- -
- 100%
- +
Кончилось тем, что, разобиженный рукоприкладством агронома, председатель пожаловался в район. Разговор состоялся бурный и не в пользу Арсена. Оно и понятно, Арсен был один, а противников много – кроме председателя еще четыре бригадира – очевидцы «нечеловеческого избиения».
Арсен переехал в свой родной Тонашен и несколько месяцев работал то на тракторе, то на комбайне, то на сенокосе, пока наконец директор совхоза Габриел Балаян, как потом оказалось, с первого же дня приглядывавшийся к нему, не назначил его агрономом, поручив основную отрасль своего хозяйства – виноградарство.
Чутье директора не обмануло: Арсен оказался именно тем человеком, который был ему нужен, – инициативным и настойчивым в своем деле, грамотным и думающим ученым-хозяйственником.
До Арсена виноград здесь выращивали по коловой системе, которая осталась от предков тонашенцев: рядом с кустом забивали кол и к нему привязывали лозу. По предложению нового агронома, перешли к более современному способу, шпалерному. Были уточнены и число ярусов, наиболее подходящее для местных условий, ширина междурядий, оптимальное количество побегов на кусте и еще много других тонкостей, без которых невозможно обойтись при выращивания винограда в производственных масштабах. И уже через год после прихода Арсена урожай с имеющихся площадей увеличился почти на одну треть. Директор довольно потирал руки – такого прироста к урожаю он не надеялся получить и за десять лет!
Однажды вечером Арсен пришел в кабинет директора на втором этаже и с ходу, без лишних слов, заявил:
– Мне надо, чтобы завтра на рассвете в моем распоряжении было двести человек. – Помешкав, добавил: – Желательно больше.
Директор в это время что-то писал. Он неспешно отложил ручку, взглянул на Арсена. Сам прошедший суровую школу казахстанской целины, Балаян понимал: невозможно, это что-то из ряда вон выходящее. Но и Арсена он знал неплохо, не станет тот трубить тревогу по пустякам. Спокойно спросил:
– Двести человек, ты сказал?
– Двести. Если можно – больше. Иначе в этом году мы не получим ни грамма винограда, – так же твердо ответил Арсен.
Подобный случай уже был несколько лет назад, когда Тонашен являлся еще колхозом. Тогда по вине авиаторов, вовремя не прилетевших на опрыскивание, от страшной болезни погиб весь урожай винограда. После этого, чтобы впредь не зависеть от авиаторов, колхоз закупил четыре тракторных опрыскивателя.
В этот год случилось то же самое. Болезнь охватила несколько десятков кустов. Через пару дней делать что-либо будет уже поздно – эта болезнь распространяется с быстротой чумы.
На рассвете в распоряжении Арсена было двести двадцать человек, почти все трудоспособные сельчане. Сразу начинать опрыскивание было нельзя, от него не было бы никакой пользы, да и для этого не нужно столько людей. Требовалось сперва закончить земляные работы, которые в обычных условиях продолжаются недели три. Двести и более затребованных Арсеном человек нужны были для того, чтоб ускорить эти операции и закончить их в течение одного-двух дней.
Что и было сделано. Потом между рядами пустили опрыскиватели, и урожай удалось спасти.
И тогда директор, окончательно убедившись в надежности своего агронома, полностью доверился ему, не вмешиваясь в его дела, и со спокойной душой переключился на другие отрасли своего хозяйства. Доверился настолько, что прошлой осенью, когда Арсен сказал, что хочет заложить двадцать гектаров новых виноградников, на которых думает возродить аборигенные сорта столового винограда, некогда возделываемые на этих землях, а теперь забытые из-за их малого выхода, директор не стал с ним ни спорить, ни отговаривать. Спросил только (мысленно дав свое согласие):
– Зачем тебе это? Из спортивного интереса, что ли? Или ради престижа – мы, мол, возродили? Не проще ли взять уже опробованные сорта?
Арсен ненадолго задумался.
– Перспектива, – сказал он. – Я о ней подумал.
Директор внимательно взглянул на него и признался:
– Не понял. Что ты имеешь в виду?
– Вот вы говорите насчет спортивного интереса.
– Ты что, обиделся?
– Не в обиде дело. Просто ради спортивного интереса не стоило бы идти на более или менее значительные затраты. Я тоже понимаю – экономика есть экономика и с ее законами положено считаться.
– Дельная мысль, – усмехнулся директор. – Я вижу, ты затеял этот разговор неспроста. И уж наверняка кое-что обдумал. Давай-ка выкладывай свои доводы.
Речь Арсена сводилась к тому, что со временем – возможно, не завтра и не послезавтра… На что директор нетерпеливо сказал: «Не тяни!»
– …государству выгоднее будет сосредоточить производство винограда в руках крупных специализированных хозяйств, таких как, к примеру, хозяйство Самвела Мамунца. Во всяком случае, это было бы рентабельнее, чем распылять его по многочисленным мелким хозяйствам. Если это произойдет, то сравнительно маломощному Тонашенскому совхозу, естественно, придется выращивать столовый виноград. А для этой цели подошли бы местные сорта.
– Я разговаривал с нашими старожилами, – продолжал Арсен, – которые еще помнят об этих сортах. Все отзывались о них с восторгом. Даже если отбросить в сторону старческое: «Вот в наше время…», и то кое-что останется. Это действительно отличный виноград, о нем упоминается и в пособиях по ампелографии. Кстати, из него в свое время изготовили хорошее вино для собственного потребления. Но виноград нам еще нужно довести до требуемой кондиции, а для этого понадобится много времени и труда. Так что мы уже сегодня должны готовиться к такому повороту, чтобы не оказаться на мели.
– Ты его имел в виду, говоря насчет перспективы? – спросил директор.
Арсен пожал плечами.
– Время от времени не мешает на нее поглядывать…
Директор задумчиво поскреб подбородок.
– Да-а, задачку ты поставил, надо признать. У тебя же есть доводы, выкладывай до конца. Я должен знать все!
– Ладно, – улыбнулся Арсен, – есть второй довод в пользу старых сортов. По сравнению с некоторыми зарубежными странами, вы это и без меня знаете…
– Не хитри, я ничего не знаю, – перебил его директор, – не забудь, что я ветеринарный закончил, животновод я, а не виноградарь. Так что говори, а не льсти мне. Так и так я мысленно уже согласен с тобой. Итак, по сравнению с чем-то там… Отстаем, что ли?
– Да, в производстве винограда на душу населения.
– Ну, допустим.
– Так вот, рано или поздно назреет вопрос о резком увеличении его производства. И конечно, о расширении ассортимента. Верно? Значит, к такому повороту тоже нужно готовиться уже сегодня.
– Так, дальше.
– Дальше – насчет качества.
– Да, пожалуй, – произнес директор, пятерней ероша седые волосы. – Нынче мы все на вал упираем, на количество… По-твоему, эти старые сорта могут дать хорошее качество?
– Французы уже дают. Мы ничем не хуже их. Но поработать придется.
– То французы. А где ты возьмешь столько посадочного материала?
– Я видел эти сорта у нас в Тонашене. В некоторых дворах сохранились отдельные кусты. Есть в Неркин-Оратаге, в Мохратаге, в Кармираване. Осенью сам пройдусь по этим местам и буду выбирать. Не откажут, если вы попросите.
– Ладно, так и быть, обещаю.
На этом их разговор закончился. Директор дал добро на закладку новых виноградников, выделив для них участок у Большого оврага. Прощаясь, директор, то ли в шутку, то ли всерьез (его не поймешь), сказал:
– Когда буду уходить на пенсию, на свое место рекомендую тебя. И на душе будет спокойно, и пенсия пойдет на пользу.
– Вы это серьезно? – растерялся Арсен.
– Ты умеешь создавать для себя проблемы лишь для того, чтобы их решать…
ГЛАВА ПЯТАЯ
Они стали подниматься вверх по склону. Арсен внимательно вглядывался в женцы, иногда, сердито ворча, поднимал с земли то сухой черенок, то камешек, а то просто прикасался пальцами к курчавящимся листочкам на побегах. В такие минуты он напоминал детсадовскую воспитательницу, заботливо поправлявшую бантики на головах своих питомцев.
Елена и не заметила, как они поднялись на вершину холма.
– Устала? – спросил Арсен.
– Немножко.
– Это с непривычки, ты еще не научилась ходить по нашему бездорожью. – Он снял с себя пиджак и расстелил на траве. – Посиди немножко. Вон какая вокруг красота.
Отсюда, с высоты, действительно открывалась великолепная панорама, раскинувшаяся на добрых полсотни верст. Глубокая долина, изрезанная прихотливыми изгибами реки Тартар. Внизу по обеим ее берегам стелились огороды приречных сел, а за ними – горные цепи, сменявшие одна другую, теряясь в сизой дымке. На склонах гор четко были видны пашни и поля убранных хлебов, кукурузы, картофеля, огороды… И леса, леса, неохватные, взбегающие по склонам до отмеренной им природой точки высоты, где они внезапно кончаются, а дальше начинаются тучные альпийские луга у подножия Мрава-сар, на которых пасутся невидимые отсюда многочисленные стада крупного и мелкого скота.
– Даже в глазах зарябило, столько красок… – немного удивленно проговорила Елена. – Теперь я понимаю, почему ты не мог оставаться у нас…
– У меня еще и работа, Лена, что бы я делал у вас? – широко улыбнувшись, добавил Арсен. – У вас же не растет виноград.
– Ты тоже присядь. Ты, наверное, очень любишь свою работу?
– Совершенно не представляю себе, – сказал Арсен, садясь рядом с ней, – не представляю, что бы я делал, если б у меня ее отняли… Наверное, жизнь показалась бы мне никчемной… Звучит, правда, громко, но… в общем, ты права, я ее очень люблю.
– А меня? – Лена с веселой шаловливостью обвила руками его шею. – Попробуй скажи, что меня любишь меньше!
– И что ты сделаешь?
Она вдруг прижалась губами к его шее.
– Господи, я, наверное, с ума сойду или наложу на себя руки, если ты меня разлюбишь!..
– Тебя что-нибудь тревожит, Лена?
– Нет, – ответила Елена, задумчиво глядя на долину, до краев наполненную солнцем. – Только бы ты всегда был возле меня… тогда я ничего не буду бояться…
Арсен не ответил, он понял: Лена ничего не забыла, помнит каждую мелочь, хотя и делает над собой усилие, чтобы забыть. Посидев еще несколько минут, он встал.
– Поехали?
– Да! Куда?
– На полевой стан виноградарей.
– А где это?
– Вон там, возле реки.
Взявшись за руки, они стали спускаться к машине. Потом ехали медленно, Арсен время от времени останавливал машину, они выходили и вместе шли вдоль виноградных кустов, прочно державшихся на проволочных шпалерах, протянутых в три яруса. Мощные, скрутившиеся, словно толстые морские канаты, стволы были увешаны крупными кистями дозревающего черного и белого винограда, лишь слегка прикрытого разлапистыми листьями, едва начавшими желтеть здоровой естественной желтизной, хотя до осени был еще месяц. Просто они уже сделали свое дело, остальное было за солнцем.
– Красота-то какая. – Елена в восхищении бегала от одного куста к другому, нетерпеливо прикасалась к тяжелым гроздьям, ощущая под пальцами странную прохладу насквозь пронизанных лучами утреннего солнца ягод.
Арсен задумчиво смотрел на нее, явно чувствуя, что в эту минуту их роднит – его и Елену. Это был почти мистический восторг перед волшебством животворящей Природы, способной создавать подобное совершенство. Это было его, Арсена, собственное чувство, его преклонение перед божеством, именуемым природой. Но преклонение раскованное, высвобожденное Еленой от ежечасных, повседневных бытовых мелочей, как раскаленный уголь от пепла, и возрожденное в своей девственной чистоте.
– Честно говоря, я и сам не знаю ничего прекраснее.
Он, конечно, был прав. Равнодушно смотреть на виноградные кусты было невозможно. В них чувствовалась совершенно особая, своеобразная красота, которую трудно описать словами. Строгая четкость зеленых рядов напоминала четкость воинских полков, замерших перед началом торжественного парада. И в то же время они странным образом ассоциировались в сознании с хороводом озорных детей, играющих в поле, когда ветер треплет их кудри и платьица.
– Эти кусты тоже ты вырастил? – спросила Елена, когда Арсен поравнялся с ней.
– Нет, Лен, они до меня были. Я только привел тут кое-что в порядок. Ладно, поехали дальше.
Через несколько минут они остановились в тени большого орехового дерева. Рядом был крошечный бассейн, куда из трехдюймовой трубы широкой сверкающей струей вытекала вода. Арсен вышел из машины.
– Вот мы и приехали. Хочешь умыть лицо? Вода тут холодная, из артезианского колодца.
Елена склонилась и, зачерпнув воды, плеснула себе в лицо. Арсен дал ей свой платок, она вытерлась.
Шагах в десяти от орешника стояло какое-то строение из плохо отесанного закопченного камня, с просторным навесом. Елена вошла следом за Арсеном и стала оглядываться: грубо сколоченный длинный широкий стол, по обе его стороны – скамейки, в самом центре помещения – большая железная печка, на ней огромная кастрюля, исходившая паром. Арсен объяснил, что люди здесь отдыхают в часы дневного зноя или во время дождя, когда выходить на поле нет смысла.
Елена посмотрела на развешанные по стенам одежду, узелки, кошелки. Сказала почему-то шепотом:
– Как вкусно пахнет!
– Я тебя голодом уморил, хорош заботливый муж…
– А как по-армянски – голодная?
Арсен не успел ответить, под навес вошла толстушка лет тридцати пяти, с румяным, как после бани, лицом.
– Вуй, у меня гости, а я знать не знала!
– А, Евгине… Я вот решил посмотреть, чем ты собираешься людей кормить. Лена, познакомься, это наша Евгине, самая веселая девушка в мире.
Хотя девушка и не поняла, что он сказал, но догадалась: что-то шутливое, Арсен без шутки в ее адрес никак не может. Хихикнув, она вытерла фартуком пухлые руки и, неожиданно обняв Елену за плечи, смачно расцеловала ее в обе щеки.
– Какой красивий, как кукла! Молодец наш Арсен, хороший нашел, первый сорт дэвушка! – Евгине, откинув голову, весело захохотала над своим русским языком.
Елена в ответ улыбнулась ей.
Арсен, показав на кастрюлю, по-армянски спросил:
– Так, что у тебя там?
– Суп с бараниной. Может, покушаете, пока девчата в поле? При них она стесняться будет.
– А что, было бы неплохо. Уже готово? Лена, может, тут позавтракаешь? Суп с бараниной, правда, для завтрака немного тяжеловат.
– А ты? Одна не буду.
– Он тоже, ты тоже кушай! – обрадованно сказала Евгине. – Очень кусни. Салат… вон, на… – она показала туда, где лежала зелень, – …как по-русски?
– Скамейка, – подсказала Елена.
– Да, на скамейка.
Через минуту на столе появились две большие тарелки, доверху наполненные пряно пахнущим дымящимся супом, хлеб, зелень.
– Куши, пожалста! – сказала Евгине и добавила, обратившись к Арсену: – Ну, я пойду, чтоб она не стеснялась. Сюда никого не пущу, так что ешьте спокойно.
Напоследок она еще раз ободряюще улыбнулась Елене:
– Хорошо куши, кукла джан! Проверка будем делать.
– Что она сказала? – спросила Елена.
– Проверит, все ли съела.
Покончив с едой, они вышли из-под навеса. Евгине чуть в стороне что-то мыла.
– Евгине, молодец, вкусно приготовила, – сказал Арсен.
– На здоровье! – Она повернулась к Елене: – Джана4, ты тоже кушал?
– Да, конечно! Правда, очень вкусно. Спасибо. – Елена повернулась к Арсену. – Можно я тут немного посижу на камне?
– Зачем камень? – всполошилась Евгине. – Дэвушка не можно сидеть на камень. – Она принесла откуда-то табуретку. – Вот. Это хорошо. Холодно камень.
Елена вновь улыбнулась ей, мысленно поблагодарив Евгине за заботу и теплое отношение.
Арсен посмотрел на часы.
– Ладно, Лена, ты здесь поболтай с Евгине, а я пройдусь по виноградникам, повидаюсь с людьми. Или ты хочешь со мной?
– Я устала. Лучше посижу тут.
Вернувшись час спустя, Арсен застал ее на том же месте, а вокруг нее толпились женщины. Они шумно и весело смеялись над чем-то, а звонче всех Елена.
– Что это вам так весело? – произнес он, в душе радуясь и в то же время удивляясь тому, как легко Елена сближалась с незнакомыми ей людьми. Похоже, здесь она уже своя.
– А они меня учат говорить по-армянски! – радостно сообщила Елена. – Я уже знаю много слов. Сказать? Ну, вот: хац – это хлеб, джур – вода. А еще: ес сирум эм кез, значит «я люблю тебя»! Правильно? – Она с забавной старательностью выговаривала каждый звук. – Мард – это человек, но и муж. Получается, мард одновременно и муж, и человек? Как так?
Женщины дружно хохотали.
– Эдак ты скоро лучше меня будешь говорить, – сказал Арсен с улыбкой и направился к машине. – Ну ладно, Лена, поехали.
Все гурьбой двинулись к машине. Уже включив зажигание, Арсен обернулся к ним:
– После обеда пойдите к Барак-джур5 и приберите междурядья. Кто-то смел туда опавшие листья, а убирать и не подумал. Вардуи, я с тебя спрошу.
– Слушаюсь, начальник! – Одна из женщин шутливо козырнула. – Это тетка Нахшун смела туда. Она и уберет. Заставим!
– Девушки, а как по-армянски «начальник»? – спросила Елена, высунувшись из машины.
– Пет, – хором ответили женщины.
– Пет. Какое смешное слово! Я вашего «пета» забираю с собой. Пока, девушки!
– Какая она хорошенькая, – сказал кто-то из женщин. – А глаза-то какие… А волосы-то отливают золотом, будто колосья спелой пшеницы… Прямо прелесть.
– Приехай еще, кукла джан! – крикнула Евгине вслед машине.
Елена закивала головой.
Когда немного отъехали, Арсен спросил:
– Ну, как тебе мои женщины?
– Чудесные! Простые и душевные. Особенно мне понравилась Евгине. Вообще, все понравились.
– Да, – сказал Арсен, – Евгине веселая, за словом в карман не полезет. При случае умеет за себя постоять.
– По-моему, она очень добрая.
– Отзывчивая на чужую беду. Про нее, правда, по селу ходит не очень-то лестная слава, но я на эти глупые пересуды внимания не обращаю.
– Какая нелестная слава?
Арсен повернул руль вправо, выводя машину с широкой дороги, ведущей к дальним деревням, на проселочную.
– Как-никак трижды замужем была, – усмехнулся он. – Правда, двоих сама выгнала.
– У нас и по четыре бывают, и ничего.
– Это у вас. Здешние законы другие.
Виноградные плантации остались позади, теперь по обеим сторонам дороги тянулись картофельные, пшеничные и кукурузные поля. Слева пшеница была убрана, щетинилась лишь высокая стерня, справа же нетронутые колосья стояли во весь рост, покачивая на легком ветру склоненными головками.
Арсен подрулил машину к обочине дороги. Они вышли и остановились у кромки поля, широкой рекой стекавшего вниз по довольно крутому склону, отливая на солнце тусклым золотом. Арсен потрогал прохладные литые колосья, удовлетворенно кивнул.
– Хороший уродился хлеб. Правда?
Елена почему-то не отозвалась. Арсен удивленно посмотрел на нее.
– Что с тобой? Может, устала? – поинтересовался Арсен, возвращаясь к машине. Потом, выводя «газик» на середину дороги, спросил: – Чего ты молчишь?
Елена повернулась к нему:
– По-твоему… почему она их выгнала?
– Кто? Кого выгнал?
– Евгине…
– Господи, ты все о том же? Да потому что они были сукиными сынами. Один неделями не просыхал от пьянства, а другой нагло обирал, пользуясь ее доверчивостью. Как же не выгнать таких? Любая бы выгнала!
Лицо у Елены сразу просветлело.
– Это правда?
Арсен скосил на нее глаза.
– Лена, похоже, ты подумала, что я собираю сплетни… Признайся, так?
Елена покраснела, чуть не до слез.
– Ну перестань же! – Она схватилась за руль. – Вот я сейчас…
– Ну-ну… – расхохотался Арсен, отводя ее руку. – Так мы с тобой улетим в пропасть.
Елена прижалась к нему и так, блаженно закрыв глаза, ехала до самого дома.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
«Дорогие мои, любимые мамочка, папа и Дима!
Целый месяц я вас не вижу! Вот даже сейчас – пишу, вспоминая вас, а самой хочется реветь. Но это так, лирика, со временем, наверное, пройдет. Арсен говорит, что так бывает со всеми, потом проходит. Да я и сама знаю, что проходит. Но у меня пока не прошло и, наверное, еще не скоро пройдет, все здесь необычно, потому что я поняла, что попала в другой мир, совсем другой мир.
Все не так, к чему я привыкла с детства. Даже небо не такое, как у нас. Оно здесь какое-то низкое, а по вечерам так много звезд, что голова кружится, когда глядишь на них, и все так близко, что кажется: если подняться на крышу, можно достать их рукой. И воздух такой чистый и тоже особенный: он тихо звенит, а звон у него такой, как у хрустального бокала, если провести пальцем по его краешку, только тоньше и чище. Я целую неделю не могла привыкнуть к этому звону, мне все время казалось, будто кто-то рядом перетирает тряпочкой хрустальные бокалы. А теперь ничего, привыкла.
Только вот горы… К ним я еще не привыкла. Они, наверное, по-своему красивы, и даже очень. Но этот первозданный хаос, это мрачное, бессмысленное нагромождение скал меня немного пугает. Мне все время кажется, что они вот-вот обвалятся и погребут под собой все живое. Об этом я, конечно, вслух не говорю, засмеют же! Но про себя все-таки думаю.
Арсен и муж его сестры, Мушег, уже два раза возили меня далеко-далеко, в Тартарское ущелье, чтобы я могла не только полюбоваться горами, но и увидеть монастырь Дадиванк на левом берегу реки Тартар. Вообще, скажу я вам, вверх по Тартарскому ущелью до самой Армении находятся десятки и десятки монастырей, церквей, крепостей, других культурно-исторических памятников армянского народа, затерянных в горах, в труднодоступных местах. Монастырь же Дадиванк, построенный в IX веке, сейчас здорово разрушен, но все равно является величественным памятником армянской архитектуры. Теперь мужчины хотят свозить меня в Гандзасарский монастырь XII века, тоже на левом берегу, но уже у реки Хаченагет, но здесь же в Карабахе. А стоит он, говорят, на высоком холме, гордо возвышаясь над историческим армянским селением Ванк.
Арсен обещал, что в выходные дни свозит в монастырь Амарас, построенный еще раньше, аж в начале IV века. Представляете?! Так при этом монастыре, оказывается, создатель армянского алфавита Месроп Маштоц открыл первую армянскую школу. Если бы вы слышали, с каким запалом Арсен со своим зятем спорили по поводу этого алфавита. Арсен считает, что Маштоц не создавал буквы, а восстановил их, для чего долго странствовал по разным городам, странам того времени, посещал библиотеки, чтобы отыскать там армянские буквы. Ведь с принятием христианства в I веке армянская письменность была уничтожена, а Месроп Маштоц решил все восстановить. В 301 году армяне христианство приняли на государственном уровне, а на самом деле они его приняли еще при жизни Христа, во времена армянского царя Абгара. Мне очень приятно, что Арсен прекрасно знает историю своего народа. И очень жалко, что в наших школах учат в основном историю России, а историю других наших народов поверхностно. Одним словом, дорогие мои, живу я хорошо и очень интересно.
Когда в первый раз мы ехали в Тартарское ущелье, в одном месте дорога проходила по краю пропасти, под мрачной скалой, а там, в глубине ущелья, шумит бурная река Тартар. Но я кроме страха ничего не испытала, я все время боялась, что мы свалимся вниз. Здесь это место называют Орлиное Гнездо, страшнее этого места нет на свете, но потом, когда еще раз проехала, поняла, что Орлиное Гнездо было просто детским аттракционом!
Представляю, как сейчас мама сердится, читая это письмо: мы, мол, здесь от беспокойства места себе не находим, а она пишет про какое-то дурацкое Орлиное Гнездо… Миленькая ты моя, родненькая мамочка, скажу сразу, чтобы тебя успокоить: мне очень-очень хорошо, ты даже не представляешь, как я счастлива! Мамочка, ты – женщина и хорошо знаешь, как мало надо женщине для счастья – любить и быть любимой. Арсен боготворит меня, ну а я, что греха таить… я его тоже!.. И свекор – чудесный человек, тихий такой, спокойный и по-русски стесняется говорить, хотя и умеет. Свекровь и ее сестра очень меня любят.
Арсен был прав, когда говорил, что Нагорный Карабах – это чудесный рай. Так и есть… И еще я здесь встретила чудесных людей. Знаете, по-моему, в этом селе женщины очень любят целовать в лоб. С кем бы Арсен ни знакомил, меня непременно целуют в лоб. Это очень смешно. В первый день меня перецеловало полсела, а в день свадьбы – те, кто не успел этого сделать, то есть другая половина села, всего полсотни женщин.
Свадьба была в субботу, на меня надели подвенечное платье с фатой, была уйма народу, даже из ружья стреляли в воздух. Было очень интересно! А вот ни одного подарка не принесли. Оказывается, здесь такой обычай – вместо подарка несут деньги. Раньше, говорят, такого не было, а сейчас есть – дают деньги. Потом мне объяснили, что это делается по необходимости, ибо за подарком надо ехать в областной центр, Степанакерт, а там выбор не очень-то, нужно в Баку или в Ереван… Да и времени на такую поездку нет, все взрослое население работает в поле, им, конечно, не до подарков.