Великий гунн

Глава I. Завещание

Незаметно подкралась старость. Уже Дух Вечного Синего Неба – хан Тенгри15 ждет кагана Ругилу. А ведь кажется, только вчера принял власть от могущественного Баламира, победителя готов. И вот уж сам должен передать её в руки вождя, способного управлять множеством племен и народов. Только кому? Народ любит сильных, не прощает слабости тем, кто им управляет. Страшно подумать, что станет с гуннами, если во главе поставить недостойного! Сегодня под их властью больше земель, чем у ромеев16 и мало кто может позволить себе не считаться с их интересами. Каган обязан быть не только сильным, но мудрым. Глупостью вождя, так же как слабостью неминуемо воспользуются враги. В первую очередь льстивые, коварные ромеи начнут сеять сомнения в головах германских вождей, которых боятся, но стремятся использовать храбрых воинов в своих интересах. Алеманы, бургунды, гепиды, руги скирры, герулы стали союзниками повелителей степей. Рождаются дети от смешанных браков. Значительная часть готов признали их власть. Надежны анты, венеды, склавены17. Давняя вражда с готами невольно их делает союзниками гуннов, но и они нуждаются в сильном вожде! Что будет дальше?.. Как примут народы нового кагана? Сможет ли тот сохранить Союз, предотвратить междоусобицы? А ещё надо уберечь самих гуннов от излишеств, корыстолюбия и соблазнов, что появляются в результате побед над врагами. Слабеет дух воинов. Ромейская роскошь, как зараза, будто специально изобретена коварными врагами, чтобы ослабить гуннов: они простодушны и не привыкли к жизни, какой живут ромеи, легко поддаются соблазнам. А стремление германских вождей к независимости! Этим тягостно чьё бы то ни было покровительство и терпят его лишь в меру необходимости. Примером тому молодой конунг18 гепидов Ардарих. Он доблестный воин и умелый полководец. Ему хочется славы, но действия непредсказуемы. …И среди гуннов немало тех, кто может начать плести заговоры, воспользовавшись смертью кагана. Ни на кого нельзя положиться! К сожалению, наибольшие опасения вызывают его собственные сыновья. Хотя и родились от разных жен, – выросли одинаково безвольными, слабыми. Нельзя было давать изнеженным ромейкам влиять на детские души! Получилось так, что старшие сыновья не могут управлять гуннами, а возраст младших не позволяет доверить тем власть…

С такими невесёлыми размышлениями ослабленный годами и старыми ранами лежал каган на кровати.

Несколько лет назад его войска перешли Истр19, и заняли римскую провинцию Паннонию. Плодородные степи, небольшие, но красивые леса понравились кагану, здесь основал он новую ставку. Деревья использовали в качестве строительного материала, и над рекой вырос город с жилыми домами и хозяйственными постройками.

Дворец кагана сложенный из бревён возвышался над частоколом высокой ограды. Здание состояло из нескольких соединённых между собой сооружений, каждое из которых имело свою островерхую крышу, так как невозможно поместить всё под одной. Тем не менее, дворец представлял единый ансамбль и производил приятное впечатление. Удивительными казались резные узоры из гладко оструганных досок. Они словно кружева, напоминали листья, цветы и во множестве украшали окна и двери строения, подчёркивая красоту природы, которую мастера воплотили в дереве! Резные же деревянные столбы в виде колонн, поддерживали крышу над лестницей центрального входа20.

И так могли выглядеть дома столицы гуннов в описании Приска

Панийского, посетившего ставку Аттилы в 449 году. Старый Иркутск.

Фото автора

Ругила приказал вызвать главу старейшин Онегеза, ата-кама21 Муйнака и своего секретаря Ореста.

Орест явился незамедлительно. С юных лет он при дворе кагана, – был писарем, переводчиком. Знакомый со многими языками Орест свободно общался с антами, готами, иудеями, поражая знаниями и умением понимать каждого; стал первым советником и незаменимым помощником кагана во всех его делах. Это по его предложению в столицу созвали родовых вождей, старейшин гуннского народа и союзников раньше даты ежегодного сбора для жертвоприношения Великому Тенгри и Дажьбогу22, который проводили в начале лета23. Сделали это для того, чтобы каган успел объявить преемника.

Наследниками верховной власти практически всегда являлись ближайшие родственники кагана, и передавалась она по завещанию, но должность эта считалась выборной, и приемник утверждался решением старейшин. Чем больше их присутствует на Совете, тем легче избежать недоразумений.

Оресту не исполнилось и тридцати. Выразительные глаза, прямой нос, выступающий подбородок свидетельствовали о твердости характера, а медленная речь, скрывающая заикание, скорее подчеркивала достоинства и не казалась недостатком. Его лицо и неторопливые манеры вызывали уважение; аристократическое происхождение и врожденные способности, наряду с хорошими знаниями могли сделать его одним из первых патрициев Римской империи. Но случилось так, что по требованию повелителя гуннов, он в числе двадцати способных римских юношей был отправлен в Паннонию для исполнения чиновничьих обязанностей – разрастающаяся держава гуннов требовала большого числа писарей, счетоводов, переводчиков и других служащих, которых уже не хватало. Здесь Ореста скоро заметили: прошло совсем немного времени и его мнение уже присутствовало во многих решениях кагана Ругилы. Даже племенные вожди и старейшины вынуждены были считаться с римлянином.

Следом за секретарём явился Муйнак. В последнее время он проводил публичные молебны за кагана, так как тот уже не в силах был делать это. Одетый в черный балахон из китайского шёлка ата-кам опирался на высокий деревянный посох, увенчанный фигурой двух переплетённых змей из чистого золота – символ знаний и мудрости владельца. Вместе с ним вошел седовласый Онегез, – первый из старейшин, его мнение наиболее весомо у гуннов.

Все трое в ожидании смотрели на лежавшего с закрытыми глазами кагана, не вполне понимая, спит он или задумался, прикрыв веки.

Не открывая глаз, Ругила произнес:

– Моя жизнь в срединном мире24 подошла к концу. …Я должен уходить. Ты, Орест, можешь записывать, – открыл он глаза.

– Да, великий хан, – склонился советник к специальному приспособлению из дерева, подготавливая свиток из тонкой телячьей кожи с писчими принадлежностями.

– Тебя, Муйнак и тебя Онегез пригласил, чтобы вы засвидетельствовали перед Небом и старейшинами сказанное мною.

– Да, великий хан! – в один голос ответили двое.

Ругила медленно начал диктовать: «Я, каган Ругила, по воле Вечного Синего Неба оставляю после себя в управление племенами от Великих Гор25 до земли франков26 сыновей моего брата Мундзука. Бледа станет управлять делами подвластных нам народов. Аттила, как доблестный воин командует войсками…».

Ругила замолчал, будто ожидая реакции старейшины и ата-кама.

Решение кагана вызывало немало вопросов. Лишение собственных сыновей управления державой по-разному могли воспринять люди. Хотя всем известны пороки сыновей Ругилы и понятны причины отказа им во власти, у них все же имелись сторонники среди гуннской знати.

Об этом подумали Онегез и Муйнак. Первым нарушил молчание старейшина.

– Мне понятно твое решение, великий хан! По-другому быть не могло. Управлять должен тот, которого уважают. Если ромеи почитают свои законы и большинство их, пусть вынужденно, но руководствуются ими, гунны подчиняются силе и авторитету кагана. К сожалению, твои сыновья лишены и того и другого, чем неминуемо воспользовались бы враги…

– Мои сыновья не только слабы, – прервал Ругила, – они не почитают предков и насмехаются над прошлым своего народа! Судьба таких непрестанное блуждание по земле, а дети их забудут, кто они есть…

Каган обратил взор на молчавшего Муйнака, в лице того явно читались сомнения.

– Ты, Муйнак, не согласен? У тебя есть другое мнение? Если так, поведай о нём.

– Твои сыновья, великий хан, действительно не способны возглавить народ. Но не лучше ли на Совете старейшин обсудить вопрос передачи власти! – отважился на возражения ата-кам. – Найдутся не согласные с таким решением…

– Вот поэтому я не желаю выносить на обсуждение вопрос о наследнике. Вы объявите завещание в день моей смерти и никаких возражений не принимать! А сыновья Мундзука должны быть готовы… Приведите ко мне Бледу и Аттилу, да так, чтобы никто не узнал об этом.

Ругила устало прикрыл веки.

– …Тем более, на Совете могут поднять вопрос о передачи власти кому-то из моих родных братьев, что владеют задними землями27, – собравшись силами, добавил каган, – но они давно оторвались от гуннского народа, и не живут его делами.

Бледа и Аттила в серых длинных кафтанах до пят с прикрывающими голову башлыками, в каких ходят камы, вошли в покои Ругилы.

Братья совершенно не похожи между собой. Первый – светловолосый высокий молодой человек своей внешностью производил благоприятное впечатление. Другой – среднего роста с темными волосами и рыжеватой бородкой проигрывал брату. Но его карие, глубоко посаженные глаза источали внутреннюю силу и решимость, чего не было у Бледы. Чувствовалось в нем нечто такое, что невольно вызывало уважение. Это не в первый раз отметил про себя Ругила, предполагая – именно Аттиле со временем предстоит взять на себя полноту власти. Долго два человека не смогут управлять одной державой! Пока же более уравновешенный Бледа нужен горячему и отчаянному в боях младшему брату.

– Вы знаете, для чего приглашены?

– Да, великий хан! – ответили братья предупреждённые Орестом о целях визита к умирающему повелителю.

– Хорошо, – удовлетворенно заметил слабеющий каган, вновь замолчав, – так тяжело было ему говорить. – Вам предстоит продолжить дело, завещанное мне великим Баламиром и повелевать от имени Неба на этой земле. Мои сыновья того не заслуживают да и вряд ли сумели бы. Вы, сыновья Мундзука, имеете те же права на управление народом, как они… Вам передаю власть!

Каган замолчал, прикрыв веки. Молчали и остальные присутствующие, терпеливо ожидая продолжения…

Ругила открыл глаза.

– Помните! Гунны непобедимы в боях. Вечное Синее Небо дает нам силу! И заботой о благе нашего народа, но не богатстве должны руководствоваться вы в помыслах и поступках! Тем же должны жить ваши воины. Богатство растлевает душу… Стремление к роскоши и удовольствиям губит не только вождей, но и народ!

Каган вновь замолчал на время, за тем неожиданно произнёс:

– Я всё сказал. Можете идти.

– Мы поняли, великий хан! – за двоих ответил Бледа.

Братья, прижав руки к груди, склонились в глубоком поклоне, и, натянув башлыки на головы, вышли из покоев совершенно ослабевшего кагана.

Через три дня Ругила ушел в другой мир. Все кто непосредственно участвовал в захоронении, отправились вслед за ним. Поэтому, никому и никогда не будет известно место погребения кагана Ругилы и ничто не потревожит его душу.

Перед началом стравы28 на площади у килиса29 собрались старейшины и вожди племён, каждый из которых стоял в окружении своих воинов. Килиса располагался на высоком холме, и представляла собой небольшое восьмиугольное строение из бревен на каменном фундаменте с восьмискатной крышей и девятью башенками с небольшими куполами, символизирующими девять ярусов Небесного мира. Ждали, когда Муйнак выйдет из единственной двери храма, чтобы объявить решение Ругилы. Несмотря на большое скопление народа при его появлении наступила тишина.

Жрец воздел руки к небу и распростёрся на земле, обращаясь к Небу и к Земле.

– Вечное Синее Небо одобрило решение великого хана! – торжественно произнес жрец. – Будет так, как сказано в завещании!

Он дал знак и Орест, приняв от него свиток, медленно прочитал завещание, повторив на нескольких языках.

Аттила и Бледа могли предполагать самое нежелательное развитие событий, а потому стояли, приготовившись ко всему в полном вооружении и в окружении надежных людей. К их удивлению, завещание было воспринято молчаливым одобрением. Вероятно, не только вожди гуннских племен, но и другие не видели во главе могущественной державы порочных сыновей Ругилы. Большинство понимали: с гуннами сегодня спокойнее, а потому лучше иметь сильных правителей. Те же, кто тяготился их всевластием, вынуждены промолчать и смириться.

Сыновья Ругилы не решились что-либо предпринять, а их мнение уже не имело значения!

Глава II. Августа Пульхерия

На рубеже IV – V веков новой эры Великая Римская империя окончательно разделилась на Запад и Восток. Ещё в 330 году император Константин I, впоследствии прозванный «великим», перенёс столицу империи из языческого республиканского Рима в город Византий, что на западном берегу Босфорского пролива, перестроил и увеличил площадь небольшого города в несколько раз. Он понял, погрязшим в разврате патрициям с извращёнными понятиями о нравственности и приличиях, царивших в Риме и народу, жаждущего «хлеба и зрелищ» верования в многочисленные божества равно циничному неверию. Император обратил внимание на христианские общины, где проповедовались сдержанность и целомудрие, а её паства, следуя определённым правилам, была весьма дисциплинированна. Он увидел спасение в единобожии всё более утверждавшемся в провинциях, где проживали христиане, в способности новой веры объединить разноязычные племена и народы некогда Великого Рима!

Из многих провинций Римской империи собирали строителей и свозили лучшие памятники в Византий! За несколько лет город совершенно преобразился, получив имя основателя новой столицы – Константинополь. Именно здесь христианские заповеди, несмотря на жаркие споры и различия в их толковании, всё более овладевала умами людей. Великой заслугой Константина стало включение Церкви в структуру государства! Новая вера утвердились в Константинополе значительно раньше, чем в западной части Великой Римской империи, хотя сам император чуть не до конца жизни оставался язычником, приняв крещение лишь перед смертью. Это было время, когда в христианстве преобладали последователи александрийского священника Ария, считавшего Иисуса Христа человеком, на которого снизошел Святой Дух, но сам он создан, сотворен, как другие люди. Против, выступали монофизиты. Для них Иисус Христос был только Богом! Наконец, в 381 году на II Вселенском Соборе в Константинополе утвердилось решение Никейского Вселенского Собора 325 года30, арианство объявлялось ересью, Иисус Христос, вопреки учению Ария вновь признавался Сыном Божиим, несотворенным, единосущным Отцу и подчеркивалось равенство всех лиц Пресвятой Троицы – Отца, Сына и Духа Святого. При императоре Феодосии I31 Церковь одерживает полную победу, и язычники перестают играть сколько-нибудь значимую роль в государстве!

В это время нарастала угроза из скифских земель32, где власть захватили пришедшие с востока гунны. В начале отношения с пришельцами складывались относительно благоприятно и более походили на союз, за который хотя и приходилось платить дань, но она не была обременительной. В ответ же гуннские отряды оказывали помощь в защите от нападений внешних врагов и в подавлении внутренних беспорядков.

Солнечное утро разбудило в Пульхерии желание чего-нибудь нового, необычного. Яркий свет наполнил энергией и вытолкнул из мягкой постели. Еще не зная, что будет делать, она распорядилась готовиться для прогулки и пригласила неизменно сопровождавшую её в путешествиях по городу Ариадну. Строгая и властная Ариадна в прошлом была её кормилицей. Став няней заменила рано умершую мать принцессы, распоряжалась хозяйством своей госпожи, трепетно относясь к тому, что та ела, как спала и во что была одета. Нередко возмущалась излишними, по её мнению, занятиям науками, к которым с детства тянулась Пульхерия. Учителей у неё было немало! Для образования младшего брата, провозглашённого императором Феодосием II после смерти их отца Аркадия, приглашались лучшие учителя Восточной империи, вместе с ним училась и старшая сестра. В результате Пульхерия обладала неплохими знаниями: свободно говорила на латыни, знала математику и о небесных светилах, хорошо рисовала. Но особенно в богословских науках преуспела принцесса, получившая титул августы.

После необходимых приготовлений в закрытом шелками паланкине33, который легко несли крепкого телосложения рабы, в сопровождении рослых стражников она отправилась на прогулку. Горожане, хорошо знавшие паланкин августы почтительно расступались, уступая дорогу процессии. Жизнь огромного города в полном разгаре. В многочисленных ремесленных мастерских деловито стучали молотками, плавно крутились гончарные круги, а рядом торговцы не торопясь выставляли товары. Завидев процессию, они всеми силам стремились привлечь внимание августы и её строгой спутницы. Особенно старались торговцы тканями и ювелирными украшениями, надеясь, что за этим Пульхерия выехала из дворца. Но она проследовала мимо торговых лавок, направляясь к Золотым Воротам34, строительство которых было недавно завершено, и августа решила осмотреть их сама. Достигнув цели, Пульхерия приказала остановиться и, чуть приподняв белую тунику, подпоясанную пурпурным поясом, вышла, чтобы лучше рассмотреть сооружение. Не скрывая восхищения геометрическими пропорциями возведенных конструкций, впечатляющих своими размерами и великолепием, медленно обошла вокруг одной из колонн.

Ворота представляли классическое античное сооружение и состояли из трех пролетов, перекрытых сводами. Главный и задний фасады имели по две колонны из пестрого мрамора с зеленоватыми прожилками. Они поддерживали второй ярус арки – ее триумфальный венец в виде фриза, охватывавшего сооружение по периметру. На вершине находились четыре львиные скульптуры, а также группа, изображающая богиню победы Нику, венчающую лавровым венком императора Феодосия I.

Красота скульптурных изображений привела Пульхерию в то особое расположение духа, когда на человека незаурядного с небес опускаются творческое вдохновение и романтические желания. Полная Ариадна едва поспевала за госпожой, с волнением наблюдая, как та бесстрашно ступает по ступенькам. Для неё, потерявшей своего единственного ребенка из-за болезни в младенчестве, Пульхерия стала самым близким существом спокойствие и жизнь которой много важнее её собственного существования. Да и может ли дитя, вскормленное грудью нормальной женщины, не стать для неё родным человеком! Она не понимала восторга августы от каменного сооружения, которое казалось ей обычными и ничем особенно не примечательным, если не считать обилия позолоты и резных украшений. Важна радость близкого человека, независимо от предмета его вызывавшего. Поэтому Пульхерия восхищалась архитектурой Золотых Ворот, Ариадна восхищалась Пульхерией. Так бывает у любящих родителей, сколько бы лет не исполнилось их детям.

Удовлетворив любопытство, Пульхерия решила отправиться к морю. Пройдя по улице вдоль крепостной стены с башнями, через небольшие ворота они вышли на берег. Здесь августа приказала стражникам и рабам остаться, а сама в сопровождении Ариадны отправилась к месту, куда доставали накатывающиеся волны спокойного сегодня моря. С детства влекли её скрывающиеся у горизонта синие дали, вызывая желание увидеть то, что лежит за ним. Расспрашивая учителей о далёких странах, египетских чудесах, о Скифии, где большую часть года падают с неба «белые перья»35, о которых читала в произведениях Геродота, она мечтала о морских путешествиях.

После смерти отца её младший брат был слишком юн, чтобы управлять государственными делами. Она же, будучи лишь на три года старше оказалась много взрослее, что наблюдается у юных девушек в сравнении со сверстниками мужского пола. Видя беспомощность брата, не могла девушка равнодушно относиться к делам государства. Первоначально ей приходилось мириться с всесильным регентом Анфимием, но со временем Пульхерия, как августейшая особа фактически стала опекуном малолетнего правителя. Постепенно все привыкли к тому, что никакие важные государственные решения не обходились без её участия. Только на личную жизнь не оставалось времени. Тогда как в женитьбе брата ей пришлось принять самое непосредственное участие…