Шрифт:
-100%+
© Евгений А. Красивов, 2025
ISBN 978-5-0065-4733-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Понедельник 13-ое
Понедельник, день тяжёлый,
Показаться может вам.
Только есть куда страшнее,
Где тринадцать, есть глава.
По началу славно будет,
Рыжей кошкой, всё пойдёт.
Только то ведь не на долго,
Как расслабишься залёт.
Всё что радость приносило,
Обернётся в антипод.
Та свершившаяся «ласка»,
К той, с косой, вас приведёт.
Уберечься кстати шанс,
Предоставят чертенята.
Главное не прозевать,
Как «всплывёт» подсказка.
Впрочем и понять её,
То не каждому под силу.
А уж если хрестанут,
О спасении забудь.
Жуть на закате
Багряное небо, теней чернота,
Чудесный закат и вечер приятный.
Им сладко спалось в стогу до того,
Как грохот раздался за лесом.
Вскочили они, в чём мать родила,
Ведь были весьма молодыми.
А волосы их, шевелились стоймя,
От зрелища чуть охренели.
По дачной дороге, жутко гремя,
И след оставляя ила,
Из прошлого ехал нещадно дымя,
Гнилой по краям, танк Тигр.
Байка услышана в нулевых,переделана в …25-ом
Жуткая овечка
Про овец пушистых,
Будет монолог.
То есть про их счёт,
Несколько тут строк.
Шутка ли, овечка,
Избежав прыжок,
Сиганула в мглу,
Тёмную, как смоль.
Именно она,
Стала возникать.
Перед тем, как кто-то,
Прекращал считать.
Стоит вдруг увидеть,
Жуткую овцу.
Не сбежать из сна,
В общем, ни кому.
Писатель
Безумно талантливый писатель,
Творит романы много лет.
Их прочитать все не возможно,
Не хватит жизни и во век.
Без отдыха творил в начале,
Однажды понял, устаёт.
«Наняв придуманных героев»,
На них талант он перенёс.
Сам же, творил всё реже он,
Да и романы, так себе.
Повторы тусклые везде,
И по сему ушёл во вне.
Страницы книг, что написал,
Дни жизни в общем то для нас.
Был гений некогда в миру,
Но отдал книги, он врагу.
Давно
Было это, так давно,
Что и вспомнить не кому.
Разве что, монах какой,
Записал то в летопись.
Русь уже приняв Христа,
Память растеряла.
Что была ведь велика,
И звалась Тартария.
В общем, был в ней городок,
Как бы без названья.
Ну и жил в нём мужичок,
Обожал, что знанья.
Люд ходил к нему гурьбой,
За советом, травами.
Был бы тот мужик попом,
То купался б славе бы.
В общем жил он, не тужил,
Был женат, с детями.
Только славно жить нельзя,
Коль в соседстве, с тварями.
По срамному он навету,
Схвачен княжьим был судом.
По нему же брошен в яму,
Ну и сгнил б, не будь собой.
Знал, как сказано не мало,
И людское и Богов.
Обратился было к тёмным,
Нави главным из отцов.
Сделку с Велесовой «тенью»,
Всё продумав совершил.
И почти что в то мгновенье,
Очутился у семьи.
Только вот, не знал он,
Что, давно уж одинок.
И момент, тот на погосте,
Обратил в печаль его.
Он озлобился на Бога,
Что его освободил.
Вспомнил речи он святоши,
В миг, у Чернобога был.
Велес, в тёмном облаченьи,
Рукою пол лица прикрыл.
И простым для всех движеньем,
Правду, мужику открыл.
Злость сменилась осознаньем,
Понял он, чей был навет.
И вернувшися из Нави,
Проклял он попа завет.
В страшных муках умирал,
Каждый, мрази той потомок.
И куда б не убежал,
В счастья миг, сдыхал тот отрок.
Верующий
Жил да был один парнишка,
В церковь он ходить любил.
С богом стоя у иконы,
Обожал он говорить.
Исповедовался богу,
Он, всегда во всех грехах.
Начитавшись их он книги,
Душу, сильно изливал.
Свято верил в правоту,
Всех своих дияний.
И покинув бога дом,
Хаил всех кто рядом.
И однажды, с утрица,
Всё, как обычно начал:
Материл соседий он,
Без причины чаще.
Пнул котёнка и щенка,
И до слёз, детей довёл он.
Верил этот оболдуй,
Что прощённый богом.
Но на «зебре», понял он,
В то, последнее мгновенье.
Что врат рая, не видать,
Ведь асфальт под ним развергся.
Помни глупый ты верун,
Церковь не спаситель.
За поганый жизни путь,
Бездны, не избегнуть.
5 января …25-ого
Огни фонарей
Пред нами грод цветущий,
Огнями ламп и фонарей.
Прохожие все в предвкушенье,
Ведь новый год, почти уже.
Но то иллюзия конечно,
Для вида вся та красота.
И тишина в ночных кварталах,
То, тоже бутофория.
На самом деле, всё не так,
Вас в подворотне ждёт чувак.
Он, нападает из тени,
Повестку, чтобы вам вручить.
И только вот она у вас,
Как исчезает, сей чувак.
А вы, дрожащею рукой,
Открыть пытаетесь её.
И пред глазами жизнь летит,
Конверт вскрываете в ночи.
Под светом уличного фонаря,
Откроется судьба твоя.
Вот только на бумаге сей,
Не то, что мнили вы себе.
В ней МЭР, зовёт на праздник вас,
На площадь в новогодний час!
28.12.24.
Сделка
Не первыми «америкацы»,
Пошли на сделку с Сатаной.
В сём первенство испанцев,
Католиков судьбой.
Однажды в тёплый вечер,
Аббата встретил чёрт.
И ненароком к сделке,
Святошу он привлёк.
Он предложил для культа,
Поклонников привлечь.
А поп, со своей братьей,
Девах, должон принесть.
В сомненьях поп лицо закрыл,
И в позе той, на лавку сел.
Чертяка было усомнился,
Что сделка всё ж осуществится.
Но поп внезапно повернулся,
И усмехнувшись произнёс:
– Согласен с сим, заключим сделку,
Духовный суд, поможет в сём.
Гостья
Он расслаблялся в интернете,
Когда услышал в дверь звонок.
И не хотя, поднялся,
Поставив свой бокал на стол.
За дверью ждал его сюрприз,
Который позже полюбился.
Певучий сладкий голосок,
Позднее, всё же, что прижился.
Примерно месяц душа в душу,
Прекрасно было всё у них.
Вот только вот, однажды ночью,
В лесу очнулся, в один миг.
Новогодний ужин
Тяжкой поступью шагает,
Средь снегов лесник один.
Сквозь сугробы он ступает,
И тихонечко ворчит.
В переди, уж показались,
Дома жуткого огни.
Тот лесник пыхтящий трубкой,
Усмехнулся вроде им.
Он идёт между деревьев,
Волочит мешок большой.
От которого на снеге,
След идёт прям бороздой.
Выбрался лесник во двор,
Снова пыхнул он «трубой».
С силой брошенный мешок,
В миг раскрылся под луной.
Чёрен был он от крови,
Вид ужасный изнутри.
Ведь наполнен он людьми,
То чем есть, теперь они!
Снежные упыри
Радостью наполнен дом,
Коль католики есть в нём.
Ныне днюха бога их,
Значит, и подаркам быть.
По ночам, в жильё людей,
Проникает добродей.
И в мешке его «огромном»,
Эйфория для людей.
Так вот было, изначально,
Тот дедок людей любил.
Только вот не в эту ночку,
Ныне вендиго, старик.
Так бывает с ним лиш раз,
В несколько столетий.
Как накопится вся злость,
От людских то действий.
Выжить встретив старика,
Крайне будет редко.
Ведь в помошниках его,
Упыри из снега.
Отражение
Всё у него не ладно,
Всё валится из рук.
Сие реально странно,
То мистики росток.
В бога верить, не желает,
Но прислушался к людям.
В церкви, истово молился,
Только вот, всё это зря.
В церкве не найдя спасенья,
Подался он к колдуну.
Тот взглянув и усмехнувшись,
Произнёс: – «Что ж помогу».
Ритуал за ритуалом,
Вроде бы, то помогло.
Все несчастья отступили,
Как бы показалось, то.
Но однажды, мужичок,
У зеркал остановился.
И задержавшись там чутка,
Со вздохом, удалился.
Уходя, не видел он,
Странность, в облике своём.
Тот яхидно ухмылялся,
Когда дом, покинул он.
В скорости, исчез из виду,
Он пропал из жизни той.
Только слух прошёл, что виден,
Он на кладбище порой!
Проклятый квартал
Оно не зримо глазу,
Но власть имеет здесь.
Не только над живыми,
Но так же, и для стен.
А на окраине столицы,
Не достроена больница.
И за многие года,
«Тьму» впитала «всю» в себя.
Пришёл всё ж день, снесли «могилу».
Но лишь с поверхности земли.
Подвалы же остались,
В наследство остальным.
И снова время потекло,
Квартал жилой здесь появился.
И заселившийся «район»,
Ночным кошмаром облачился.
14.12.24
После похорон
И снова в темноте один,
И тишина во всю уж правит.
Мерцает синевой экран,
Курсор лениво тут мигает.
Мне подвернулся эпизод,
Частица байки про котяру.
Что вроде умер и гниёт,
Не первый год под домом.
Но посещает ту квартиру,
Где прожил не один он год.
Где по ночам по коридорам,
Бродил, на шабаш свой.
И за одно, душой питался,
Не человека, что его кормил.
А женщин, что им умилялись,
Ну, человек что приводил.
Со временем, одна прижилась,
Кошак, подругу в ней признал.
С души, кусочков не снимал,
Но, ласкою её «питался».
Случайно, но скорей судьбой,
Он в пятницу, убит собакой.
Оплакан человечьей он семьёй,
Хоть похоронен, но остался рядом.
Страх в старых стенах
Холодок коснулся кожи,
Когда все, пришли в себя.
Ни чего друзья не помнят,
Как попали всё ж сюда.
Разве что был эпизод,
У картины те стояли.
Все кто был тогда живой,
В комнатах пока плутали.
Судьбы их плела девица,
В кресле, и играя спицей.
Был душою ты упырь,
Ныне притворился в пыль.
Остальным терзаться,
Был наказ судьбой.
Снова прогуляться,
В доме тьмы ночной.
Вспомнили основу,
Выглянув в окно.
Все они, как были,
Прокляты давно!
К окнам души подойдя,
Оторопели сразу.
Там, за шторами в пыли,
Были теже стены!
Чума двадцатого века
Она одиноко стоит от метро,
Причём, весьма очень давно.
Здесь не было града, одно лишь село,
Деревня средь леса, усадьба «богов».
В ней по началу жил колдун,
«Святой» водой поил среду.
Был уважаем он людьми,
Ведь не болели все они.
И жертву попросил лишь раз,
Девицу, Марфушку, жену.
Что присмотрелася к нему,
И в счастье, родила ему.
Но мир, не может сладким быть,
Проблемы ожидают слыть.
Завистников, плодит судьба,
И будет род их от Жида.
Как раз на Русь пришла беда,
Ублюдка род, свёл всех с ума.
Законом древним, «Бога» от,
На трон её, взошёл урод.
Колдун тот потеряв семью:
Убиты были, в том году.
Подался в лес, где суд чинил,
Над псами секты «коммунизм».
****
Случайно, а быть может нет,
Посёлок отравился.
Не мало тех, кто был в селе,
Со светом сим, простился.
Как позже выяснили комиссары,
Виной тому, вода была.
Та самая, от колдуна,
Из башни, на углу посёлка.
Колдун был в горе, как и все,
Но один «Швондер» обнаглел:
Вину за смерть, детей и баб,
Повесил всё ж на мужика.
С десяток местных повелись,
На росказни еврея.
И попытались колдуна,
Повесить прям за шею.
Но обитатель башни,
Был крепче чем они.
И разметав напапвших,
Исчез, колдун в тени.
И лишь потом, спустя года,
Прознают в той деревне.
Был не виновен тот колдун,
И «Швондер», был повешен.
Причина ж заварушки,
Была тогда, вода.
Нельзя, чтобы властям,
Досталась она.
В гостях у сказки
Где-то глубоко в лесах российских,
Странная поляна у пруда.
Здесь, как будто бы нарочито,
Рост газона, в два вершка.
Странность будет ведь не в этом,
И не в том, что не ростёт.
И не в жуткой здесь ограде,
А, в избушке на краю.
Все о ней слыхали с детства,
Ладный дом, на двух бревнах.
Правда это, из далёка,
Ближе, ужаснёшься, факт.
Дом стоит, давно весьма,
С до рождения Христа.
И он здесь, не просто так,
В мир ушедших, тут врата.
А хозяйкой в этом месте,
С давних пор, сидит она.
Складная на вид «девица»,
Чернобогу, что жена.
В их судьбе проклятье есть,
Кто наслал уж и не вспомнить.
Только вместе им не быть,
Разве что часок, и в полночь.
Полночь тоже, не всегда,
Лишь когда взайдёт луна.
Да и то, коль праздник,
В год, всего чутка.
Справедливость
Страны многие, пустыни,
После ядерной зимы.
Век, другой, всё возродилось,
Города уже целы.
Всё теперь, идёт как раньше,
Но и с разницей в умах.
И законы, не просты,
В тысчу раз, теперь сложны.
Ныне смерть, не применяют,
Разве что, в редчайший миг.
Криминал, почти нечтожен,
Не рождаются они.
Ну, а если, вдруг есть факт,
Пременим, жестокий такт.
Всех виновных ниже рангом,
Мелких тварей, что из них:
К стенке, как бывало раньше,
После их, свиньям, скормить.
А уж тварям выше рангом,
Смерть иной, завет решит:
Умирают либералы,
Ну, и прочая комня.
На всеобщем обозрение,
В мясорубке, за живо.
Шутка
Утро выдалось чудесным,
Он проснулся, в духе светлом.
С радостью почистив зубы,
Мужичок, прикол решил.
В не квартиры, он очнулся,
Был отель ему ночлег.
Он бродяга по работе,
Эвелирный был курьер.
И любил бродяга этот,
Чёрненько, так пошутить.
Из постельного белья,
Трупик быстро сорудить.
И когда уж номер сзади,
А на выход дверь, вблизи,
До него вдруг донеслося:
Эй, лови его, лови!
Шустрый в сём отеле «сторож»,
Быстренько его схватил.
Вероятно не в первые,
Он в ОМОНЕ, может служил.
Ни чего не понимая,
В номер он заталкнут был.
Из которого чуть ране,
Он с улыбкой выходил.
А теперь, он в шоке страшном,
В ужасе теперь стоит.
В страхе на кровать он смотрит,
Труп, реальный там лежит!
Серость
Корысть и жажда власти,
Не раз, губила мир.
Но всё ж нашли причину,
Она, у нас внутри.
И вырвав души из людей,
Добились мира во всём мире.
Исчезли воины, раздор,
И стало в мире тише.
Но посерело как-то всё,
Жизнь стала как у зомби.
Без цели жить, тихонько гнить,
И это ваши идеалы?!
Мир штука странная, не так ли?!
И держится всё на душе,
Хоть чёрная, хоть светлая,
Но весь баланс то, в ней!
Блуждающая книга
Место, где спустя века,
Будет стоять город.
А пока, здесь средь болот,
Капище Богов есть, тёмных.
Им известна жизни тайна,
Всмысли как, её продлить.
Основательно, на вечно,
От сестры её уйти.
Знаньям этим волхв один,
Предал форму слова.
Записал он в свой «дневник»,
Каждой тайны ворох.
А секретов и несчесть,
Всё известно магу.
«Дневнику» сему судьба,
Капища «подвалы».
За веками, шли века,
Град в местах тех появился.
А над капищем теперь,
Дом зловещий очутился.
Жизнь в нём проклята была,
И ни кто тут не прижился.
Правда был однажды тот,
Кто здесь поселился.
Только сказ уже другой,
Про него и книгу.
Что гуляет средь людей,
Как бы, и по ныне.
Снежный человечек
Ночь, почти что рождество,
Дом у озера лесного.
Здесь у самого пруда,
Странный снежный человек.
Не детьми он создан был,
Не для радости он ихней.
Кто-то странный есть в селе,
Рождество, считает лишним.
В миг когда наступит полночь,
Оживёт холодный «зверь».
Выпотрашит, заморозит,
Его узревших, он людей.
Шавки
Взглянув однажды на тв,
Они с цивилизацией расстались.
Забыли обо всех мирах,
И в лес, ошеломев подались.
Здесь долго жили как в раю,
Частично принимая «братьев».
И жизнь, действительно цвела.
Так долго жить, увы не кстати.
Было «посеено» зерно,
Враждебного там восприятья.
Убийство ночью, и поджог,
Случились в одночасье.
Толпою местные пришли,
К жрецу, его семейству.
И после споров, как овцу,
Огню предали не скорбяся.
Вот только, времени спустя,
Повтору быть здесь удалось.
Всё идентично, как тогда,
И женщине печаль, и месту.
В граде мёртвых
Начитавшись книг известных,
Мужичок бежать решил.
Ведь в стенах бетонных,
Долго бы ещё он жил.
Много лет копал он ход,
Каждый день, чертой отмечен.
В тьме капал, ну словно крот,
В плане, что без света.
И прекрасный день настал,
Прокопал дорогу.
Только не заметил он,
Рядом, доски гроба!
Свой побег свершил он ночью,
В час, когда для мёртвых шанс.
Выбрался под шум беспечный,
Криков ужаса, размах.
Он покинул труд великий,
Был изрядно в шоке он.
Местом, выхода на волю,
Стался «город мертвецов»!
Колдун
Рано утром, чуть с рассвета,
Он на окраине села.
Что почти уж, расселился,
И для «дачников» лафа.
Долго сей мужик, мотался,
Как цыган, бродил в стране.
И теперь, возможно дома,
В сём забытом он селе.
Занял он, заметный дом,
Что крестами венчен.
Но замечу парень тот,
С культом сим развенчен.
Он не прост, от слова, вовсе,
И поймёте позже, как,
Церкву в дом он переделал,
Не снаружи правда, факт.
И однажды, чуть за полночь,
Он услышал голоса.
Не в голове, коль кто подумал,
Но, от «дома», метрах в ста.
Там в лесу, погост имелся,
И, был ярко освещён.
Факелами в двух трёх метрах,
Свет здесь был, распространён.
Осветили не с проста,
Митинг, был тут у креста.
Кто-то корчил из себя,
Средь фанатов, Дьявола.
Смысл встречи был не ясен,
Тёмных праздников нема.
Речи были все без связи,
Понял он, что всё фигня.
Только не ушёл бродяга,
Проучить он их решил.
Будучи, не слабым магом,
В бегство, всех их обратил.