Повесть о настоящем Карабасе Барабасе

Глава 22

22. Держите себя в руках – Карабас

На следующий вечер, Барти с Джеймсом, стояли недалеко от входа в самый главный европейский театр – Сан-Карло, по случаю находившийся на via Сан-Карло. Это было монументальное сооружение, фасад которого был темного камня, с многочисленными арочными проемами, а верх был украшен колоннадой из белого мрамора.

К театру, время от времени, подъезжали кареты, из которых на тщательно убранную мостовую, вальяжно спускался свет Неаполя, в сопровождении, своих домочадцев, разодетых в такие немыслимые кружева и расцветки, что поначалу, Барти посчитал, что это артисты из бродячего цирка.

Барти, как и вчера, был облачен в форму, с двумя медалями на груди. Но без оружия, театр всё-таки. Однако, по старой привычке, за голенищем правого сапога, лежал его старинный друг – рыбацкий нож. Так на всякий случай, театр всё-таки, всё может случиться.

Адмирал приехал в золочёной карете, совместно с супругой и двумя адъютантами, а следом ещё одна карета, поскромнее, с офицерами и их дамами, только Джеймс и Барти пришли пешком, прогулялись и посмотрели город за одно. Аппетит нагуляли, который решили удалить после представления. Пристроившись в хвост процессии под благосклонный взгляд, обернувшегося адмирала, они поднялись на второй ярус, где расселись по ложам. Английской миссии были выделены места в центральной секторе, с правой стороны от королевской ложи, Адмирал с семьей и старшими офицерами ближе к королевской части, а остальные в другой, которая была ещё дальше и правее.

Да, Барти был очарован театром, все стены внутри были украшены причудливой резьбой, декорированы колоннами, многие детали внутреннего убранства были покрыты золотом. Кресла в зрительном зале, оббиты красным бархатом. Купол зала, украшала картина, во всю ширину купола, с изображением Бога Аполлона, на фоне восходящего солнца и витающего в облаках. Аполлон был в окружении каких-то античных героев, а каких именно Барти определить не смог. Вдруг, весь зал встал и повернулся в сторону королевской ложи и преклонили головы. Барти, получив тычок по ребрам от Джима, также, как и все присутствующие встал, и повернувшись в сторону ложи короля поклонился их величествам, а после того как венценосная чета расселась, весь зал опустился на свои места в ожидании открытия массивного бордового занавеса и начала оперы.

Когда, дамы и господа занимали свои места, то по залу пробежал шлейф отблесков от драгоценностей, украшавших женские шейки и ушки. – Праздник тщеславия, – подумал про себя Барти и посмотрел на свой массивный золотой перстень с рубином, который, по его мнению, не имеет никакого отношения к тщеславию. Это другое.

Началось действие на сцене, и Барти погрузился в мир музыки, его полностью охватила и очаровала музыка Моцарта, плавные движения и голоса актеров. Полное очарование, от увиденного, а особо он был поражён Паминой, одной из героинь оперы. Он с нетерпением ждал выхода на сцену Памины, дочери царицы Ночи. Которая, по внутреннему убеждению Барти, была сама богиня красоты, во много раз очаровательней и привлекательней Изабеллы. После каждого её выступления, он пытался аплодировать этой красотке, с роскошным бюстом, стройной фигурой и аппетитной частью, что не особо скрывалось под легкими почти прозрачными одеждами. Но согласно этикету, зал аплодировал только после того как их величества, соизволять постучать ладошку об ладошку в знак признательности мастерству актеров. И это часто не совпадало с желанием Барти. Все его желания вскочить и аплодировать, пресекались Джеймсом, который одергивал его за мундир и с ехидством в голосе приказывал шёпотом на ухо – Сидеть Карабас. В антракте, после посещения буфета, он выяснил имя актрисы, исполняющей роль Памины. И он решил познакомиться с ней, во что бы то ни стало.

Уже возвращаясь к себе в ложу, он заметил маленького мальчика, который прятался за портьерой с расстроенным видом.

– Что случилось, молодой кавалере? – обратился Барти к мальчику опустившись на колено перед ним для удобства общения.

– Синьор, меня нигде не пускают хотя-бы послушать оперу. Я стою и слушаю в щелку у двери, не говоря уже, чтобы посмотреть.

– Ты что так любишь оперу?

– Да, синьор я пою в хоре, а моя мама певица, я тут у бабушки живу, пока мама на гастролях, пролез через служебный вход, я маленький, меня не заметно.

– А папа твой где?

– Папу в тюрьму посадили, он музыкант, он ни в чём не виноват.

– Господи, что за времена, уже музыкантов по кутузкам сажают. – Возмутился Барти. – А как тебя зовут, о, юный любитель оперы?

– Джоаккино, синьор. А вас?

– Меня Бартоломео. А давай пойдем к нам в ложу, там, в уголке, в темноте, тебя не видно будет, стой у меня за спиной, и смотри сколько хочешь. – Барти с этими словами протянул мальчишке руку.

Мальчишка простоял последний акт за спиной Барти, сильно хлопая в ладоши, в нужных для короля местах. Пыхтел и ойкал в самых острых местах оперы. А когда опера закончилась, он не выдержал и, выскочив к краю ложи, под удивленными взглядами офицеров, активно аплодировал вышедшим на финальные поклоны актерам. Дамы заулыбались неизвестно откуда взявшемуся мальчишке театралу, а адмирал с усмешкой, прямолинейно пробурчал, – вот и сын полка объявился. Вся свита адмирала защебетала об остроумии адмирала и о его доброй душе.

Джоаккино, подошёл к Барти и, глядя снизу, в глаза Барти, чувственно произнёс: – «Спасибо синьор Бартоломео, вы мне показали новый мир».

– Беги к бабушке театрал, – и Барти потрепал пацана по взъерошенным волосам.

Через много лет, Джоаккино Россини, станет руководителем этого самого театра. И впервые, представит в этом театре оперу по комедии Бомарше «Севильский цирюльник».

Благодаря доброте Барти, этот эпизод будет сопровождать Россини всю жизнь, и он будет с благодарностью вспоминать морского офицера Английского флота.

После представления, Джеймс предложил Барти, отметить завершение дня в каком ни будь приличном заведении, так сказать последний штрих, к их культурно проведенному дню. И это заведение нашлось сразу, это была старая пиццерия Порт Альба. Капитан и юнга, заняли столик в углу напротив входа, по привычке, что бы видеть входивших в заведение людей. Расторопный официант предложил стандартный набор, от которого у Барти заурчал живот в предвкушении прекрасного время препровождения. Когда на столе официант водрузил пиццу Масту Никола, слюна во рту образовалась сама собой.

Видя состояние Барти, Джеймс нравоучительно сообщил Барти, что любая пицца в Неаполе начинается с бокала охлажденного, белого сухого вина. Разлив вино из кувшина по бокалам, Джеймс задумался, а потом, подмигнув Барти, с улыбкой произнес: – «За жён и возлюбленных! Это Барти наш старый флотский тост». Бокалы произвели звон, и вино потекло Барти в рот, отдавая свой чудесный вкус и аромат вкусовым рецепторам юноши. А потом пицца растаяла вслед вину, и Барти оказался на верху блаженства. Потом ещё один бокал, кусок пиццы, бокал, пицца, и так могло продолжаться до бесконечности. Только вот, его глаз зацепился, за милое личико, которое своей красотой, озарила темноту зала пиццерии. Это была она, прима театра, час назад бывшая Паминой, в окружении комплиментов, воздыхателей и корзин с цветами вплыла в зал и, щебеча со своими поклонниками, как лебедь по воде проследовала в противоположный конец зала, где уже был накрыт стол, заставленный бокалами и приборами на несколько персон.

Официанты разложили цветы вокруг стола по лавкам и подоконникам, создав как бы цветочное ложе. Прима устроилась на диване, сев в центре стола, а две подружки её и трое молодых повес, расселись вокруг неё, разобрав бокалы для шампанского. Шампанское, в опытных руках официанта, выстрелило пробкой в потолок. Извергнувшись, как лава вулкана Везувий, зафонтанировало из бутылки, и белой пеной выплеснулось в подставленные бокалы, слегка, перелившись через край.

Девушка смеялась и тыкала в кого-то своим пальчиком, мужчины наперебой что-то восторженно ей чувственно говорили, а девушки хихикали и прикрывались веерами.

Барти посчитал это подарком судьбы, он встал из-за стола, и решил представиться девушке, как положено офицеру флота, правда его мундир был без эполет, но кто из гражданских понимает в знаках различия. Одни медали чего стоили, сразу видно герой.

– Чуть позже юнга, дай людям выпить и закусить, вот когда они выпьют по три бокала, тогда можно, а сейчас ты сам покушай эту великолепную пиццу и выпей ещё немного вина – охолодил его пыл Джеймс. Пицца, которой наслаждались капитан и юнга, была приготовлена по старинному рецепту, без томатов и томатной пасты, была нежнейшим творением мастера, который уложил тончайшие кусочки мяса, лука, зелени и каких-то тонко нарезанных фруктов.

Всё это великолепие было покрыто расплавленным и слегка подпечённым по краям окружности несколькими сортами сыра. Корочка пиццы была токая и хрустящая светло коричневого цвета. Барти, ел пиццу так, как был приучен во времена своей жизни на Сицилии. Отрывая руками сектор пиццы, он наслаждался острым уголком, отделенного кусочка, постепенно поглощая его, а оставшуюся в руках золотистую корочку хрустяшку, обмакивал в соус и съедая последний штрих, венчал, таким образом волшебное действие. Не забывая запивать это чудо вином.

Барти сидел за столом как на иголках, вот она, его мечта, сидела и кокетничала с молодыми людьми и даже не смотрела в сторону двух моряков, один из которых, пожирал её влюблённым щенячьим взглядом, а другой посмеивался в усы.

– Ну, иди юнга, представься девушке, а то скоро из штанов выпрыгнешь.

– Я Валетту, штурмовал, капитан, а тут крепость чуть скромнее.

– Ну, ну, Карабас, только держите себя в руках Кавалере.

Барти встал и подошел к веселящейся компании, одернув мундир и выпятив грудь с медалями, он, извинившись за столь неожиданное появление представился: – Разрешите представиться сеньорита Малавина, ваш покорный слуга и почитатель вашего таланта и очаровательного голоса, Бартоломео Борго Альчерито. – И Барти щелкнул каблуками своих сапог.

Девушка покорила сердце Барти своей невероятной, по его мнению, красотой. Её большие, будто океанские, голубые глаза искрились живой энергией, а маленький курносый носик добавлял образу непринужденности и игривости. Слегка приподнятые брови создавали загадочный и лукавый взгляд, способный завораживать каждого, кто оказывался рядом. Тонкая изящная шея и выраженные ключицы свидетельствовали о её стремлении к совершенству, даже если это требовало самоконтроля в питании.

Декольте кремового платья изысканно обнажало её женственные формы, подчеркивая гармонию между грацией и сексуальностью. Вырез платья, элегантно подчеркивающий её фигуру, привлекал внимание и возбуждал воображение мужчин, оставляя их в плену мечтаний о её очаровании. Каждое движение этой красавицы излучало уверенность и привлекательность, заставляя сердце Барти биться быстрее.

Малавина подняла глаза на Барти, и с очаровательной улыбкой и протянула ему руку в белой перчатке для поцелуя. Барти, как истинный кавалере, и джентльмен принял её руку и, наклонившись, чуть приложился своими губами к её кружевной перчатке. Он почувствовал запах розы, жасмина и каких-то диковинных цветов. Этикет требовал не задерживать руку дамы, но Барти забыв про него, продолжал вдыхать фимиам девушки. Малавина слегка пошевелила пальцами, давая понять новому кавалеру, что пора бы и отпустить столь изящное божественное произведение природы.

– Ах, какой красавчик, ути пуси муси, какие у него щечки и губки, – со смешками и ужимками, между собой, заболтали её подруги. Молодые люди в свою очередь посмотрели снисходительно на Барти, не видя в нём даже намека на конкуренцию.

– Сеньорита, я сегодня был на опере, я был околдован вашим голосом, позвольте выразить вам своё восхищение, – первое, что пришло в голову Барти он проговорил улыбающейся девушке.

– Я смотрю, а вы герой Бартоломео, у вас награды, но я не пойму в каком вы чине.

– Юнга флота Его Величества, сеньорита.

Тут мужчины стали переглядываться, а женщины вопросительно посмотрели на них, мол, а кто такой юнга?

– Ой, а кто такой юнга?

– Я готовлюсь стать капитанам, в будущем, сеньорита Малавина.

– И когда наступит это будущее, мистер Бартоломео?

– Я думаю, лет через десять – пятнадцать.

– Ой, Бартоломео, я к тому времени состарюсь и буду старой некрасивой тёткой.

– Меня это не остановит, сеньорита.

– Ну, тогда составь нам компанию, мой капитан. – Малавина улыбнулась Барти и ласково попросила одного из мужчин пересесть к девушкам, что тот неохотно, но сделал, а она немного подвинулась освободив место с кря дивана.

Барти подумал, что он взял эту крепость с ходу, но его мечты были поколеблены одним из молодых людей, который сидя рядом с Малавиной, демонстративно взял её за руку и приложил её ладонь к своим губам. Девушка не сопротивлялась, и не одернула руку, она только снисходительно посмотрела на молодого человека, и прощебетала, – Пьер, ну куда ты торопишься, дай мне с поклонником поговорить.

Пьер отпустил её руку и подмигнув Барти, отпил шампанского и отвернувшись завел какой то незначимый разговор с одной из девиц.

– Не обращайте внимания Бартоломео, Пьер иногда бывает такой несносный и даже чуточку ревнивый. А вот Артеон,– Малавина кивнула в сторону жгучего брюнета, в сорочке с кружевами,– он вообще ходит и смотрит на меня влюблёнными глазами и готов ради меня на всё. Такая наша театральная жизнь. А расскажите мне про свои путешествия, за что у вас награды?

И Барти рассказал, что медали у него за то, что он участвовал в захвате пиратского корабля и стрелял по нему из пушки, и очень метко. И с каждым словом, с каждым предложением своего повествования, за исключением резни естественно, Малавина, уже смотрела на него другими глазами, иногда охая и ахая в самых кульминационных моментах повествования. Постепенно за столом приутихли разговоры, а девушки и молодые люди слушали Барти с интересом.

Но всё хорошее когда-то заканчивается, вот и сейчас, Джеймс, разрушил идиллию, подойдя к столику Малавины, деликатно кашлянул и сообщил, всей компании, что труба зовёт, служба идёт и вообще, хорошего, понемножку. Дисциплина господа и дамы, пора юнге службу нести.

– Идите уж, Бартоломео, воюйте, может, когда и увидимся, – и она протянула Барти ручку.

На борту фрегата, капитан Джеймс в своей каюте, вёл разговор с Барти: – Юнга, ты конечно смелый парень, но Барти, твои амуры не должны мешать твоей службе Его Величеству. Конечно, в экипаже тебя уважают, но вот давать тебе увольнение на берег, для твоих амурных похождений я давать не могу. А вот для выполнения заданий нашего общего друга, я тебя буду отпускать на берег. Но! На берег ты будешь сходить в гражданском платье. И послезавтра, тебе надо будет сходить на берег и выполнить одно маленькое задание. Дело в том, что мне сегодня сообщил Салливан. Утром, на причал, пришел какой-то мальчишка, и поинтересовался, не бывал ли наш корабль в Триполи. А это значит, что люди Джима имеют, что то для нас. А вот теперь, иди и отдыхай, а завтра мистер Салливан и мистер Кейн будут тебя проверять на знание устава. Свободен юнга.

Выйдя из каюты капитана, Барти бросился искать Кейна, что бы взять у него свод уставов и повторить его на ночь. А их было три книги. Он конечно под руководством Кейна грыз гранит науки, но повторение, как известно мать учения.

– Ну что скажешь? – обратился Джеймс, к коту.

– Мяяв ( строго ты с ним)

– А как по другому? Устав он должен знать, как будущий офицер.

– Мяяв (тут, ему не там)

– Спать к нему пойдешь или у меня, на перинке, а?

– Мяяв (подумаю)

Примерно ближе к полуночи, на живот Барти запрыгнул с инспекцией Волд. Барти лежал в койке и читал Дисциплинарный устав флота, при свете подвешенной к подволоку лампы. Он уже второй раз перечитывал устав, даже скорее проглядывал, листая уже знакомые страницы. В этот момент, что-то тяжелое и черное плюхнулось ему на живот, покрутилось, повертелось и заурчало своим фирменным мррррр, усыпляя всё живое вокруг.

Утро началось на фрегате, согласно заведенного на корабле распорядка дня. После уборки и завтрака, когда матросы занялись корабельными работами, канониры проверкой своей материальной части, состав юнг занимался изучением уставов под руководством Кейна прямо на палубе, возле любимой Барти фок мачты. Кейн задавал вопросы по уставу, а юнги должны были отвечать на его вопросы, при этом Кейн не запрещал отвечать хором и наперебой друг друга. Устав, это такое дело, что его нужно запоминать в любом виде, хоть хором, хоть дуэтом, хоть в сольном исполнении. В конце концов, он доложил Салливану, что юнги, дисциплинарный устав более или менее понимают и даже могут цитировать. Тогда Салливан, взяв в руки книгу с уставом, вызывал юнг по одному, и задавал вопросы и, внимательно выслушивая ответы, сверялся с самим уставом. В случае если юнга неправильно отвечал, он открывал на нужной странице и показывал ему расхождение в ответах. Так и дошла очередь до Барти, он не нервничал, и поэтому его ответы были вполне правильные и более полные. Хоть он иногда и задумывался над ответом, но во время мыслительного процесса, ему сначала в голове был слышен кошачий муррррррррр, а потом ответ всплывал в его светлой голове сам собой. Экзамен на знание Дисциплинарного устава флота Его Величества был сдан. Барти на один маленький шажок приблизился к эполетам.

Мичман Стоун, поздравил Барти и намекнул, что место в каюте мичманов, ему давно определено, как и юнге, Смиту, который наконец-таки в седьмой раз осилил этот устав. На корабле пробили склянки, и наступило время обеда, который был сытный и обильный. Обильность обеда, была обусловлена тем фактом, что с призовых, были отложены небольшие деньги, всеми членами экипажа и, теперь они ели разносолы с рынков Неаполя.

Офицеры фрегата естественно питались в кают-компании с капитаном. Так как Барти, офицером не был, его место обеда было им облюбовано на пушке, где они со Смитом сидели как воробьи на ветке и поедали кашу с мясом.

После обеда, настал самый важный момент в жизни любого английского моряка. Помощник кока вынес на палубу медный чан и постучал по нему мерной поварешкой. Матросы взбодрились, достали свои кружки и выстроились в очередь. Справа от помощника кока стоял боцман Кейн, а с лева вахтенный офицер, второй лейтенант Патрик Абрей, который следил, что бы каждому матросу была налита Королевская норма грога. В этот день, как и в последующие несколько недель, норма была двойная. Матросы подставляли свои кружки, им наливалась двойная норма, они показывали её лейтенанту Абрею и, отходя в сторону, не мешая следующим, выпивали свою, честно добытую в бою норму. Но на фрегате «Презент» появилась новая традиция. Выпивший свою норму матрос, показывал свою пустую кружку…. коту Волду! Вот уже несколько дней сидевший и проверявший, приняли ли на душу матросы королевскую милость. Это повелось как-то само собой. Когда один из пожилых канониров просто показал коту свою пустую кружку со словами, – Передай его Величеству, что канонир Шелби норму принял. Вот так с лёгкой руки и пустой кружки, на корабле появился ритуал демонстрации коту пустой посуды. Главное что матросы этот ритуал приняли как шутку, которая переросла в обычай, и никто не возражал, даже кот, который всегда теперь сидел недалеко от процессии.

Барти, свою пайку разлил по кружкам юнг, отметить сдачу экзамена по дисциплине. Себе он оставил грога на пару глотков, отметить с юнгами. В память о том стакане крепкого виски в госпитале, Барти воспринимал разбавленный ром не очень положительно. Вот вино, шампанское, или пиво на конец, это он употреблял с удовольствием. Джим бы глядя на такое дело, просто бы констатировал, что это у Барти голубая кровь даёт о себе знать, кипит только от вина.

После грога, послеобеденный отдых, небольшой, но по уставу положено. Все разошлись по своим делам, подальше от начальства, поближе к кухне, так сказать. В тот момент, когда юнги осушили свои кружки, к Барти подошёл Абрей и предложил учебный поединок на тупых саблях. На что Барти согласился, но при условии до трёх уколов, так как ему надо то же отдохнуть. Абрей, хмыкнул и согласился. Мистер Абрей был отличным фехтовальщиком, бравший призы на чемпионате в Портсмуте, вот он и решил проверить, а как дела обстоят у Барти. Как он махал своим палашом, видели практически, все выжившие, а вот как Барти фехтует на саблях или шпагах, оружии дворян, никто не видел. Абрей, принес две кавалерийские учебные сабли, оппоненты разделись до пояса и встали в стойку. А вот такого Абрей увидеть не ожидал. Стойка Барти была немного не стандартная, он отвел свой клинок вниз вправо, что привело Абрея в некоторое недоумение, такую стойку он видел пару раз, когда сражались бывалые кавалеристы. Секундантом был назначен, точнее сам назначался Салливан. Отмашка, и Абрей не торопясь решил прощупать защиту Барти, однако Барти лишь слегка отклонился, потом снизу вверх, справа на лево нанес удар, Абрей отвел клинок Барти, но Барти, как бы выворачивая кисть, изменил направление движения сабли и рубящим ударом достал по ребрам с другой стороны. Чем закончились следующие два поединка, рассказывать нет необходимости, но с этого дня, если была возможность, они устраивали мастер класс для всего экипажа, который болел за обоих. Ставки и азартные игры на флоте запрещены Дисциплинарным уставом.

Барти шел по улицам Неаполя в гражданском платье, точнее в куртке сапогах и шляпе, с неизменным палашом на боку. Он пошел по заданию Джеймса проветриться по городу и попасть на глаза мальчишке. Он переходил с одной стороны улицы на другую, что бы отследить, не идёт ли за ним мальчишка. Но никакого мальчишки не было и в помине. На одном из перекрестков улиц, Барти решил, что на данный момент он слишком много прошел без дела и решил перекусить в маленькой кофейне. Столики стояли и на улице, он присел за один из столиков и заказал юноше, официанту, кофе с молоком, но без сахара. Сидя за столиком, и попивая напиток, он рассматривал, проходивших мимо людей, в основном его интересовал женский пол. Но он не позволял себе ничего лишнего, быстро кинул взгляд, оценил, помечтал, отпил кофе и опять посмотрел. Вдруг он почувствовал дыхание у себя за спиной, хотел обернуться, но детский мальчишечий голос тихо произнес, – Не бывали ли вы в Триполи?

– Не бывал, только в Афинах, – ответил на пароль Барти.

– Адрес в левом кармане, подождите, когда я уйду, – почти прошептал голос, и дыхание в затылок исчезло.

Расплатившись за кофе, Барти встал, и не торопясь пошел по улице, до первого переулка, куда завернул, осмотрелся, убедился, что за ним никто не подсматривает, и вытащил скомканный кусок бумаги. Развернув это послание, он прочитал название улицы – via Руджеро Леонковалло, дом три.

Что бы узнать, где находится эта улица, он спросил у какого-то мальчишки, на что тот ответил, – Так вы немного не дошли синьор, вам надо повернуть на лево и там сразу налево за углом ваша улица. Получив от Барти мелкую монету, мальчишка тут же исчез.

– Заждалась я вас, синьор Барти, ой заждалась, – услышал он от миловидной женщины, когда зашел в антикварный салон в доме три.

– Сеньорита, с кем имею честь говорить?

– Кассандра Кавалли, хозяйка антикварного салона, к вашим услугам Бартоломео. Давайте пройдем в кабинет, синьор Борго.

Эта невысокая женщина с копной соломенного цвета волос, искусно уложенных в причёску «Либерти», олицетворяла элегантность и утонченность. Несмотря на скромный вид её платья, сшитого из самых дорогих тканей, природа не оставила никаких сомнений в её изысканном вкусе: каждую деталь украшала едва заметная ручная вышивка, тонко подчеркивающая ее женственные формы.

Цветочный орнамент, ручной вышивки, словно живой, обвивался вокруг её фигуры, даря ей обаяние и загадочность. Обращая внимание на тугие линии корсета, Бартоломео не мог не заметить, как вышивка, аккуратно переплетаясь на пояснице, завершала этот очаровательный образ. Однако больше всего его поразили её глаза – удивительные, зелёные с глубокими голубыми отливами, как безбрежное море. В них можно было долго утопать, словно находясь под волшебным заклинанием. Эти глаза, полные уверенности и доброты, обольщали и околдовывали с первого взгляда, словно манили к себе, обещая тонкую чувственность и уют. Сеньорита Кассандра, осознавая свою силу, мастерски пользовалась этим магическим оружием очарования.

Барти проследовал сквозь нагромождение различных антикварных картин, статуэток, чашек, подносов и прочего антиквариата, в кабинет хозяйки салона. Где она любезно предложила ему выпить бокал белого вина.

Так за бокалом вина, а потом второго и третьего, Барти узнал, что она давно знает мистера Джима, выполняет его мелкие поручения в Неаполитанском королевстве, активно ведёт торговлю картинами и другим антиквариатом, что является неплохим прикрытием для её основной деятельности. А вот основная работа у неё очень опасная и сложная. Ей необходимо ходить по светским раутам, слушать, что говорят дамы полусвета, их муженьки и запоминать. Водить дружбу, с этими дамами, продавать им по дешевке почти антикварные предметы и, в три дорого, реальный антиквариат, который попадает ей в руки со всего света. И не только.