Привет из прошлого. Или из прошлого с приветом

Вроде бы двадцать лет в масштабах истории человечества – ерунда, но для нашего народа 80-90-е годы прошлого века стали поворотными.

Страна стояла на перекрестке. Я тоже там стоял и думал о будущем:

Именно тогда мы окончательно разуверились в идеалах коммунизма. С карты мира исчезла страна с аббревиатурой СССР, и вновь появилась Россия.

Удержать людей с разным менталитетом можно только силой – психологическое рабство оказалось трудно переносимым. Правда, поначалу руководители страны этого никак не могли понять – отсюда жертвы. Слава Богу на сами выступления пришлось только чуть больше октября 1917 года. Но зато гражданской войны в масштабах всей страны не было.

А что касается коммунистических идеалов свободы и равноправия, то это было навязанное зарубежное учение о построении Рая на земле. Рассчитано оно было на недалеких и не шибко образованных людей. И никаких царей и тиранов!

Свержение монархий шло по Европе по присказке:

Английские фунты – французские штыки – русские дураки.

Но, побыв в идеалистах материализма, Россия зашла в тупик. Ей и пришлось хоронить призрак коммунизма, который бродил по Европе и забрел в наши края. Гостил он у нас чуть меньше века, не успев отметить столетний юбилей Союза борьбы за освобождение рабочего класса (в последующих вариантах РКПб, ВКПб и КПСС). Но похороны его оказались довольно дорогими.

Четыре полных поколения прошли по замкнутому кругу, отдав свои силы, талант и жизни на пути к этой светлой мечте. Годы войн, репрессии, унижения и голода. А за два последних десятилетия ХХ века наша страна прошла путь от «застывшей», но одной из ведущих стран мира к быстро развивающейся стране нижайшего пошиба.

Масса людей находилась в прострации. Я тоже не был исключением, с той лишь разницей, что фиксировал на бумаге свои внутренние переживания, метания и мало кого интересующие личные трагедии:

Два шага назад

Чтобы легче войти в освещаемые события, нам придется заглянуть и в шестидесятые-семидесятые, когда формировалось мировоззрение повествователя. Когда страна выходила из послевоенной разрухи, когда в народе укреплялась вера в правильности избранного пути.

Культ «отца всех народов» был развенчан, хрущевская оттепель проскочила мимо но след оставила.

Начали строить хрущевки и сеять кукурузу. Постепенно расселялись коммуналки и люди с общих 15—20 метровых кухонь стали иметь личные 6-метровые в которых порой столовалась в две смены. Так жители разделялись и постепенно становились индивидуальными ячейками.

Промелькнул и исчез анекдот:

К концу 60-х мясо и колбаса из праздничного ассортимента перешла в ежедневный. Но это только в больших городах, куда шныряли за деликатесами и одеждой жители близлежащей округи. Электрички и поезда тогда пахли вкусно.

Последующая стадия осознания действительности проходила под монотонные речи генерального секретаря, которого наш народ, подначивая, благодарил за все:

После весны наступило вновь лето,

солнышко светит по-прежнему.

Партии нашей спасибо за это,

и лично товарищу Брежневу!

Однако постепенно жизнь становилась монотоннее и серее. Светлое будущее по-прежнему отодвигалось на неопределенное время.

Уже в конце 70-х советские прилавки стали блекнуть, и в нашей жизни появилось новое понятие – дефицит.

Мы тогда и знать не знали, что находились в застое, – об этом нас просветили позже.

Социалистическое плановое хозяйство исчерпало себя, плодя никому не нужные, некачественные товары. Но в пересчете на душу населения все выглядело вполне пристойно:

– обувь по три пары на человека,

– каждому мужику – костюм,

– каждой женщине – два платья,

чулочно-носочные изделия по 8 пар на статистическую единицу.

Премии производителям давали за изготовление, а не за реализацию, и о каком качестве или его внешней привлекательности товара могла идти речь?

Доходило до маразма, чтобы исключить затоваривание складских помещений, эту продукцию просто уничтожали.

Но и тогда, в стране делались микроскопические шаги в сторону рынка. В период хронического дефицита, принцип – «ты мне – я тебе» и стал зачатком рыночных отношений: вы нам палку колбасы – мы вам билеты в театр. Но это по мелочи. А аппетиты росли и из первых советских детективов мы уже знали, что и в СССР

есть те кто «Где-то там порой, честно жить не хочет» и делает левые бабки.

Но мы-то были честными, а заодно и бедными и одно другому нисколько не противоречило.

К началу восьмидесятых годов народ уже стал понимать, что его дурят. Отчеты об ошеломляющих успехах социалистического производства никак не совпадали с действительностью. Энтузиазм в народе угасал и призывы:

«Кто в труде впереди, у того орден на груди!» – уже не грели.

Советские люди переходили на другой принцип:

«Если вы считаете, что вы нам платите, то считайте, что мы работаем». Дефицит в магазинах частично восполнялся довеском с производства. Несли все, что подворачивалось – мыло, лампочки, гвозди. Так что внизу особого застоя не было. А вот наверху…

Наверху к нашему руководству неожиданно подкралась подлая старость, с которой кремлевские таблетки, по большому счету не справились. За один 1982 год нас оставили два столпа предыдущей эпохи – подпольный вождь коммунистической идеологии Суслов и фасадное лицо системы – Леонид Ильич Брежнев.

Двоих следующих генсеков мы проскочили быстро. Из всего, что запомнилось при Андропове – облавы в рабочее время в магазинных очередях. Народ тут же распустил слух:

ЦК КПСС уже переименовывают в ЧК КПСС.

Еще запомнилось очень удивившее незначительное снижение цены на водку (с пяти рублей 30 копеек до четырех 70-ти).

Народу это понравилось, и подешевевший продукт назвали мило и душевно – «Андроповка».

Следующий генеральный секретарь Черненко вообще в народной памяти не смог зафиксироваться.

Сдвиг по «фазе»

И тут вдруг появляется ОН, молодой, говорливый, не скрывающий, что любит не только народ, но и свою жену – Михаил Сергеевич Горбачев. Главное, что у него было в наличии, это огромное желание помочь затюканному народу, при недопонимании как это сделать. Продолжая верить в коммунистические идеалы, он пошел в народ с новым лозунгом:

«Демократия и гласность»

и обещаниями все перестроить, ускорить, установить «консенсус» и создать «альтернативу» – термины, которые вызвал в народе массу противоречивых толкований:

Все было бы, может и ничего, и этот консенсунс, мы и отыскали бы, но тут, откуда ни возьмись, навалились напасти. Сроду такого не было, обычно, страну, строящую общество будущего, все катаклизмы обходили стороной. А тут:

1. Чернобыль в 1985 году (взрыв реактора: погибло 30 человек, отселено 130 тыс. человек, заражено 660 тыс. человек),

2. Спитак в 1988 году (землетрясение: 25 тыс. погибших 19 тыс. ставших инвалидами и 530 тыс. лишившихся крова).

3.Резкое падение цен на нефть и дефицит бюджета вызвало рост внешних долгов и первого скачка инфляции в 30%.

Народ был в страшном потрясении. Раньше все это ловко скрывали, даже серьезные аварии, происходящие в соседнем городе или районе, оставались для остального народа в тайне. Теперь, с гласностью все средства массовой информации наперебой открывали нам глаза на нашу действительность, и у людей в головах голосом Хазанова зазвучало:

«Вот оно как… оказывается, не только у них так бывает…»

Что касается техногенных катастроф, то тут сработал механизм замедленного действия, из предыдущих десятилетий. Народ совершенно извращенно воспринял лозунги: «Пятилетку в четыре года» и по своему спешил, – то положенный гвоздь не забил, то винт не докрутил, то болт с укороченной нарезкой ставил.

И Экономика должна быть экономной», когда ради экономии то цемент в бетон не докладывали, то десяток шпал на каждый километр пути.

В связи с потеплением международной обстановки, образ внешнего врага – основа сплочения и единства народа начал расплываться.

Вот тогда было решено найти внутреннего врага. Отыскали быстро – алкоголь. И это как раз в тот момент, когда наши люди бросились от Чернобольской радиации спиртосодержащими растворами спасаться.

Родился знаменитый документ:

«О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения» (Ведомости Верховного Совета РСФСР, 1985, №21, ст. 738).

Народ не сразу понял. Партия возглавила это начинание и бодро ринулась его исполнять. В СМИ появились ужасающие цифры прогулов, простоев и несчастных случаев на производстве. Вырубались виноградники. Рекламировались соки и минералку.

Устраивались безалкогольные свадьбы, организовывались посиделки у самоваров.

Народ свое отношение выразил четко и лаконично:

«Н2О – девиз не наш! Наш – С2Н5ОН!!!».

Я тоже выразил свое мнение, но в более мягкой форме заменив первоначальное сало на водку:

Фактически возникла та самая горбачевская альтернатива: КПСС или ВОДКА. Последняя, опираясь на многовековые славянские традиции взяла верх, и образ врага народа неожиданно перешел на «ум, честь и совесть эпохи».

Водку пить – страну загубить

Многие россияне до сих пор считают, что именно с этого разногласия все и пошло. Я и сам был того же мнения:

На последнем издыхании, мы все же вползли в девяностые в статусе коммунистической державы.

Однако, СМИ вышедшие из под контроля государственных служб, сделали свое дело, и коммунистический миф затрещал по швам. Телевидение наполнилось политическими шоу, главными из которых стали телемосты с Америкой и трансляции съездов депутатов.

На съездах молодые, и не совсем молодые политики новой волны во всеуслышание начали поливать грязью политиков предыдущей когорты, а те им отвечали той же монетой. Поначалу это было очень занятно. Тогда мы уже постепенно начали понимать, что «Демократия по-нашему – это когда один может спокойно резать правду-матку в глаза другому, а тот в свою очередь может так же спокойно ее проморгать».

Со временем к слегка потускневшим политическим шоу на экраны выплеснули новое цветное зрелище – латиноамериканские сериалы: «Рабыня Изаура», «Дикая Роза», «Мануэлла». Но самым крутым подколом был сериал «Богатые тоже плачут». Для всей страны было шоком, что, имея прекрасную еду, одеваясь в шикарные одежды и при сплошном безделье, они могут быть так несчастны.

Девяносто процентов населения страны смотрела красивую жизнь, пропитанную слезами, всхлипывая и сморкаясь.

Несмотря на большое количество зрелищ, дефицит хлеба насущного все же ощущался. И не только хлеба, но и остальных нужных предметов, как, например, мебель, телевизоры, холодильники. Дальше больше, стали пропадать моющие средства, электрические лампочки и туалетная бумага. К учебному году строго по спискам выдавались тетради, фломастеры и карандаши. Куда все девалось, было одному Богу известно. Напряжение возрастало.

Конечно, власти сами виноваты, выдернув людей из «уютных» кухонных шестиметровок в километровые очереди. Если очереди на получение квартир уже давно были привычным явлением, то в 60-х стали появлятся очереди на автомобили и гаражи, в 70-х на холодильники и мебельные гарнитуры.

Ждать приходилось по несколько лет. Люди записывались и периодически отмечались. Тут уже очереди стали превращаться в стихийные собрания и даже митинги.

Чтобы избавится от ненужного ажиотажа ввели талоны и журналы учета. Конечно, и без талона этот товар можно было купить на рынках или у спекулянтов от торговли. Но советскому человеку этот способ претил – государство ему было должно – у нас же социализм!

С разрастанием Сдефицита 1987—1990 годах были повсеместно внедрены талоны на многие продукты питания ряд других товаров: на табачные изделия, водку, колбасу, мыло, чай, крупы, соль, сахар.

Спрос должен был снизиться, ведь без талона соответствующие товары в торговой сети фактически не продавали. На практике иногда не удавалось использовать талоны, если соответствующих товаров в магазинах не было.

Талоны выдавались сразу на весь месяц или на квартал. Нормы потребления в разных регионах немного отличались. Например, в Якутске они были такими:

мясо или мясные продукты (птица, сосиски, колбасы) – 2 кг;

алкоголь – 2 бутылки (водка, коньяк, ликер, вино крепленое);

масло сливочное – 200 г;

сахар (конфеты) – 1 кг.

Тут уже начался настоящий ажиотаж и очереди становились стихийными собраниями.

Спецпаек конца 80-х

Разговоры на них обычно сводились к нормам выдачи продукта и переходили на нарушение прав, в смысле неравномерного распределения товаров и услуг.

Говорили о спец-распределителях для правящей верхушки и их прихлебателей. Выглядело это примерно так:

Здесь же в очередях можно было взбодриться и потренироваться в «метании» лозунгов. Вообще из толпы много чего можно выкрикнуть, а потом попробуй, найди.

Очереди оставили в народе не только тоскливые воспоминания о бездарных часах простоя, но и оригинальные мысли и анекдоты. Вот только несколько народных шедевров:

Народ даже в таких ситуациях продолжал юморить, правда в основном на пьяную тему:

Но даже народный юмор не мог предотвратить неизбежное. Терпение было на пределе.

А тут еще, вдобавок советский народ познакомился с новым, ранее присущим только капиталистическому миру явлением – инфляцией. А к ней добавилось и старое, уже слегка подзабытое – карточная система. И народы, особенно на окраинах, которые власти «задабривали» и где всегда люди жили лучше, первыми стали требовать ещё и свободы. События в Литве, Грузии, Латвии и Армении, нам показали, что добром все это не закончиться и скоро, скоро, вот-вот-вот…

Наконец, и русский народ понял, что его «имеют», и стал высказывать свое мнение, которого до этого у него почему-то никогда не было.

Первым таким шагом, сделанным в России, был выбор президента РСФСР. Несмотря на настоятельные рекомендации ЦК КПСС был выбран Ельцин, – рубаха парень.

Он покорил всех тем, как лихо он расстался со своим партбилетом, а также несколькими поездками на работу в переполненном общественном транспорте.

Красная площадь. Август 1991 года

Коммунисты поняли, что слишком расслабились и уже через несколько месяцев, состоялась попытка применить санкции к непослушному народу, сам тому был свидетелем в своем заштатном городке:

Эти танки не дошли до Питера, но зато другие проехали по московским улицам. При этом трое молодых москвичей, перекрывавшие им дорогу погибли. Попытка провалилась, после чего народ окончательно поверил, что и от него может что-то в этой жизни зависеть.

Страна вошла в новую эру – эру шоковой терапии, финансовых пирамид, ваучеров и дефолтов. Все это проходило под очень скромным определением – рыночные реформы. В ходу, с легкой руки Гайдара стала его фраза: