии любви, имело смысл для тех, кто силился извлечь выгоду из семейных взаимоотношений: родители заботились о детях, чтобы те, в свою очередь, вернули им должок и позаботились о них в старости. Чаще всего это означало оплату содержания в доме престарелых. Бывали и щедрые исключения. Чтобы родители оставили наследство, например. Хотя нередко стариков просто выбрасывали на улицу.

Поэтому Ао отлично понимал, что, когда девочка звала папу, она на самом деле звала не столько его, сколько защиту и безопасность. Ему было странно другое: он убил ее отца у нее на глазах, почему же она продолжает звать его? Наверное, ее детская психика еще не способна воспринять этот факт в полной мере. Может быть, она даже не поняла, что произошло. Ао решил этим воспользоваться.

– Сейчас-сейчас, папа придет и освободит тебя, только веди себя тихо, хорошо?

Он достал из чемодана пакетик любви и высыпал все содержимое в столовую ложку. Потом подумал, что для ребенка это будет много, и отсыпал обратно половину. Если на взрослого вся доза действует примерно 6—7 дней, как рассказывала Ниэя, значит, ребенку хватит и половины для того же эффекта. Должно хватить. Ао подогрел любовь на ложечке. Вскоре она забурлила, приняла жидкую форму, и он набрал ее в шприц.

Он вернулся к шкафу.

– Скоро я сниму пакет с твоей головы, и ты увидишь своего отца. Но, милая, пожалуйста, сначала ответь мне на несколько вопросов, – ласковым голосом сказал Ао.

– Хорошо, – снова закивала девочка. Она была на все согласна, лишь бы с нее сняли пакет. К тому же, транквилизаторы все еще действовали.

– Как тебя зовут?

– Греннета.

– Сколько тебе лет?

– Шесть.

– У тебя есть мама?

– Есть, но она не с нами.

– А где она?

– В другом городе. Папа сказал, у нее там больше карьеры. Поэтому она и уехала. Я тоже потом уеду!

– Конечно, уедешь. А где ты живешь, ты помнишь адрес?

– Помню, папа заставил меня его выучить. М-Рокс 37.

– А квартира?

– Квартира восемь! А когда мой папа придет? Я хочу домой, мне страшно…

– Скоро. Подожди еще немного. Встань. Давай я помогу тебе выйти из шкафа, вот так, хорошо. Сейчас ты почувствуешь легкий укольчик, но ты не бойся, ладно? Ты же не боишься уколов?

– Уколов не боюсь, нам в детском саду делали. А шкафов боюсь…

– Ну, больше ты в шкаф не попадешь, если будешь слушаться. Повернись, держи руки чуть выше. Вот так.

Он ввел в одну из связанных за спиной у девочки руку любовь. Аккуратно пустил ее по вене. Девочка вскрикнула. Все произошло очень быстро.

– Не сильно больно?

– Пожалуйста, можно мне снять пакет!

– Пока нельзя. Надо подождать хотя бы полчаса.

– Это же так долго! Когда папа возвращает меня домой из детского садика, до мультиков остается ждать полчаса. И так всегда. Я знаю, сколько это.

– Ты, наверное, просто очень нетерпеливая.

– Да, папе это не нравилось, – вздохнула девочка. – Мне кажется, с ним что-то случилось! У него из горла брызгала кровь, все из-за того… с ним был какой-то человек, очень плохой! Я никогда раньше не видела папу таким.

– Не волнуйся, папа скоро придет. Он был в опасности, но теперь с ним все хорошо. И с тобой будет все хорошо. Только обещай, что, когда снимешь пакет с головы, будешь слушаться. А то придется отправиться обратно в шкаф.

– Нет-нет, я буду слушаться!

Ао засек время. Прошло всего три минуты.

Он решил пока спрятать чемодан обратно под кровать. Не самый лучший тайник, когда тебя разыскивает ОБЛ. Потом надо будет придумать для него место получше.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил он.

– Не знаю… хочу есть.

– Папа тебя накормит.

– Я не хочу, чтобы тот приходил… который посадил меня в шкаф.

– Он больше не придет, если ты будешь слушаться папу.

– Ты не он?

– Нет.

– Я знаю. У тебя голос другой. Добрый. А тот был злой. И все время кричал. Он унес меня сюда. Я заснула, когда мы ехали в машине, а когда проснулась, машина врезалась, и он начал делать моему папе больно. Я боюсь спать, вдруг он опять придет. Мне страшно…

Транквилизаторы не давали девочке взглянуть на ситуацию трезво, хотя Ао и правда старался говорить с ней дружелюбным голосом.

– Я же говорю: не придет, если будешь слушаться папу.

– Так, значит, он пришел, потому что я не слушалась?

– Конечно, он приходит ко всем маленьким девочкам, которые плохо себя ведут.

– Значит, это я виновата, – расстроилась девочка.

Неужели он способен казаться настолько жутким? Раньше он даже не задумывался об этом. Он всегда представлял себя другим человеком. Величественным, тем, кого будут бояться и уважать, но не пугалом для беззащитных детей. Ему хотелось, чтобы это поскорее закончилось. Но одновременно в нем зарождался интерес к эксперименту, и он овладел собой. Ему следовало оставаться хладнокровным.

– Хочешь, я тебе почитаю? – спросил он. – Так полчаса пробегут быстрее.

– Хочу, – обрадовалась девочка.

Ао взял университетский голлограпост и принялся читать вслух, заодно решив подготовиться к предстоящему экзамену. Преподаватели, конечно, будут не в восторге, если узнают, при каких обстоятельствах он учил материал, только никто им об этом не расскажет. Девочке было неинтересно. Она почти ничего не понимала, но старалась слушать внимательно.

– Какой красивый у тебя голос! – неожиданно сказала она. – Ой, извини, читай дальше! Я не хотела… не молчи, пожалуйста.

Ао посмотрел на время. Прошло только 23 минуты с момента введения любви. Но, похоже, у ребенка приход наступает значительно быстрее. Может, уже наступил.

– Тебе нравится мой голос?

– Да, очень-очень! Я ничего не понимаю, что ты читаешь, но пытаюсь понять, потому что у тебя так хорошо получается!

В ее голосе слышался восторг и обожание. Похоже на признаки, которые описывала Ниэя.

– А ты обещаешь, что если я буду разговаривать с тобой, то ты будешь доверять мне и слушаться?

– Конечно, обещаю! И не потому, что боюсь возвращения того человека, а потому, что мне очень нравится тебя слушать! Мне так хорошо и спокойно, когда я слышу твой голос. Хоть бы так было всегда…

Улыбнувшись в маску, Ао сказал:

– Знаешь, почему? Потому что я и есть твой отец.

С этими словами он снял с нее пакет.

Девочка смотрела на своего спасителя как на воплощение чуда. Ее глаза еще непроизвольно жмурились от света, но она старалась их не закрывать. В ее голове все перемешалось. Он не походил на ее отца. Тот носил другую одежду и был шире в плечах.

– Скринч! Так ты и есть мой настоящий отец?!

Девочка узнала персонажа из мультика. Отлично, значит, какое-то время ею будет проще манипулировать.

– Конечно. Давай я развяжу тебе руки.

– А тот – мой папа?

– На самом деле у тебя два папы. Но ты его плохо слушалась, поэтому тебя похитили у него и заперли в шкафу. Но я, Скринч, твой второй папа, пришел и освободил тебя.

Греннета ощущала всю неестественность ситуации. Пусть ей всего шесть, но она была вовсе не глупой. Однако любовь уже действовала на нее, и она полюбила представшее перед ней существо – Скринча. Не то человека, не то персонажа из мультика. Не реального, но слишком реалистичного. Убеждавшего ее в заведомой лжи, в которую она поверила, потому что боялась правды.

– Ты, наверное, очень проголодалась? Пойдем, я тебя накормлю.

Они отправились на кухню, он посадил ее за стол, и они вместе принялись уплетать бутерброды. Впрочем, оказалось, что Ао ест гораздо охотнее, чем девочка, пусть он не проголодался и вполовину так, как она. Заложница с трудом одолела всего один бутерброд.

– В чем дело? Ты же говорила, что голодная.

– Я знаю, я забыла про это. Извини, папа Скринч.

И она старательно принялась за еду, одновременно пожирая Скринча обожающими глазами.

– Слушай, Греннета, ты скучаешь по дому? Некоторое время тебе придется пожить здесь.

Кажется, девочка обрадовалась его вопросу. Можно было оторваться от сытного, но очень скучного бутерброда и полностью сосредоточиться на новом папе.

– Скучаю, но здесь мне больше нравится. Здесь есть ты! Так что я даже рада.

Она довольно смело выражала свои эмоции. Возможно, искренность была чертой ее характера, но, как правило, венерианцам она не свойственна. Скорее искренностью наделила ее любовь.

– Тебе нельзя выходить из дома. Должно пройти время.

– Но ведь ты будешь вместе со мной?

– Да. Правда, не всегда, иногда мне придется отлучаться, и довольно надолго. Если ты будешь хорошо себя вести, то я всегда буду возвращаться. А хорошо себя вести означает всегда слушаться только меня и не слушать никого другого, ни с кем больше не разговаривать. Ясно?

– Ладно, – вздохнула девочка. – Главное – возвращайся.

– Хорошо, а ты, главное, ешь.

Когда завтрак подошел к концу и Ао попытался встать из-за стала, он, забывшись, неловко ступил на больную ногу и вскрикнул.

– Ты ушибся? – тут же встревожилась Греннета.

– Нет, – отмахнулся Ао.

– Но я же вижу, тебе больно, папа.