- -
- 100%
- +
© Adriano Perrone, 2025
ISBN 978-5-0067-7353-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Я люблю свой код
Адриано Перроне
Автор предоставляет права на публикацию русского перевода данного произведения. Оригинал впервые опубликован в 2011 году издательством Youcanprint в Италии.
Глава I
Одни более одиноки, чем другие.
Хотелось бы понять смысл вещей; всех вещей.
За один час урока можно понять и усвоить все концепции квантовой механики и заставить их сочетаться, более или менее принудительно, с концепциями специальной теории относительности.
Нужно лишь немного фантазии.
Можно запомнить сотни и тысячи чисел, бесконечную серию формул, бесчисленный список имен и лиц…
Можно отправить все это в «долговременную память» без страха что-то забыть завтра или через год.
А иногда и без возможности забыть.
Можно многое выучить за одну жизнь, если настроиться на это.
Но никогда не узнаешь смысла вещей.
По крайней мере… мне пока не удалось.
Или, возможно, я просто не способен к этому предмету.
Одни более одиноки, чем другие, и я спрашиваю себя почему.
Некоторые рождаются и умирают одинокими.
Вчера, возвращаясь из школы, я увидел старичка, одного, на скамейке.
Интересно, кого он ждал.
У него был такой грустный вид…
Интересно, кого он ждал и ждал ли кого-то вообще.
Я подумал… «наверняка у него когда-то была спутница…».
Возможно, его оставили одного; возможно, его спутница умерла или ушла с кем-то другим.
Возможно, его «спутница» больше не его спутница.
Я видел собаку, изгнанную из стаи.
Она не была обязательно самой уродливой или самой блохастой.
Ее изгнали… возможно, из-за антипатии, возможно, потому что считали отличающейся от других.
Возможно, потому что была слишком добра, чтобы утвердиться среди других.
Интересно, что чувствует собака, когда ее изгоняют.
Куда она идет? Что ощущает?
Одинокие люди не обязательно самые некрасивые, наоборот…
Иногда открываешь превосходную глубину, особую чувствительность.
Одинокие люди чаще всего особенные люди.
И все же, по какой-то неведомой мне причине, их изолируют другие… или они легче изолируются сами.
Масло и вода не смешиваются.
Это две разные вещи.
Они могут находиться рядом какое-то время; их можно «принуждать», «сжимать»…
Их можно тысячами способов заставлять быть вместе, это да.
Но при первой возможности они разделятся.
Никому не нравится одиночество, не тогда, когда оно длится слишком долго.
Значит, одинокие люди не одиноки по своему выбору. Никогда.
Но мозг имеет тысячи способов выжить и иногда находит удовольствие в том, что разрушительно и глубоко болезненно.
Можно убедить себя в чем угодно.
Можно убедить себя, что зло – это добро, а добро – это зло.
Можно даже аннигилировать любую концепцию добра и зла и отнести ее к области «личного выбора».
Взорвать себя вместе с тысячами невинных может считаться «добром»… если всю жизнь приучали повторять это миллиарды раз и если все наши друзья это подтверждали.
Так и одиночество, как и любая другая вещь, может считаться приятным, даже если продолжается годами.
Правильно, что мозг ведет себя так; альтернатива была бы неприемлемой.
В следующий раз, возможно, остановлюсь.
Если снова найду того старичка, спрошу его о чем-нибудь; улыбнусь ему.
Поболтаю с ним минут десять, не больше.
Иначе рискую застрять в его боли.
Он мог бы обрушить на меня свои проблемы… а мне это не нужно.
Буду давать… но малыми дозами.
Да, сделаю так, и мы оба станем немного менее одинокими.
Возможно, воспользуюсь случаем, чтобы чему-то научиться.
Возможно, он расскажет мне о том времени, когда был молодым; поговорит о своей спутнице.
Может быть, он был солдатом, героем или просто рабочим…
Мне придется отфильтровать всю чушь и преувеличения; поставлю файрвол в уши, чтобы исключить всю критику «на горячую» об этом поколении бездельников и бесполезных…
Из всего, что останется, я чему-то научусь.
И он тоже научится от меня, от моей доброты и склонности слушать.
После выхода из школы я сел на скамейку.
Далеко от той, где сидел старичок.
Есть одна скамейка, всегда грязная от листьев, изолированная от всех остальных.
Мне нравится иногда садиться там.
Думаю, я один из немногих, кто это делает.
Интересно, кому пришла идея поставить эту скамейку практически в никуда, с видом в никуда.
Только поля вокруг и маленькая-маленькая проселочная дорожка, чтобы до нее добраться.
Рядом большая вишня.
Представляете?
Большая вишня, стоящая там неизвестно сколько лет, посреди огромной зеленой поляны.
Без других деревьев в радиусе сотен метров.
Без других вишен.
Образ открытки типа «спасем мир от вырубки лесов»…
Я сел там, как много раз прежде, и мне на голову упала вишня.
Мне стало смешно; я почувствовал себя немного Ньютоном.
Взял вишню, крутил ее снова и снова между пальцами в надежде, что придет вдохновение, в итоге даже не съел ее.
Она была недозрелой.
Сел на скамейку наблюдать издалека за дорогой, которая проходит рядом со школой, и за всеми студентами, одноклассниками, которые выходят.
Обычные «крутые в солнечных очках», полные психических расстройств, неуверенные, одержимые чужим мнением, слабые, ложно уверенные, всегда с выпяченной грудью…
Они меня смешат и вызывают жалость.
Действительно смешные.
А сразу за ними «крутышки», одержимые весом, новыми туфельками, сплетницы, фальшивые подруги друг другу, готовые поклясться в вечной дружбе, а потом «подставить» друг друга перед первым же парнем.
Одним из крутых, естественно.
Притворяются равнодушными.
Слышны голоса вдали; шаги определенно более быстрые, чем при входе.
Через несколько минут, среди последних, она.
Элиза, действительно красивая…
Милая, умная, воспитанная по-старинному.
Иногда застенчивая, иногда немного более решительная.
Единственная в юбке среди всех.
Единственная, достойная внимания.
Поворачивается в мою сторону; единственная, кто меня заметил среди всех.
Возможно, улыбается мне… не вижу хорошо на таком расстоянии.
Определенно меня заметила.
В одно мгновение… трепет…
Элиза подняла руку, чтобы поприветствовать меня.
Это было прекрасно, действительно.
Я почувствовал себя менее одиноким.
Это было прекрасно, я почувствовал, как согрелось сердце.
Поднял руку и ответил на приветствие… не мог не улыбнуться.
Я улыбался, но она не могла меня видеть.
Все это длилось примерно две секунды и было интенсивным.
Согрело мне сердце… но сразу после я увидел, как она, красивая и из других времен, обратила взгляд к Кристиану.
«Вожак» крутых; самый желанный среди девушек.
Самый идиотский, точнее.
Действительно печальная сцена.
Думаю, улыбка умерла у меня на губах очень, очень быстро.
Я уже знал, и давно, что Элиза бегает за Кристианом, поэтому сцена меня нисколько не удивила… увидеть это снова, однако, произвело на меня определенное впечатление.
Кристиан… фальшивый как мало кто, лицемерный красавчик, самонадеянный, эгоцентричный невежда, крайне обидчивый…
В этом случае, очевидно, Элиза как и другие девушки, и это меня печалит.
Ждал, пока толпа рассеется, и почувствовал, как меня охватывает приятное жужжание насекомых.
Тишина вокруг.
Почти готовый подняться, услышал зов друга…
«Мастер!"… поворачиваю взгляд в направлении голоса…
«Мастер, что ты здесь делаешь?»
Вижу моего друга Микеле, который бежит ко мне навстречу, весь улыбающийся и в рабочей одежде.
«Эй… Микеле!»
«Давай обнимемся, мастер!» говорит он, подбежав.
Приветствуем друг друга обычным способом.
Очень рад видеть моего друга и жаль, что он тоже не посещает школу; мы бы умирали со смеху.
Микеле работает в мастерской с семьей; никогда не любил учиться, но вина не вся его.
В сущности, он не глуп, наоборот… для того, что хочет, у него действительно исключительная память; помнит кучу вещей и умеет водить все, что имеет мотор.
Ну… я никогда не видел, как он водит космический корабль.
С одной стороны, удача, что Микеле работает в мастерской своих…
Даже не помню больше, сколько тысяч раз просил у него ключ, несколько тонн болтов, сварочный аппарат… даже сломанные радиоприемники, новые или подержанные транзисторы… действительно гору вещей.
И всегда «обманывал» насчет их реального использования.
Родители никогда ничего не заметили из-за постоянных «поставок», связанных с их работой.
Обманывал, говорил.
Заставил Микеле поверить, что мне однажды понадобился листовой металл для теплицы; однажды болты для самоката… даже не помню больше, сколько враний я наплел, чтобы замаскировать мои настоящие дела.
Мой друг всегда довольствовался тем, что видел какой-нибудь набросок странного проекта… всегда терпевшего неудачу.
По крайней мере, в теории.
Украл также из химической лаборатории довольно много вещей; вещей стоимостью в тысячи евро, чтобы достичь своих целей.
Особенно линзы и микроскопы, среди которых сканирующий туннельный микроскоп стоимостью, которую даже не осмеливаюсь представить.
Я воровал понемногу, по кусочку, почти четыре года.
Это было очень тяжело.
Приходилось менять расписание и стратегию по мере того, как школа обнаруживала пропажу деталей, по мере того, как контроль становился все строже.
Напряжение всегда было предельным.
Сердце никогда не переставало биться с бешеной скоростью во время моих краж…
Никакой хладнокровности от привычки.
Не знаю, сколько лет жизни потерял.
Однажды меня чуть не поймали.
О мама… когда думаю об этом, у меня до сих пор мурашки по коже.
Это была моя 114-я кража в химической лаборатории, когда внезапно входит уборщик с угрожающим видом и направляется ко мне…
«А ты? Что делаешь здесь в это время?!»
К тому времени уже полтора года знали о загадочном воре, который бродил по школе.
Мораль… он хватает меня за руку и ведет к директору.
Мне пришлось бы объяснить, что я делал в химической лаборатории во внеурочное время один и кто дал мне ключи…
Директор, возмущенный, начал с… «О, Adriano… этого от тебя я никогда не ожидал! Именно от тебя!» и начал свой допрос…
Что я мог сказать?
Это я тот самый знаменитый вор лицея и вынес вещей на тысячи и тысячи евро?
Молчал, но вскоре готов был расплакаться…
Все мои мечты и проекты рушились у меня на спине.
Именно в момент, когда я готов был сдаться… появляется мой преподаватель химии, «Salmastrus» для друзей, спрашивая… «Что происходит, директор?»
«Мы поймали этого парня, роющегося в химической лаборатории одного и во внеурочное время»…
Пауза.
Salmastrus бросает быстрый взгляд на мое перепуганное и почти плачущее лицо…
«Ну… конечно, это я просил»
«Чтооо???» была реакция директора и других преподавателей в кабинете.
«Я провожу дидактический эксперимент для четвертых и пятых классов и попросил Adriano, учитывая его высокие способности, помочь мне. Я дал ему ключи. Я отвечаю за его присутствие в лаборатории».
Это была прекрасная, составная ложь.
Спасибо, Salmastrus.
Он спас мне жизнь, репутацию и проекты.
Но не думаю, что Salmastrus сделал это из благожелательности ко мне.
Его защитническое отношение нужно было искать в том, что произошло, когда я учился на втором курсе.
Будучи разгильдяем, у него всегда были непроверенные работы, и он никогда не успевал за программой; кроме того, в тот период должны были быть экзамены пятого года.
Преподаватель заметил мои способности в химии (как и в любом другом техническом предмете) и мою преданность работе в лаборатории.
Однажды вечером, когда мы задержались дольше обычного и остались одни, разговор зашел о «работах для проверки»… которых было море, слишком много… что он никогда не успеет вовремя и т. д. и т.п…
На что я, кажется, сказал ему… «Я мог бы их проверить»
Сначала преподаватель посмотрел на меня странно… возможно, спрашивая себя, способен ли я или нет, потом подумал о моих школьных оценках.
«Да… если бы это было возможно… возможно, ты смог бы проверить работы своего класса»
«Не только моего класса, проф, но и старших классов» сказал я с крайней убежденностью.
Он посмотрел на меня недоверчиво.
«Серьезно? Знаешь что-нибудь о хелатировании элементов? О водородных связях? О химии углерода?»…
Мы говорили, кажется, час или больше.
Салмаструс засыпал меня вопросами, часто каверзными, чтобы увидеть, до куда доходят мои знания.
Не останавливался ни на минуту… и на каждый ответ выпучивал глаза.
Думаю, глубоко его потряс.
Я мог бы спокойно пропустить все годы и перейти прямо к университетской диссертации… было в итоге его заключение.
В любом случае он дал мне работу студента последнего года.
«Смотри… смог бы ты проверить такую работу?»
Я посмотрел.
Довольно банально для меня.
Взял красную ручку и исправил ошибки менее чем за три минуты.
Ошибки не были серьезными; работа была сносной.
Думаю, у Салмаструса готовы были навернуться слезы.
Отсюда просьба… «Слушай… если я дам тебе…»
«Спокойно, проф, я сделаю»
«Ты понял, что я имею в виду?» сказал он, указывая мне на кучу бумажек, которые были не чем иным, как работами пятых классов всех секций.
«Конечно, у вас слишком много дел, понимаю»
«Это крайне аморально… поэтому…»
«Рот на замке, конечно»
«Если сделаешь мне эту работу, дам…» достал пятьдесят евро из кошелька.
Он не был благодетелем или «щедрым»… но понимал необходимость держать меня довольным.
В любой момент я мог его подставить, и он не мог меня купить завышенными оценками, учитывая, что у меня уже были максимальные оценки.
«О нет, преподаватель, не хочу ваших денег»
«Значит, сделал бы бесплатно?» спросил с сомнением.
«Не это я сказал» ответил с жадной улыбочкой.
«Что хочешь?»
«О, не знаю… пока мне ничего не нужно, но если завтра понадобится услуга…»
«Какого рода услуга?»
«Не знаю, любая»
Кивнул головой.
Ушел, закрепив договоренность, глядя мне в глаза, палец на носу и подмигнув…
Тогда я не знал, что когда-либо мог попросить у Салмаструса.
Мне ничего не было нужно.
Но в тот день перед директором… все прояснилось мгновенно; мы поняли друг друга с одного взгляда.
Тем более что я продолжал делать эту «услугу» Салмаструсу и на следующий год.
Вероятно, преподаватель химии подумал, что если я окажусь в затруднительном положении, то подставлю и его; связанные двойными узами как сиамские близнецы.
Мораль сказки: меня не только никто не «раскрыл», но и получил кучу извинений от всех присутствующих за то, что «неправильно поняли» мое присутствие в лаборатории.
«Но мог же сказать, нет?» говорил мне директор, треплея меня по щеке.
Бедненький… я был стеснительным… поэтому не говорил.
И потом не в ограниченном менталитете преподавателей представить, что у вора средний балл девять.
Для них преступность – фактор невежества; воры все имеют максимум начальное образование.
Когда мы остались одни, Салмаструс бросил на меня лишь косой взгляд и сказал… «Полагаю, теперь мы квиты. Надеюсь, больше ничего не попросишь».
Он прекрасно понял, что знаменитый Люпен лицея – это я, хотя и не понимал причины.
Перед тем как отпустить, сказал мне «Если собираешься завоевать мир… оставь Австралию для меня» и ушел, смеясь.
В любом случае, материал, который я накопил, не весь украденный.
Получил две стипендии и использовал деньги на покупку материала.
Формалин, градуированные пипетки, мега-компьютер в постоянном расширении…
Некоторые люди более одиноки, чем другие.
И одинокие люди часто имеют странные хобби.
Многие пожилые дамы носят еду кошкам.
Некоторые занимаются садоводством и разговаривают с растениями.
Другие коллекционируют марки.
Еще другие рисуют или пишут письма воображаемым людям; письма, которые никогда не отправляют.
Я же собрал научную лабораторию за четыре года жертв и усилий.
И краж.
Но сегодня утром в школе я совершил свою последнюю кражу…
Я закончил, наконец, рисковать и дрожать от нервов.
Я закончил зарабатывать язву желудка.
Совершил свою последнюю кражу и теперь соберу ее с остальным.
Моя лаборатория гениальная, прекрасная.
Смогу попытаться доказать свои теории, наконец.
Смогу воспроизвести принципы холодного синтеза и сделать другое.
Смогу дать волю всей своей креативности.
Никто не сможет сказать мне, что я сумасшедший или странный, потому что с завтрашнего дня буду полностью независимым в своих делах.
Не буду отчитываться ни перед кем в расписании или «методологии обучения».
Смогу делать все, что хочу, и даже ошибаться для себя.
Не будет «часов посещения»… смогу находиться в своей лаборатории даже целые ночи, даже недели, даже месяцы.
Глубоко убежден в том, что делаю; эта убежденность руководила мной четыре года абсурдных рисков…
Если бы не так было, не хватило бы постоянства.
При первой трудности сдался бы, упал бы.
Вместо этого нет, вместо этого вот я здесь.
Все это должно иметь цель; должен найти цель.
Сколько раз не выходил развлекаться, чтобы заперться в подвале под землей?
Сколько раз отказывался от ухода за внешностью или способа одеваться, чтобы собирать свою лабораторию или учиться и всегда давать максимум?
Все это приведет к цели.
Мое отношение привело меня к изоляции от всего и всех…
Но завтра у меня будет полностью функциональная лаборатория.
Завтра я буду в своей естественной среде и смогу быть собой.
Мое удовлетворение крайнее, пока прощаюсь с Микеле и с идиотской ухмылкой встаю со скамейки и направляюсь домой…
В моем рюкзаке последняя деталь.
Я так взволнован, что не могу усидеть на месте.
Смотрю на рюкзак, как будто он должен разорваться и убежать из моих рук…
Мое удовлетворение крайнее, пока направляюсь домой, если бы не одна мысль.
Только одна.
Снова вижу момент, когда Элиза подняла руку, чтобы поприветствовать меня, и создала мне то странное, прекрасное ощущение.
Могла ли она когда-нибудь стать моей девушкой?
Только на долю секунды я спрашиваю себя, стоила ли изоляция от мира того.
Глава II
Сегодня первый день в лаборатории.
Начинаю с моих экспериментов, записываю все на компьютер и делаю бумажную копию.
У меня есть специальный процессор с гигантским экраном, подключенный к фантастическому сканирующему туннельному микроскопу.
Невероятный микроскоп.
Кроме того, у меня есть генератор световых частиц; нейтрино, которые проходят через материю и возвращаются обратно.
На основе наномодификаций, полученных при прохождении через материю, вычислитель обрабатывает все и придает этому значение.
Я должен этому научить процессор.
Детей нужно воспитывать.
От точки, где генерируются световые частицы, до элемента, который я хочу заставить их пройти, расстояние 5 см.
Через эти 5 см и для установленной области я создаю «пустоту»; принуждаю ее.
Практически отсутствие материи.
Нейтрино при прохождении этих 5 см не должны подвергаться никаким изменениям ни от материи, ни от какой-либо гравитации.
Будет нелегко создать абсолютную пустоту.
Однако, достигнув элемента, например водорода, нейтрино «сталкиваются», так сказать, с некоторыми атомами и меняют свое направление.
Затем возвращаются обратно для исследования процессором.
Процессор, основываясь на времени возвращения, рассчитанном в наносекундах, и изменениях наклона нейтрино, должен быть способен установить «что» он прошел и в каком количестве.
Это нормально, что так происходит.
Каждый элемент имеет разную плотность атомов, и поэтому нейтрино должны подвергаться различным модификациям для каждого элемента.
Если одна молекула водорода дает в ответ, предположим, 1H001—00, то две молекулы водорода дадут 2H001—00, а одна молекула дейтерия даст… 1H001—01…
Так одна молекула гелия даст 1He001—00 и так далее.
Создав «ноль» – абсолютную пустоту, можно создать единицу; из единицы сделано все остальное.
Это только вопрос кодов.
Очень длинных и крайне сложных кодов, но все же кодов.
Процессор должен будет научиться кодировать все элементы, начиная с одного атома.
Это будут очень длинные и сложные коды, но это будет работа процессора, не моя.
Очевидно, все субатомные частицы останутся исключенными.
Даже если бы мне удалось найти и «направить» частицы меньше нейтрино… эти последние все равно остались бы исключенными.
Это невозможность идеально создать что-то из этой вселенной, используя инструменты этой вселенной.
Однако генератор нейтрино может также развивать определенную энергию, чтобы дезинтегрировать материю.
Дезинтегрировать в смысле разделить, разложить материю на атомы и записать все шаг за шагом.
Таким образом можно получить вторую проверку с обратным процессом.
Записывая этапы дезинтеграции, он научится распознавать, что только что дезинтегрировал и в каком количестве.
Это ребенок, который все ломает, чтобы понять, как устроены вещи.
Все вещи.
Наконец, мы попытаемся воспроизвести материю из ничего или, лучше, из одной только энергии.
Эволюция холодного синтеза.
Если бы нам удалось увидеть человека и все творение таким, каким оно является, то есть различными частотами энергии, не должно быть так сложно воспроизвести эти частоты.
Достаточно было бы настроиться на правильный канал.
С замирающим сердцем помещаю ручку внутрь «нулевой камеры», то есть камеры, где я воссоздал абсолютную пустоту.
После нескольких минут магнитного всасывания пустота снова восстановлена.
По крайней мере, надеюсь.
И в этом я не могу иметь абсолютной уверенности.
Достигаю того, до чего достигает процессор, не дальше.
С процессора активирую нейтрино для разложения материи…
Монитор показывает ручку и начинает увеличивать ее в сотни, затем тысячи и миллионы раз.
Тем временем записывает все возможные этапы: время дезинтеграции, тип молекул и расположение, количество материи…
Молекулы расщепляются.
Энергия, которая развивается от простой ручки, необыкновенна.
Если мне не удастся достичь своей цели, смогу по крайней мере использовать энергию, выделяемую материей.
У меня не будет проблем со счетами за электричество.
Подумайте о мощности, заключенной в простой песчинке.
Процессор заполняется очень длинными кодами…
Он создает прецедент.
Каталогизирую объект как «классическая пластиковая ручка», добавляя детали о марке и цвете.
Это необходимо на случай, если мне придется заставить его дезинтегрировать другие ручки.
Теперь у него есть энергия для воссоздания ручки; он должен только научиться это делать.
Для этого он должен начать с начала, то есть должен «научиться» формировать первый элемент периодической таблицы только из энергии.
Водород.
От водорода это будет только вопрос большей энергии для формирования второго элемента и так далее.
Бор был неправ; с моим процессором и хорошей дозой энергии заставлю электрон упасть в ядро и добавлю протон к протону…
Из энергии создам водород, из водорода гелий… а из гелия все остальное.
Не отрываю глаз от монитора.
Мой процессор все еще исследует разложенную материю, когда вижу, как загорается красная лампочка…
Знак того, что моя мать сверху меня зовет.
«Уф… что ей теперь нужно! Хорошо, что я просил не беспокоить меня ни за что на свете!»
Должен прервать свое созерцание…
Против своей воли.
Поднимаюсь наверх.
Моя лаборатория находится под землей, где когда-то, по крайней мере по проекту, должен был быть винный погреб.
Но я не пью вино, поэтому… решил построить здесь самую эффективную лабораторию в мире.
Очевидно, моя мать ничего не подозревает; думает, что я провожу свои маленькие эксперименты с насекомыми и подобной ерундой…
Тем лучше.
Иногда удача, что родители тебя недооценивают.
В случае «внезапной инспекции» я уже все устроил так, чтобы все выглядело как куча хлама, разбросанного кое-как.