- -
- 100%
- +
– Полностью согласен, – игриво улыбнулся сыщик. – Вот мое крепкое плечо, держись за него, и идем по чеховским местам!
«Лавка Чеховых» с вывеской: «Чай, сахар, кофе и другие колониальные товары» была уже закрыта. Посмотрев мужскую классическую гимназию, где учился классик, посетив Чеховский сквер, памятник писателю, домик, где он родился, путники направились в гостиницу-общежитие и наткнулись на двухэтажный кирпичный дом, где родилась и жила Фаина Раневская.
– Смотри, оказывается, она родилась здесь! – воскликнул сыщик, на что Черных дернула его за локоть и на удивление похожим на Раневскую голосом выдала:
– Муля, не нервируй меня!
Расхохотавшись от удачной шутки, Соколов заметил:
– Марина, в доме до сих пор живут люди. Почему бы его не сделать музеем этой великой актрисы?
– Когда-то обязательно сделают, – кивнула она с уверенностью. – В свое время Фаина Раневская была кумиром миллионов.
В общежитскую гостиницу вернулись затемно. Жильцы еще не заселились в комнату к Черных, поэтому, поужинав у нее, Соколов ушел в свой номер, чтобы уснуть крепким сном перед грядущим днем, не сулящим сыщику и его спутнице легких путей.
9
По устоявшемуся обыкновению решили начать с военкомата. Комиссар, мужчина средних лет с лихо закрученными усами, внимательно послушав командированных, высказал:
– Двадцатого года рождения давно уже не состоят у нас на учете. Но попытка, так сказать, не пытка, ведь в пятьдесят восьмом году ваш Левчук еще был военнообязанным, ему исполнилось всего тридцать восемь лет.
С этими словами он вызвал секретаря и приказал:
– Помоги прибывшим из Якутии товарищам, надо покопаться в архивах конца пятидесятых годов.
Прежде чем расстаться, комиссар попросил:
– Там у вас на горе в войсковой части командиром служит полковник Воскобойников, однокашник по Академии. Если вдруг случайно увидите, передайте привет от Казбека.
– Передадим, – улыбнулся сыщик. – Осенью специально поеду на эту гору по грибы, по пути заскочу к полковнику с бутылочкой коньячка.
– Спасибо, – в ответ улыбнулся военный комиссар.
Секретарь, молодая девушка по имени Милена, в строгом темном костюме, выписав себе данные Левчука, удалилась из кабинета, оставив Черных и Соколова за чашкой чая с печеньками. В ожидании секретаря они посидели довольно долго, не менее сорока минут, пока та не появилась и не протянула Черных картонную карточку.
– Еле-еле нашла. Гражданин вставал на учет в пятьдесят седьмом, в то время работал в морском порту. Сведений о снятии с воинского учета не имеется.
– А место прописки? – спросила следователь.
– Там в карточке должно быть указано. Раз встал на учет, то должен быть прописан.
Черных пригляделась к карточке и смогла прочесть неразборчивый почерк чернильной ручкой:
– Улица Пар… или Пор… Улица Парковая есть в городе?
– Есть…
С этими словами Милена взяла карточку из рук Черных и, немного помучившись, прочла:
– Портовая. Нет, это улица Портовая, а Парковый у нас переулок, а не улица.
– Значит, улица Портовая, двадцать, – проговорила следователь. – Интересно, этот дом сейчас существует?
– Вряд ли, – покачала головой девушка. – Это в районе морского порта, в последние годы там идет интенсивное строительство, все бараки снесены.
– Плохо, – вздохнула Черных. – Придется идти в паспортный стол.
Паспортистка, немолодая прожженная женщина, попыхивая папиросой, с хрипотцой в голосе объяснила:
– Такого дома нет, там сейчас склады и ангары морского порта. Дом снесен еще лет десять назад.
– А куда могли расселить людей? – спросила ее Черных.
– Этого никто не может сказать, – мотнула головой паспортистка. – Вряд ли их скопом расселяли, по-моему, жильцы рассосались постепенно. Кажись, помню этот дом, когда в составе комиссии горисполкома выезжала в набережный район для решения вопроса о сносе ветхого жилья. Дом одноэтажный, барачного типа на десять-двенадцать квартир. Прежде чем его снесли, он несколько лет пустовал.
– Тогда посмотрите, пожалуйста, фамилия Сашко каким-то образом связана с этим домом?
Порывшись в картотеке, паспортистка издалека крикнула:
– Записывайте: Сашко Максим Юрьевич, пятьдесят второго года рождения, уроженец города Таганрога. В семидесятом году выписан с Портовой, двадцать, и прописан по улице Маршала Жукова.
– А Сашко Клавдия? Такая гражданка в прописке не значится? – криком спросил сыщик.
Повозившись дальше с картотеками, она ответила:
– Нет, по всему Таганрогу женщины с такими данными не существует.
– А Левчук Василий Игнатьевич?
– Тоже нет.
Поблагодарив паспортистку, пара направилась по указанному ей адресу на улице Маршала Жукова. Дверь открыла одутловатая взлохмаченная женщина неопределенного возраста. Она смерила прибывших безразличным взглядом и поинтересовалась:
– Вы от кого?
– Мы не от кого, а приехали из Якутии, – представилась Черных. – Я следователь прокуратуры, а мой коллега из уголовного розыска.
– Из Якутии, – протянула женщина. – И почто нами заинтересовалась чукотская уголовка?
– Мы не с Чукотки, а из Якутии, – повторила Черных. – Нам надо поговорить с Сашко Максимом. Он дома?
Женщина хмыкнула и, повернувшись, крикнула:
– Макс, тобой интересуется уголовка.
В соседней комнате послышался звон падающей на пол посуды, отборная ругань, и вскоре перед ними появился донельзя помятый и пропитый мужчина с молотком в руке.
– Ну я Сашко! – угрожающе высказался он. – Не краду, не граблю, не барагожу. Чего от меня хотите?!
– Максим, мы хотели бы с тобой поговорить, – ответил сыщик и заслонил собой следователя. – Положи молоток подальше и присядь на стул. Мы из Якутии, это в восьми тысячах километров отсюда, встреть гостей подобающим образом.
Спокойный голос сыщика немного отрезвил мужчину, тот, отложив молоток, присел на стул.
– Ну, сел, а дальше? Что хотели?
– Нас интересует Сашко Клавдия, двадцать третьего года рождения. Она вам не родственница?
– Двадцать третьего… – призадумался мужчина, а затем разразился руганью: – Какого черта родственница! Она моя мама! И какого хрена вы ехали из Якутии интересоваться моей матерью?!
Рука его невольно потянулась к молотку, который лежал на столе. Сыщик быстрым движением убрал опасный инструмент подальше и спросил:
– Где сейчас ваша мама?
– Как где?! Ее грохнули.
– Кто убил?
– А я откуда знаю? Был ребенком, когда ее кончили.
– Скажи, какое отчество у матери.
Мужчина долго молчал, уставившись в пол и, наконец, заговорил, пытаясь вслух вспомнить отчество матери:
– Дед Капитон… Нет, это по отцовской линии… Серафим? Нет, это дядя… Как же отчество-то?.. Да что я думаю!..
С этими словами он сходил в другую комнату и вскоре вернулся со свидетельством о рождении, откуда вычитал данные матери:
– Сашко Клавдия Мелентьевна. А отец – Сашко Юрий Капитонович. Отца я вообще не помню, говорят, что он умер, когда мне было всего года два.
– Максим, нам надо допросить тебя в качестве свидетеля, – предложил сыщик, что вызвало бурю гнева у мужчины. Он показал двойную фигу и надрывно крикнул:
– Вот это не хотите?! Никогда в жизни не был свидетелем!
Его глаза, налившиеся яростью, искали на столе молоток, женщина, вертя в руке ножницы, в агрессивной позе стала рядом с ним. Сыщик, оценив ситуацию, шепнул на ухо Черных:
– Марина, уйдем отсюда, сейчас с ними разговаривать без толку.
Уже на улице Черных облегченно выдохнула и, смеясь, поблагодарила сыщика:
– Уф! Чуть не получила молотком по кумполу на родине Чехова! Сергей, спасибо тебе, ты, как Александр Матросов, заслонил меня своим телом!
– Обычная штатная ситуация, – махнул рукой сыщик. – Сколько было таких случаев – не счесть. Придется обратиться к коллегам.
– Что ты хочешь сделать? – спросила она. – Мне его по-любому надо допросить.
– Попрошу, чтобы они поместили его в камеру. Утром, как отрезвеет, придем в отдел милиции и допросим.
– Правильно, – согласилась Черных. – А то агрессия зашкаливает…
Участковый инспектор милиции, к кому направил Соколова дежурный офицер по городу, послушав рассказ сыщика, ахнул:
– Да это же Сашко по кличке «Сашкет», известный наркоман! Была информация, что он потихоньку приторговывает гашишем… Заметано, вечером с дружинниками нагрянем к нему домой, проведем обыск, авось повезет и найдем наркоту. Приходите завтра утром в отдел, он как миленький будет ждать вас в камере.
Прежде чем расстаться с участковым, сыщик поинтересовался у него:
– Где тут лучше искупаться? Какие пляжи имеются здесь?
– Можете идти на Центральный, – ответил милиционер. – Там спокойно и народу мало, но учтите – вода еще прохладная…
Милиционер запнулся и, смешливо оглядев прибывших с ног до головы, добавил:
… но вы же люди северные, вам холод нипочем.
Сходив в общежитие и взяв купальные принадлежности, через час следователь и сыщик уже находились на берегу Таганрогского залива. Пляж был замусоренным, дно заиленным, но это не помешало Соколову окунуться в море, исполняя свою вожделенную детскую мечту. Черных же не решилась зайти в мутную и прохладную воду, предпочитая загорать на берегу с другими отдыхающими, коих набралось на пляже человек двадцать.
После купания продрогший Соколов лег на песок рядом с Черных и восторженно произнес:
– Вот оно какое море!
– Понравилось? – не открывая глаза, сонным голосом спросила она.
– Очень! И вода соленая, легче плавать, чем у нас в реке… Марина, где-то в этих водах наш лже-Левчук расправился с очередной своей жертвой.
– У кого что болит, тот про то и говорит, – улыбнулась следователь, продолжая лежать с закрытыми глазами. – Ты меньше думай об этом и наслаждайся морем. Неизвестно, когда еще представится такой случай.
В очередной раз окунувшись в море, Соколов застал Черных в тени под грибком.
– Сергей, я, по-моему, обгораю на солнце. Пойдем в гостиницу.
По пути в общежитие она грустно промолвила:
– В Таганроге мы тоже ничего не добудем. Такая длительная командировка закончилась ничем. Как по приезде объясниться с прокурором? И как дело направить в суд? Ох, даже не знаю, что и делать, на душе муторно и кошки скребут.
– Почему так думаешь, Марина? – как мог, успокоил ее Соколов. – Нашли же родственников убитых преступником людей, их показания пойдут как характеризующий материал при оглашении приговора. Еще мы знаем, что фигурант не белорус, а украинец. По приезде разошлем везде по всей Украине запросы, авось повезет, и кто-то откликнется. Нет, Марина, я не считаю, что мы съездили зря.
– Это да, но в остальном – полное фиаско, – покачала она головой. – Сейчас самое важное – установить его личность, наша задача была в этом. Еще в институте учили – если не установлена личность преступника, то и преступление, считай, не раскрыто.
Наутро, когда они пришли в отдел милиции, участковый уже находился на месте и встретил их радостным возгласом:
– Как кстати вы вчера заглянули ко мне! Вчера поздно вечером наведались к Сашко, провели шмон и нашли спичечный коробок с гашишем. Теперь-то он со своей сожительницей от меня не отвертится!
– Обоих взяли? – поинтересовался сыщик.
– Обоих, обоих, – довольно закивал участковый. – Оказывается, там была Соколиха – его сожительница.
– Соколиха – это та женщина, которая с ножницами? – поинтересовалась Черных.
– Да, она самая – Соколова Вера – известная в округе баба.
– Однофамилица, – усмехнулся сыщик. – Эта Соколиха вчера чуть ножницами нас не почикала. Какая-то бешеная фурия.
– Она может, – кивнул милиционер. – Сидела за убийство мужа.
– И что с ними собираетесь делать? – поинтересовалась Черных.
– Весь собранный материал передал в уголовный розыск, – ответил участковый. – Они уже работают с ними, будет возбуждено уголовное дело.
– Тогда приведите Сашко к нам.
Вскоре милиционер завел в кабинет задержанного. Сашко за ночь в камере осунулся и как-то поскучнел, былую агрессию словно языком слизнуло. При виде сыщика и следователя замученно улыбнулся и дружески махнул рукой, словно старым знакомым:
– Ааа, с Чукотки товарищи! Подзабыл, чего вы от меня хотели-то?
– Ну что, Максим, не хотел вчера говорить с нами по-хорошему, получилось по-плохому, – встретил его с претензиями Соколов. – Сейчас намотают тебе и твоей сожительнице срок за наркоту, и здравствуй, солнечный Магадан. Вот там-то узнаешь, где находится Чукотка. Сам виноват, так что не обессудь.
– А что сразу так-то? – обиженно хмыкнул мужчина. – По-нормальному спросили бы, разве не ответили бы? Мы что, не люди?
– Вчера были не людьми, а зверями какими-то, чуть не порешили нас в своей квартире… Ладно, хватит прелюдий, теперь отвечай на вопросы следователя. Только предупреждаю: четко, ясно, без всяких там выкрутасов, – в конце предупредил его сыщик.
Черных достала протокол и, устроившись удобнее за столом, задала вопрос:
– Максим Юрьевич, расскажите, что вы знаете о своей матери.
– Мою маму убили, когда я был совсем маленький. Я еле-еле помню этот случай, когда тетя Соня сильно плакала… Гроб еще помню – такой, обитый красной тканью… Нет, больше ничего не помню.
– Это мог быть пятьдесят восьмой год?
– Пятьдесят восьмой… – задумчиво произнес мужчина. – В пятьдесят восьмом мне было шесть лет. Да, вполне… Точно, в пятьдесят восьмом году! Я еще не учился в школе.
– Кто убил твою маму?
– Сожитель.
– Как фамилия?
– Не знаю. Дядя Вася… да, дядя Вася…
– А кто он такой?
– Не знаю. Тетя позже рассказывала, что он работал в морском порту, там и познакомился с моей мамой. Я смутно помню этого дядю Васю. Он постоянно стегал меня ремнем… Нехороший был человек.
– Тетя жива?
– Умерла два года назад.
– У кого вы воспитывались?
– У тети и воспитывался. Она жила в соседней квартире и тоже работала в морском порту.
– Как этот дядя Вася убил вашу маму? Тетя об этом рассказывала?
– Вскользь. Утопил на пляже. Подробности не знаю.
Следователь решила, что добиться чего-то большего от этого опустившегося мужчины невозможно, и, заканчивая допрос, спросила:
– Максим Юрьевич, есть еще что добавить? У вас есть ко мне вопросы?
– Товарищ следователь, все-таки скажите мне, зачем вы интересуетесь моей мамой? – недоуменно развел руками Сашко. – Что она такого сделала, что вы приехали из такого далека.
– Максим Юрьевич, мы задержали этого «дядю Васю». Он у нас убил еще одну женщину. Теперь выясняется, что он никакой не дядя Вася, а другой человек, личность которого мы пытаемся установить.
– Он до сих пор живой? Где он сейчас? – набычившись, спросил мужчина.
– Сидит в тюрьме.
– Ах, собака! – выругался он. – Я его найду, я подключу воров в законе, но его достану из-под земли! Как его фамилия?!
– Максим Юрьевич, я же сказала, что личность его не установлена, – сердито объяснила Черных. – Что такой непонятливый-то? Если бы вы вчера спокойно все объяснили, мы бы не потеряли тут еще один день. Успокойтесь и думайте не о воображаемой мести, которую вы никогда не сможете осуществить, а ломайте голову, как выкрутиться из положения, в которое попали.
– Нет, я его достану! Я все равно узнаю его фамилию! – продолжал буйствовать задержанный, и Черных, досадливо ударив ладонью по столу, указала милиционеру:
– Увести! Видеть его не могу!
Когда за задержанным закрылась дверь, Черных в сердцах выругалась:
– Ну не дебил ли?! Я ему про одно, а он про другое! А знаешь, Сергей, как схожи истории той женщины из Пскова и этого великовозрастного повесы: у обоих матери-одиночки, которые стали жертвами нашего преступника, обоих воспитывали тети, только первая стала человеком, достойным гражданином своей страны, а этот?..
Она безнадежно махнула рукой и распорядилась:
– Идем в отдел кадров морского порта. На обратном пути купим авиабилеты и вылетим домой.
Следуя в морской порт, Черных сокрушенно вздохнула:
– Вот и все, следы преступника затерялись окончательно. Украина большая, где там найти какого-то человека, который тридцать пять лет живет по чужим документам?
– Марина, надо сделать прецедент и отправить в суд дело на неизвестного обвиняемого, – с оптимизмом обрисовал картину будущего сыщик. – Как ты и говоришь, удостоверением его личности будет являться дактилоскопическая карта со вклеенной туда фотографией. А зваться он будет так: Безымянов Инкогнито Анонимович. Погоди, погоди, твое дело еще войдет в анналы судебной практики и будет изучаться в высших учебных заведениях.
– Тебе лишь бы похохмить, – горько усмехнулась следователь. – А каково мне докладывать прокурору о результатах командировки? И суд не примет дело в свое производство с твоим Безымяновым. Да и письмо к Андропову с резолюцией секретариата ЦК КПСС не придает мне оптимизма.
– Кстати, насчет письма к Андропову. В суматохе я не успел его прочесть. Оно у тебя в папке? – спросил ее Соколов.
– Зачем я буду его носить с собой? Оставила на работе в сейфе.
– И что он там пишет?
– Почти что как и первые три письма: фронтовик-орденоносец попал под жернова репрессии и слезно просит руководство страны вмешаться в ход следствия. Не оригинальничает, все так же, как и раньше.
– Не перестаю удивляться, – покачал головой сыщик. – Еще при Сталине бравые ребята из НКВД должны были установить его личность путем запроса в Белоруссию. Ан нет! Сработали как школьники-двоечники, руководствуясь указаниями сверху. Ну и что, что Сталин? Закон прежде всего.
Черных снисходительно усмехнулась уголком рта:
– Во-первых: Сталин, скорее всего, его письмо и не читал. Низовые партийные функционеры спустили письмо к исполнителям с грозной резолюцией, а те с испугу немедленно освободили «боевого товарища». Во-вторых: попробуй в то время сказать – «Ну и что, что Сталин?» Сразу загремишь на десять лет в солнечный регион, куда ты хотел отправить наркомана Сашко.
За разговором они не заметили, как подошли к воротам морского порта.
Побыв в отделе кадров полдня и не добившись ничего, усталые путники вернулись в общежитие и стали готовиться к возвращению домой.
Переночевав в аэропорту Ростова-на-Дону, они через Новосибирск вылетели в родной Якутск.
Часть третья. Новые обстоятельства. Ганна. Обличение
1
Прибыв на родину, следователь и сыщик условились на следующий день встретиться в следственном изоляторе с тем, чтобы на основе собранных во время командировки материалов допросить арестованного в надежде на то, что тот назовет свое настоящее имя.
Утром Соколов, доложив начальнику угрозыска о результатах поездки, устремился в тюрьму. Ему не терпелось взглянуть в глаза неизвестному и выложить ему все, что он знает о нем. В его голове укоренилась мысль, что разгадку тайны, которую так тщательно оберегает преступник, надо искать в той далекой войне, где советский народ сломал хребет фашизму. Эти думы в последние дни не покидали сыщика, растравляя душу и сердце, потому-то нынче ночью ему снилась война: поле боя, черный снег, горящие танки… (очевидно, сработала ассоциация с фильмом «Горячий снег»). Тишина перед очередной атакой противника. Он участник сражения, сидя на станине пушки, курит самокрутку. Рядом бойцы хлопочут над снарядами, почему-то бережно моя каждый из них в тазике с водой, словно маленького ребенка. Вдруг в рядах бойцов шушуканье: «герой, герой!» Сыщик оглядывается и замечает бойца в каске и плащ-палатке, на груди у него медаль Героя. Оперативник, неизвестно почему, видит в нем первого космонавта Земли и восклицает: «О, Юрий Гагарин!» Все вокруг смеются: «Какой Юрий Гагарин?! Это же Александр Матросов!» «А он же погиб», – недоуменно пожимает плечами сыщик, хотя и понимает, что Гагарин тоже погиб. «Не погиб он, герои не погибают», – отвечает ему кто-то. Соколов искренне рад, что отважный воин жив и невредим. Но откуда-то появляется лже-Левчук и со зловещей гримасой вопит фальцетом: «Сдох он, твой Матросов, а это просто его тень!» Настроение испорчено, сыщик просыпается среди ночи и не может уснуть до рассвета.
В тюрьму следователь еще не приехала, сыщик, чтобы не терять время даром, заранее заказал конвоирам арестованного. Вскоре в следственный кабинет привели лже-Левчука, а вместе с ним зашла и Черных. Бросив настороженный взгляд на сыщика, арестованный пренебрежительно сел на предложенный стул, всем своим видом показывая, что ему безразлично присутствие в кабинете кого бы то ни было. Черных села за стол, раскрыла папку, достала оттуда орденскую книжку и издалека показала арестованному:
– Мы нашли «вашу» орденскую книжку. Ради этого пришлось ехать в далекую Белоруссию.
Арестованный вмиг оцепенел, пытаясь вглядеться немигающими глазами в документ. Посидев так с полминуты, он выдавил из себя:
– Ну и хорошо, что нашли. Потерял ее давно, еще в сороковых годах…
– Послушайте, неизвестный гражданин, мы нашли и обладателя этой книжки, орден которого вы самым бессовестным образом присвоили, – огорошила его следователь. – Правда, он уже умер, в смерти его есть и ваша вина. Предлагаю вам во всем признаться и назвать свое подлинное имя. Чистосердечное признание и помощь следствию облегчит вашу участь.
Арестованный, весь напрягшись, уставился в пол. Посидев так какое-то время, он спокойным голосом ответил:
– Пусть отведут меня в камеру, мне не о чем разговаривать с вами.
– Слушай, инкогнито хренов! – не выдержав, выругался сыщик. – Это не все, что мы нашли. Нам известно минимум о четырех убийствах, которые ты совершил с сорок седьмого по семьдесят пятый год. Мы у тебя все вытянем, сколько за тобой еще трупов! В каком полку служил?! Где был во время войны?! Где родился на Украине?!
Арестованный помотал опущенной головой и упрямо повторил:
– Мне не о чем говорить с вами. И от допроса отказываюсь, никакой протокол не буду подписывать.
– Перероем всю Украину, но ведь найдем же твою подлую сущность, – пригрозил ему сыщик напоследок.
– Пожалуйста, ройте, – усмехнулся арестованный, прежде чем выйти с конвоиром из следственного кабинета.
Оставшись вдвоем, Черных огорченно произнесла:
– Вот и все, он никогда не назовет свое подлинное имя.
Прежде чем покинуть следственный изолятор, следователь зашла к начальнику и оставила там протокол о том, что отныне арестованный Левчук Василий Игнатьевич будет именоваться «Неизвестным».
Начальник тюрьмы, уже не Семаков, почесывая затылок, протянул:
– Ну и дела! Впервые сталкиваюсь с таким случаем. А что, нельзя было хотя бы до суда оставить прежнее имя, а то сейчас такая волокита с изменениями анкетных данных арестованного?
– Понимаете, он присвоил себе имя настоящего фронтовика, которого на родине до сих пор некоторые считают причастным к убийству, – объяснила ему Черных. – Мне совесть не позволяет, чтобы этот неизвестный преступник далее продолжал осквернять честное имя ни в чем не повинного человека – героя войны.
– Тогда понятно, – соглашаясь, кивнул офицер. – Сегодня же распоряжусь, чтобы внесли изменения в анкету арестованного.
Расставаясь с сыщиком, Черных грустно промолвила:
– Следствие продлила до восьмого сентября. Если к этому времени не установим личность преступника, то не знаю…
– Я разошлю запросы по всей Украине, – пообещал ей сыщик. – Если надо будет, попросим Комитет государственной безопасности, чтобы пробили по своей линии. Чует мое сердце, наш фигурант что-то натворил во время войны. Дезертир? Но их всех амнистировали. Нет, тут что-то посерьезней.
В тот же день, отправив письма с фотографиями неизвестного преступника во все областные центры Украины, Соколов окунулся с головой в свою непосредственную работу. В его отсутствие произошло несколько тяжких преступлений, в том числе убийство, которые остались нераскрытыми, и начальник уголовного розыска каждодневно спрашивал сыщика о ходе расследования этих дел.
Однажды в конце июня случилось так, что дежурства Соколова и Черных совпали, и они в составе следственно-оперативной группы выехали на место обнаружения трупа. Вечерело. Тело неизвестного мужчины, наспех закиданное ветками, лежало на дне лесного оврага на окраине города. Голова трупа представляла собой кровавое месиво, по всему телу наблюдались кровоподтеки. Очевидно, мужчину крепко избили, а затем, осознав, что он мертв, решили таким образом избавиться от улики, то есть от тела.
Увидев на плече потерпевшего татуировку в виде церкви с тремя куполами, сыщик произнес во всеуслышание:
– Ранее судимый. Судя по портаку[7], человек сидел не раз, имеет минимум три ходки[8].
– Это ты определил по татуировкам? – спросила его Черных.
– Да, – кивнул оперативник. – Количество куполов соответствует количеству судимостей.