Отмеченная. Проклятие крови

Глава 17

Страшные события Фолки накрыли Кирин пеленой мрака и отчаяния. Солнечные дни сменились серостью, словно даже Боги скорбели по всем, кто сложил головы в лесу Тоф. Улицы столицы – Эйгиля – некогда шумные, переполненные людьми, где еще недавно звучали разговоры и смех, которые не смолкали даже ночами, теперь вымерли, погрузившись в гнетущую тишину. Люди не спешили выходить из домов, а тревожные шепотки поднимались в самых укромных уголках города.

Тишину улиц нарушали лишь удары колоколов городской ратуши, возвещавшие о каждой новой похоронной церемонии. Дым погребальных костров окутал город: густой и черный, он поднимался к небу, смешиваясь с пепельными облаками, почти скрывшими солнце.

Запах горящей древесины и плоти разносился по всему городу и его окрестностям. В дни погребений толпы скорбящих заполняли улицы, провожая родных и близких. Их лица, опущенные плечи, едва сдерживаемые всхлипы, всё говорило о горе, которое объединило людей, ставших свидетелями ужаса.

Храм Азурана, где проходили ритуалы за души погибших, был переполнен от рассвета до заката. Служители шептали молитвы, стараясь принести утешение, но страх и скорбь прорастали глубже, чем могли достичь их слова.

Праздник, который должен был стать символом надежды и новой жизни, обернулся кошмаром – воспоминанием о страшной резне и хаосе. Никогда за последние столетия мира не случалось ничего подобного и столь ужасного. Все говорили только об одном: кто мог осмелиться на такое?

Люди не находили ответов; другие же шептали, что это знамение, предвестие чего-то худшего. Молчание князя, затянувшееся на время устранения последствий трагедии, лишь подливало масла в огонь.

Когда тяготеющая скорбь в сердцах народа сменилась гневом, они решили действовать и потребовать ответов. На улицах Эйгиля стали появляться стихийные собрания. Возмущённые и напуганные люди требовали найти виновных.

– Наказать убийц! – эти крики раздавались на главной городской площади, перед зданием ратуши. Они сливались в неистовый гул, поднимавшийся над городом и отражавшийся от каменных стен. Толпа становилась всё громче, и пришло время князю ответить перед своим народом.

Редкие порывы ветра трепали полотнища с гербом, что свисали на шпалерах вдоль здания. Время тянулось мучительно долго. Но наконец высокие створки дверей ратуши медленно распахнулись, и за балюстрадой показался князь в сопровождении своих советников. Его высокая и величественная фигура сразу привлекла всеобщее внимание. Внизу же, под окнами, гвардейцы выстроились в ровный ряд, чтобы сдерживать толпу в случае бунта.

Толпа начала стихать, но напряжение в воздухе не спадало.

Эльдиронд шагнул вперёд. Его лицо было строгим и сосредоточенным, лишь морщины на лбу выдавали усталость последних дней. Седые пряди волос на висках переливались в свете заходящего солнца, лучи которого изредка пробивались сквозь серую мглу. Глаза князя, как всегда пронизывающе холодные, прошлись по толпе быстрым, внимательным взглядом.

Он поднял руку, призывая свой народ к полной тишине.

– Жители Кирина! – его голос прозвучал громогласно и разошёлся эхом по притихшей площади. Слова достигали каждого уха. – Я понимаю вашу боль. Мы все потеряли дорогих нам людей, и ничто не восполнит этой утраты. Никогда прежде наш праздник, день почитания Богов, не омрачался столь страшной трагедией.

На лицах людей отразилась смесь гнева и скорби; по толпе прошёлся возмущённый ропот.

– Те, кто принёс смерть на Фолки, совершили нечто немыслимое. Они осмелились поднять руку на мир и порядок в нашем княжестве, на наш дом. Это нападение: вызов, – голос князя стал суровее; он, как сталь, пробивался сквозь горечь. – Как ваш князь, я клянусь: мы найдём виновных. И они ответят за свои деяния.

В толпе раздались одобрительные возгласы, но Эльдиронд вновь поднял руку, заставляя их затихнуть.

– Уже сейчас мы учреждаем отряд, который займётся расследованием. Его цель: найти виновных и привести их к правосудию. Каждая жизнь, отнятая той ночью, будет оплачена.

Люди снова закричали; их гнев разгорался заново, но теперь он обрёл направление.

– Но это не всё, – продолжил князь, и голос его стал мягче, почти утешающим. – Те, кто пострадал, кто потерял своих близких, не останутся без поддержки. Мы выделяем ресурсы для помощи семьям погибших и пострадавших. Наши целители будут трудиться, чтобы поставить на ноги раненых.

Толпа начала шептаться. Лица некоторых смягчились, другие оставались суровыми и решительными. Князь сделал ещё один шаг вперёд, и его тяжёлый, властный взгляд обвёл собравшихся.

– Мы переживём эту боль вместе, преодолеем её. Не дайте горю и гневу разорвать нас на части. Сейчас, как никогда, мы должны сплотиться верой и силой. Только так мы сможем защитить наш дом.

Народ замер, оценивая его слова. В глазах людей читались сомнения, но постепенно они начали склонять головы, соглашаясь с речью своего князя.

Эльдиронд медленно опустил руку и выпрямился.

– Ступайте по домам, помогайте тем, кому нужно утешение. А остальное оставьте мне и моим людям. Никто не оставит это без ответа.

Князь скрылся за воротами, оставив толпу под утихающим пламенем заката. Люди начали расходиться, но их лица оставались озабоченными. Мрак Фолки ещё долго будет висеть над Эйгилем тенью, напоминая о том, что их мир больше не так безопасен, как прежде.

За закрытыми дверьми Эльдиронд обратился к главнокомандующему городской гвардией:

– Следите за ситуацией в городе. Толпа успокоится, но напряжение будет расти, если мы не покажем результата.

Зал Совета был величественным и мрачным одновременно. Его высокие своды потолка, выполненные из серого камня и украшенные искусной резьбой, образовывали купол. Тусклый свет пробивался сквозь узкие, высокие окна, окрашивая зал в блеклую синеву. Стены зала украшали барельефы – знаменательные моменты истории княжества, от его основания двумя братьями Хэльвард до победы в Великой войне с Востоком и создания Княжеского Содружества, перемежающиеся гобеленами с гербом Кирина.

В центре зала располагался массивный круглый стол, вырезанный из единого куска тёмного дерева, а на его поверхности была выгравирована карта Альрикейна. Стулья с высокими спинками располагались вокруг стола, где сейчас собрались советники князя и командиры секций армии.

Среди них находились старшие и младшие советники, все те, кто составлял ядро власти Кирина. Тормон Ринд, седовласый и строгий, представлял князя на местах и следил за порядком в столице; его голос на Совете всегда имел вес. Рядом с ним сидел Ингольв Барн – хранитель казны и торговых дел, чьи расчётливые слова нередко уравновешивали горячие споры. А так же Рэндал Снор, командующий флотом.

Младшие советники занимали свои места чуть поодаль. Гест Мортен курировал сельское хозяйство, Йор Гуди отвечал за общественный порядок в провинциях, Торсил Хоок заведовал медициной и ремеслом лекарей. Хольмар Вик отвечал за строительство и восстановление городов, его имя чаще звучало в отчётах каменщиков, чем в политических спорах. А Ойвин Маттс, хранитель истории и глава духовенства, славился своим знанием древних писаний и всегда был голосом совести, выступая за мир и прощение.

Лица присутствующих были мрачны и сосредоточены, но на них проглядывала усталость. Взгляд князя скользил по присутствующим. В его зелёных глазах читалась решимость, за которой он искусно прятал свой гнев.

– Мы не можем позволить этому повториться, – суровый голос Эльдиронда пронзил напряжённую тишину. – Потери, которые мы понесли, невосполнимы. Но мы обязаны защитить наш народ и найти виновных.

Он обвел взглядом пришедших и посмотрел на Эйнара, который, несмотря на раны, все равно присутствовал на Совете. Княжич держался прямо, даже если от малейшего движения его тело пронзала боль. За его спиной стоял Скандар; скрестив руки, он холодным и хмурым взглядом скользил по лицам собравшихся.

Голос Эйнара прозвучал твердо:

– Я лично возглавлю отряд, который будет заниматься поиском ответственных за это нападение. В отряд войдут лучшие из нашей гвардии, а так же люди Вейстмара.

– Сын, – начал князь; в его голосе промелькнула едва различимая тревога. Однако, встретив решительный взгляд княжича, он только сдержанно кивнул, но на лбу углубились морщины. Он знал, что его сын, его наследник, давно повзрослел, а сейчас было не время и не место проявлять отеческую заботу и беспокойство.

Старший советник Тормон Ринд кашлянул, привлекая к себе внимание:

– Мы не можем действовать вслепую, – громко произнёс он; его голос прозвучал резко, но без гнева. – Если враг сильнее, чем кажется, поспешные действия могут привести к ещё большей трагедии.

– Поспешные?– перебил Эйнар; в его взгляде сверкнул огонь решительности. – Вы предлагаете ждать, пока они снова ударят?

Седовласый мужчина по другую сторону стола приподнялся с места.

– Нельзя не брать во внимание, что события на Фолки были… странными, – осторожно начал Маттс, упёрев ладони в стол. – Некоторые очевидцы говорили о явлениях, которые невозможно объяснить привычной логикой. Я уверен, присутствующие здесь, сами видели некоторые из них…

– Суеверия и страх, – отмахнулся советник Барн. – Люди любят небылицы. Но наши враги – это плоть и кровь, а не чародеи из сказок.

Он помолчал.

– Однако стоит подумать о том, что наша цель не только найти и наказать виновных; мы должны использовать все ресурсы, чтобы собрать информацию. Устранение нападавших: это лишь половина дела. Необходимо понять, кто они и чего добивались.

По залу прошёлся гул одобрительных голосов.

Скандар стоял в стороне, внимательно слушая. Его взгляд время от времени останавливался на князе, потом на Эйнаре. Он не произнёс ни слова, но его присутствие ощущалось очень явно. Советники изредка бросали на него недоумённые взгляды, но старались не задерживать их на княжиче с Севера. Никогда прежде на Совет не допускался ни один из представителей других княжеств.

Князь поднял руку, призывая Совет к тишине.

Когда спор немного утих, он провёл рукой по лицу. Этот жест был едва заметен, но Скандар уловил в нём усталость и тревогу. Он понимал, что тяготит князя. Нападение на Фолки не было обычным: за ним стояло нечто, что нельзя было назвать вслух в присутствии Совета. То, что долгие годы скрывалось в легендах и сказках, вдруг дало о себе знать, и теперь Эльдиронд должен был не только действовать, но и стараться сохранить эту тайну. Скандар видел, как тяжело ему даётся это равновесие: между страхом народа и правдой, которую нельзя раскрыть.

Скандар опустил взгляд, сложив руки за спиной. В воздухе висело ощущение чего-то смутно знакомого, будто давняя тревога, затаившаяся глубоко под кожей, вновь напомнила о себе. Мир, казалось, начинал трескаться по швам, медленно и неумолимо. Он точно понимал: все не остановился только на поиске виновных. И всё, что скрыто, рано или поздно выйдет на свет.

– Всё верно. Для получения этой информации мною будут назначены определённые лица, – голос князя звучал решительно, но в его взгляде сквозило напряжение. – Каждый из вас получит свои поручения.

Советники закивали в знак согласия, обменявшись быстрыми взглядами.

– Нужно укрепить патрули по всей провинции, особенно на границе, – предложил советник Снор.

– Я возьму на себя сбор средств для поддержки пострадавших, – добавил Барн. – Пусть народ видит, что мы заботимся о каждом.

Обсуждение продолжалось ещё несколько часов. После того как все получили приказы и поручения, князю предстояло заслушать доклады о текущем состоянии Эйгиля, деревень близ столицы и новости из дальних провинций.

Князь снова обвёл тяжёлым взглядом собравшихся.

– Совет окончен. Каждый знает, что должен делать.

С этими словами он поднялся со своего места, и советники поспешно встали, следуя за ним. Зал наполнился скрежетом стульев по каменному полу, шорохом тканей и гулом приглушённых голосов.

Эйнар крепче сжал край стола, стараясь не показать, как сильно саднящие раны отзывались болью при каждом движении. Он бросил взгляд на Скандара, стоявшего неподалёку. Тот выглядел невозмутимым, но, встретившись глазами с княжичем, чуть заметно кивнул, подтверждая что они готовы действовать.

Эйнар, опираясь на руку друга, поднялся. Он чувствовал нарастающее напряжение, но не от боли в ране, а от предчувствия грядущего. Его грудь наполняла странная тревога, что всё только начинается, и быстро со всем разобраться не получится.

Эльдиронд подошёл к княжичам и отвёл обоих в сторону.

– Остальное мы обсудим вечером, здесь же, – негромко произнёс он, обращаясь к обоим. Эйнар и Скандар согласно кивнули.

Вскоре зал Совета опустел и вновь наполнился гнетущей тишиной, исполненной предстоящих решений.

***

Эйгиль и его окрестности окутала тень.

Каждый день начинался и заканчивался одинаково: мы провожали в последний путь тех, кто погиб той ночью. Запах гари от погребальных костров стал обыденностью. Воздух пропитался горечью, и казалось, что весь мир потонул в трауре. Замок Иннг, его каменные стены, в которых я когда-то находила утешение, теперь казались холодными, чужими и тонули в гнетущей тишине. Его обитатели, что попадались мне на глаза, передвигались с осторожностью, а их взгляды говорили больше, чем слова. В них был страх.

Князю и его семье пристало присутствовать на каждой церемонии похорон. Потому я, в очередной раз, стояла позади отца и матери перед зданием ратуши на главной площади Эйгиля, наблюдая, как провожают в последний путь погибших. Я уже не помнила, который по счёту погребальный костёр вижу только за последние пару дней. Стоя за балюстрадой, я пыталась сохранять спокойствие, но внутренний хаос не давал ни минуты передышки. Ноги ныли от долгого стояния, а сердце сжималось от гнёта. Лица вдов, сирот, оставшихся без своих мужей, отцов и братьев, мелькали перед глазами.

Высокая фигура отца возвышалась над балюстрадой. Он как всегда собранный, стоял перед нашим народом с суровым выражением лица. Только напряжённая линия челюсти и углубившиеся на лбу морщины свидетельствовали о том, что даже он не смог остаться невозмутимым. Каждый раз, когда я видела, как он, молча сжав губы, встречает просьбы и отчаяние людей, пришедших проститься со своими близкими, мне становилось тяжело дышать. Он казался непоколебимым, но я знала: под этим железным обликом скрывается человек, который чувствует боль так же остро, как и все мы.

Рядом стояла мама, такая же сдержанная, но её напряжённые жесты: как она поправляла плащ, сцепляла руки, чтобы скрыть дрожь, все же не ускользнули от моего взгляда. Она ловила каждый взгляд, каждую слезу тех, кто приходил проститься с близкими, и её молчаливая поддержка была мощнее любых слов.

Эйнар, несмотря на перевязанное плечо, держался рядом с отцом; его взгляд был сосредоточенным и решительным. Даже будучи в числе пострадавших, он не желал отлеживаться в покоях, пока затянется его рана, и, несмотря на протесты матери, мои или Лунны, уже через несколько часов после того, как пришёл в себя, он присутствовал на экстренном собрании Совета. Его перевязанное плечо выглядело хуже, чем он старался показать, но он не позволял себе расслабиться. В его взгляде была решимость, и в этот момент он казался мне таким же, как отец – опорой, на которой держится всё.

Я видела его короткие взгляды в сторону Олеанны, которые выдавали, что он беспокоится о ней больше, чем позволяет себе признать. А она, измождённая, с кругами под глазами, всё ещё стояла здесь, рядом со своей семьёй, не показывая слабости. Всё это время она не жаловалась и работала наравне с остальными лекарями в лазаретах. В такие моменты я жалела, что когда-то мне не хватило смелости уехать вместе с ней в Твердыню и заняться лекарством, чтобы сейчас иметь возможность помогать. Вместо этого я только слонялась по замку, не зная, как помочь и чем занять себя, лишь бы не вспоминать тот кошмарный вечер.

Внезапно Лунна сжала мою руку сильнее; её ладонь была холодной. Она не плакала, но я чувствовала, что это стоило ей невероятных усилий. Впрочем, как и мне. Ком в горле возникал ежесекундно, стоило только взглянуть на лица скорбящих или тела, лежавшие на костровых башнях.

Я обвела глазами площадь и увидела, как люди смотрят на нас… словно мы должны дать им надежду, как бы далека она ни была. Когда отец поднял руку, и зажжённые стрелы лучников сорвались в воздух, я невольно вздрогнула от их свиста. Огонь охватил башни с телами, и на мгновение всё вокруг потонуло в золотом свете.

Я смотрела на пламя, но перед глазами вставала другая картина: тот огонь, что бушевал в ту ночь. Тот жар, что обжигал кожу. Я вспомнила лица людей, их страх и ужас. Моё дыхание участилось, и я с трудом заставила себя снова сосредоточиться на настоящем. На секунду мне показалось, что я снова слышу крики, они зазвенели в ушах, как отголоски той ужасной ночи, не оставляя мне покоя.

– Мы это переживём, – прошептала я себе под нос, с трудом подавляя дрожь в голосе.

Я вернулась в замок немного позже остальных, пропустив ужин и избегая слуг. Привычные каменные коридоры внезапно показались чужими и давящими, будто эти стены уже впитали в себя гнетущее напряжение последних дней. Я шла медленно, стараясь не встречаться взглядом с теми немногими, кто попадался мне на пути.

Воспоминания о Фолки всё ещё были со мной – пульсировали где-то в глубине сознания, напоминая о себе едва ли не каждое мгновение. Первые дни после произошедшего я и вовсе отгородилась от всех и не выходила из своей комнаты. Только слуги приносили еду, к которой я редко притрагивалась, или Олеанна приходила узнать моё состояние.

Боль в шраме не отпускала меня с той ночи, когда я пришла в себя. Иногда она приходила внезапно, будто кто-то сжимал грудь изнутри раскалёнными тисками. В такие минуты я не могла ни говорить, ни дышать. Олеанна, к счастью, почти всегда была рядом. Она помогала мне перевести дыхание, держала за плечи, давала отвары от боли, пока жар не отступал.

Однажды приступ застал меня ночью. Я сжала простыни в кулаках, уткнулась лицом в подушку и прикусила ткань, чтобы не сорвался крик. Казалось, пламя внутри не утихнет никогда. Слёзы выступали сами собой, стекали по щекам, пока я, дрожа, не смогла снова сделать вдох.