Мона

– Животное всегда может сдохнуть! – прошипел Идальго, сложив одна в другую руки и отвернувшись в сторону.

– Мона не переживёт этого! – вскрикнул Роберто, вглядываясь в задумчивые лица собеседников, – Ты с ума сошёл Идальго!!!

– Я только произнёс вслух то, о чём думаю!

– Чтобы думать нужны мозги!– Роберто встал на ноги.

– Сядь Роберто! – повелительно сказал дядюшка Байс, выдыхая сгусток серого дыма.

– Я не потерплю! Это жестоко!

– Сядь, прошу тебя, Роберто! – вскрикнул Франко, резко встав на ноги, – Пока я тут решаю, что жестоко, а что – нет!

– Господин Франко, Мона никогда не даст на то разрешения. Это палачество!

– Её разрешения, сынок, никто спрашивать не будет!

– Господин Франко…

– Не веди себя, как девчонка, Роберто! И, если Мона когда-нибудь узнает об этом разговоре – на меня не обижаться! Ты, Роберто, лучше обговори с моей дочерью дату вашей свадьбы.

– Идальго, ты займёшься Рыжаком! – снова выдохнув воздух, медленно проговорил дядюшка Байс.

– Ээээ, господин Байс, я не смогу… Я подал идею – пусть исполняет другой! – возмутился Идальго.

– Я не потерплю больше низких дискуссий! Ты, дармоед, подготовишь соответствующий состав корма и чтобы в скором времени дело было сделано. Я ясно выразился?

Идальго поперхнулся, но всё же пролепетал:

– Конечно, господин Франко!

Роберто вышел из кабинета, громко хлопнув дверью.

– Уже поздно. И ты иди! – взмахнул рукой дядюшка Байс. – А мы с тобой сыграем в шашки, чтобы немного развеяться. Тяжёлый день.

Уже светало, когда Океану вернулся в цирк. Клоуны, кто – где свалился, спали на улице. Благо, запах старого пива и копченостей развеялся в воздухе. Повсюду валялись пустые бутылки, какие-то бумажки и мусор. Океану осторожно прошёл мимо них, стараясь никого не разбудить и, шмыгнул, как привычный гимнаст, на цыпочках, внутрь. Занавесы были опущены, кто-то сложил велосипеды у самого входа и, Океану чуть было не споткнулся о них, сильно напугавшись и вздрогнув от их падающего грохота. Кто-то из клоунов проснулся, потому что с улицы стали разноситься невнятная ругань и восклицания недовольства. Океану ушёл в давно отделённую ему комнату, в самом конце залы. Маленькая комната, в которой с трудом уместились деревянная кровать и низкое трюмо, усыпанное толстыми книгами. В полке трюмо лежали фотографии Моны – самые разные и очень интересные. На одной из них она стояла рядом с отцом, сжимая в руках газовый шарик. Ей было лет десять. Тогда, прикрывшись чёрной занавесью аппарата, Океану сам снимал их, вглядываясь в лупу объектива. Она такая тонкая и улыбчивая здесь. И кудри всё те же. Океану улыбнулся и отложил фото в сторону, но, одумавшись, через некоторое время, снова убрал его в полку к остальным чёрно-белым картинкам. Вся жизнь Океану запечатлелась на этих снимках без него, потому что всё снимал он сам. И дядюшку Байса, тогда ещё молодого мужчину, рассевшегося в стёганном кожаном кресле, с строго зачёсанными назад и смазанными у висков подслащенной водой, волосами. Он, как и сейчас, покуривал трубку, собрав тонкие губы в форму буквы «о». Вокруг него заметно сгустки сигаретного дыма. Ноги уложены одна на другую. Спина всё также выпрямлена. Фигура стройна. Океану любил эти прожелтевшие картинки. Наверняка, многие забыли про их существование, даже те, кто смотрел с них на него. Но он помнил. Часы тихо тикали. В окне, за самым горизонтом, обнадёживающе засветилась огромное солнце. Океану вздохнул, вытянулся и улёгся на скрипящую кровать. Этой ночью он прошёл все городские улицы, всматриваясь в блестящие белые звёзды, иногда спотыкаясь, отчего в голове начинало кружиться, и снова продолжая свой путь. Он так бы и ходил по спящему, умиротворённому городу, если б не наткнулся на стаю бродячих собак, разгуливающих по улице. Они стали лаять, оскалив острые клыки и предупреждающе постанывая. Океану не стал рисковать и, отойдя пару шагов назад, вернулся обратно теми же запутанными путями. В коридоре стали разноситься пошаркивающие по земле шаги Идальго. Он всегда просыпался первый. Перед репетициями коням нужно было дать полведра воды и совсем немного сена, следовало из наставления дядюшки Байса. В качестве поощрения в воду можно было добавить сахара. Идальго явно уже возвращался обратно, когда Океану открыл глаза. Прошло ровно полчаса. Видимо, он заснул, потому что ничего не помнил, да и часы выдавали прошедшие минуты.