Король, любовь, казённый дом. Ясновидящая в деле
- -
- 100%
- +
Бенджамин – мой лаунум. Оказывается, к любви вампира можно привязаться. И меня страшило, что однажды придется отвыкать. Тогда я позволю себя укусить, чтобы на все оставшиеся дни одиночества запомнить, насколько ярким может быть чувство, когда вампир впрыскивает тебе в кровь чистое блаженство.
– Но есть один побочный эффект, – Бенджи снял, наконец, с себя рубашку, позволив полюбоваться его красивым и сильным телом.
– Какой? – я отодвинула в сторону тарелку с размазанной по ней яичницей.
– Испытав наслаждение, ты забудешь, что между нами было. Даже то, что в эту ночь я был рядом. Поэтому никто в городе не жалуется на визит вампира. Даже обнаружив след укуса, у них нет повода обратиться к доктору, настолько я аккуратен в выборе жертвы и количестве выпитого.
– Я забуду тебя? Хм, хороший вариант для завершения нашего романа, – потянувшись за салфеткой, я прижала ее к губам.
– Для завершения романа? – переспросил он, замерев на расстегивании ремня.
– Пожалуйста, любимый, запомни: когда я попрошу тебя подарить мне ЭТО наслаждение, значит, я готова расстаться с тобой.
– Надеюсь, расставание случится нескоро? – из голоса Бенджамина исчезли чарующие нотки.
Я улыбнулась. Он не был готов к разрыву отношений. Приятно.
– Иди купаться. Ты, кажется, собирался в ванную комнату? – я ушла от ответа. Незачем мужчине знать, что женщина горит от любви.
– Да, искупаюсь и в гроб. Если появится желание, приходи поваляться рядом.
– А как же салон?
– Тебя отвезет мой пра–пра. Не помню его имени. Я позаботился, чтобы ты безопасно добралась до салона. Вечером заеду сам.
Я помахала любовнику пальчиками. Ну вот, я потихоньку начинаю знакомиться с его родственниками. Так, глядишь, войду в семью и переселюсь в его замок.
Я фыркнула, представив, как граф начнет от меня прятаться, таскаясь по углам со своим гробом. «Вампиры устают от людей», – пришли на память слова Бенджамина. А я не хочу, чтобы от меня устали. Надо будет вовремя уйти, чтобы не сделаться обузой.
Я с самого начала знала, что наши отношения не навсегда. Я не представляла себя старухой в постели с молодым жеребцом. Сколько бы Бенджи не было лет, он навсегда останется жеребцом. Уж мне ли не знать?
«Вместе до гробовой доски» – это не для нас. Во–первых, гробовая доска уже находится в моем доме, а во–вторых, никто Бенджамину не позволит сделать из меня вампира. Осиновый кол королева всегда держит под рукой.
Но я живо представила, как мы вместе выходим на охоту, если Бенджамин вдруг нарушит условие договора.
«Девочки налево, мальчики направо», – шепчет мне граф и кидается в сторону, где стучит каблучками милая дамочка. Я же начинаю выслеживать молодого и сильного джентльмена, чтобы встать на его пути и с придыханием поинтересоваться: «Не хотели бы приятно провести ночку?»
Кстати, а где Бенджи приводит в трепет своих девочек? Не прямо же на улице? Лазает по крышам и высматривает в окна подходящую девицу, а потом ложится в чужую постель? Или сажает к себе на колени и расстегивает пуговицы на платье, чтобы добраться до шеи?
Черт. А я ведь ревную.
«Не думай! Тебе ни к чему знать», – одернула я себя.
Так как я встала рано, у меня было время привести себя в порядок. Я дождалась, когда вампир перестанет плескаться в горячей воде и, замотавшись в простыню, потопает к себе. Теперь можно было неторопливо уложить локоны и накрасить лицо. Чтобы ни у кого не ассоциировалась вдова Грей с медиумом Мелиндой. Грей такая же серенькая, как и ее фамилия, Мелинда – ярка и загадочна.
Уходя на работу, я зашла поцеловать в лоб спящего в гробу графа. Он моментально открыл глаза и притянул к себе для более глубокого поцелуя.
– Пусти, ты помнешь мне прическу. Я все утро наводила красоту, – я поправила сползший на бок цилиндр.
Сегодня я была Мадам–Сама–Экстравагантность. Мужские лосины, шерстяной жакет с пышными рукавами и высокие жокейские сапоги. В руках хлыст, хотя конь не подразумевался.
– Смотри, не влюбись в моего пра–пра…
Бенджи, отпустив меня, поправил бабочку и одернул фрак. В правилах вампиров ложиться в гроб в изысканной одежде. Я не постеснялась и заглянула в его гардероб, который привезли из его дома на следующий же день, как вампир поселился у меня. Книжному шкафу пришлось пододвинуться.
Черные костюмы и белые рубашки с накрахмаленными воротничками висели в ряд, напоминая выстроившихся на параде гвардейцев королевы. Шейные платки и галстуки занимали целое отделение. Туфли не поместились, поэтому стояли вдоль стены кабинета.
Стоило только позавидовать такому разнообразию. Я обходилась двумя парами.
– Твой пра–пра так хорош? – я обернулась к Бенджамину, прервав счет обуви. Оборвала где–то на восемнадцати.
– Почти моя копия, только на триста семьдесят лет моложе.
– М–м–м, – протянула я.
– Он не бессмертный.
– Я тоже.
– Демон! Никуда не уходи. Я сам тебя отвезу. Только переоденусь.
– Сладких снов, – я послала Бенджи воздушный поцелуй и закрыла дверь на ключ. Для него замки не помеха, но я успею уехать. Уж больно мне было интересно посмотреть на его пра–пра… и еще раз двадцать пра… внука.
Я выскочила на крыльцо и была приятно удивлена. Высокий, красивый, кудрявый – все, как я люблю.
– Лео, – сказал он и лучезарно улыбнулся. Весь в деда.
– Чарли, – не задумываясь, я представилась домашним именем.
Рядом с Лео не хотелось быть мадам Мелиндой. Я протянула ему руку. Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Удивительно было почувствовать тепло губ мужчины, хотя на улице было холодно. Вампир меня испортил. Я забыла, что такое человеческие прикосновения.
Лео не строил из себя водителя, а держался как обладатель дорогого мобиля. Ему незачем было скрывать свое имя. Его серые глаза светились теплом. И это было существенным отличием – у старшего Найтингена радужка была ореховой. Цвет волос у Лео был светлее, курчавились они круче и пострижены значительно короче. Да и ростом чуть повыше Бенджи, а наглости во взгляде чуть побольше. Он знал, что хорош собой.
Открыв для меня дверь автомобиля, совершенно так же, красуясь, завел кривой ручкой двигатель. Ехал, щедро сигналя. Не столько потому, что боялся сбить людей или въехать в чей–то экипаж, а чтобы обратить на себя внимание. Позер.
– Новый водитель? – задрала рыжие бровки секретарша. – Где вы их только откапываете?
Я хмыкнула. «Откапываю» – это про старика Бенджамина, но никак не про свеженького Лео.
– Этого тоже не сметь трогать? – уточнила Дженни, оценивая крепкую попку. Лео как раз наклонился, пряча стартер. Двигатель добротно урчал.
– Нет, можешь забирать себе, – ответила я, проскальзывая в дом.
Интересно было бы посмотреть, как Лео отреагирует на любовь суфражистки. Если, конечно, она его догонит. В отличие от Бенджи, он даже не посмотрел на нее, а, нажав на клаксон, развернулся и укатил. Дед в кои века дал новенькую машину, почему бы не покрасоваться перед горожанами? Наверняка где–то в кондитерской его ждали за столиком с утренним кофе хорошенькие подружки.
– Сильно вчера негодовали клиенты? – поинтересовалась я, отдавая Дженни перчатки и хлыст.
– Я всех перезаписала на следующую неделю. Сегодня только трое. Надеюсь, вы их примете без всяких фокусов. Завтра пятница, соберется совсем другой люд, и нам будет не до тех, кто придет погадать.
«Совсем другим людом» Дженни называла регулярных участников спиритических сеансов. Их состав почти не менялся. Приглашалась только парочка новеньких, чтобы разнообразить задаваемые духу вопросы.
Мы заранее оговаривали свои, чтобы направить течение беседы в правильное русло, а элемент неожиданности оставляли на приглашенных гостей. Нам самим было интересно узнать ответы на их непредвиденные вопросы.
Иногда дух загонялся гостями в тупик и мог вознегодовать, выразив протест не только безумным метанием указателя по спиритической доске, но и замогильным стоном или душераздирающим плачем. Дженни в этом была хороша. Она включалась, стоило произнести кодовое слово. Даже у меня на затылке волосы вставали дыбом.
Вызывали обычно дух Шекспира или Байрона, чьи имена уже о многом говорили. Да, на спиритические сеансы мадам Мелинды собиралось интеллигентное общество. Шаромыгам за столом не было места.
Это слово часто употребляла Дженни, называя шаромыгами несостоятельных клиентов, желающих узнать судьбу за пенни. Меня заинтересовало его происхождение, поскольку секретарь внятно объяснить не смогла.
«Так ругается мой товарищ по партийной ячейке. Он из России».
Дженни по моей просьбе поговорила с товарищем. Никогда не догадалась бы, что у «шаромыги» французские корни. Оказывается, при бегстве наполеоновской армии из России, голодные и замерзающие солдаты стучались в дома и просили милостыню, начиная со слов «cher ami».
– Хватит витать в облаках. Там первый клиент уже копытом бьет, – оборвала мои размышления Дженни.
– Зови.
В двери робко вошел человечек. Маленький, с сильными залысинами, в клетчатом сюртуке, у которого от неправильной стирки села подкладка, и теперь некрасиво топорщились фалды.
– Я хотел бы поставить все сбережения на ипподроме, – сказал он, краснея и пододвигая ко мне программку забега. – Мой приятель посоветовал обратиться к вам. Вы назвали ему верную лошадь. Билет за один фунт принес ему стократный выигрыш.
Я закатила глаза.
Да, был у меня такой клиент. Я ткнула в первую попавшуюся лошадь, но предупредила, что нельзя ставить больше одного фунта, иначе не выгорит. Потеря была бы не так чувствительна, поэтому, даже если бы мой прогноз не оправдался, никто не пришел бы меня убивать.
Кстати, есть повод задуматься, не нагадала ли я кому–нибудь неудачу? Причем крупную, чтобы человек затаил зло и охотился за мной. Надо бы посоветоваться с Бенджамином, просмотрев блокнот Дженни с записями клиентов. Может, здесь обнаружится след моего убийцы?
– Ну так как? – напомнил о себе человечек в клетчатом сюртуке.
Я оборвала вздох на половине. За посетителем опять клубился туман. И ведь сейчас не смахнешь его появление на игры разума. Голова не болит, и я отлично выспалась. На этот раз из тумана показалась рука с хлыстом, конец который обвился вокруг шеи человечка.
– Не ходите на ипподром. Никогда. Вас там ждет… беда, – я не стала пугать обещанием смерти. Еще не доказано, что туманные видения имеют под собой основания.
– Назовите лошадь, – упорствовал человечек. Туман за его спиной тут же растаял. – Иначе я потребую назад деньги за прием.
Я призадумалась. Может, стоило отдать ему его пятьдесят пенсов? Но он все равно не успокоится и отправится на ближайшие скачки, а я лишусь честно заработанных денег.
– Хорошо, – сказала я, придвигая к себе список лошадей. Я лихорадочно искала выход, скользя взглядом по ничего не говорящим мне кличкам скакунов. – Странно, но имени фаворита здесь нет.
– То есть, я должен поставить на лошадь, которая не заявлена? – человечек лег грудью на стол. Его глаза горели жадным блеском.
– Просто забудьте о бегах, – мягко посоветовала я, радуясь, что нашла невыполнимое задание. Даже если он ослушается меня и будет ждать незаявленной лошади, то пропустит забег. Один, второй, третий, пока не поймет, что фортуна отвернулась от него.
Я выдохнула, когда человечек ушел.
Выпила воды и, сняв дурацкий цилиндр, тряхнула кудрями. Голова, как и спина, были от напряжения мокрыми. Но туман уже не внушал мне того дикого ужаса, какой был вчера. Он появлялся только тогда, когда на стул напротив меня садился очередной клиент, а в остальное время не беспокоил.
Я уже воспринимала его, как проявление способностей, обретенных мною после случая на кладбище. Я успокаивала себя тем, что не делаю ничего плохого, если предупреждаю посетителей об опасности.
– Дженни, приглашай следующего.
И опять женщина. Средних лет, сухощавая, веснушчатая. Волосы аккуратно собраны, на голове старомодная шляпка, в руках объемная сумка из которой торчит зонт.
– Я хотела бы знать, когда моя племянница вернет деньги. Она брала в долг на свадьбу, но замужем уже третий год, двое детей, а на мои вопросы неизменно отвечает, что пока денег нет. А между прочим, ее муж купил мобиль. Подержанный, но все же…
Ненавижу такие вопросы. Никогда не угадаешь. Я с шумом распечатала карты и тщательно перетасовала. Протянула клиентке, чтобы та сдвинула колоду в произвольном месте.
– Значит, гадать будем на будущее, – произнесла я, сноровисто делая расклад и подыскивая подходящее к случаю решение.
Медиум, если он не награжден талантами ясновидения, выискивает намеки на ответ в самом клиенте.
Глава 5
Я долго смотрела на карты, делая умное лицо. По всему выходило, что зятя моей клиентки ждет казенный дом. Племянница с двумя детьми на руках никак не справится с долгом. Ей бы выжить без супруга. Не видать посетительнице своих денег.
– Что там? – осторожно поинтересовалась она.
И тут, наконец, появился туман. До того я несколько раз поднимала глаза, ожидая подсказки, но его не было. Из тумана выпросталась рука и… надела на шею клиентки автомобильные очки. Точно такие, какие были у Лео.
– Я думаю, вашей племяннице придется продать мобиль.
Я так трактовала эту непонятную подсказку тумана. Раз очки на шее веснушчатой дамы, то мобиль или средства за него пойдут к ней.
– О, спасибо, – обрадовалась женщина. – Это будет самый разумный выход из создавшейся ситуации. Я буду настаивать, чтобы они поторопились.
Я улыбнулась ей на прощание.
Третьими в этот день были две молоденькие курсистки. Они все время переглядывались и прыскали в кулачки. Понятное дело, подружки мне не верили. Пришли из чистого любопытства. Я хотела нагадать им чего–нибудь эдакого, но туман за их спинами так и не появился, что стало для меня неожиданностью.
Не было ли его отсутствие свидетельством того, что с этими двумя хорошенькими хохотушками ничего не случится? Или туман предупреждал людей избирательно? Кто–то из моих посетителей ему нравится, а кто–то нет?
В итоге я нагадала обеим большую любовь и богатство, а потом попросила Дженни принести пятичасовой чай на четверых. У одной из курсисток в сумочке оказалось печенье, и мы, весело болтая, приятно провели время. Пока на пороге не вырос Бенджамин.
Он смутил курсисток и расстроил Дженни. Девушки поторопились распрощаться.
– А где утренний водитель? – спросила секретарша, отодвигая занавеску, чтобы убедиться, что Лео у автомобиля нет.
Я подергала бровями, давая знак вампиру быть аккуратнее в словах, но он не понял сигнала и выложил, что у Лео свидание с подружкой, поэтому мадам Мелинду будет обслуживать старый водитель. «Обслуживать» было произнесено так мягко и соблазнительно, что мое сердце пропустило удар.
– Как прошел день? – спросил Бенджи, выруливая из переулка на основную дорогу. – Туман больше не пугал тебя?
– Нет, не пугал, я к нему уже привыкла. Но появлялся он дважды.
Я подробно рассказала, что видела и что говорила.
– Знаешь, когда я вошел в салон, вновь почувствовал чужую эманацию. Но я не решился пугать твоих гостей. Предлагаю завтра взять блокнот Дженни и выписать имена тех клиентов, за спинами которых ты видела туман. Нужно начать вести дневник, куда заносить мельчайшие подробности происходящего. Что–то этот туман значит. И мы не разгадаем его тайну, пока не увидим картину целиком.
– Я так понимаю, видения приходят ко мне из загробного мира? Медиумы обычно тесно связаны с ним.
– Ты уже поверила, что стала медиумом? – Бенджамин покосился на меня.
– Ну никто же, кроме меня, этот туман не видит? И все началось с кладбища. О, а вдруг именно там я и подцепила чью–то неупокоенную душу, и теперь она терзает меня?
Дома я обнаружила в своей комнате коробку с шикарным вечерним платьем нежного персикового цвета с кружевным оперным манто и полным набором аксессуаров к нему: от чулок до диадемы.
– Что это?
– Мы идем в «Голиаф» на оперу.
Название оперного театра соответствовало зданию, находящемуся в центре города. Оно было гигантским и сверкало золотом и огнями. Я точно не знала, но поговаривали, что его построили на деньги графа.
– Ты решился показать меня миру? – шепотом спросила я.
В зеркало заметила, как влажно блестят мои глаза. Я готова была расплакаться от щемящего момента – я достойная пара графу, раз он выходит со мной в свет. Это не прогулка по набережной или романтическое блуждание по темным аллеям городского парка. Это представление меня, вдовы, которая довела мужа до сердечного приступа, местной знати.
– Невежливо будет жить в твоем доме и ходить в театр с кем–то другим.
Я скрипнула зубами. Ну почему Бенджамин такой упертый? Нет, чтобы сказать: «Я люблю тебя и хочу, чтобы весь город знал об этом», он найдет самое простое и даже чуточку обидное объяснение любому своему поступку.
– Сколько у меня времени, чтобы подготовиться?
Бенджи вытащил из кармашка жилета новомодный брегет – часы на цепочке. Щелкнув крышкой, изволил сказать:
– Мы должны быть там в десять.
– Неужели спектакль так поздно начинается?
– Нет. Мы пойдем к третьему акту. Так положено.
– А что дают?
Я ни разу не была в нашей опере. Родители умерли рано, в пансионе не практиковали выход воспитанниц за ворота в вечернее время, а в замужестве… Оно окончилось полной катастрофой. Мне было не до развлечений.
– Какая разница? – Бенджи пожал плечами.
На самом деле, какая разница? Ему просто приспичило выйти в свет с хорошенькой девушкой.
Оказывается, давали «Ромео и Джульетта» Шарля Гунно. Из пяти актов мне удалось увидеть три последних. Самые печальные. Я поклялась себе, что приду в «Голиаф» и в одиночестве наслажусь полным спектаклем. Пусть среди знати являться к началу оперы и считается моветоном.
Мы расположились в ложе графа, и весь зал воззрился на нас в театральные бинокли. Поначалу я смущалась, но постепенно действие захватило, и я отвлеклась. Бенджамин вел себя соответственно положению – был скучен и чопорен.
В антракте я отправилась в дамскую комнату, где застала женский цвет местной аристократии. Когда я переступила порог, голоса моментально смолкли. Мне было неловко справлять нужду в полной тишине, поэтому я поторопилась быстро завершить дело и, помыв руки, удалиться.
В зеркале во всю стену я заметила, как меня провожают глазами. Веера то трепетали, то вдруг замирали. Многозначительные переглядывания поверх вееров или полуулыбки, значение которых невозможно было разгадать, заставляли нервничать.
У дам по нынешней моде волосы были забраны наверх, чтобы открыть прекрасную линию шеи. Изящные головки были украшены великолепными перьями либо сверкающими драгоценностями. Я не стала перегружать себя блеском. Надела бриллиантовые серьги и идущее в комплекте с ними кольцо.
– Вы видели? – кто–то из дам не удержался. – Это же «Дева Персии»!
Как я чуть позже узнала у Бенджи, так назывался бриллиант редкого нежно–розового оттенка, что сидел в розетке моего кольца. Граф не дарит безделушек. У него все только самое лучшее.
Я задрала подбородок и пошла сквозь строй пудрящих носики дам. И едва не упала у выхода, наступив на подол собственного платья. Но не моя невнимательность была тому виной. Как раз наоборот. Меня поразило, что на шее одной из женщин виднелся след от клыков вампира. Да, укус был тщательно припудрен, а сверху лежало тяжелое и очень дорогое колье, но оно немного сдвинулось, что позволило мне заметить тайное.
Я поторопилась оставить дамскую комнату. Слезы сделали меня почти слепой, поэтому я кинулась к первой же портьере и скрылась за ней. Мне мешал висящий на запястье веер, поэтому я не сразу достала платочек. Прижав его к лицу, я едва удержалась от рыданий.
Почему я решила, что Бенджамин охотится на улицах города за простым людом? Смешно же представлять, что он летучей мышью прыгает по крышам домов и всматривается в окна, чтобы выбрать себе случайную жертву. Нет, он знает, где можно гарантированно приятно провести время.
Та красивая женщина, может, и не помнит, как страстно окончилось свидание с вампиром, но она знает, кого подпускает к своему телу. Бенджамин неосторожно оставил укус в видимой зоне, только поэтому я его заметила. Сделай он это чуть ниже, там, где шелковистую кожу прикрывает корсет, и у меня не было бы повода для ревности.
– Почему в его ложе вдова Грей, а не ты?
Я зажала рот руками, чтобы не выдать себя. В щель между бархатными портьерами было видно, что разговаривают две женщины, и одна из них была той самой.
– Он пожалел бедняжку, – ее голосок был очарователен. – Уже год, как ее муж застрелился. Пора снимать траурные одежды. Ты же знаешь, какой наш граф альтруист. Даже собаку пригреет. Если она, конечно, не бешенная.
Горячая слеза поползла по моей ладони, которой я закрывала рот. Получается, мне не удалось скрыть, что Генри покончил с собой? Правда все же открылась городу, как я ни старалась раздавать взятки, чтобы следователи и похоронщики молчали. И это совсем нехорошо. Конец моей репутации. Одно дело являться вдовой человека, умершего от сердечного приступа, совсем другое – наложившего на себя руки. Счастливые мужья не стреляют себе в висок.
– Но разве ты не ревнуешь?
– Он все равно придет ко мне, когда проголодается.
Раздался звонок, и женщины, присоединившись к толпе прочих, ушли. Я вернулась в дамскую комнату и, не боясь смыть пудру и румяна, опустила лицо в воду, набранную в ладони.
Я вошла в ложу, когда в зале погас свет. Бенджамин почувствовал, что я расстроена.
– Что–то случилось? – осторожно спросил он.
– Да. Сегодня я хочу получить то самое удовольствие, чтобы навсегда забыть тебя.
– О? – только и сказал он.
Домой мы ехали молча.
Молча раздевались. Каждый раздевал себя. Занимались любовью, как супруги, прожившие в браке полвека. Я повернула голову на бок и открыла шею, убрав волосы.
– Кусай.
Закрыла глаза, приготовившись к боли. Она была, но едва заметная. За ней последовало головокружение, и я увидела, что лечу к звездам. Легкая, свободная, переполненная счастьем. А потом я взорвалась на сотни сладостных искр.
Я проснулась с улыбкой. За окном стояло солнце.
– Бенджи! – позвала я, желая упрекнуть вампира, что он меня не разбудил.
Да, сегодня был день вечернего спиритического сеанса, но это не значило, что я должна валяться в постели до обеда. Мог бы и пожелать мне доброго утра, уходя к себе.
Накинув халат, побежала на цыпочках в кабинет и… не нашла там ни гроба, ни гардероба, ни ряда туфель вдоль стены. Я ошеломленно уставилась на книжный шкаф, который занял привычное место.
Побежала в ванную комнату, но и там не увидела ничего из того, что принадлежало Бенджи.
Я села на пол и разрыдалась. Я вспомнила, почему вампир ушел. Я сама его выгнала, узнав в опере, что он, когда голоден, ходит к одной очень красивой женщине. И бог знает, что он творит с ней.
Я поднялась и подбежала к зеркалу. Сняла с себя халат и всю осмотрела. Прежде всего шею, но не нашла там и намека на укус. Как же так? Я же помню боль. Или мне все приснилось?
«Испытав наслаждение, ты забудешь, что между нами было. Даже то, что в эту ночь я был рядом», – говорил он.
Но я помню! Все до мельчайших подробностей. И даже намек на боль и сильнейшее удовольствие после нее. Не значит ли это, что он не стал меня кусать, а повинуясь моему желанию, просто ушел?
Я в который раз убедилась, насколько непостоянны женщины. Бенджамин – мой афродизиак. И сейчас я обрекла себя на мучительное отвыкание от него. Но стоило вспомнить след от укуса на нежной шее другой женщины, как я укреплялась в мысли, что поступила верно.
Меня так и шатало от сожаления до приступов ревности. Не помогали мысли, что та женщина для него просто еда. Брезгливый граф не стал бы бегать за шаромыгами, от кого легко набраться вшей. Все должно быть эстетично и красиво.
Даже рубашка должна оставаться белой. Но оставался ли вампир в рубашке? Может, он раздевался и раздевал свою сладкую жертву? А это совсем другое. Это настолько интимно… Я же помню, что он оставался во мне, когда я открыла шею для укуса.
Спроси женщину, чего она хочет, и ты гарантированно заимеешь головную боль.
На спиритический сеанс я собиралась в полном разладе с самой собой. Днем с трудом съела омлет. Меня тошнило от еды. Помог прийти в себя пятичасовой чай с молоком и кусочком любимого шоколадного кекса.
Оделась во все черное. Знала, что мне не идет этот мрачный цвет, который я не снимала целый год, показывая, что скорблю по Генри. Королева, похоронив супруга принца Альберта, тоже не носила белого. И сейчас я была с ней солидарна. Нам больше никто не нужен.
На улице перед крыльцом стоял «Бенц» Бенджамина. У меня замерло сердце. Но из нутра автомобиля выскользнул Лео.