- -
- 100%
- +
– У Карины, – Николай язвительно фыркнул; звук был похож на выхлоп старого двигателя. – Которая держится на поставках «Прометея». Которая накормила двух изгоев, выслушала их историю… и которая в любой момент может сдать нас тем же «Демонам», стоит Насте Игатовой лишь нажать на неё.
– А может, и нет! – Таня резко повернула голову, и в её глазах, недавно пустых, теперь горел отражённый неон и что-то ещё – упрямый, яблочный огонёк украденной надежды. – Может, в этом мире есть кто-то, кому можно верить. Хоть кому-то, Коля! Другу, а не бандам торгашей, готовых вспороть глотку за лишнюю копейку.
Её голос стал тише:
– Она смотрела на нас не как на отбросы. А как на… семью. Как на людей.
Он не ответил. Единственный глаз сузился до щёлочки. Взгляд зафиксировал движение на набережной.
Три чёрных, угловатых вездехода «Урал-6378». Редкие прохожие на противоположном тротуаре невольно замедляли шаг, провожая взглядом мрачную процессию. Это зрелище выбивалось из привычного уклада вечера. На дверях автомобилей – знакомая до тошноты эмблема, будто выжженная на его сетчатке: стилизованная рука, сжимающая факел. «Прометей».
Николай и Татьяна переглянулись. В их взгляде мелькнула одна и та же, выточенная годами подполья мысль, прошитая стальными нитями инстинкта.
Информатор не врал. Данные должны быть в здании. И, возможно, именно за ними приехал этот кортеж.
Они не могли упустить шанс. Не сейчас. Даже если это обычная проверка руководства – рисковать нельзя.
– Данные Ковалевской… – прошептал Николай. В его сиплом голосе впервые зазвучало нечто, кроме спрессованной ярости. Жажда. Почти религиозный трепет. – Он говорил, что они изменят всё. Сделают Зону чистой. Люди смогут жить там, не боясь, что их дети сгинут в аномалии.
– Тогда он поможет избавиться от банд. От культа. Раз и навсегда, – Таня сжала вакуумный пакет. – Настоящий, безопасный дом для всех.
Кортеж, не спеша, скользнул в подземный въезд цитадели, как стальной змей в нору. Массивные ворота закрылись за ним с тихим, но окончательным шипением гидравлики.
Окно возможностей, которого они ждали сутки, захлопнулось. Медлить было нельзя.
– Пошли, – бросил Коля. Это было не слово – приказ.
Он уже отлипал от тени, его тело двигалось низко, стремительно, с хищной плавностью. Таня рванулась за ним, её каблуки лишь скользнули по бетону, прежде чем раствориться в темпе брата.
Они исчезали в тумане – два призрака, гонимые ветром перемен, который вот-вот должен был превратиться в ураган.
***
Лабораторный комплекс, НИИ «Сфера», Голицыно-230 октября 2074 года15:41
Воздух медблока был пропитан стерильной горечью успокоительного. Света сидела на кушетке, прислонившись лбом к холодному стеклу окна. В её руках – разобранный карманный ЭВМ, её «Звезда-М». Пальцы, уже без дрожи, механически перебирали детали, заменяя разбитый в потасовке экран.
Дверь открылась без стука. На пороге стояла Настя. Не та, что ушла несколько часов назад – сгорбленная под тяжестью вины. Эта была выпрямлена стальным стержнем решимости. От неё исходила аура холодного спокойствия, как от оружия после чистки. Лишь тонкие, едва заметные следы запёкшейся крови в уголках глаз выдавали недавнюю цену этого спокойствия.
Света медленно подняла на неё взгляд. Пустота в её глазах отступила, сменившись сложной смесью страха, стыда и вопроса.
– Насть… – голос Светы сорвался на хриплый шёпот. Она сглотнула. – Спасибо тебе, что…
– Что не читаю нотаций? – губы Насти чуть дрогнули в улыбке, пока она закрывала за собой дверь. – Ты жива – вот что главное. И справилась с… этим.
Игатова подошла к сестре и села рядом. Её движение было лёгким, почти бесшумным.
– «Справилась»? – Света горько усмехнулась, глядя на свои руки. – Я их… я…
– Ты жива, – отрезала Настя. В её голосе не было ни осуждения, ни оправдания – лишь холодный расчёт. – Трое вооружённых отбросов против одной девушки. Статистика против тебя. Но в любом правиле бывают исключения, правда?
Она помолчала, давая словам осесть.
– Маша говорит, вы с ней куда-то собираетесь. В клуб.
Света кивнула, не в силах произнести ни слова.
– Хорошая идея. Тебе нельзя замыкаться. Нельзя этого бояться, – Настя положила свою руку поверх холодных пальцев сестры, сжимавших ЭВМ. Её прикосновение было твёрдым и тёплым. – То, что в тебе проснулось… это не проклятие, Свет. Это оружие. Очень опасное. И его нельзя оставлять без присмотра. Его нужно научиться контролировать.
– Я понимаю, но… как? – тихо спросила Света, поднимая испуганные глаза.
– Не бойся, – Настя не отвела взгляда. – Чтобы ты не натворила такого снова по незнанию, Маша начнёт твоё обучение. Но сначала ты должна отдохнуть. Выпустить пар. Почувствовать себя живой. Поняла меня?
Света снова кивнула – и в этот раз в её кивке было чуть больше уверенности.
– А ты? – спросила она, замечая в глазах сестры ту самую стальную решимость, которую раньше видела только перед самыми сложными операциями.
Настя глубоко вздохнула и отстранилась.
– А мне надо уехать.
– Куда? – в голосе Светы снова прозвучала тревога.
– В СОЗ. К Карине.
Света замерла. Карина – женщина, которая знала их деда. Которая, по слухам, знала всё.
– К ней? Но… зачем?
– Культ Астарот, – Настя встала. Её губы чуть скривились, когда она посмотрела в сторону, куда-то вдаль. – Мы бьёмся вслепую. А у неё… у неё есть доступ к информации, которой нет в наших базах данных. Она видит то, чего не видят наши спутники и агенты. Если кто и знает, где искать корни этой заразы – так это она.
Она сделала паузу, переведя взгляд на сестру.
– Я не могу доверить это кому-то другому. И я не могу ждать, пока они устроят следующий Сыктывкар. Я должна поговорить с ней. Лично.
– Ты… ты вернёшься? – в голосе Светы снова послышались нотки того потерянного ребёнка, каким она была утром.
Настя наклонилась и, к удивлению Светы, крепко обняла её. Это было жёсткое, почти солдатское объятие, но в нём чувствовалась вся невысказанная забота их трудных лет.
– Конечно, вернусь. А пока – ты здесь не одна. Маша тебе поможет. Доверься ей. Обещаешь?
– Обещаю, – прошептала Света в её плечо.
Настя отпустила её, развернулась и вышла из палаты, оглянувшись у самой двери и подмигнув сестре.
– Не переживай, Свет. Ты справишься. А мы поможем, – сказала она и вышла в коридор.
Света осталась сидеть, сжимая в руках «Звезду-М».
Страх никуда не ушёл. Но теперь у него появился опасный, вкрадчивый сосед – любопытство. Что ещё она может?
***
Ленинград, здание НИИ «Сфера»31 октября 2074 года19:07
Три чёрных вездехода с тихим гулом электродвигателей въехали в подземный паркинг, их шины бесшумно коснулись влажного бетона. Свет датчиков скользнул по затемнённым стёклам, выхватывая из полумрака замысловатые узоры на броне.
Дверь центрального вездехода с шипением отъехала в сторону. Первой на бетон ступила Элеонора. Её встретил тот же стерильный, вымороженный воздух, что и в Голицыно-2 – запах чистоты, которая воспринимала грязь как личное оскорбление.
Медная кожа лийки приглушённо отражала свет люминесцентных ламп, а белые волосы казались инородным телом в этой техногенной пустоте. Она расправила складки своего простого платья – тёмно-синего, почти монашеского покроя, – единственным украшением которого был маленький деревянный значок с узором, похожим на ветвь.
– Ждите здесь, – мягко, но не допускав возражений, сказала она лейтенанту, который уже сделал шаг, чтобы следовать за ней. – Мне нужно встретиться с ними наедине. Первый контакт должен быть без униформы.
Она не стала ждать ответа, направившись к лифту. Её шаги были бесшумными, но осанка – прямой и неуязвимой, как у посла, входящего на вражескую территорию.
Воздух в гостиной был густым от невысказанных слов. Десять детей – разного возраста и разной степени мутации – сидели за низкими столами, где остатки ужина, всё те же синтетические пайки, выглядели особенно уныло.
Дверь открылась беззвучно. В проёме возникла Элеонора. Она не сделала резких движений, давая им привыкнуть к своему присутствию. Её медная кожа и белые волосы, казалось, светились в тусклом свете, но выражение лица оставалось тёплым и открытым.
– Здравствуйте, – её голос прозвучал мягко, как шелест листьев. – Меня зовут Элеонора. Я здесь, чтобы поговорить. Если, конечно, вы не против.
Она медленно прошлась вдоль столов; её взгляд скользил по лицам, не требуя зрительного контакта – просто отмечая присутствие. Большинство детей опустили глаза. Один мальчик-греблин с перепончатыми пальцами судорожно сжал край стола.
– Как прошёл ваш день? – спросила она, останавливаясь по центру комнаты. – Удалось ли найти что-то интересное в этом большом, новом для вас здании?
В ответ – молчание. Затем тихий шёпот:
– Ничего… Всё как всегда.
Элеонора кивнула, как будто это был самый важный ответ в мире. Её взгляд упал на девочку, сидевшую чуть в стороне от всех, на подоконнике. Девочка-воркша, лет девяти, с багровой кожей и не по-детски напряжёнными плечами. Она смотрела в заоконную тьму, словно пыталась разглядеть в ней что-то очень далёкое.
Не говоря ни слова, Элеонора подошла и опустилась на пол рядом с подоконником, прислонившись спиной к стене. Она не смотрела на девочку – просто разделяла с ней пространство.
– Знаешь, – тихо начала Элеонора, глядя перед собой, – когда я была маленькой и попадала в новое место, я всегда искала самое тихое окно. Кажется, оттуда лучше всего думается.
Девочка не ответила, но Элеонора почувствовала, как её собственное сердцебиение замедлилось, подстраиваясь под тихий, почти неслышный ритм дыхания ребёнка. Она закрыла глаза, позволяя тишине стать мостом между ними.
– Иногда тишина – это единственное, что остаётся по-настоящему твоим, – произнесла она почти шёпотом. – Её никто не может отнять.
Прошла минута. Другая. Затем раздался тихий, сдавленный звук. Девочка повернула голову. По её щеке, оставляя светлый след на тёмно-багровой коже, медленно скатилась слеза.
– Они… они кричали, – прошептала она, и её голос дрожал. – А я не могла… не могла их спасти.
Элеонора медленно повернулась к ней. Её глаза, цвета морской волны, были полны бездонного понимания, в котором не было ни капли жалости – только признание общей боли.
– Ты выжила, – так же тихо сказала Элеонора. – И теперь твоя память о них – самое ценное, что у тебя есть. Они живут в тебе. Пока ты их помнишь, они не ушли до конца.
Она не стала обнимать девочку или пытаться её утешить. Просто протянула руку и мягко, почти невесомо, прикоснулась к её кулачку, сжатому в тугой комок.
– Меня зовут Ира, – выдохнула девочка, разжимая пальцы и позволяя ладони лечь в руку Элеоноры.
В углу комнаты один из мальчиков тихо всхлипнул. Лёд был сломан. Тишина в комнате из гнетущей стала терпимой, почти целительной.
Элеонора знала, что это лишь первый, самый робкий шаг. Но это был шаг вперёд. И пока она сидела на холодном полу, держа горячую ладонь маленькой Иры, она чувствовала, как тяжесть предстоящего разговора с сотрудниками «Сферы» отступает перед простой человеческой необходимостью – быть здесь и сейчас. Для них.
Глава 8
Кольская СОЗ, воздушное пространство31 октября 2074 года08:19Свинцовые воды Ладожского озера под крылом «Сокола-7» медленно сменялись изодранным, болезненным ландшафтом Санитарной Зоны – рваными краями реальности, шрамами на теле планеты. Анастасия вела машину на автопилоте; её пальцы с такой силой впивались в штурвал, что синтетическая кожа на рукоятке похрустывала. В ушах стоял оглушительный гул – не от двигателей, а от мысленного вихря, крушившего все внутренние баррикады.
«С чего начать? “Простите, что не приезжала восемнадцать лет”? “Мне нужна ваша помощь”? “Мой отец был сволочью, а я – трусихой, прятавшейся за спинами погибших солдат, чтобы не видеть вашего взгляда”?»
Стыд. Он был едким и густым, как смог над Москвой, и разъедал её изнутри, словно кислота. Он поднимался по горлу каждый раз, когда она представляла себе Карину. Они с Машей ограничивались деловыми отчётами, сухими электронными письмами – будто и не было тех лет, когда Карина была для них всем.
Аэромобиль, пробиваясь сквозь рваные клочья тумана, нёс её в эпицентр этого стыда.
Память, коварная и безжалостная, принялась раскапывать то, что она годами пыталась закопать под тоннами стали и приказов.
Лето. Ей восемь. Она – маленькая, тощая – носится как угорелая вокруг Древа Памяти, и его белые листья шелестят ей вслед, словно подбадривая. Солнечные зайчики пляшут на коре цвета запёкшейся крови. Она спотыкается о выступающий корень и падает, сдирая коленку об острый камень. Боль – острая, жгучая, заставляет глаза наполниться слезами. Сквозь мутную пелену она видит, как подходит Элеонора. Её медная кожа отливает золотом в солнечных лучах. Она не говорит ни слова – просто срывает с Древа лист, белый, как снег, и прикладывает его к ране. Лист – холодный, почти ледяной, и боль… боль попросту растворяется, а от раны не остаётся даже рубца. И чувство безграничного, детского чуда наполняет эту маленькую, почти незнакомую девочку.
А потом она видит Карину. Та стоит в тени Древа, и на её вечно отстранённом лице – улыбка. Мимолётная, редкая, но оттого настолько тёплая, что согревала их всех.
Всех…
Они все были тогда вместе: она, Маша, Таня, Коля. Их мир тогда был тесен, прост и ярок.
Оля Ковалевская, внучка главы первой государственной корпорации, с серьёзным видом показывала им свои способности – как распадалась на тысячи красных частиц, что со скоростью неслись вдаль; как могла одним лишь взглядом заставить Колю наконец-то вымыть руки перед обедом… И как они с задором гадали: а что смогут делать сами, когда вырастут?
А Карина наблюдала с порога своего дома, и в её алых, пугающих посторонних глазах на мгновение таял вековой лёд одиночества. Казалось, так будет всегда.
Теперь это одиночество длилось почти два десятилетия. По её вине.
Сигнал на панели приборов вывел её из тяжёлого забытья. Впереди, в разрыве туч, показалось поселение. И прямо по курсу, поднимая с земли пыль, уходил на юг – в сторону Ленинграда – кортеж из трёх бронированных вездеходов «Прометея».
«Элеонора… Чёрт. Пролетели буквально в нескольких минутах друг от друга. С ней было бы куда проще».
Она почувствовала странный, холодный укол сожаления под рёбрами – словно увидела, как последняя дверь в тот старый, безопасный мир, который сама же и заперла, захлопывается теперь навсегда.
«Сокол-7» с глухим рёвом вертикальных двигателей приземлился на заросшей травой площадке у ворот. Настя заглушила двигатели. В наступившей тишине было слышно лишь шипение охлаждающихся турбин и шёпот белых листьев Древа.
Она сделала глубокий вдох, в котором смешались запах выхлопа «Сокола» и знакомый, горьковатый аромат Древа, и толкнула дверь вверх.
Первое, что она увидела, выйдя и инстинктивно расправив плечи по-армейски, – Карину. Та стояла у входа в поселение, столь же неизменная и вечная, как и само Древо. Но на её лице, обычно являвшем собой маску спокойной печали, застыло неподдельное, ошеломлённое изумление.
Все приготовленные речи, все слова, которые Настя так тщательно репетировала в полёте, рассыпались в прах.
Голос сорвался с её губ сам – тихий, как у той самой восьмилетней девочки, которая когда-то бегала здесь босиком и верила, что мир можно спасти, просто очень сильно этого захотев.
– Привет, тётя Карина…
***
Ленинград, съёмная квартира Вихровых31 октября 2074 года19:32
Воздух в комнате сгустился – тяжёлый и металлический, как расплавленное железо. Оружейная смазка, пот и холодный адреналин щипали ноздри.
Николай, стоя посреди комнаты, грубо натягивал чёрный тактический жилет. Кевларовые пластины, вшитые в броню, с глухим щелчком выстраивались в привычную схему – вторая кожа, жёсткая и безразличная. Его пальцы, на которых шрамы превратились в рельефную карту былых ошибок, с выверенным, механическим усилием дослали патрон в патронник «Вихря-5». Короткоствольная штурмовая винтовка издала низкочастотный писк и зажглась слабым, фиолетовым свечением электромагнитных ускорителей снаряда.
В углу, залитая мерцанием голубоватых экранов, Татьяна смахивала со стола своё снаряжение резкими, отточенными движениями. Терминал «Зонд-5», веер тончайших коннекторов, похожих на хирургические инструменты, «щепки»-накопители – всё исчезало в потайных карманах её балахона, в складках, не нарушавших строгий силуэт. Её пальцы на миг с такой силой впились в край стола, что костяшки побелели. Она резко выпрямилась, будто отбрасывая последние сомнения.
Она выдохнула и закрыла глаза. Кристаллы Сребро, инкрустированные в чёрный, облегающий костюм из нановолокна, вспыхнули ядовито-зелёным, живым светом. Воздух затрещал, наполнившись запахом озона и статики. Её силуэт задрожал, поплыл, исказился, превратившись на секунду в мираж, прежде чем окончательно раствориться. Лишь лёгкая, переливающаяся дымка осталась на месте, да треск статики в воздухе.
Через секунду она материализовалась вновь, сделав резкий, сдавленный вдох – словно вернувшись из места, где нечем дышать. Капля пота, как слеза, скатилась по её виску.
«Лишь бы не сорваться», – пронеслась в её голове мысль.
– Идём, – её голос был хриплым, простуженным этой нечеловеческой трансформацией. Больше нечего было говорить.
Они вышли из квартиры, не оглядываясь. Их шаги отбивали быстрый, неумолимый ритм по потёртому линолеуму лестничной клетки. Спустившись, они быстро свернули в направлении «Сферы».
Двое мотоциклистов – мужчина и женщина – застыли в глубокой тени соседнего дома, оставаясь незамеченными Вихровыми. Забрала-дисплеи провожали брата с сестрой безликим, электронным взглядом. Женщина достала «Звезду-М», и её пальцы, обёрнутые в перчатку с тактильным интерфейсом, побежали по полупрозрачному экрану, набирая сообщение, пока Вихровы сворачивали за угол, растворяясь в вечерней толпе.
У стерильного, неоклассического фасада НИИ «Сфера», напоминавшего мавзолей былой имперской мощи, они разделились без слов. Николай, вжав голову в плечи, превратился в ещё одного спешащего человека, растворившись в потоке людей, двигаясь в сторону главного входа. Татьяна же, как тень, отброшенная угасающим солнцем, бесшумно скользнула в сторону тёмного провала подземной парковки.
Перед её мысленным взором пылал план, выгрызенный из архивов: серверная на минус втором уровне. Ворота в технический сектор.
Пальцы Татьяны, не дрогнув, выхватили из кармана «ПВВ-13» – липкую магнитную пластину, холодную и инертную. Она прилепила заряд к воротам парковки, ощущая под пальцами шершавость краски на металле.
«На месте. Готовность – десять», – раздался в наушнике голос брата.
«Десять… девять… восемь… семь…»
Таня мысленно отсчитывала секунды, отскакивая от ворот. Её тело прижалось к шершавой бетонной стене.
«Шесть… пять… четыре…»
Пальцы сомкнулись на детонаторе в кармане.
«Три… два… один…»
В идеальной синхронности, словно управляемые одной волей, мир разорвался на части.
Снаружи, у главного входа, взметнулось пламя – оглушительный рёв Колиной диверсии, призванный приковать к себе всё внимание.
И здесь, у входа на парковку, глухой, сокрушительный удар вырвал технические ворота с корнем, отшвырнув их внутрь с визгом рвущейся стали. Клубы едкого дыма и удушающей бетонной пыли взметнулись к потолку, поглощая свет. Почти сразу – второй, приглушённый взрыв у главного входа. Диверсия Коли. Идеально рассчитанный хаос.
«Идиотская маскировка», – холодная, отточенная мысль пронеслась в сознании, отсекая всё лишнее. – «Слишком мало времени. Слишком мало».
Кристаллы Сребро на её костюме вспыхнули ровным зелёным светом, будто глаза проснувшегося хищника. Её фигура исказилась, потеряла чёткость, стала призрачным пятном.
Лишь дым, расступившийся перед невидимой фигурой, дал знать: хищница вышла на охоту.
***
Москва, клуб «Ангар»1 ноября 2074 года22:17
Воздух вибрировал от басов, вышибающих душу из груди. Стробоскопы рвали темноту на клочья, выхватывая из толпы искажённые гримасы, блеск пота на коже, безумие в глазах.
Светлана, прижавшись спиной к стене бара, пыталась отшутиться от парня в костюме с неоновыми разводами. Он нависал над ней, и от него разило дешёвым синтетическим джином и наглостью.
– Красивая, да не ломайся ты! Один танец – и твоя жизнь станет ярче! – он попытался обнять её за талию.
– Моя жизнь и так достаточно яркая, спасибо, – парировала Света, отстраняясь и показывая на своё худи. – Видишь? Предупреждающий цвет. Опасно для здоровья. Биологию в школе хорошо учил?
– Да брось, я…
– Парень, – в разговор мягко, но неотвратимо вписалась Мария, появляясь из толпы, как призрак. Её тёмно-красные глаза холодно сверкнули в свете стробоскопа. – Девушка сказала «нет». Это слово в твоём словаре присутствует? Или мне нужно его туда вбить? Пригодится в жизни.
Парень, встретившись с её взглядом, что-то невнятно пробормотал и ретировался, растворившись в танцующей массе.
– Спасибо, – выдохнула Света, облокачиваясь на стойку. – А то прилип как банный лист.
– А ты молодец, – Мария одобрительно хлопнула её по плечу. – Держишься. Уже куда лучше, чем вчера.
Она заказала две порции какого-то кислотно-зелёного коктейля и, отхлебнув, скривилась.
– Гадость редкостная. Но бьёт по мозгам как надо. Так… – она повернулась к Свете. – Раз уж мы тут отбиваемся от ухажёров, давай поговорим начистоту. У тебя самой-то кавалер на примете есть? Или вся молодость уходит на хакерские марафоны?
В голове у Светы тут же всплыл образ Сергея – его незаслуженно тёплый взгляд, глупое, наивное восхищение. И комок досады, неизменно подкатывавший к горлу каждый раз.
– Нет, – буркнула она, отводя глаза и делая глоток коктейля. – Некогда. И не надо мне.
– А зря! – Мария фыркнула, и в её глазах вспыхнули озорные искорки, знакомые Свете с детства. – В восемнадцать надо влюбляться, а не в архивах «Прометея» ковыряться. Смотри, не выбирай слишком уж тщательно, а то останешься, как я, – с тремя кошками, двумя кактусами и вечной горой работы в качестве главного спутника жизни. Хотя… кошки – те ещё кавалеры. Преданные, мурчат, на дурацкие шутки не обижаются.
Она громко рассмеялась, и Света невольно улыбнулась в ответ. На секунду ей показалось, что тяжёлый комок страха и вины внутри немного растаял. Возможно, Маша была права. Возможно, в этом сумасшедшем мире ещё оставалось место для чего-то простого и человеческого.
В этот момент из кармана Марии раздался сдавленный, но настойчивый вибросигнал. Она, не переставая улыбаться, машинально достала «Звезду-М». Прозрачный дисплей с кислотно-зелёным интерфейсом озарил её лицо призрачным свечением. Палец уже потянулся смахнуть уведомление, но взгляд зацепился за строки текста – и улыбка застыла, а затем медленно сползла с её лица, словно её смыло ледяной водой.
Света тут же заметила перемену.
– Маш? Что-то не так?
Мария не ответила. Её пальцы с такой силой сжали металлическую рамку терминала, что суставы побелели. Она не обращала внимания на продолжающуюся вокруг тусовку. Её взгляд был прикован к экрану. В глазах, секунду назад таких живых и весёлых, теперь бушевала настоящая буря – шок, неверие, а затем холодная, всепоглощающая ярость.
– Маша? – повторила Света, чувствуя, как у неё сжался желудок.
Мария медленно подняла на неё взгляд. Её голос прозвучал тихо, но в нём слышался стальной лязг готовности к бою – тот самый, который Света слышала лишь на самых сложных брифингах.
– Всё. Вечеринка окончена. Нас ждут в «Сфере». Сейчас.
– Что случилось?
– Ленинград, – отчеканила Мария, уже вставая и скидывая с себя веселье, как старый халат. – На филиал «Сферы» совершено нападение. Снова взрыв. Есть погибшие.
Она посмотрела на Свету, и в её взгляде теперь не было ни капли прежнего тепла. Там был взгляд солдата, видевшего лицо войны.
«А мы знаем, кто очень любит взрывы в последнее время…»
Перед её глазами всплыли фотографии обугленных обломков детского дома в Сыктывкаре.
Глава 9
Ленинград, набережная Невы1 ноября 2074 года19:48Первые секунды были наполнены звенящей тишиной. Той самой тишиной, что вышибла стёкла из окон на сотню метров вокруг.
А потом этот вакуум заполнился. Визг автомобильных сигнализаций, вой сирен, отдалённые крики и нарастающий, животный гул человеческой паники стали вторым взрывом.
У стерильного фасада «Сферы» творился ад. Люди, секунду назад спешившие по своим делам, теперь метались в дыму, спотыкаясь о разбросанные взрывом обломки гранита и стекла. Кто-то звал поимённо, кто-то просто кричал, прижимая к груди окровавленные ладони. Над толпой, будто призрак, висело рыжее облако пыли, подсвеченное аварийными фарами и багровым закатом. Один из уцелевших консьержей соседней гостиницы, трясущимися руками, уже вызывал подмогу.