1221. Великий князь Георгий Всеволодович и основание Нижнего Новгорода

А откуда взялось название «Городец Радилов», упоминаемое и в летописях, и в серьезной краеведческой и исторической литературе? Предание связывает его с неким строителем города по имени Радил; с названием поселения, предшествовавшего Городцу; с именем человека, обитавшего на месте Городца. В летописях ответа нет.

Пудалов справедливо обращает внимание на то, что летописание собственно Владимиро-Суздальской земли никогда не использовало названия «Городец Радилов». Оно появляется в статье под 6724 (1216) годом в летописях, восходящих к первоисточникам Великого Новгорода, где рассказывается об удалении Георгия Всеволодовича, будущего основателя Нижнего Новгорода, в «Радилов городец» после поражения в Липицкой битве. Два других упоминания «Радилова городца» в летописях – поздние вставки в сводах XVI века. «Город назван Радиловом лишь в одном известии, а во всех остальных, в том числе более ранних, он именуется либо “Городец-на-Волге”, либо просто “Городец”, – подчеркивает Пудалов. – К тому же нет никаких свидетельств пребывания здесь человека с именем “Радил”, которому следовало бы атрибутировать основание или укрепление города… Топоним “Радилов” или производные от него на территории Нижегородского края не зафиксированы… Получается интересная ситуация: новгородское летописание (владычная летопись) единственный раз достоверно называет наш Городец “Радиловым” – но не называет его так ни до, ни после рассказа о событиях 1216 года».

У Пудалова, как представляется, были основания предполагать в названии «Городец-Радилов» применительно к Городцу-на-Волге следствие ошибки новгородского летописца XIII века. Ошибка эта получила продолжение в общерусских летописных сводах XV–XVI веков, восходящих к Софийской I летописи, и в историко-краеведческой литературе. Скорее всего, она была вызвана путаницей в локализации древнерусских «городцов».

Дело в том, что в новгородском известии о столкновениях 1216 года упоминались и Городец, и Радилов (населенный пункт в Тверской земле). На это обращал внимание еще Владимир Степанович Борзаковский в вышедшей в 1876 году «Истории Тверского княжества». На Тверской земле точно существовал Радилов, причем даже не один, а два. Поэтому можно сделать достаточно уверенный вывод о том, что новгородский летописец, рассказывая о событиях в далекой от него Суздальской земле и не слишком детально представляя ее географию, присоединил уточняющее название одного «городца» к другому.

Ответы на многие – не все – спорные вопросы об основании и ранней истории Городца дала археология. Разведочные археологические работы в Городце впервые начались уже после того, как он отметил 800-летие, – в 1954 году, под руководством преподавателя Горьковского государственного педагогического института, почетного гражданина Нижнего Новгорода Игоря Александровича Кирьянова. Более детальные исследования были проведены в 1960 и 1962 годах под руководством Медведева. С 1978 года эти работы возглавляла Татьяна Гусева.

Главные выводы многолетних археологических раскопок можно суммировать так.

Медведев полагал, что первоначально была поставлена небольшая деревянная крепость, которая позднее сгорела, а на ее месте через некоторое время возникли вал и ров детинца. Этой версии, как видим, придерживается и Селезнев. Гусева, основательно раскопавшая Городец, эту версию опровергла: «Следы древней крепости не были обнаружены нигде». Городец возник на пустом месте, крепостные стены стоят на материке. Следов более ранних поселений на его территории не найдено. Самые ранние находки в Городце датируются XII веком, но никакие современные методы анализа не позволяют сказать, идет ли речь о 1150-х или 1160-х годах. Древнейший культурный слой толщиной в 10–20 см датируется второй половиной XII – первой третью XIII веков. Его перекрывает 1—3-сантиметровая прослойка угля – результат пожарищ времен татаро-монгольского нашествия.

Городец сразу возводился по сложному архитектурному проекту. По своей планировке он относился к числу полукруглых крепостей, примыкавших к естественному оборонительному рубежу, в нашем случае – к обрывистому берегу Волги. Подобная планировка весьма характерна для русских крепостей XI–XII веков. В нее входили укрепленное ядро – детинец и окольный город. Городские укрепления состояли из дерево-земляных валов, которые имели форму двух концентрических дуг, концы которых обращены к Волге, а изгибы – к востоку. Каждая из дуг с внешней стороны была защищена рвом. Строились все оборонительные сооружения одновременно.

Площадь посада (окольного города) вокруг детинца уже во второй половине XII века составляла около 60–80 гектаров. Эта территория была полностью заселена. Длина окружавшего посад вала – 2100 метров. У Кучкина читаем: «Возвышение города отразилось в значительной площади укрепленной территории (около 80 га, то есть больше, чем в Рязани и Переяславле) и мощности оборонительных сооружений (абсолютная высота валов окольного города составляла от 11,5 до 13 м, что сопоставимо с мощностью валов Владимира и Рязани). Современную ей Москву крепость по размеру превосходила многократно».

Валы детинца являлись сложными инженерными сооружениями и имели мощные и разветвленные внутренние конструкции. Длина вала составляла 550 метров, ширина основания вала – 22 метра, высота – до 7 метров. Детинец находился между современными улицами Гагарина и Свердлова, на крутом берегу Волги. С севера и с юга его защищали два глубоких оврага. Установить первоначальную площадь детинца вряд ли уже удастся из-за неоднократных оползней волжского берега в последние 850 с лишним лет. В настоящее время выявленная площадь детинца – около 3,5 гектара.

При раскопках на детинце и посаде еще Медведев обнаружил древнейшие жилища людей – землянки, углубленные в материк до 1,5 м. По мнению археолога, конструкция жилищ имела южнорусский характер. По углам ставились четыре столба, на которые опирались деревянные стены и кровля. Глинобитная печь находилась за пределами землянки, куда выходило лишь устье печи. Большинство землянок, сооруженных во второй половине XII века, погибло от пожара, очевидно, в 1238 году.

Под руководством Гусевой был исследован значительный участок средневековой улицы, соединявшей южные ворота укреплений посада с детинцем в районе современной улицы Пржевальского. «Жилые и хозяйственные постройки отдельных усадеб располагались вдоль улиц, за заборами и частоколами. Жилища, типичные для лесной полосы европейской части России, представляли собой однокамерные избы размерами не более 4х4 м, рубленные в обло из сосновых бревен с глиняной обмазкой снаружи. Один из углов дома (чаще северо-западный) занимала печь, сложенная из камней и обмазанная глиной».

Гусева подчеркивает, что «находки, связанные с торговлей (гирьки, монеты, товарные пломбы, предметы импорта), следы различных ремесленных производств (гончарного, кузнечного, косторезного, ювелирного и др.), остатки ремесленных мастерских, наличие уличной планировки и усадебной застройки служат бесспорным подтверждением городского облика Городца». Материальная культура сходна с другими сложившимися городами Владимиро-Суздальской Руси. «Археологические находки позволяют утверждать, что древний Городец являлся крупным торговым и ремесленным центром региона. Находки привозных предметов свидетельствуют о торговых связях с Прибалтикой, Средней Азией, Закавказьем, – подчеркивает Кучкин. – Обнаруженные следы производственной деятельности (полуфабрикаты и бракованные изделия) доказывают существование ремесел – железоделательного, ювелирного, косторезного, камнерезного, гончарного и других».

Окрестности Городца не были заселены к моменту его основания. Средневековые поселения (свыше сорока), которые археологи нашли в округе, представлены только древнерусскими селищами, и все они датируются временем не раньше XII века. Это свидетельствует о том, что сельскохозяйственная округа стала заселяться лишь после строительства Городца.

Характер и масштабы укреплений Городца не оставляют сомнений в том, что он строился не как сторожевая крепость, а изначально как военно-административный княжеский центр. Об этом, считает Гусева, говорят и находки княжеских вислых печатей в Городце. Его стены закрепляли власть владимиро-суздальских князей над территорией, занятой в результате военных операций против Волжской Булгарии. Обустройство Городца как «княжеского центра и формирование городской округи как судебно-податной территории протекало одновременно и было взаимообусловлено»..

Первое достоверное упоминание Городца-на-Волге, напомню, приводит Лаврентьевская летопись в статье под 1171 годом. Соединение с рязанскими и муромскими дружинами «в устье Оки» и направление похода («на Болгар») доказывают, что имеется в виду нужный нам Городец. В правильности известия Лаврентьевской летописи нет оснований сомневаться, эти же сведения содержатся в Радзивилловской, Ипатьевской, Воскресенской летописях.

«Из походов, деланных в XII столетии владетелями Низовской земли на болгар, замечательнее всех, по отношениям своим к истории Нижнего Новгорода, был поход Мстислава Андреевича зимой 1171 года», – замечал Храмцовский. Правда, время похода определяется по-разному: февраль-март 1171 года или, что менее вероятно, 1172-го (Карпов), зимой 1171/72 годов (Кучкин), в 1173 году (Рыбаков).

Цели похода не вполне ясны. Может, булгары нарушили неизвестные нам договоренности, заключенные с Андреем после предыдущей кампании, может, напали на русские земли, а может, русские князья просто решили обогатиться в стране торговой, как говорил Карамзин (за добычу чаще всего и велись войны в Средние века).

Возглавить операцию было поручено сыну Андрея Боголюбского Мстиславу, воеводой к нему отец приставил Бориса Жидиславича. Из контекста Лаврентьевской летописи понятно, что Мстислав не княжил в Городце, а находился здесь в связи с организацией военного похода на булгар. Его операция – действия князя-«подручника» при великом князе. Нет ни слова о том, что Андрей Юрьевич «дал» сыну Городец или что Мстислав «сидел» на Городце. То есть Городец-на-Волге не был центром самостоятельного княжения и «своего» князя не имел, находясь под прямым управлением великого князя Владимирского.

Андрей пригласил присоединиться рязанского и муромского князей, но те ограничились тем, что направили ему на помощь своих сыновей. Местом сбора дружин был определен Городец, уже точно к тому времени построенный. Рыбаков шел еще дальше, предполагая, что под «Городцом» в летописном свидетельстве имелся в виду уже Нижний Новгород. Во всяком случае, я не могу иначе понять его утверждение: «В “Городце” на Волге в устье Оки (Нижний Новгород, современный г. Горький) был назначен сбор всем дружинам». Полагаю, академик Рыбаков в этом вопросе забегал вперед.

«В Городец… и прибыл Мстислав Андреевич с частью войска – прежде всего с собственной дружиной и воеводой Борисом, – описывает подготовку к походу Алексей Карпов. – Затем они продвинулись к устью Оки – туда, где впоследствии будет выстроен Нижний Новгород. Впрочем, мы не знаем точно, на каком берегу Оки – левом или правом – остановился князь, равно как не знаем, имело ли какие-либо укрепления место его стоянки или же он расположился в неукрепленном временном поселении. Здесь князь и соединился со своими “братьями” – младшими князьями из Мурома и Рязани… Тут-то и выяснилось, что особого желания воевать не было ни у ростовской, ни у суздальской рати, ни у рязанских и муромских полков. Летописец объясняет это тем, что поход был “не люб” людям, “зане непогодье есть зиме воевати болгар”».

Подхода основных сил ждали две недели, но так и не дождались. Рыбаков увидел в этом факте проявление уже начавшегося саботажа боярами политики Андрея Боголюбского. «Две недели князья безуспешно ожидали своих бояр: путь им был “не люб”, и они, не высказывая прямого неповиновения, нашли хитроумный способ уклониться от нежелательного похода – они “идучи не идяху”… Суздальские бояре сами освободили себя от военной службы, придумав способ идучи не идти».

Не дождавшись подхода основных войск, молодые князья решили ударить по булгарам силами «передней дружины». Ничего не подозревавшие булгары были застигнуты врасплох. Неожиданным ударом русские захватили шесть булгарских сел и неназванный город. Однако успех был локальным.

Булгары быстро пришли в себя и бросили против Мстислава 6-тысячное войско. Теперь уже русским князьям пришлось уносить ноги от погони, которая отставала всего на 20 верст. Мстислав «с малою дружиною» и пленными успел переправиться через Оку. Преследовать их дальше булгары не стали.

На основании описанных событий Кучкин делает важный вывод о масштабах проникновения и степени контроля русских над нижегородскими землями. «Территория, где находились эти шесть сел и город, была расположена недалеко от устья Оки. Земли по обоим берегам Волги выше устья Оки в рассматриваемое время были владимирскими или по крайней мере под контролем владимирского князя. Мстислав шел на соединение с союзниками от Городца… Сын Боголюбского беспрепятственно достиг места слияния Волги с Окой. Следовательно, булгарских владений севернее р. Оки не было. Не было их и выше по Оке, откуда подошли муромская и рязанская рати. Очевидно, русские князья воевали земли по р. Волге ниже впадения в нее р. Оки. Сколь далеко были расположены эти земли от слияния Оки с Волгой, сказать трудно. Существует мнение, что границы Булгарского государства проходили где-то по р. Суре, а на месте будущего Нижнего Новгорода располагался булгарский торговый центр. Однако данных, подтверждающих такое мнение, нет. Согласно известию 1171/72 г., булгары не знали о готовившемся на них походе. Из этого можно заключить, что территория, примыкавшая на довольно значительном пространстве к устью Оки, в XII в. была подвластна не им. Русские же князья зимой 1171/72 г. воевали земли, контролируемые Волжской Булгарией».

Кучкин обращал внимание еще на один момент: «Мстислав, находившийся в Городце, соединился с муромским и рязанским князьями на устье р. Оки “и ждали они дружину 2 недели и, не дождавшись, поехали с переднею дружиною”. Процитированное место приводится иногда как доказательство существования в последней трети XII в. поселения на месте будущего Нижнего Новгорода. Действительно, ждать зимой две недели подхода дружины можно было или в военном лагере, или в каком-то населенном пункте. Но при этом вполне возможно, что полки русских князей ожидали прибытия дополнительных сил не на правом берегу р. Оки, где впоследствии был основан Нижний, а на ее левом берегу».