- -
- 100%
- +
Старая аптека на углу Карла Маркса и Коммунистической – одна из тех точек городского пространства, которые переживают эпохи, не меняя сути, но меняя всё остальное. Вывеска советская, с той характерной зеленью, что выцвела по-особенному – не как современные баннеры, которые просто рвутся и отваливаются, а медленно, благородно, превращаясь в палитру от изумрудного до болотного. Я проходил мимо этой аптеки тысячу раз, и каждый раз она была другой, оставаясь той же самой. Нет, просто я менялся, а аптека служила зеркалом.
Сегодня я остановился у неё потому, что шёл медленно. А шёл медленно потому, что торопиться было некуда. Это открытие – что торопиться некуда – пришло не сразу, не вдруг, как озарение в духе дзен-буддистских притч, которыми пестрят мотивационные паблики (боже, как я ненавижу это слово, но оно въелось в язык, как пятно от зелёнки). Оно накапливалось годами, пока не кристаллизовалось в простую формулу: желания начинают исполняться, когда пропадает важность их исполнения.
Звучит как дешёвая эзотерика? Дайте рассказать несколько историй.
Мой отец мечтал о «Жигулях». Не просто мечтал – жил этой мечтой, дышал ею, кормил её каждый день. Конец семидесятых, автомобиль означал не средство передвижения, а знак принадлежности к избранным. Пропуск в мир, где можно было в субботу утром сесть и поехать – просто поехать. Свобода эта была иллюзорной – километровые очереди на бензоколонках, талоны, дефицит запчастей, – но отец этого не видел. Он видел себя за рулём вишнёвой «шестёрки» (почему именно вишнёвой – загадка семейной мифологии), видел, как везёт нас с матерью на дачу, которой у нас не было.
Он копил. Откладывал из зарплаты инженера-конструктора, подрабатывал частными заказами, которые балансировали на грани легального. Мать поддерживала его с энтузиазмом христианской мученицы – отказывала себе в новом пальто, латала мои штаны до состояния, когда уже непонятно было, где заплатка, а где исходная ткань. Всё ради автомобиля.
Через пять лет накоплений, унижений перед начальством, сложных манипуляций с очередями, отец получил свою вишнёвую «шестёрку». И случилось странное. Он поездил на ней месяц, два, три, а потом машина стала просто стоять во дворе. Выходные он проводил не за рулём, а возле неё, бесконечно что-то подкручивая, протирая, возясь с карбюратором. Это была уже не свобода, а обуза.
– Я-то думал, что буду ездить, – сказал он как-то матери, не зная, что я слышу из-за двери, – а оказалось, что машина ездит мной.
Ницше писал о вечном возвращении, но не догадывался, кажется, что самое вечное возвращение – это возвращение наших иллюзий о счастье. Отец получил автомобиль именно тогда, когда уже не мог получить от него того, ради чего всё затевалось. Важность выгорела изнутри, как свеча, догоревшая до основания. И лишь тогда пришло исполнение.
Моя мать мечтала совсем о другом. Она хотела, чтобы я стал музыкантом. Не просто играл на каком-нибудь инструменте для души, а стал играть профессионально, всерьёз, с консерваторией, концертами, признанием. Это была её несбывшаяся мечта, трансплантированная в сына с тем упорством, с каким советские садоводы пытались вырастить яблони в условиях вечной мерзлоты.
Она сама в юности играла на фортепиано. Но война, потом восстановление, потом необходимость зарабатывать – всё это сложилось в стену между её мечтой и реальностью. И вот теперь эта мечта, нереализованная, непрожитая, должна была воплотиться во мне.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.