Тихий стан
- -
- 100%
- +
Однако один ингредиент заставил Роуз задуматься в собственной адекватности. Это капля собственной крови.
«Бред!» С тонкой маской ужаса девушка глядела в книгу, вновь и вновь перечитывая рецепт отвара. Может… может, просто сбежать? Зачем ей это все?
Только рычание и скрежет двери дал необъяснимый ответ.
Выбора нет. Ей никто не поверит. Ее сейчас никто не спасет.
За окном быстро начало темнеть; яркие вспышки молнии приводили на мгновение в чувство Роуз, но также напоминали о том, что нужно включить свет.
Она и не заметила, как стало отчужденно с появлением тьмы; только и стояла, осматривая все приготовленное.
В итоге света не было – отключился из-за непогоды. Она зажгла свечи, что нашла по всему первому этажу.
И вот она стоит подле печи, держа в одной руке орудие трапезы, перемешивая ингредиенты в чаше, а в другой руке – нож. Только сейчас, после выпущенного на волю стресса и страха, девушка вновь задумалась, точнее, поняла одну истину на фоне усталости. Никто Роуз не сказал, что нет точного диагноза – ни врачи, ни сиделки. Только из-за денег. Девушка хорошо платила этим людям и требовала подлинности болезни. А эти гады присылали фальшь, только чтобы Роуз никому не разрушила карьеру. Ибо если она узнала бы ранее, что никто из них не смог совладать с ее матерью, то пришел всем конец в худшем смысле этого слова. Она им преподаст урок, как вернется обратно; все они получат по заслугам.
Завтра та узнает: ее озарение – всего лишь игра мозга или все действительно так обстоит.
С этими мыслями девушка вонзила лезвие ножа в ладонь и нарочито медленно повела остриём. «Нужна капля крови? Я дам больше».
Она наблюдала, как плоть расходится, разделяясь надвое, но не чувствовала ничего, кроме боли. И даже боль была где-то далеко, глубоко в сознании.
Алая жидкость рьяно хлынула из раны прямиком в воду практически готового блюда.
Но тут девушка отпрянула от печи на целый шаг. Бульон, который только что был обычной жижей, с каждым мигом обретал ядовито-розовый, пульсирующий оттенок. Ингредиенты начали плавиться и пузыриться, а души цветов принялись выть, яростно пытаясь выбраться. Их крики были буквально слышны – пронзительные и отчаянные.
Девушка рухнула на стул, не в силах отвести взгляд от возникших рук – невидимых, но покрытых липкой жидкостью… их было много. Они метались и бились в истошных попытках вырваться, но невидимая сила сдерживала каждую.
Все началось так же внезапно, как и закончилось. Роуз не успела даже подумать о действии. А уже и необходимости не было – всё вернулось в былое состояние, обманчиво-спокойное и теперь раздражающее своим покоем. Лишь ядовито-розовый оттенок отвара напоминал о только что пережитом кошмаре.
Задержав дыхание от оцепенения данной сценой, она всматривалась в чашу с отваром… это все взаправду? Магия, она существует?
Томно девушка всасывала воздух; аромат… он бесподобен. Словно девушка в цветочном поле. В поле, полном опасности и тревоги.
Этого не может быть, попросту не может быть!
С вызовом подошла к печи, к чаше, да только это была обычная жидкость, словно в нее окунули кисточку с краской. С ядовито-розовой краской.
Все эмоции словно испарились; она хотела бояться, хотела все здесь разрушить! А сил их больше не было.
Однако чего-то не хватало. Слишком тихо. Эта тишина давила всем своим невообразимым весом.
Ее не слышно. Тварь в облике матушки успокоилась.
Роуз прислушалась.
Ни-че-го.
Пора отнести «лекарство» и молиться, что Грейс не убьет ее при первой возможности.
***
Замок на двери – «оно» не выбралось. Отличный знак.
Роуз держала в руках остывшую чашу с отваром, так и не осмеливаясь подойти ближе.
Прошлые события напоминали ей: нужно быть осторожнее в своих маневрах.
– Зайди… милая моя, – пронесся голос по ту сторону двери. Такой же добрый, как и ранее.
Всеми фибрами души девушка держалась, успокаивала себя.
«Оно» заперто, «оно» ничего не сделает Роуз.
– Ты убьешь меня? —
– Нет, милая моя… прошу, дай мне «это».
Она устала переживать, устала дрожать от каждого шороха. Если и навредит, то к черту все!
Достав ключи из кармана, тотчас распахнула дверь, поставила чашу на пол и закрыла дверь. Все произошло настолько быстро, что как только дверь вновь оказалась заперта, она опомнилась.
«Я это сделала!» – ликовала про себя девушка.
Теперь можно и отдохнуть, хватит с нее таких приключений.
Роуз и не задумывалась спросить матушку, как та. Девушка ничего не хочет, только лечь на старую кровать в комнате сиделок, вдыхать запах затхлости и уйти в мир снов. Хватит с нее геройства.
Завтра она позвонит нужным людям. Пусть чудовище заберут к себе в психиатрическую больницу.
Роуз не будет помогать матери; она слишком потратила много нервов, и как с таким настроем она поедет на Багамы?
Оказавшись в кровати, не смыв макияж и даже не переодевшись, та уснула, дав волю слабости.
Глава 6
– Мм… – девушка потянулась в кровати, жмурясь от нахлынувшего солнечного света.
Вот еще один день в этом дурдоме настал.
Роуз поднялась на локтях, вслушиваясь в тишину дома.
Однако эту тишь и гладь прерывал не рев и глухие толчки в дверь… так и пахло вкусно пирожками. Неужели эта старуха сама открыла дверь? Надо проверить.
Она встала с кровати. Ее вещи были в машине, так что придется на время остаться в той, в которой проснулась.
Сама комната выглядела крайне добротно: кровать двухспальная из дуба, так еще и с балдахином, отличного качества тумба, зеркало в полный рост… Роуз выглядела ужасно. Лицо осунулось от пережитого прошлым вечером, макияж стерся, оголяя то, что нельзя видеть никому.
Морщины. Они были под глазами, на лбу, возле рта. Девушка прикоснулась к ним с искренним непониманием. От одного дня здесь она не похожа на себя.
– Садись, ешь! – громко сказала женщина, скорее всего с кухни. И этот голос совершенно не похож на голос ее матушки. Со старческой хрипотой можно сравнить данный голос.
Девушка нахмурилась, медленно переведя взор на верхнюю часть зеркала, заметила шпильку – длинную, словно жало скорпиона или осы.
***
Бабка обернулась так резко, что даже тени на столе затрепетали. Её глаза, глубокие как колодцы, потемнели.
– Что у тебя в руке-то? А, шпилька… – она хмыкнула, обнажив единственный зуб. – Даже не вздумай убить меня этой шпилькой, дитятко. Не та это смерть, что мне упокоение принесёт. А вот тебе обратную дорогу в мир живых она навсегда закроет. Будешь привязана к этому месту, как проклятая, и каждую ночь будешь на ощупь эту шпильку в темноте искать, да никогда не найдёшь. Вечность в одном шаге от своей погибели. Нужно тебе такое? —
Роуз тут же убрала шпильку в задний карман своих джинс, не находя ответа на ее интересный, но жуткий вопрос.
В комнате в моменте стало холоднее. Окна закрыты, но плечи девушки, откуда ни возьмись, легко коснулся ветерок, заставив ту позабыть о всех продуманных шагах, как вытворить незнакомку. Ее ярый, доминирующий нрав осел в самом дальнем углу, сжавшись, как маленький ребенок, потерявший родителей. Роуз стало не по себе, эта странная, старая бабка видела ее насквозь, пропитывая каждый кусочек тела девушки неизведанным чувством… покорности.
Голос донёсся не столько до ушей, сколько до самого нутра – сухой, шелестящий, как листва на могильном холме. Бабка знала, о чем девушка хотела спросить.
– Соседка твоей матери… – проскрипела она, и в избе запахло холодной землёй и прошлогодними листьями. – Живу в часе ходьбы, на севере, подле кладбища. Будь добра, не смотри на меня как на чужую.
Фигура сделала шаг вперёд, и пол под ней не издал ни единого звука.
– Я единственная, кто Грейс помогает. Не доктор с его пилюлями, что гонят хворь вглубь, давая ей вызреть посильнее. —
– Сядь, дитя, поешь, а я пойду, – вставая из-под стола, скорченная фигура в черном платке и с темной тростью прошагала мимо Роуз, не дав той ни слова произнести.
«Жуть…» – пронеслось в голове у той, которая так и не посмела двинуться с места, наблюдая, как пожилой человек медленно, но верно отдаляется от дома.
Однако девушку вывел из ступора внезапно раздавшийся голос – тот самый, до боли знакомый и добрый:
– Милая моя, открой дверь!
***
Она сидела на стуле на кухне, жадно поедая похлебку, сделанную той странной до покалывания в груди бабкой.
Роуз сидела напротив своей расцветшей матушки, наблюдая, как та с улыбкой поедает угощения.
– Почему ты о ней мне не рассказала? – решив нарушить гнетущую тишину между ними, с подозрительностью спросила девушка, смотря впритык на женщину напротив.
Но та лишь улыбнулась на вопрос своей дочери, вытирая руки от вкуснейшего завтрака.
– Потому что я знаю тебя, милая, ты не примешь мои методы лечения…
Не дав договорить Грейс, Роза встала из-за стола.
– Что за хрень здесь происходит, мама!? – не выдерживая всего того обилия эмоций, девушка взорвалась, не находя себе место. – Какая нахрен бабка, какое нахрен лечение!? Ты понимаешь, что тебе нужно лечение, адекватное лечение от профессионалов! Ты же ненормальная!
Эмоции лились водопадом из уст девушки, она не выбирала более мягкие формулировки, ей было на это плевать. Ее единственным желанием было только одно: уехать из этого злосчастного места и больше не возвращаться.
В итоге, не выдержав всплеска негодования и злости, Роуз развернулась и вышла из кухни, а потом из дому вовсе. Грейс так и не произнесла ни единого звука во время тирады своей дочери… только продолжила методично есть, а после вымывать посуду. Женщина знала, Роуз вернется… и улыбалась от этого, будто ничего не произошло, словно все так и было задумано.
***
Она вернулась ближе к вечеру, однако не одна.
Грейс со всей своей одержимой любовью к дочери не поняла сразу, что на пороге стоят еще двое в белых халатах.
– Милая, я знала, что ты вернешься! – обнимая девушку, та с удивительной уверенностью произнесла. – А это кто?.. – отстранившись от Роуз, та глядела на специалистов, медленно, но верно отступая назад.
– Они тебе помогут, мам. Моей «подруге» помогли, и тебе помогут, – улыбаясь, задабривая свою мать своим поведением, сказала девушка. Аккуратно, неспеша, подходя все ближе к пациенту. Роуз не видела в ней свою мать, только объект, который нужно встряхнуть и вылечить, чтобы Роуз была довольна и спокойна и душой и телом.
– Нет!! Вы меня не возьмете! Я не дамся! – крича, глаза Грейс налились не просто злостью, а непроглядной, животной чернотой, на мгновение заставив санитара дрогнуть, но не отступить от своих обязанностей.
– Так будет лучше… для всех, – встав подле выхода, проговорила монотонно Роуз, без желания наблюдая, как скручивают ее покрасневшую от гнева мать.
Та пыталась достучаться до девушки, кричала и кричала… вызывая в Роуз только раздраженность и нетерпение.
– Я же всегда тебе добра желала! А ты поступаешь со мной так?! Неблагодарная мразь, я тебя растила и… —
В этот момент женщине закрыли рот тряпкой; из её горла вырвался не крик, а низкий, клокочущий рык, которого не могла бы издать пожилая женщина… На секунду Роуз почувствовала, как по спине пробежал ледяной мурашек. Не от жалости, а от смутного предчувствия, что только что перешла черту, за которой нет пути назад, и откуда не прощают.
Вскоре Грейс сковали руки и увели в карету скорой помощи.
Внезапно наступившая тишина была оглушительной. И в ней пахло уже не похлебкой с пирожками, а пылью, одиночеством и тем странным, сладковатым ароматом цветов, что она вчера варила. Что же будет дальше? А дальше Роуз быстро и не оглядываясь назад уедет из этого места.