Михаил Александрович Бестужев

Младший из двух братьев-декабристов, Михаил Александрович Бестужев родился в 1800 г. Потеряв отца, когда ему было 10 лет, он остался на попечении старшего брата Николая. В 1817 г. кончил морской корпус и тотчас же попал в плавание у берегов Франции. Путешествие и знакомство с европейской жизнью, а также сближение с французскими офицерами и некоторыми англичанами произвели на юного офицера столь же сильное впечатление, как на старшего брата. В его голове забродили вольнолюбивые мечты. Второй раз Бестужев попал за границу через 4 года, когда, проездом из Архангельска в Кронштадт, остановился в Копенгагене. Опять пошли разговоры с иностранными моряками, после которых, как он показывал на суде, «заимствованные во Франции понятия более укрепились». Те же заграничные плавания производили неотразимое впечатление на многих офицеров русского флота. Встречаясь с более старыми товарищами, которые еще в 1812 г. побывали в Англии и ежегодно посещали разные иностранные порты, Бестужев убедился, что тот же процесс усвоения конституционных идей переживается очень многими из его среды. рассказы товарищей, показывал он на суде, «невольно питали полученные мною понятия». В том же направлении действовали известия о революционных брожениях в Италии, Испании и Германии.

В 1824 г. Бестужев был введен в тайное общество капитаном Торсоном, который за несколько лет до того жил с ним в одной квартире и оказывал ему покровительство по службе. В 1825 г. Бестужев перешел в Московский полк с чином штабс-капитана. 14 декабря, в 10 часов утра, он, вместе с штабс-капитаном кн. Щепиным-Ростовским и другими единомышленниками, обходил роты Московского полка, рассказывая солдатам, что Константин Павлович вовсе не отказался от престола и убеждал солдат не давать присяги императору Николаю. Потом, приказав 3-ей роте, которая состояла под его командой, захватить боевые патроны, Бестужев повел ее на Сенатскую площадь, вместе с тремя другими ротами, шедшими под командой кн. Щепина-Ростовского и Александра Бестужева.

Арестованный в тот же день, Бестужев был посажен сначала в Петропавловскую крепость, а в сентябре 1826 г., в один день с братом Николаем, переведен в Шлиссельбургскую. Отсюда в сентябре 1827 г. вместе с братом Николаем был отправлен в Сибирь. Пока каторжные работы отбывались в Чите, жилось очень тяжело. С переводом в 1830 г. в Петровский завод положение улучшилось и оставалось много времени для работы над своим образованием. Еще сидя в крепости, Бестужев увлекся изучением языков. В Сибири он продолжал свои лингвистические занятия и хорошо усвоил не только все главные европейские языки, но и такие, как испанский и польский. Вместе с тем он примкнул к кружку товарищей, который систематически изучал философию и историю и для этого кружка он написал ряд рефератов. В 1839 г. его выпустили на поселение, и он основался, как и Николай Бестужев, в Селенгинске. Здесь он приобрел усадьбу и со свойственным ему увлечением отдался сельскому хозяйству.

Как и все Бестужевы, Михаил Александр. был на все руки мастер, знал множество ремесел и, вышедши на волю, прилагал свои способности к разного рода затеям и изобретениям. Ему между прочим приписывают устройство очень удобной тележки – «сидейки», получившей в Сибири большое распространение под именем «бестужевки». Но мастером в смысле извлечения выгод для себя лично он был плохим, дела его и затеи шли плохо и на них ушли остатки того, что досталось от отца и что давало литературное наследство знаменитого брата Александра. Дела и женитьба прочно привязали его к Сибири, и он долго не пользовался амнистией 1856 года. Только в 1867 году выбрался Бестужев в Москву, где умер в 1871 году.

Человек разносторонних дарований, Михаил Бестужев слишком разбрасывался и ни на чем определенном не сосредоточил свои таланты. Он много и усердно писал в прозе и стихах, но имел достаточно вкуса, чтобы не отдавать в печать. Под старость он написал интересные записки о дне 14 декабря и житье-бытье декабристов в Сибири («Рус. Старина» 1870, т. I и II; 1881 г. т. XXXII) и ценные воспоминания о брате Александре («Рус. Слово» 1860, декабрь).

Одно из проявлений разносторонних способностей Михаила Бестужева, увы! обеспечивает, однако, долгую память о нем. Сидя в крепости, он придумал «стенную азбуку», и это «изобретение» переходит из рода в род вот уже 80 лет.

В «Галерее Шлиссельбургских узников» представят известный интерес некоторые данные из записок Михаила Бестужева о том, как содержали декабристов в Шлиссельбурге:

«В сентябре 1826 г. нас с братом повезли в Шлиссельбург, там мы пробыли до сентября 1827 г. в заведении, подобном Алексеевскому равелину, ухудшенному отдаленностью от столицы и 30-летним управлением генерал-майора Плутанова, обратившего, наконец, это заведение в род аренды для себя и своих тюремщиков на счет желудков несчастных затворников, получавших едва гривну медью на дневной харч, когда положено было выдавать по 50-ти коп. ассигнациями. Этот Плутанов в свое 30-летнее управление до такой степени одеревенел к страданиям затворников, что со своими затверженными фразами сострадания походил скорее на автомата, чем на человека, сотворенного Богом. Когда я его просил купить на остальные мои деньги каких-либо книг, он мне отказал, ссылаясь на строгое запрещение. Я просил его купить по крайней мере французскую, итальянскую и латинскую библии. Он все обещал, подарил мне собственную французскую библию в знак памяти и умер, не прислав ее, хотя я всякий день напоминал ему через тюремщиков и каждую неделю лично ему, когда он являлся с пошлыми утешениями.

С братом Николаем он где-то в Петербурге познакомился, и когда Плутанов стал его приглашать к себе в Шлиссельбург, то брат, смеючись, отвечал, что „непременно приедет, а если вздумает не приехать, то привезут“. Этот намек, пропущенный им без внимания, Плутанов пригюмнил при нашем ему представлении.

Я был помещен в маленькую комнатку в 4 квадратных шага; из этого надо вычесть печь, выступавшую в комнату, место для кровати, стола и табурета. Это была та самая комната, где содержался в железной клетке Иван Л. Ульрих, где и был убить при замыслах Мировича. Комната стояла отдельно, не в ряду с другими нумерами, где помещались брат Николай, Иван Пущин, Пестов, Дивов и другие: те комнаты были просторны и светлы и имели ту выгоду, что, будучи расположены рядом по одному фасу здания, доставляли заключенникам возможность со общаться посредством мною изобретенной азбуки, а летом, при растворенных окнах, даже разговаривать в общей беседе. Когда Плутанов умер у ног императора Николая Павловича, пораженный апоплексическим ударом при подаче еженедельного рапорта, назначен был генерал Фритберг для исправления всех упущений, вкравшихся в 30-летнее управление прежнего коменданта. Мы вздохнули свободнее. Он дал нам все по положению: халаты, белье, тюфяки, постельное белье и устроил общее приготовление нищи, что дало нам возможность иметь табак и даже чай. Комнаты начали поправлять и белить. Меня временно перевели в одну из комнат общего фаса, просторную, светлую и чистую. Погода стояла теплая, окно было открыто. Я подошел к нему и оцепенел от восторга, услышав в едва слышных постукиваниях, подобных скрипу червячка, точащего дерево, – услышав вопрос (как я узнал после) Пущина, который спрашивал Пестова: „узнай, кто новый гость в твоем соседстве?“ Не помня себя, позабыв обычную осторожность, я бросился к окну начал стучать, и тем чуть не испортил дела. Меня во время остановили, и я, узнав все законы их воздушной корреспонденции, часто разговаривал даже с братом Николаем сидевшим в самом крайнем нумере, так что между нами находилось шесть комнат»[1].

1

См. рассказ М. Бестужева о стенной азбуке в «Русской Старине», 1880, т. I.