Тайный бункер абвера

– Не вешай нос, Сергей. Придумаем план, такой, что жарко везде будет. Столько всего важного за сутки мы узнали, и хорошо, что собрали сведения. Представляешь, сунулись бы прямо на проволоку, под пули. Не вернулись бы обратно, и все насмарку.

Хотя самому разведчику ничего не шло в голову. Он еще не у себя, предстоит вернуться обратно. А переход через границу фронтов всегда опасный шаг – если не обстреляют немцы, то можно попасть под пули красноармейцев. На таком расстоянии никто не будет разбираться, что за человек идет со стороны врага. Пулю отправил – и готово!

Возле ельника, где остался груз Громова, им пришлось распрощаться. Но Шубин сразу предупредил своего проводника:

– Через двое суток жду тебя здесь. Бери проверенных людей из своего отряда, крепких и выносливых. Таких, как ты, чтобы хоть трое суток на ногах в лесу провели и не жаловались.

Сергей впервые улыбнулся, слова о его выносливости были приятны. Настоящий разведчик оценил стойкость духа парня, поэтому теперь он с нетерпением хотел вернуться и принять участие в операции. К тому же ликвидация секретного объекта в Маевске для него означала, что фронт, Красная армия уже близко и совсем скоро после разведки и тайных ударов начнется наступление по всему фронту. Его город, его близкие будут свободны от немецкой оккупации! Громов не выдержал, выпалил, перед тем как Шубин исчез между черными густыми лапами елей:

– Я столько лет ждал. Верил, всегда верил, что мы немцев одолеем! Все сделаю для победы, я на все готов.

Глеб полз по колючей хвое, потом долго по сырой холодной земле, содрогаясь от сырости. Тело деревенело от усталости, зато его грела мысль, что верных напарников для опасной операции он уже нашел. Они все повторяли как один, что готовы отдать жизнь, готовы на любые опасности, лишь бы прогнать Гитлера и его армию с родной земли.

Но возвращение прошло тяжело, на нейтральной полосе Шубин оказался уже на рассвете. Скинул германскую форму, чтобы свои не начали обстреливать, не признав разведчика, и как был, в одном белье, пополз через открытый участок – распаханную взрывами местность, состоявшую из пригорков и овражков. От холода уже знобило, ветер разорвал туман на клочки и теперь выдувал остатки тепла из-под тонкой рубахи. Глеб не мог сдержать озноб, который волнами сотрясал его. До конца нейтралки оставалось еще метров сто, как вдруг макушку обожгла пуля, а в ушах загрохотала пулеметная очередь. Глеб вжался в землю, слился в одну линию с пожухлой травой – прямо над спиной и затылком свистели пули. «Вот же гад, начал спозаранку долбить», – выругался про себя Шубин. Стреляли с немецкой стороны, какой-то бдительный караульный приметил белое пятно или различил в утренней серости движение на границе и принялся поливать из пулемета открытый пятачок. Пули летели сплошной стеной, даже приподнять голову или поменять положение тела было опасно. С противным чирканьем пули впивались совсем рядом, лишь немного не долетая до распластавшегося на сыром грунте разведчика.

Вдруг от советского окопа раздался крик:

– Держись, паря, я сейчас приструню фрица!

Мелькнула шапка, а затем на левом фланге грохнул выстрел «мосинки». Пулемет заглох, но Глеб не стал даже пытаться рассмотреть, что произошло на вражеской стороне. Такое затишье бывает обманчивым, стоит только шелохнуться, и новый град пуль изрешетит воздух. Иногда под обстрелом приходится лежать часами, потому что выстрелы несутся с обеих сторон. Особенно стараются немецкие пулеметчики, которые из защищенных гнезд стремятся взять реванш, подавить волю красноармейцев огневой стеной смерти. И все же помощь пришла: на левом фланге стрелок принялся обстреливать пулеметное гнездо, выскакивая каждый раз для выстрела из окопа на бруствер. Шубин понял – советский стрелок отвлекает внимание, дает ему возможность добраться до спасительного окопа. А немец, напуганный неожиданным резким ответом, затих, лишь иногда давая уже совсем слепые очереди.

Глеб сгруппировался, его приободрил крик стрелка:

– Давай, паря, сигай быстрее, пока немчура хвост прижал.

Разведчик вскочил и бросился бежать. Метр, второй, третий! Просвистели пули, обозленный пулеметчик снова зарядил свое оружие, но огневая стена осталась за спиной. Прыжок и падение в сырую землю окопного укрытия. Получилось! Раздались шаги, и над Глебом нависло лицо пожилого усатого ефрейтора.

– Живой, паря?

Шубин, на секунду ослепший в сумраке траншеи, начал подниматься:

– Живой, целый. Отец, спасибо, прикрыл. А то весь день пришлось бы лежать на нейтралке из-за этого стрелка.

Усатый красноармеец погрозил кулаком краю окопной щели:

– Я этого лиходея ужо прищучу. Третий день с ним перестрелку ведем. Как начнет тарахтеть, сладу с ним нету. А сам трусливый, как заяц, чуть пальнешь, затихнет. Ужо я его выкурю из норы, ишь выискался снайпер, – заворчал мужчина. А потом вдруг спохватился и скинул свою шинель, протянул Шубину: – Ох, окостенел ты, мил человек. Разведчик али с плену сбежал? Сейчас уже старший придет менять наряд, проводит тебя до штабу. Накидывай, не стесняйся, согреться надо тебе, от лихорадки-то чтобы не маяться потом.

Большие ладони похлопали по карманам гимнастерки, ефрейтор достал кусок сахара и протянул спасенному:

– Ить нема провианту, пайку-то ночью прикусил. Хоть сахарочку пососи, полегче станет. Бледный вон ты, немощь, со смертью-то в жмурки сыграл да выиграл. Ну не трясися, паря, уже у своих.

От волнения и холода у Шубина совсем свело горло, все тело плохо слушалось. И все же он радостно кивал, понимая – он дома, он у своих. Здесь его встретят с заботой, будь он хоть беглым пленным, хоть героем-разведчиком.

На другой стороне окопа затопали сапоги, при виде командира старый ефрейтор вытянулся, распрямился дрожащий от озноба капитан и доложил:

– Товарищ лейтенант, капитан разведки Шубин. Прибыл после разведывательной операции на вражеской территории. Прошу направить донесение в штаб.

Лейтенант тихо заговорил, впечатленный, что на вверенном ему участке вдруг оказался настоящий фронтовой лазутчик:

– Так ждут вас, товарищ. Уже со вчерашнего вечера товарищ майор прибыл. Идемте за мной. Только одежду вам, наверное, надо, да? – Молодой лейтенант растерянно замолчал, не зная, как решить проблему.

Тут в разговор вмешался ефрейтор:

– Бери шинель, товарищ дорогой мой, бери. Негоже тебе в исподнем-то трястись. Как до машины доберешься, так возвертаешь, так и скажи, в четвертую стрелковую. Туточки ужо разберемся, у мине подшиты буковки, пятно приметное. Вернут, не боись, ребятки честные служут.

– Спасибо, – кивнул Шубин и последовал за лейтенантом по темным коридорам окопной системы.

Глеб шел, с головой уйдя в свои мысли. Усталость, голод, смертельная опасность измотали разведчика, план операции никак не хотел выстраиваться в голове, и все же он сам не замечал, что улыбается, несмотря на все трудности. Человеческое тепло, горячее желание помочь согревали сердца, и он понимал, что из его затеи обязательно что-нибудь выйдет. Он отдохнет и непременно придумает, как уничтожить бункер вместе со всеми немецкими командирами, прогнать фашистов из Маевска и вернуть туда мирных жителей.

В машине предусмотрительный Снитко, который догадался, что разведчик не будет переходить границу в немецкой форме, протянул готовый комплект:

– Держи, Глеб. Как ты, что произошло, почему опоздал почти на сутки с возвращением?

Шубин вернул согревавшую его потертую шинель, начал одеваться в советскую форму, на ходу рассказывая майору все события операции. Снитко только удивленно покряхтывал и качал головой, да уж, все пошло не по плану и его посланец буквально из-под носа сбежал от немцев.

Шубин вытянулся на пустых мешках, в которых доставляли на передовую хлеб, – наконец-то тепло и нет постоянной опасности, что, как тень, идет все время рядом.

Майор Снитко в такт громыханию «зилка» по дороге снова покачал головой:

– Сейчас возвращаемся в штаб, час на отдых у тебя, капитан. А потом совещание, и с твоими сведениями уже будем планировать ликвидацию «Вервольфа». Хотя ты только подтвердил наши догадки – Маевск неприступен для одиночной разведгруппы. Боюсь, что даже поддержка из партизанского отряда не поможет. Пробраться в город, забрать оттуда бумаги, заминировать бункер. Нужно человек пять, не меньше, и настоящих, опытных диверсантов, разведчиков, как ты. Взять их негде… Да уж, операция под вопросом, ликвидация бункера нам может стоить слишком дорого. Глеб, ты рассчитывал, сколько времени группа будет пробираться через город?

Снитко не получил ответа на свой вопрос. Майор повернулся и увидел, что разведчик крепко спит, свернувшись в клубок. Михаил Снитко тяжело вздохнул, замучили совсем парня, двое суток в самом пекле, надо дать ему передых, хотя бы пока едут в штаб. И поэтому энкавэдэшник терпеливо молчал всю дорогу, про себя лишь размышляя, как все-таки подобраться к тайному убежищу в Маевске.

В штабе снова резало глаза от табачного дыма, за столом сидели командир дивизии, командир разведотделения, майор Снитко. Офицеры не сводили жадных взглядов с разведчика, бледного и растрепанного Глеба Шубина. Всю дорогу он крепко проспал и даже не успел привести себя в порядок перед совещанием. От внимательных взглядов ему было не по себе, из головы еще не выветрилась чугунная усталость, а его атаковали со всех сторон вопросами. Наконец командование замолчало, и Снитко снова уточнил:

– То есть все подходы к городу перекрыты, к бункеру разведгруппе не подобраться?

Шубин наклонил голову и постарался осторожно подобрать слова для ответа:

– Проход в город есть, но тот план, который был у нас изначально, осуществить трудно. Скорее всего… – он снова с трудом находил слова, – все исполнители погибнут. Если даже проберемся внутрь, то обратно дороги нет, слишком много там немцев.

Командир дивизии вдруг стукнул по столу стиснутым кулаком:

– Чертов Гитлер! Мы можем, мы должны разнести город на куски. Госпиталь, вокзал, танковый завод. Вывести оттуда мирных жителей и с воздуха обложить квадрат!

Снитко осторожно возразил:

– Товарищ генерал, а как же секретные бумаги из бункера? И госпиталь, вокзал – там погибнут рядовые, а не высший офицерский состав. Ведь наша цель – те, кто управляет армией, отдает приказы.

Остальные молчали, не смея возразить командиру, но каждый думал про себя, что Снитко прав. Шубину было не по себе от этой гробовой тишины, неужели они струсили, отказались от освобождения Маевска? Ведь столько людей ждут этого: Сергей Громов и его партизанский отряд, отчаянная Мари, мастер Говорун и еще тысячи жителей оккупированного города.

Его тихий, но твердый голос вдруг прозвенел среди общего безмолвия:

– Товарищ генерал прав, авиаудар нам поможет, но не настоящий, а ложный.

Комдив с удивлением спросил:

– Что это значит?

Шубин принялся объяснять свой замысел:

– Бункер создали для укрытия в нем во время авианалета самых высоких чинов. Дадим немцам возможность перехватить сообщение о готовящемся авиаударе. В назначенный час все командование будет сидеть в бункере, останется только взорвать его. Заряд постараемся заложить заранее, будем действовать несколько дней, вернее, ночей. Подготовка в несколько суток, а потом взрыв. Уйти из города в суматохе будет легче.

Но начальник разведотделения уже качал головой:

– Это хороший замысел, но сегодня утром поступило донесение. Вражеская оборона сбила самолет, которым управлял командир летного взвода Алексей Захаревич. Он в плену у немцев, скорее всего, жив, так как самолет ему удалось посадить. И Захаревича нужно вытащить, под пытками он может рассказать о нашем лесном аэродроме. Оттуда сейчас идут все вылеты воздушных эскадрилий. Если немцы ударят по нему, то мы лишимся нашего преимущества в воздухе. Его надо освободить до начала диверсии.

Комдив повернулся к Шубину:

– Ну же, товарищ Шубин, надо возвращаться в Маевск. Собирайте разведгруппу, берите любую амуницию, сколько надо людей. Я дам вам все, что необходимо для диверсии. Мы реализуем ваш план, назовите место и время, я отдам приказы всем отделениям. Жду от вас рапорта вечером, вся операция «Вервольф» под вашу ответственность.

– Есть.

Глеб отдал честь и вместе со Снитко вышел из штаба. На крыльце он на несколько секунд задохнулся от свежего осеннего воздуха, в голове снова все кружилось в какой-то свистопляске. Майор потянул его подальше от здания штаба:

– Ты что, Шубин, заболел? Как ты все провернуть собираешься? Сам же говорил, что подходы к городу заблокированы!

Глеб пожал плечами, он и сам сейчас не знал, как действовать дальше. Слишком рискованно, мало времени на подготовку, да и просто нет четкого плана. Но действовать надо, он должен вернуться в Маевск и исполнить то, что пообещал его жителям – освободить город от фашистов.

Снитко рядом трясущимися руками свернул самокрутку:

– И что, ну кого ты собираешься брать с собой в отряд? Я же тебя предупреждал, у нас нехватка хороших разведчиков, нет кадров! С кем пойдешь на вылазку?

Шубин на секунду задумался:

– Один.

– Да как один! Да ты спятил! Жар у тебя, что ли? – От негодования весь табак из папиросной дудочки просыпался между пальцев майора. А он сам вдруг схватил разведчика за лоб. – Да нет лихорадки же, чего ты несешь?! Шубин, геройство никого до добра не доводило! Орден хочешь? Звание вне очереди? Поверь ты мне, жизнь ценить надо, а не звезды.

– Товарищ майор, спасибо, что за меня так переживаете. – Шубин виновато смотрел на своего наставника, который так волновался за него. – Но я правда хочу снова вернуться туда, к Маевску. Там меня будет ждать Громов с партизанами, они уже организовывали взрывы, город знают отлично. Ведь ребята сами оттуда, всю жизнь там прожили. Мы найдем возможность заложить динамит, организовать взрывы на всех важных узлах. Есть два агента, которые нам тоже помогут.

– Ну хорошо, пускай, пускай так. – Снитко нервничал, оттого что понимал, какой груз взвалил на себя капитан. – Но как ты вытащишь Захаревича? Как? Из подвала гестапо? Просто придешь туда и увезешь? Я же вижу, Глеб, нет у тебя никакого плана.

– Нет, – признался капитан. – Ничего нет, но у меня есть отряд. И он готов на все, чтобы освободить свой город от немцев. Ребята готовы отдать свою жизнь за нашу победу в Маевске. Это дорогого стоит, товарищ майор. И я в них верю, мы сможем ликвидировать все объекты.

Снитко в отчаянии махнул рукой – черт с тобой, действуй! Он лишь попросил:

– Вечером, перед тем как идти к комдиву, сначала мне расскажи, что решил. Уж больно ты широко мыслишь, капитан, тут нужны две головы, а лучше три. Иди пока, отдыхай. В казарме офицерской тебе койку выделили. Что нужно, скажи, у начхоза выпишем в штабе.

– Карты и карандаш, – попросил Глеб.

Михаил Снитко махнул рукой – идем. Они прошли по улице два дома и оказались у покосившейся баньки. Угол у нее был срезан вражеским снарядом, а выбитые стекла заткнуты от осеннего холода тряпьем. Внутри майор чиркнул спичкой и зажег фитиль в керосинке. Снитко указал на лавку, где стопкой лежали карты, вещмешок самого майора и куски ржаного каравая. Энкавэдэшник гостеприимно предложил:

– Это мои хоромы. Располагайся, капитан. Чай на печке, у меня тут все удобства. – Он вытянул из планшета огрызок химического карандаша. – Вот матобеспечение тебе пока. Остальное сегодня выбью у кастеляна. Хлеб, чай, сахар имеется, перекуси, потом со свежей головой обдумай свои слова. – Майор снова вглядывался в лицо разведчика. – Ты понимаешь, что если ты дашь согласие на операцию с такой группой, то потом дороги обратно не будет? Ты сам ведь мне рассказывал, что все в Маевске утыкано дозорами! – Но майор тут же махнул ладонью, обрывая новую волну своего возмущения: – Так, ладно, отдыхай. Через час я вернусь, принесу тебе продпаек, обеду горячего. С комдивом побеседую, чтобы не рубил сгоряча так. А ты… думай давай…

И майор затопал сапогами по скрипучим половицам на улицу. Шубин опустился на лавку, наконец можно остаться наедине со своими мыслями. Он понимал, что, может быть, совершает ошибку. Никакого четкого плана нет, неизвестно, кто его будет ждать в лесу в партизанском отряде. Потому так и вспылил всегда уравновешенный Снитко, уж он как никто понимал, что операция предстоит рискованная, рискованная настолько, что обратно можно никого не ждать. Они все погибнут. Наверное, смогут заминировать здания, но выбраться живыми из развороченного германского муравейника – уже нет. Только отказаться разведчик не мог, перед глазами до сих пор стояли лица всех, кто помог ему выбраться с вражеской территории. Звучали и голоса, полные надежды, – они готовы отдать жизнь, готовы на все, чтобы отвоевать свою родину, и он не может дать слабину, обмануть их.

Не замечая вкуса, Шубин механически начал жевать хлеб, запивая его чаем. Второй рукой он уже водил по карте местности, теперь серое пятно из квадратиков обрело для него реальные очертания. Глеб видел площадь, разрушенный кинотеатр, пустырь, дорогу к бывшему поселку – каждый метр, где капитан успел побывать за сутки за городским ограждением. Разведчик шептал себе под нос, писал цифры, иногда закрывал глаза и отсчитывал шаги, чтобы рассчитать, за какое время его скромный отряд успеет опутать взрывчаткой здание госпиталя или вокзала. Снитко, который вернулся, как и обещал, через час, не прерывал разговорами размышления капитана. Лишь еще через час, поставив на вторую лавку полный котелок наваристой каши с мясным ароматом, приказал:

– Капитан, давай обедать.

Они застучали ложками, наслаждаясь короткой передышкой в военной жизни. Сытный обед, крыша над головой и теплая печка – о таком счастье сейчас и не мечтают те, кто несет свою службу в сырых окопах на передовой, прямо на прицеле у немецких стрелков. Майор облизал ложку, укутал ее в чистую тряпицу и нетерпеливо спросил:

Примечания