- -
- 100%
- +
© Дмитрий Абрамов, 2021
ISBN 978-5-0051-1654-3
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Дорогой Леонид Ильич»
Книга первая
«Большой Сатурн»
От автора.
Данное повествование является плодом фантазии автора, большинство персонажей естественно имеют своих прототипов. Характеристики и действия персонажей похожих на исторических деятелей описываемой эпохи обоснованы сугубо личными знаниями автора и его личным мнением об этих персонажах. Хотя это мнение и сформировалось в результате надеюсь более-менее объективного изучения вопроса. Неполиткорректные действия и высказывания персонажей обусловлены их ролью в повествовании, и автор не всегда относится положительно к таким действиям и высказываниям. Описание ситуации на фронтах и политической ситуации в мире в начале повествования примерно соответствует реальной ситуации и естественно в процессе изменяется по воле автора.
Предыстория 1
25 ноября 1942 год, район г. Туапсе, Черноморская группа войск Закавказского фронта.
Он пытался бежать по ходу сообщения, но раскисшая земля, частые осыпи и нередкие трупы немцев не давали разогнаться. Первую линию траншей взяли 10 минут назад, а во второй ещё идёт бой. Немцы контратакуют. На левом фланге замолчал наш пулемёт. Краем глаза, заметил полузасыпанный немецкий МГ-34[1]. Потянул его – вроде целый, направил на ближайшую горку – короткая очередь, порядок – работает мясорубка. Рядом, странно скрючившись, разлёгся гефрайтер[2] без половины головы. Пинок, под трупом – два полных барабана к пулемёту. Свой ППС[3] – за спину, пулемёт и банки в охапку, и бегом-бегом туда, где замолк наш пулемёт. За горкой грохнуло, спустя мгновение взрыв, потом ещё. Немецкая батарея ударила по второй линии траншей, не смущаясь, что там пока ещё полно камрадов. Очередной поворот траншеи. ДП[4] – на бруствере, вроде цел. А оба номера расчёта – на дне окопа. Опаньки – живые. Молодняк, перепугались. Русский командный рык, пинок под зад одному, прикладом по спине другому. Ожили. Диск в ДП меняют. Очередь – пяток набегающих шутце[5] завалились на курортную землю. Орлы. Наши —орлы, не наши – тушки. Вот что мат, животворящий с людьми, делает!
Пора и самому размяться. Выбираем место шагах в десяти от ДП, ловим момент перезарядки, и начинаем увлечённо ловить немцев на их же удочку.
Кто-то скажет, что не дело полковнику в атаку с трофейным пулемётом ходить, но это если ты комполка. А вот если замначполитуправления – самое, то. Командиры – командуют, штабные – думы думают, а ты матам и личным примером животворишь своих и смертотворишь чужих.
Очередной залп немецкой батареи он не услышал, снаряд разорвался перед бруствером, почти все осколки пошли над головой, но один по прихотливой траектории ударил в правую скулу, миллисекундой позже – в каску прилетел булыжник размером в пару кулаков, чуть позже пришла взрывная волна, отбросила на уже разломанные патронные ящики, и погасила сознание полковника.
Предыстория 2
22 января 2015 год, район г. Дебальцево, ДНР.
Он, пригнувшись, перебежал от развалин сарая к дренажной канаве. Околица села уже наша, а в центре ещё идёт бой, и нацики не собираются пока отступать. Передовая группа по радио сообщила, что на полпути к зданию сельсовета во дворе дома стоит брошенный танк. И, как назло, в округе ни одного свободного и толкового танкиста! Кроме него. Вот и бежит по селу 60-ти летний отставной полковник ВС РФ, ныне зампотех[6] МСБр[7] ДНР.
Ещё одна перебежка, перевалиться через остатки деревянного забора, и вот за углом практически целой хаты, только стёкла кое-где отсутствуют, видна трансмиссия 64-ки[8]. Где-то здесь должны быть бойцы, обнаружившие танк. «Ахмад!» – «Иншала!» (приколисты в штабе сидят, остроумием нациков забодать хотят) – опознались сегодняшним паролем-отзывом.
Из-под танка выбираются два бойца, свои, башкиры или якуты, кто их разберёт, но как на русских похожи, хотя по национальности один был итальянцем, а другой испанцем. Узнали его, заулыбались. Эти два ухаря, пару месяцев назад по пьяни сожгли сцепление на единственной в батальоне БМДшке[9], чуть под трибунал не угодили. Хорошо затишье было. Уговорили командира, что всё исправят. Потом на поклон к зампотеху, уговорили и его. Затем вместе с полковником три дня возились в мазуте – он ремонтировал, а они струмент подавали, сигарету прикуривали и были на посылках. Опосля проставлялись за снятое взыскание и опять чуть не поломали вверенную боевую технику.
Проблема оказалась в том, что башня у танка открыта, люки на распашку, а вот люк мехвода[10] закрыт и башенного ключа[11] ни у кого нет. А из башни к мехводу пролезть проблема – там надо кассеты АЗ[12] демонтировать, а итальянец с испанцем этого не умеют. Соответственно и танк не завести.
Приходится вспоминать молодость, снимать зимний комбез, нырять головой вперёд в люк наводчика, обдирая пальцы о холодный металл снимать кассеты АЗ. Ничего сложного (по наставлению по эксплуатации), но дико неудобно. Через 10 минут, потный, в ссадинах и свежепорванном летнем комбезе и вывернутыми суставами, полковник лежит на животе на мехводовском сиденье и упирается лбом в педаль сцепления. Ещё 5 минут, полковник, изображая йога, умудряется открыть злосчастный люк изнутри. Пытаемся завестись. Хрена. АКБ – сдохла. Пуск воздухом – опять мимо, не крутит. Укры что ли его с лета не заводили? Пускаем комбинировано – АКБ + воздух – ура! Крутит стартер, проснулась шестьдесятчетвёрка.
Видел пару раз как Марко на 72-ке[13] рулить пытался, ну это почти тоже что и этот трофей. Две минуты на инструктаж – и запихиваем итальянца в передний люк. Иван – так-то он Хулио, но здеся на донбасской земле быстро стал требовать называть его по-русски, – на место командира. Он же пулемётчик, вот пусть зенитным НСВТ[14] и командует. А танком и полковник с места наводчика покомандует. Прокрутить АЗ – ух ты – полный и всё ОФ[15], в ручной боеукладке – пусто, ПКТ – на месте нет, зато к НСВТ – 4 короба патронов. Набираем на Р-173[16] частоту бригады. …ЛЯТЬ! Где шлемофон[17]? …БИСЬ! «Ванюша, где нашёл? В ЗИПе[18]? Молодец, Марко уже дал?». Жизнь налаживается. Экипаж в шлемофонах, к ТПУ подключён, связь с бригадой – есть. Полковник к бою готов, нагнетатель —включён!
А как там бой? Нацики уже сваливают из села. Марко рулит к окраине. Вот по снежной целине бегут гордые укры, догоняя улепётывающие на повышенных газах недобронированные КрАЗы. Разгораются два БТРа со шведским стягом на борту. «Ватники», зачистив крайние хаты, подгоняют храбрых АТОшников редким, но точным огнём из стрелковки. Из-за ближайшей посадки в разгар веселья вылезают три клона нашего трофея, но только они ещё не трофеи и до них с километр. Тыдынц. Хорошо не успел по крайнему КрАЗу выстрелить. Тут бы полковника и срисовали. Танки укропов начинают методично разносить все строения что видят. А Марко за бетонным забором танк спрятал. Видать бывший машинный двор бывшего колхоза. Рядом бетонная эстакада, длиной метров 30. Направляем танк на неё. Пока несколько секунд танк движется по эстакаде – полковник успевает выстрелить. Сразу после выстрела танк съезжает, и украм не видать нахала. А за забором, над посадкой растёт чадный дымный столб. 22-й! Счёт как у Колобанова[19], только Зиновий Григорьевич за один бой столько намолотил, а полковник за 40 лет службы.
Ещё круг по двору, опять эстакада, выстрел, у укра сбита гусеница. Но засадный танк замечен, и нацики в два ствола начинают ломать бетонный забор. Правда по началу забывают переключить баллистику с БК на ОФ[20] и кумулятивные снаряды просто дырявят тонкие бетонные плиты и улетают дальше в развалины мастерских.
Третий заход. Выстрел. Снаряд разрывается на маске пушки последнего АТОшного танка. Пробития нет. Но двигатель заглох, приборы наблюдения разбиты, и контуженый экипаж пытается покинуть машину. Ваня работает по ним из НСВТ через пролом в заборе. Марко ломает заборы и выводит танк на поле. Оставшийся без гусеницы танк расцвечивается выкинутой из люка белой простынёй. Специально что ли с собой возят? Бой окончен. С права за селом пошли в прорыв танки и БМП второго эшелона. А нам необходимо дочистить село, построить пленных, передать их комендантской службе, собрать трофеи, пополнить БК и только потом догонять ушедших в прорыв. Часть нашей пехоты уже закрепилась в посадке, из-за которой появилась укропская броня. Трофейный танк, тоже возле этой лесополосы. Полковник возвращается к подбитым танкам. Вдалеке раскатисто бухает выстрел. Дымная стена встаёт на месте мгновенной вспышки. 122-мм снаряд выпущенный из гаубицы М-30[21] разрывался не очень охотно, ведь он был из той же партии что и снаряд, выпущенный немцами по советским бойцам 25 ноября 42 года.
Эту гаубицу М-30 вермахт взял в качестве трофея летом 41-го после боёв под Уманью, а снаряды к ней лежали на складе подо Львовом, который захватили немецкие диверсанты. Много пострелять гаубице не пришлось. Сначала она почти год простояла без дела в резерве на Миус-фронте[22], 10 ноября 42-го она уехала в Краснодар на восполнение потерь 17 армии вермахта, к 20 ноября её привезли на передовую под Туапсе. А 26 она с пробитым накатником уже ехала на ремзавод в Тбилиси. До 45-го она простояла на советско-турецкой границе, а после Дня Победы вернулась на арсенал подо Львовом и была поставлена на консервацию. В нескольких километрах от неё на другом складе лежали снаряды 53-ОФ-462Ж 1939 года выпуска успевшие послужить, но не повоевать сначала в РККА, потом в вермахте, потом опять в РККА, ВС СССР, а потом и в ВСУ. За давностью лет ВВ в снарядах уже начало разлагаться и уже не могло обеспечить заявленные при создании 1000 убойных осколков и зону сплошного поражения радиусом в 50 метров. Снаряд разорвало всего лишь на 520 осколков, но полковник был всего в 12 метрах от места взрыва.
И только один осколок, раздробив челюсть, проник в мозг и погасил сознание полковника.
27 ноября 1942 год, г. Орджоникидзе, Северо-Осетинская АССР.
Открываю глаза, белёный потолок, крашенные бежевой краской стены, госпитальная палата на четыре койки. Койки, тумбочки, табуреты, капельницы – всё в стиле ретро! Вроде в Донецке госпиталь был поприличнее. Приходилось там бывать, сослуживцев проведывать. А здесь уровень сельской больницы, в лучшем случае годов 60-х.
На одной койке спит мужик, две ноги на растяжках, в гипсе. Две другие койки пусты, но явно имеют своих постояльцев. Видать, покурить или на процедуры ушли бойцы. За окном – хмарь, серость, идёт дождь. Оттепель пришла в январе?
В голове каша. Помню взрыв, и ещё взрыв. Я иду к укропскому танку, и я в окопе с МГ-34. Откуда у меня МГ – хрен его знает. Вроде не было таких трофеев. Сзади меня догоняют Марко и Ваня оба в модных НАТОвских комках (в них они летом в ДНР приехали, и чуть не были расстреляны как бандеровские диверсанты), а рядом в окопе два пацана-грузина в телогрейках и с ДП. Сюр!
Я – полковник, и ещё раз полковник. Ха, квадратный полковник. И, блин, два разных полковника. Один – начштаба дивизии, отставник, доброволец, зампотех МСБр донецкой милиции, другой – бригадный комиссар, не дотянувший до генерала, замначпо – но блин охренеть – целой группы войск. Одному – 60, другому – почти 36. А, зовут меня Леонид Ильич Балязин, ну или Леонид Ильич Брежнев. Будем разбираться. Если это не психушка и я не псих, то точно разберёмся. Брежнев, обалдеть – круть. Какая нахрен круть, аттестацию завалил все бригкомиссары генералов по осени получили, а я полковника. Фигня, мне Табуреткин[23] после трёх восьмёрок[24] тоже лампасы запорол. Жизнь не в лампасах! Но большие звёзды я, мы ещё заслужим. Если, конечно, это всё-таки не психушка.
В голове каша, а что с организмом? Приподнимаюсь на кровати, кружится голова. Сажусь. Вроде всё на месте, руки – ноги двигаются. Глотать больно. Голова забинтована и челюсть подвязана. Вроде пары зубов справа на нижней челюсти не хватает, но фиг разберёшь, там, во рту всё опухло.
Открывается дверь, заходят два антипода в бежевых больничных пижамах. Один высокий, худой, блондин с костылём, правая нога забинтована. Второй не высокий, плотный, чернявый, левая рука на перевязи. Обоим лет по 35-ть.
– О, товарищ полковник очнулся, – это худой, – Разрешите представиться, военинженер 1 ранга Морозов, а это, – он кивает на антипода, – Сухопутный кап-два Карапетян.
– Бэрэговая артиллэрия, – это Карапетян добавляет.
Киваю и мычу, руками показываю на челюсть.
Карапетян выглядывает в коридор и гортанно кричит: – Вэра! Вэра! Сэстра!
Почти сразу в палату вплывает мощная тётка гренадёрских статей.
– Верочка, полковник очнулся, – это уже Морозов.
– Что ж, так орать, и сама вижу. Здрасте, товарищ Брежнев, щас доктора позову, – и уплыла.
Через пару минут приходят два антипода-близнеца в белых халатах, под халатами форма, майорские шпалы, оба рыжие, но один сорокалетний мужчина, а другая – соответственно тридцатилетняя красавица.
Начинается осмотр, крутят, вертят, дёргают, по коленкам стучат. Вновь пришедшая медсестра делает перевязку. Приговор: – Осколочное ранение в челюсть, выбиты справа на нижней челюсти два премоляра[25], контузия, трещины в двух рёбрах, ушиб грудной клетки.
Жить буду. И начинать жить буду в 42-м, сегодня, как доктор сказал – 27 ноября. И я – Брежнев, вроде тот самый, который ДОРОГОЙ Леонид Ильич. Только про «Дорогого» пока ещё никто не в курсе, даже сам Брежнев.
Морозов сопроводил меня до туалета, затем там же перекурили. Морозов приколист, походу. Мотается в Иран, принимает у союзников технику, перегоняет в Союз и сдаёт в войска, ну не сам, а рулит процессом. То есть не всем процессом, а он один из тех, кто рулит. И в процессе передачи техники недалеко от Орджоникидзе – попал под обстрел. Очень рад ранению. С ногой ничего серьёзного, обещают через неделю выписать, но пока он в госпитале – ему найдут замену в ленд-лизовской карусели, и он сможет попытаться получить назначение в действующую армию. Карапетян, оказывается мой сослуживец по Черноморской группе войск Закавказского фронта. Тоже под Туапсе был, командовал сводным отрядом морской пехоты. Одним самолётом нас в госпиталь вывезли. А в Туапсе всё хорошо, вломили мы фрицам и наступаем. Главная топ – новость последней недели – наши в Калаче замкнули окружение вокруг армии Паулюса, сужают внутреннее и расширяют внешнее кольцо вокруг 6-й армии немцев.
Пора идти обедать, мне отдельно в процедурную – сестра из трубочки будет в меня бульон заливать.
До вечера делаю вид что сплю. Думаю, вспоминаю, склероз потихоньку исчезает, светлые и мудрые мысли рождаются в мозгу. Кое-что складывается разумное. Завтра с утра начнём менять свою судьбу. Хочу быть генералом. Тёзка вон до маршала дорос… к 70-ти годам. А вместе мы – и раньше смогём. Шутка. Нам бы здесь не обгадиться и что полезное сотворить. А, то Лёня вижу от хорошей жизни, командуя писарями и стенгазетой, всё норовит на передовую с автомата пролезть. В штабах ведь и без него стратегических талантов хватает, не пускают его порулить, – иди, говорят, – читай политинформацию. Обидно, понимаишь).
Ну, а мы зайдём с другого края. Не дают командовать – сварганим своё войско и сами будем и стратегически мыслить и тактически на лихом коне – быстром танке скакать. Тёзка ведь, как и я – танкист. Два танкиста в одной голове – пипец всем готам и манштейнам.
28 ноября 1942 год, г. Орджоникидзе, Северо-Осетинская АССР.
Утром проснулся от зубной боли. На обходе, доктор послал меня на рентген. И потом долго чесал мудрую голову. У меня начали расти выбитые зубы, челюсть практически срослась. Орехи грызть не рекомендуется, а вот семечки уже можно. Повязку с головы сняли. Стрельнул у завхоза бритву. Побрился. Чутка порезался. Фигня. В зеркале Лёня – просто красава, копец всем бабам, кобелино с большой буквы. Я-то уже и отвык от такого, уже лет 10—15 слишком потёртым и подержанным на женский взгляд был.
Иду в особый отдел, ищу застенки кровавой гэбни. Застенки – в одноэтажной пристройке к двухэтажному зданию школы, переделанной в госпиталь. Под дождём, по слякоти в пижаме и тапочках туда не дойти. Проявив обаяние, выцыганиваю у старушки-санитарки помощницы завхоза, во временное пользование шинель без погон (ну, да их же ещё и нет нигде в РККА) и без петлиц и новенькие солдатские кирзачи. У входа в особый отдел, под козырьком – новобранец с мосинкой, сообщает что, товарищ капитан на территории, а вон туда пошёл. Обхожу госпиталь. Несколько машин, санитары тягают носилки с ранеными. Суеты особой нет, работает конвейер. Рыжий главврач с молодым капитаном принимают документы у немолодой женщины в младлеевской шинели, видать сопровождающая медколонны. Топчусь рядом. Когда заканчивают – подхожу к капитану, представляюсь. Доктор комментирует, мол это тот уникум с новыми зубами – загадка природы, надо в Москву его, на опыты. ХА, два раза ХА. Капитан заинтересован, но опыты, по его словам, подождут – без зубов воевать можно, а с зубами тем более.
Прошу капитана выделить время для приватного разговора, тот не против. Удаляемся к нему в пристройку. Комната метров в 20, одно окошко, два стола, пишмашинка, три стула, печка-буржуйка, панцирная кровать с матрасом, но без подушки и одеяла, два стеллажа с кубками, скакалками и мячами. Видимо коморка школьного физрука. И здоровенный металлический шкаф.
– Товарищ капитан, мне бы хотелось, получить карты Северного Кавказа, Ростовской области и Крыма.
Капитан напрягся.
– Секретные склейки[26] не прошу, можно и школьные атласы.
– А, цель? – капитан не многословен, внимательно меня разглядывает, но пока вроде бы как своего, а не как шпиона.
– Есть кое-какие идеи, для командования, хочу их изложить на бумаге, пока в госпитале валяюсь, но надо кое-что уточнить по карте.
– И, что за идеи?
– Боюсь, у Вас допуска пока нет, но вот связать меня с командованием или передать через Вас материалы, я бы Вас попросил.
– Какого уровня командование?
– Фронта, Закавказского.
– И где же Вы хранить собираетесь документы такой секретности, в прикроватной тумбочке?
– У Вас в сейфе, если Вы не против.
Капитан кивнул, соглашаясь, – Действительно что-то серьёзное?
– Да. За сутки я думаю всё напишу, если поможете с картами и бумагой.
Капитан ещё немного помолчал, посверлив меня глазами, и достал пару ученических тетрадок.
– Работайте здесь, за вторым столом, карты до вечера, я Вам достану. А, на счёт встречи с командованием – завтра после обеда, возможно, что и придумаем.
И понеслось. Капитан приходил-уходил, а я писал, считал, чертил. Захотелось жрать – пошел в столовую, оказалось чуть обед не пропустил, покурил с соседями по палате, отвертелся от их любопытствующих расспросов. И опять в застенки. Прибежала медсестра – чёй-то Вы товарищ полковник процедуры пропускаете? Пришлось идти с ней мерить температуру, глотать таблетки и микстуры. И опять писанина – расчёты. Особист сдержал слово – принёс карты. Разложил их на столах, повесил на стенки – и опять мерить, считать, писать.
Ужин мне принесли Морозов с Карапетяном. С интересом уставились на мою штабную работу, предложили помощь, выпроводил их, пообещав, что как только, так сразу. Вернулся набегавшийся за день капитан, поинтересовался успехами и завалился спать. Сходил в сестринскую, выпросил обезболивающее от ноющих растущих зубов. Ночь проработал, проголодался, а спать не хочу. Картинка, что сложилась в мозгу и на бумаге, аж дух захватывала от своей наглости и авантюрности. Интересно как на эти наглые фантазии посмотрят в штабе фронта.
29 ноября 1942 год. г. Орджоникидзе, Северо-Осетинская АССР.
В госпитале подъём, пришлось идти в палату. Рыжий врач приволок с собой целый консилиум меня смотреть. Чувствую себя кроликом. Щупают, тискают, светят. Опять рентген. Новая волна ахов-охов. Взрывная регенерация. Все поломанные кости уже практически срослись, новые зубы почти как старые вылезли. Охренеть! Надо валить от сюда, ведь на опыты попилят мою тушку. Еле отпросился на завтрак, и сразу после перловки с маслом и урюкового компота, спрятался в застенках. Предупредив бойца на входе, что б никого не пускал кроме капитана, – тута боольшой СИКРЕТ!)
Ещё пару часов вылизывал заусенцы плана, проверял расчёты. Как калькулятора не хватает! Хорошо у завхоза удалось тиснуть счёты. Всё готово.
И тут заходит капитан, за ним полковник. Ба. Знакомец Брежнева – ЗНШ[27] Закавказского фронта полковник Александр Филиппович Васильев[28]. Кадровый разведчик, до нынешней должности начальник разведупра Южного фронта.
– Привет, Лёня, ты что здесь за кипешь поднял? Вот приехал на процедуры – нога побаливает, а начальник госпиталя всё про твои зубы вещает и особист, какой-то загадочный, к тебе тянет.
Прошу капитана нас оставить и начинаю излагать Васильеву свою идею.
Скоро немецкий фронт от Сталинграда и до Кавказа посыпется. Откуда знаю – анализ и расчёт. Через пару недель немцы соберут со всего юга танки и попробуют ударить на Калач, чтобы пробиться к Паулюсу. И если мы их удержим, не дадим прорваться, то необходимо… брать КРЫМ.
Немая сцена. Васильев пытается найти в моих словах долю шутки, чтобы не начать считать замначпо[29] идиотом.
– Смотри. Немцы сейчас должны со всего юга танки собирать для удара по деблокированию 6-й армии. Мы наступать не будем до тех пор, пока не отобьём немецкий деблокирующий удар под Сталинградом. Потом немцы покатятся назад к Ростову. И от Сталинграда, и с Кавказа. Мы за ними. В Ростове немцы тормознутся. И Ростов придётся штурмовать. И если возьмём Ростов, то дальше уже идти не сможем без передышки. А за Ростовым – Миус-фронт, немцы там уже в землю вкопались. Войсками заполнят и хрен ты их с наскоку возьмёшь. Короче закончится наше наступление или под Ростовом в худшем случае или на Миус-фронте – в лучшем. При чём немцы по большей части смогут отступить к Ростову и на Тамань, откуда будут переправляться в Крым. Сейчас же в Крыму кроме полицаев и тыловиков никого нет. Расчёт времени вот, – протягиваю ему листок.
– Середина декабря – удар немцев на Калач скорее всего от Котельниково. Две недели на их удар и нам их остановить. Потом, начало января мы наступаем, они отступают, где-то люлей они отхватывают, где-то мы отхватываем. Но зацепиться до Ростова им негде и почти все подвижные части потрачены, но снабжение из Ростова им идёт. Вот и будем весь январь в догонялки играть. К февралю выйдем к Ростову, и возможно запрём кого-то на Тамани. Подготовка к штурму – штурм к середине февраля возьмём Ростов. То бишь от сего дня – два с половиной месяца. Как думаешь, смогут немцы за два месяца подтянуть туда войска, да с танками? А, сейчас ни в Крыму, ни на Миусе у немцев ни чего боеспособного нет!
– И что ты предлагаешь?
– От Элисты до Будённовска сплошной линии фронта почти нет. Под Гизелью две недели назад мы только танков трофейных полторы сотни взяли. Собираем трофейную технику, 100 танков, столько же «ганомагов»[30], 30—50 орудий, штук 200 машин, где не хватит трофейной – добираем нашей или ленд-лизовской техникой, только перекрашиваем в немецкий шаровый цвет. Бойцов надо 2,5—3 тысячи. Одновременно с немецким ударом от Котельникова, вводим эту нашу мобильную группу где-нибудь севернее Буденновска, только она не ввязывается в бои, а маршем, маскируясь под немцев, шпарит севернее Ставрополя на Тихорецк. Это порядка 400 км по степям. За два дня дойдём. Берём Тихорецк с наскока, там нас немцы не ждут. Это пока ещё их тыл. Танки, что в Котельниково немцы не заберут, будут где-то в районе Моздока и Кавминвод. Если погонятся за нами, то у них сразу фронт на Грозненском направлении рассыпится. Но мы к тому времени, когда они среагируют – всё снабжение им порежем. А, если не погонятся, то им же хуже. В Тихорецкой склады, ж/д узел, дороги на Сталинград, Краснодар и Ставрополь. Можно будет туда принять посадочный десант, который будет держать ж/д узел до подхода наших основных сил. Ну или уничтожит там всё, если не сможет удержать. Нужен будет ещё удар авиации по мостам через Маныч у Сальска. И все немцы восточнее, юго- и северо-восточнее Тихорецка останутся без снабжения.
Далее пополняюсь трофеями с немецких складов, гружу часть техники на платформы и по железке и параллельно по степи в Ростов. 200 км – день пути. Итого от начала операции – 2 дня до Тихорецка, 1 день там, 1 день до Ростова. Четыре дня! Хрена немцы успеют среагировать. Ростов возьму с наскока. Там если кто будет, то отдельно маршевые батальоны, и отдельно техника, тыловиков пинками разгоню. А авиации у немцев скорее всего не будет, погода хреновая, не смогут они качественно авиацией работать. Хотя прикрыться нашей авиацией было бы неплохо, поэтому в группу нужны авианаводчики. Если подкинешь координаты немецких аэродромов, не далеко от нашего маршрута, я и туда по пути загляну. Лучшая ПВО – это свои танки на немецких аэродромах!