Дуремары перестройки. Так все и было

– Хватит?

– Вполне! – Василь смачно потер руки – один вопрос снят. Второй тоже непростой – финансы.

Так уж оказалось, что и денег Снетков с собой не захватил, логично пояснив – задумка родилась спонтанно и стала следствием нашей неожиданной встречи.

– Давай так, – предложил он, – сегодня я приглашаю, а ты угощаешь, а в следующий раз ты приглашаешь, а там разберемся.

Мне вспомнились сразу два мультфильма: о Карлсоне и Винни-Пухе.

– Ладно, – согласился я, поняв, что сие мероприятие полностью пройдет за мой счет.

Остатки былой роскоши

Снетков видно прочитал мои мысли. Чтобы снять некоторую напряженность момента, он проводил взглядом проходивших мимо двух девушек и толкнул меня в бок:

– Если бы мне дали выбрать, прожить жизнь старым дураком или молодым придурком, я бы выбрал второе.

Далее все шло по привычному сценарию. Мы прошли два квартала, свернули с Коммунистической улицы в Советский переулок, где в тупике, упирающемся в железнодорожное полотно, находился водочный магазин.

– Идем от светлого будущего к светлому прошлому, – начал Снетков – пьянство пережиток прошлого, и если бы в городе был Капиталистический переулок, то водочный магазин, несомненно, находился там.

К «пережитку прошлого» стекался народ со всей округи. Это были самые несознательные элементы нашего городка, не принимающие заботы партии и правительства об их физическом и духовном здоровье.

– Часа на полтора, – определил я по очереди, уходившей далеко за угол.

– Прорвемся, – успокоил Снетков. – Наши люди – они есть везде.

Для начала мы все-таки встали в хвост и, дождавшись несознательных элементов вставших за нами, пошли искать более короткий путь.

Дверь одноэтажного кирпичного магазинчика была закрыта. Выдача продукции осуществлялась через маленькое окошечко, похожее на бойницу. Туда и просовывались талоны с деньгами, в обратном порядке выдавался вожделенный продукт. У самой бойницы бушевала толпа. Выбраться от окошечка было не проще, чем до него добраться. Никто из жаждущих не хотел быть вытолкнутым вместе со счастливчиками, и потому стояли непреодолимой стеной.

Через каждые пять минут происходило колебание в голове очереди – это атаковала «дружина» из пяти-шести крепких и разогретых мужиков. Набрав заказы от тех, кому было совсем невтерпеж, они выстраивались клином и как немецкие рыцари на Чудском озере и таранили толпу, выкидывая из очереди выступавших за порядок и честность.

Небольшую конкуренцию «боевой свинье» составлял тщедушный грузчик по кличке Шкет из соседнего ларька по приемке стеклотары. Тактика у него была совершенно противоположной. Шкет брал за небольшую мзду одиночные заказы, опускался на четвереньки и через минуту выползал у раздаточного окна. Его потрепанное пальтишко было все в следах от обуви, но он не обращал на это внимания. Пинки он переносил стойко – да разве это пинки – в толпе особо не размахнешься.

Народ возмущался такими вылазками. Особенно выступал какой-то благообразный старичок, которого уже раза четыре выкидывали из очереди. Он взывал к благоразумию, цитировал классиков марксизма вперемешку с заповедями из Ветхого завета.

– Приятный старикан, – отметил Снетков – такие старички обычно получаются из хорошеньких культурных мальчиков. Ну что, знакомых нет?

Окинув взглядом передние ряды, я отрицательно покачал головой.

– Зато у меня есть, – бодро заявил Василь и неожиданно направился к железнодорожной насыпи. Там со стороны вокзала несколько человек в оранжевых жилетах толкали тележку с промасленными шпалами.

Через пару минут к заветному окошку не спеша направился перепачканный мазутом и еще неизвестно чем верзила. Впереди метров на пять от него бил по носам запах пота и креозота.

– Граждане! – громовым басом произнес он – Вот, вы здесь культурно отдыхаете, а у нас работа без смазки стопорится. Ну-ка, посторонись, а то и запачкать могу.

Как по мановению волшебной палочки, в толпе образовался коридор, и верзила свободно отоварился. Вопросов и замечаний со стороны очереди не возникло. «Боевая свинья», наблюдавшая эту картину со стороны, с завистью проводила великана взглядом.

– Гегемон! Такому разве откажешь? – негромко констатировал появившийся Снетков – Пошли! – это уже звучало как приказ.

Через пару минут он меня знакомил с верзилой.

– Ванятка – мой бывший кореш. Мы и теперь дружбу водим, вот только он пить бросил, говорит больно опасно.

Однажды на спор перед ноябрьскими праздниками на центральной площади взял да и перевернул трибуну. А потом еще двух появившихся милиционеров с места на место переставил. Так ему чуть участие в государственном перевороте не припаяли.

Ванятка стоял и добродушно улыбался двумя щербинами, одной сверху, другой снизу.

– Ну ладно, спасибо друже, – поблагодарил Снетков, забирая чуть испачканные поллитровки.

– Ох, Ванятка, страна итак план по стали не выполняет, а тебе еще коронки надо вставлять. Где ж мы ее теперь наберемся?

Верзила хмыкнул и направился догонять своих. Снетков посмотрел ему вслед и глубокомысленно изрек:

– Бог сам порой не знает, на что он способен.

Теперь мы пошли вдоль железки в обратном направлении. Я был ведомым и потому шел на полшага сзади.

– Блестяще! – сказал я, мысленно возвращаясь к предыдущему эпизоду.

Снетков был доволен произведенным впечатлением:

– Голь на выдумки хитра, а особенно с утра!

– Сам придумал?

Снетков слегка замялся:

– Может сам, может народ. Вот так возьмешь и чуть подправишь услышанное. И чье теперь это? Твое? Народное? А чтоб никому не обидно было, надо из народа не выходить, а в нем оставаться. Вот и получится: если ты народ, а слова народные – значит, они твои.

Свернули направо, и на нашем пути возник магазин, прилепленный к кирпичной пятиэтажке. Вывески на нем не было. Да и зачем, через огромные витрины и без нее хорошо видно, стоит туда заходить или нет. В городе его называли по-разному: стекляшка, аквариум, иногда бородавка.

Тогда это был шикарный закусон

– Надо и на зубок что-то взять, – рассудил Снетков.

У одного из отделов глухо ворчала очередь. Давали талонное сливочное масло по 400 граммов на лицо с талоном. Продавщица огрызалась от замечаний на недовес.

– Во, – обрадовался Снетков, – то, что надо! – он указал кивком в сторону рыбного отдела. Половину прилавка-холодильника занимали трехлитровые банки с зелеными помидорами, вторую – выложенные в форме пирамиды баночки с килькой.

– Слушай, – кивнул на помидоры Василь, – как ты думаешь, чего они их зелеными закатывают?

Я пожал плечами:

– Может, созревать не успевают?

– Слаб ты, Алекс, в экономике. Тут ведь безотходное производство. По таким «ягодкам» и в сапогах можно ходить – им ничего не сделается. А в нормах списания при транспортировке и обработке про цвет ничего не сказано.

Кому-то очень удобно жить в этой стране вечнозеленых помидоров!

Мы взяли две банки кильки, половинку хлеба и подошли к молочному отделу. Недружелюбные старушки, жаждущие намазать булочку маслом, на нашу просьбу отпустить штучный товар без очереди громко забубнили:

– Им бы только рожи залить!

– Не рожи, а морды!

Спор по части наших «удостоверений личности» мог разгореться не шуточный, но в отличие от бабок, продавщица отнеслась к нам лояльно. По ее виду явно было видно: бабки ее достали, а мужиков она любит.

Отоварились тремя плавлеными сырками. Сырки были явно не первой свежести, чуть затвердевшие, и назывались «Дружба». В этом я увидел знак свыше: именно такой твердой и долговечной должна быть наша дружба.

Тут в магазин вошла блондинка в спортивном костюме с буквой «Д» на груди. Ее появление не осталось незамеченным – яркая, эффектная. Даже у мужиков с ослабленным зрением на таких взгляды останавливаются, а у меня со зрением тьфу-тьфу-тьфу… Я тронул Снеткова за локоть:

– Вот какие кадры у нас за «Динамо» выступают! Прям какна картине Самохвалова.

Девушка с ядром. Худ. Самохвалов

Василь, скосив глаза, улыбнулся:

– Когда я года два назад к ней клеился, она тоже в такой куртке ходила. И знаешь, что она мне сказала? Что буква «Д» означает девушка.

– И что еще до сих пор?..

– Не думаю, – рассовывая сырки по карманам, ответил Снетков, – скорее всего, теперь это «Д» означает дама. Или еще короче – дам.

– Циник!

Снетков улыбался. При выходе из магазина мы еще раз взглянули на блондинку, унося хоть какое-то приятное впечатление от этого заведения.

Все больше появлялось ощущение праздника, и я чувствовал, что этот праздник продлится долго.

По пути Снетков успел просветить меня относительно хозяина однокомнатной квартиры, куда мы направлялись. Степа Пчелкин по его словам, был незаурядной личностью, талантливым журналистом, загнанный жлобами с партийными билетами. И семейная жизнь у Степы не сложилась. Снетков объяснил это с присущим для него шармом:

– Красивых женщин видел он немало – но больше все же Родину любил!

На скромную холостяцкую жизнь Степа подрабатывал статьями в местной газете, а по ночам сторожил.

– Очень болезненно воспринимает страдания народа – заключил свой рассказ Снетков – у него постоянно болит душа, – но не настолько, чтобы его можно было записать в душевнобольные…

На мое замечание по поводу того, что без предупреждения ходить в гости не очень удобно, Василь меня известил:

– В отличие от людей, которые живут ожиданием приглашения, я всегда прихожу в гости неожиданно!