- -
- 100%
- +
– А у нас и милиции нет, – со смехом заявили из толпы.
– Как это? – удивился Пашаев.
Мужчина что был в холщовых брюках, сказал:
– Милиционер вроде как есть. Но он больше своим хозяйством занимается. Времени у него нет на нас.
Тут расталкивая людей, показался пожилой горец в летней слегка потрепанной черкеске. Обращаясь на аварском языке к Сайгиду, заявил.
– Я немало прожил на этом свете. Вот вы установили свою власть, но только не укрепляете ее. Ну, какой из Гурама милиционер? Он и не воевал толком. Да и боится он здешних беков. Он ведь один. У него нет поддержки. Шаткая еще ваша власть. Вот и не понятно есть она вообще или нет. А безвластие порождает хаос. Вы силу свою покажите. Тогда и будут уважать.
Пашаев, который владел несколькими дагестанскими языками, тоже ответил на аварском.
– Ничего отец все сделаем. Сегодня же доложу в ревком о том, что здесь происходит.
Пожилой горец усмехнулся.
– Поторопись. Не слышал разве о том, что месяц назад у нас здесь убили совсем молодого комсомольца. Вот так и будут убивать, ваших активистов пока порядок не наведете.
Люди угрюмо молчали. Сайгид тоже молчал. Но потом зло процедил:
– Всех не убьют. Им нас не сломать. Я более чем уверен в этом. А вас народ прошу поддержать совет по труду и обороне, который возглавляет сам товарищ Самурский и выйти на строительство канала. Вот увидите: жизнь станет лучше.
Был еще один пожилой человек, одетый в широкие галифе, и до невозможности выцветшую рубашку.
Он стоял и в упор, глядел на агитаторов, буравя их острым ядовитым взглядом, но почему- то все время молчал.
Сайгид ждал, что старик вот-вот заговорит. Но, увы. Несмотря на теплую погоду, был он в мохнатой папахе, которая частично закрывала ему глаза.
– Вы что-то хотите спросить? – наконец осведомился у него Пашаев.
– Да нет, не хочу, – спокойно и тихо ответил старик. – Я простой мельник. Смотрю на вас и пытаюсь понять, что же из себя, представляет эта ваша советская власть. Мне это как-то интересно. Но пока вот ничего не пойму. Комсомолию вы развели, а вот еды людям не хватает. У меня на мельнице работы уже почти нет.
– Ничего потерпите, скоро все будет, – попытался, обнадежит мельника Пашаев.
Старик только пожал плечами и с угрюмым выражением на лице зашагал вдруг уверенным шагом прочь от всех.
* * *
В Муцалауле провели целый день. Пытались доходчиво объяснить народу, что из себя все – таки представляет советская власть.
Здесь и заночевали в бывшей конюшне.
Утором, когда тронулись обратно в дорогу, Тамадаев с грустью произнес:
– Нелегко разговаривать с народом на местах.
Пашаев согласился.
– Да. И в этом есть и наша вина. Надо доложить в ревком, чтобы более решительно внедряли новые революционные устои в сознание народа.
– И штат милиционеров надо усилить, – добавил Заур Магомедов.
Пашаев не успел ответить, так как в этот момент вдруг раздались несколько выстрелов.
Дзинь – дзинь: просвистели пули совсем рядом. И тут же в ближайшей чаще колыхнулись ветви кустарников. Не успел Сайгид вскинуть свой маузер, как Заур Магомедов выпустил всю обойму из винтовки вслед исчезнувшему незнакомцу. Однако было непонятно, попал он в цель или нет, потому что из чащи не раздалось не крика ни стона. А сам Магомедов только потом заметил кровь на рукаве своей рубашки.
– Что задело? – спросил Тамадаев.
Магомедов молча, кивнул и, разорвав нижнюю часть рубашки, затянул ею рану.
Пашаев приказал:
– А ну за мной может, догоним.
Но все было тщетно. Враг успел скрыться в зарослях густой трудно – проходимой чащи.
Когда прибыли в город, то уже наступили глубокие сумерки.
Сайгид все как есть доложил Аликберу.
Шуртаев вздохнул:
– В группу глашатаев Ибрагимова тоже стреляли. К счастью не попали. Наверное, издалека, стреляли.
Оба замолчали и закурили.
Аликбер был сосредоточен. И вот он снова стал говорить. Слова произносились тяжело. Но он понимал, что говорить и объяснять надо. Без этого нельзя.
– Сейчас нам всем трудно. Никто и не говорил, что будет легко. Теперь тоже идет война. Но несколько иная. Я ее называю так: война из-за угла. Не знаешь, когда в тебя начнут стрелять. Вот так и идет становление нашей новой жизни. И сколько эта новая война продлиться, мы не знаем.
Сайгид докурил папиросу и сильно втоптал окурок в землю. Удивленно спросил:
– Все это понятно. Но как такое случилось, что в Муцалауле всего один милиционер. Ведь там еще есть недобитые подонки.
– Знаю, – тихо выдавил Аликбер словно не хотел чтобы его кто-то услышал.
Он снял фуражку и провел по вспотевшему лбу носовым платком:
– Коркмасов сказал, что ревком усилит отделение милиции новыми работниками. И будет так не только в Муцалауле. Но пока это пополнение проходит обучение в Темир – хан – Шуре. Обещали в скором времени перевести школу милиции сюда в Петровск.
– А нашли убийц комсомольца?
– Вот этого я не знаю, – признался Аликбер. Надо будет все разузнать.
Глава седьмая
Встал перед Коркмасовым остро и вопрос о том, кому все-таки доверить проектирование столь грандиозной работы как строительство канала.
Как уже упоминалось, еще в царское время была сделана попытка постройки подобного канала. Но тогда ничего не вышло. Так и не пошла вода по наспех сооруженной траншее.
Теперь во что бы то ни стало, необходимо было привлечь к этому делу по настоящему, знающих свое дело людей.
Не день и не два размышлял Джалалудин Асельдерович о том кому доверить эту работу. Но не мог остановиться конкретно не на какой кандидатуре.
Но как-то Алибек Тахо – Годи обмолвился:
– А может Видади Эмирова пригласить для этого дела?
Коркмасов вскинул голову.
– Я собственно наслышан о нем. Он ведь в свое время учился в Петербурге?
– Да. На факультете железнодорожного транспорта. Отличный инженер.
– Но разве он находиться сейчас в Петровске?
– А как же. Давно приехал из Азербайджана.
– Слышал, что Турция просила его приехать работать у них…
Тахо – Годи, усмехнулся.
– И не только Турция. И Англия и Германия тоже желали воспользоваться его знаниями и талантом. Но он отказался.
На лице Коркмасова появилась чуть заметная лукавая улыбка.
– Какой молодец. Это достойно чести. А как он все-таки относиться к новой власти?
– Говорят хорошо. Кстати не слышали историю о трех кораблях, которые сели на мель. В свое время об этом вся страна говорила.
– Как же, конечно. Но вот подробностей не могу упомнить.
Алибек стал уточнять.
– Три грузовых парохода, которые должны были доставить буксиры с нефтью из Баку в Астрахань сели на мель. Два месяца матросы не могли ничего поделать. Все усилия были напрасны. Даже вызывали инженеров из Турции, но все зря. И вот когда Видади Эмиров узнал об этом факте, то сказал, что он за две недели снимет суда с мели. Ему представьте, не поверили.
– И что? – спросил Коркмасов. И был в этом вопросе живой неподдельный интерес.
Тахо – Годи благодушно, усмехнулся:
– Сдержал слово. Об этом писали как наши, так и зарубежные газеты. Вот тогда о нем за границей и узнали.
– Ты знаком с ним?
– Здесь в Петровске виделись два раза. Очень хороший человек.
Коркмасов попросил Тахо – Годи.
– Тогда пригласи его на встречу. Необходимо будет поговорить с ним. Может он согласиться возглавить строительство канала. Я думаю, что он сможет сделать необходимый нам проект.
– Хорошо.
– Только не говори пока ничего конкретно ему. Лучше я сам с ним переговорю. Надо человека подготовить. Вопрос серьезный. Мы ведь не знаем, как он, в конце концов, отнесется к этому делу.
– Понимаю.
* * *
Однако Тахо – Годи не смог встретиться с Эмировым, так как Видади в это время ездил к себе на малую родину в селение Ахты.
Но о том, что им интересуются представители власти, ему передал его сосед, чей племянник Ажибек Кафланов тоже работал помощником одного из членов ревкома.
Сам Эмиров терялся в догадках. Почему вдруг его вызывают в ревком? Политикой он никогда не интересовался. Честно трудился на своем поприще, как при царском режиме, так и при новой власти.
– Не знаю, – мотал головой сосед по дому. Мне Ажибек сказал, чтобы я передал его просьбу.
– Понятно. Ну что же буду собираться в город.
* * *
Пока Видади добирался на лошади до Петровска, многое ему вспомнилось за время пути из своей прежней жизни.
И годы детства, проведенные в Ахтах и реальное училище в Темир – хан – Шуре, и учеба в гимназии в городе Ставрополе.
Помниться тогда четырнадцатилетнему подростку все было внове в этом русском городе.
Но особенно поразил директор гимназии: очень высокий и очень худой с непомерно длинным носом.
Обычно директор степенно подходил к вновь принятому ученику, водружал на нос громоздкое пенсне, и как бы принюхиваясь, нравоучительно выговаривал:
– Учится, надо хорошо. Нельзя баловаться, и нельзя хулиганить. Нужно быть приличным человеком. Это вы понимаете?
Эти же самые слова с весьма серьезным видом директор высказал тогда и Эмирову. Он был стеснительным мальчиком и поэтому в смущении переступал с ноги на ногу, не зная, что ответить. Но потом решительно кивнул головой в знак согласия.
А директор, услышав имя Эмирова, задумчиво посмотрел на потолок гимназии потом на мальчика и, растягивая в непомерную длину буквы, вынес свой безоговорочный вердикт.
– В..и..да..ди. Хм. Это очевидно от слова видать. Я так подразумеваю. Ну что же хорошо, очень хорошо…
Мальчик не выдержал и тихо засмеялся. Но к счастью этого не заметил директор, которого в эту минуту что-то отвлекло.
И Видади действительно доказал что может хорошо учиться. И строгий директор был очень доволен смышленым пареньком из селения Ахты.
Когда Видади уже завершал учебу, то сам директор обратился к военному губернатору Дагестана с письмом, в котором отмечал «отличное поведение и большие успехи в науках Эмирова».
Директор ходатайствовал о предоставлении ему возможности продолжения учебы в одном из крупных городов России. Так Видади и попал в Петербург.
С первых дней он влюбился в этот величественный город. Особенно его поразил Невский проспект. Красивые дома, построенные в стиле барокко, казались такими высокими, что каждый раз, когда он глядел верх, то у него голова кружилась. А народ? Столько он не видел на базаре не в Темир – хан – Шуре, ни в Ставрополе.
Также с взволнованным выражением лица и одновременно с восторгом глядел он на ретивых коней, установленных на мосту которых удерживали за поводья крепкие мускулистые юноши. Казалось еще немного и кони вместе с юношами умчаться куда-то очень далеко.
После окончания университета Видади направили работать в Астрахань заместителем начальника порта.
Потом он трудился в Крыму. После этого по воле судьбы оказался в Азербайджане.
* * *
Встреча с Коркмасовым была для Эмирова весьма важной и потому он немного волновался.
Они крепко пожали друг другу руки и на некоторое время так и застыли, словно не зная сразу с чего начать разговор.
После этого оба улыбнулись и волнение Эмирова, стало потихоньку исчезать.
Коркмасов устроился в своем кресле за столом, а Эмиров сел на старый с потертой кожей диван.
Видади снял высокую серую шапку и, вынув из нагрудного кармана широкой теплой рубашки папиросу, стал раскатывать ее между пальцами. Потом взглянул на Коркмасова как – бы испрашивая разрешения закурить. Джалалудин Асельдерович кивнул и, пригласив секретаршу, велел принести чаю.
– И пусть нас какое-то время не беспокоят, – попросил он ее.
Секретарша поставила чай на стол и ушла, как-то слишком аккуратно держа перед собой серебряный поднос чтобы, наверное, не уронить.
И снова воцарилась пауза. Наконец Коркмасов задал инженеру мучивший его вопрос:
– Тут вот какое дело. Необходимо выполнить проект для строительства канала. Сможете? Поверьте это сейчас главное что нужно для Дагестана. Необходимо пустить в поля воду.
Видади чуть задумался.
– Думаю можно это сделать. Надо будет только организовать хорошую команду
Коркмасов внимательно взглянул на Видади.
– Учтите, что вода обязательно должна пойти по каналу. Поэтому сами понимаете дело серьезное и очень непростое.
– Да не простое, – согласился Эмиров. Но ведь кроме нас никто, наверное, это не сделает.
– В том то и вопрос. Вот вы и попробуйте. Мы наслышаны о ваших подвигах. И рады за вас.
Видади искренне удивленно спросил.
– Это вы о чем?
– О трех судах севших на мель недалеко у Апшеронского полуострова. Ведь это вы их спасли.
– Да было. Но я просто выполнял свою работу.
– Ну что же. Неплохая работа. Если об этом факте даже зарубежные газеты писали. Значит, не зря учились в Петербурге пять лет.
Эмиров пожал плечами, и вновь наступила пауза.
Прошло несколько выжидательных секунд, а может и минута.
На этот раз молчание нарушил Видади. Он сказал:
– Составление проекта займет время. Надо местность хорошо обследовать. И потом: на разных участках, скорее всего, придется привлекать разное количество людей.
– Конечно, так и будет. И в первую очередь создадим технический совет. Наберете себе команду, обсудите с ними необходимые вопросы. Установим вам и вашей команде зарплату.
– А сроки, какие?
Коркмасов вздохнул.
– Сроки короткие. Через два – три месяца нужно будет начать уже строить канал. Думаем сначала провести что-то вроде субботника. Надеемся на сознательность народа.
Эмиров вынул новую папиросу, однако так и не прикурил. Твердо сказал:
– В народе я не сомневаюсь. Главное обеспечить людей продуктами. Потому как мы ведь не знаем, сколько времени вся эта работа займет.
– Это хорошо, что у вас есть такая уверенность. Что касается продуктов, этот вопрос тоже решается. Надеюсь, справимся с этой проблемой. Хотя будет тоже нелегко. Власть у нас молодая. Только жить по – новому начинаем.
– Тогда завтра и приступим к работе.
Коркмасов протянул Эмирову руку.
– Спасибо. Это я и хотел услышать. Сейчас вся страна будет следить за тем, как мы будем работать. Поэтому ответственность огромная лежит на нас всех без исключения.
Глава восьмая
Кажется, что таинственная ночь опустилась над горным Дагестаном.
Поистине незабываемыми бывают такие прохладные летние ночи в горах.
Легкий ветерок, едва касаясь листьев деревьев, словно что-то сказочное наговаривает им. И они в ответ своим шуршанием тоже что-то торопливо отвечают.
Резкие громкие крики птиц пугают и завораживают одновременно.
Иной раз, кажется, что птица кричит прямо у тебя над самым ухом.
В перекличку с птицами вдруг вступает упрямый осел, который тоже что-то неумолчно орет. Ему в унисон раздается громкое ржанье лошади. И тут же о чем – то о своем сокровенном возвещает ночная царица лесов вечно недовольная чем-то сова.
Она как – будто ведет разговор исключительно сама с собой.
Человеку, который не бывал в этих местах, все эти явления покажутся непривычными. А местные давно привыкли. Их ничем не удивишь.
Вот зашуршали высокие ветви смородины, что растут, растянувшись цепочкой вдоль большого яблоневого сада. Что это может быть? И вдруг в наступившей минутной тишине отчетливо становятся слышны негромкие человечьи шаги.
Человек идет ни на что, не обращая внимания. Он сосредоточен.
Его не тревожат не ночные крики птиц, не ржанье лошади, не упрямые выкрики ослика. И даже совсем не настораживают пугающие всхлипы совы.
Скорее всего, потому что он хорошо знает эти места.
Шагает человек неторопливо, но уверенно.
Вот он подошел к самому крайнему большому дому и чуть слышно постучался. В ответ ни звука. Подумал: наверное, спят. И постучался настойчиво еще раз, уже чуть громче, и услышал резкий недовольный возглас. Хозяин дома скорее не спрашивал, а говорил с упреком:
– Кто это не спит в поздний час?
Хриплый чуть простуженный голос ответил:
– Открой уважаемый Маширбек это я Зиявутдин.
– Какой еще Зиявутдин?
– Сын Махмуда…
Послышался шум открываемой щеколды, и дверь широко отворилась.
Незваный гость быстро прошел в просторную саклю.
Хозяин с круглыми плечами в нательной рубашке и в шелковых ночных шароварах стал разжигать лучину и что-то недовольно бормотать себе под нос.
– Что это вы говорите?
Маширбек пристально посмотрел на позднего гостя, который расположился у окна на широкой лежанке и буркнул:
– Керосину говорю, нет. Приходиться вот пользоваться лучиной. Все дорого стоит ныне на базаре.
Он установил лучину в узкую высокую медную чашку похожую чем-то на кувшинчик и сказал:
– Сейчас ты мой гость. Но прошу, говори тихо. В соседней комнате жена спит. Она немного болеет.
Зиявутдин кивнул и попросил воды.
Пока гость утолял жажду, хозяин еще раз внимательно стал разглядывать его. После чего едва слышно вздохнул.
– Постарел ты Зиявутдин, однако…
Зиявутдин отер медленно ладонью губы и согласился:
– Наверное, так. Повидал я немало. Но и ты не помолодел.
– Так я старше тебя на целых десять лет.
Хозяин и гость помолчали. Потом Маширбек спросил:
– Когда ты приехал в Дагестан?
Зиявутдин кашлянул в кулак и как – будто нехотя ответил:
– Три дня назад.
– Где же ты ночевал?
– Был в Петровске на явочной квартире.
Маширбек возмутился.
– Зачем ходил туда? Мог ведь чекистов навести.
– Зиявутдин развел руками.
– А куда мне было идти. К себе домой нельзя. Хотя очень хотелось. Я ведь отца давно не видел.
Маширбек заерзал на кушетке и непривычно громко засопел. Потом полез в небольшой карманчик ночных штанов за нюхательным табаком. Внимательно рассыпав табак на ладони, стал жадно втягивать в ноздри. После чего удрученно взглянув на гостя, проговорил:
– Послушай что скажу. Умер твой отец. Не выдержал видать разлуки. Хороший был человек.
Он поднял свою большую голову кверху и что-то быстро про себя пробормотал. А Зиявутдин словно, окаменев, сидел неподвижно. И лишь через некоторое время глухо спросил:
– Когда это случилось?
– Еще прошлой весной.
На глазах Зиявутдин выступили слезы. Тело его мелко затряслось. Он достал из глубокого бокового кармана некогда модного твидового пиджака носовой платок и стал отирать глаза.
– Ну, скажи мне, зачем ты уехал за границу? – спросил Маширбек. Разве тебе что-то серьезное угрожало?
Зиявутдин потрясенный известием о смерти отца ответил не сразу. Слова стал с трудом выдавливать из себя.
– Я ведь секретарем работал у Бичерахова. Работы не было, вот и пошел к нему. Думаю, такого большевики не простили бы мне.
– Тогда зачем обратно приехал? Мы не ждали тебя.
Зиявутдин удивленно приподнял брови.
– Как зачем? Отца хотел повидать. И жена у меня тут и дети тоже. И потом я являюсь членом подпольного комитета «За честь родины»…
– Да ладно тебе, – досадливо махнул короткой пухлой рукой Маширбек. – Какой там к черту комитет. Кто что хочет то и делает. Никакой дисциплины. Развели анархию. Вот и ты, не поставив, некого в известность пошел туда. А ведь это большой риск. Как не мог ты этого понять.
Зиявутдин угрюмо молчал, а Маширбек продолжил.
– К себе домой не ходи. Жена твоя уехала к своей сестре в Астрахань и сыновей забрала. Здесь в селе дом твой пустует, поэтому сразу подозрение на себя привлечешь. Оставайся на два – три дня у меня, а потом устроим тебя в Шамхале или даже в Петровске. Но и там домой не ходи. Наши люди постараются узнать, кого поселили в твою квартиру. Понимаю что тяжело. Однако время такое сейчас нелегкое.
– Спасибо.
– Подожди благодарить, – вновь махнул рукой Маширбек. – Есть два надежных человека. Одного зовут Амирхан, другого Джарулла. Оба бывшие офицеры. Служили в дикой дивизии. Так вот они жаждут дела. Надо будет тебе познакомиться с ними.
– Когда? – тихо спросил Зиявутдин.
– Найдем время и сообщим.
Чуть помолчали.
Через некоторое время у хозяина глаза сверкнули злобой, он занервничал, голос задрожал:
– А твой родственник то лютует. Начальником вновь заделался у большевиков. Ух, я бы его разорвал на куски.
– Ты о ком?
– Как это о ком? Сайгида имею ввиду. Ходит, говорят, агитирует народ, чтобы выходили канал строить. Опять он вместе с этим Шуртаевым. Но ничего. Вот тут то, мы им и подножку поставим.
Зиявутдин чуть удивленно взглянул на Маширбека.
– О чем ты говоришь?
Маширбек коротко выругался. Сказал:
– А ты как думал. Твой отец разве не из-за них умер? То – то. Из-за них проклятых. У меня они почти всех лошадей отобрали. А что я им плохого сделал? Сказали что это излишки. В пользу армии конфисковали. Не хватает, мол, у них лошадей. А что у них вообще было у голодранцев?
У Маширбека скрипнули зубы, и подбородок его сильно задергался. Он тяжело вздохнул и обреченно добавил:
– Не сегодня, так завтра и дом в Темир-хан – Шуре наверное отберут.
– Почему так решил?
Маширбек казалось, окончательно разозлился.
– Не понимаешь, что происходит? Не будь наивным. Нас они хотят без ничего оставить. Разве не видно? Так что в самый раз подпортить им настроение. Кстати в Муцалауле у нас тоже есть какой – никакой свой человек. Только уж очень неосторожный. Недавно одного голодранца отправил на тот свет. Говорят какого-то комсомольца. А если бы попался? Совсем плохо было бы ему.
– Кто сейчас руководит ячейкой?
Маширбек тут же преобразился. Важно подбоченился и не без гордости с расстановкой произнес:
– Руководство сейчас доверено мне. Аким уехал во Францию налаживать связи с тамошним комитетом. Так что все должны сейчас выполнять мои указы.
– Давно уехал?
– Три месяца уже. Конечно с чужими документами. Кстати, а как у тебя с этим делом? По каким документам ты лично приехал?
– С документами все в порядке. Я теперь являюсь турецким коммерсантом Нурали Гюнтекиным. Приехал, чтобы ознакомиться с рынком сбыта меда и пряжи.
– Но ведь есть люди, которые тебя могут узнать. Ты не думал об этом? – с некоторым беспокойством спросил Маширбек.
– Для этого случая, вот что есть, – спокойно заметил Зиявутдин и, раскрыв маленький саквояж, который был у него с собой, достал оттуда что-то похожее на клок волос.
– Что это? – сильно щурясь, спросил хозяин.
– Борода и усы, – сказал Зиявутдин и умело приученным движением рук прикрепил бороду к подбородку. Потом также ловко приделал и усы.
Маширбек надел на нос пенсне, и взглянув на Зиявутдина, буквально опешил и покачал головой.
– Ну и ну. Однако же научили тебя, я вижу. Совсем на себя не похож.
Зиявутдин усмехнулся.
– Да научили. Учителя там, кстати, свои же. В Турции наших достаточно. И даже более чем. А самим туркам как мне кажется, абсолютно все равно, что тут у нас происходит. Поэтому нам там очень радостно. Тоска большая есть у многих по родине. Вот и я не выдержал, тоже затосковал и приехал.
Маширбек хмыкнул:
– Ну что же раз приехал так включайся в дело. Соберем надежную группу и устроим местным коммунистам небольшую головоломку. Главное соблюдать дисциплину. Чекисты тоже ведь не дремлют. Ныне Керима Мамедбекова поставили у них главным. Чтобы земля под ним разверзлась.
– Что я должен буду делать? – как – будто спокойно, даже несколько равнодушно спросил Зиявутдин.
– В первую очередь надо узнать, что это за канал будет. Также надо будет выяснить, кто является архитектором всего этого дела.
– Скорее всего, наверное, не архитектор, а инженер…
Хозяин махнул досадливо рукой.
– Какая разница. Потом надо будет взять на заметку особо ретивых участников, чтобы знать, с кем имеем дело. Вот этим ты и займись.
Зиявутдин удивленно вытянул лицо.
– Как же я турецкий подданный должен буду всем этим интересоваться? Я заведую пряжей и медом. В этом случае меня могут уличить.
Маширбек внимательно посмотрел на него.
– Ладно, там посмотрим, что делать. Только подальше держись от своего родственника.
– Про Сайгида говоришь?
– Именно про него.
– Не думаю, что он меня узнает, – констатировал Зиявутдин и, усмехаясь, потрогал двумя пальцами свою бороду и усы. – А потом ты сам сказал, что я изрядно постарел.
– Все равно. Веди себя максимально осторожно.
Зиявутдин кивнул. А Маширбек еще раз, втянув в ноздри, остатки табаку, что держал на мягкой белой ладони, добавил:
– Как только Аким вернется из Франции, проинформируем его обо всем. А сейчас давай укладываться спать. Располагайся здесь на лежанке. Думаю, тебе будет удобно.
Глава девятая