Неугасимый свет

Женщина сидела на кровати, держа на коленях шкатулку. Свет лампы на шкафчике у изголовья тускло освещал комнату. Стрелки часов ритмично отсчитывали время. За окном стояла ночь. Ее дыхание накрывало город, проникало в жилища, склоняя людей ко сну. Покоряясь ее власти, в окнах домов один за другим гасли огни. Земля погружалась во мрак.

Но одинокой женщине не спалось. Нет, она вовсе не страдала от одиночества – за пять лет вдовьей жизни она свыклась с ним. К тому же дети и внуки часто навещали ее и проявляли заботу, так что она не чувствовала себя одинокой. Уединение не страшило ее и не мучило.

Ее угнетали воспоминания – деспоты человеческой души. У каждого из нас бывают подобные моменты. Иногда достаточно малейшего повода или мимолётно оброненного слова, чтобы нахлынули воспоминания. Они могут нахлынуть и внезапно. Мы начинаем вспоминать те или иные моменты нашей жизни, как бы заново переживая их; мы испытываем те же чувства и впечатления, радуемся удачам и огорчаемся невзгодам. Мы грустим и мечтаем вернуться назад – в детство, в юность, в ту пору, когда мы были особенно счастливы. Но понимаем, что повернуть время вспять невозможно. И от этого становится ещё грустнее. Воспоминания тяжким грузом ложатся на душу, давят на мозг, терзают сердце. Нет муки тяжелее. Отрицательные воспоминания удручают нас, положительные – мучают. Жить воспоминаниями – ужасно. Но ещё ужаснее – совсем не иметь воспоминаний. Воспоминание – самое прекрасное и самое страшное порождение разума.

Женщина сидела, сложив ладони на шкатулке. По лицу ее текли слезы. Она вспоминала о своей юности, о первой любви, о счастливых и беззаботных днях своей жизни, и о войне. О войне, похитившей ее счастье.

Володенька – так она его называла. Он же звал ее Аннушкой. Больше никто и никогда ее так не называл. Их любовь была самой искренней и нежной; то был дар свыше. Минуты, проведенные вместе, были самыми счастливыми в их жизни.

Но счастье продлилось недолго. Через три месяца после их знакомства началась война. Володенька отправился на фронт; Анна же стала работать медсестрой в тыловом госпитале. Он писал ей письма – нежные, искренние, полные любви и душевного тепла; она всегда отвечала ему. Сердце ее тревожно сжималось всякий раз, когда она слышала последние известия с фронта. «Только бы Володенька остался жив» – мысленно повторяла она. Он отступал вместе со всей армией, храбро сражался в битве под Москвой, был ранен под Сталинградом, бился на Курской дуге, в Белоруссии, вместе со всеми вышел к границе СССР… Казалось, ещё чуть-чуть – и они снова будут вместе, и больше ничто уже не помешает их счастью.

Однако жизнь распорядилась иначе. В феврале 1945 года пришла похоронка, в которой было сказано: «погиб в боях на территории Польши». И больше ничего. Престарелая мать Володи, недавно овдовевшая, не выдержала вести о гибели сына. Ее схоронили на следующий день.

Весть о гибели Володеньки больно ударила в сердце Анне. Казалось, что жизнь ее кончена. Она долго страдала, плача по ночам, вновь и вновь перечитывала его письма и пыталась понять: почему жизнь так жестоко обошлась с ней? И не находила ответа.

Но со временем рана затянулась. Она окончила институт, вышла замуж, переехала в Москву. Двое детей – сын и дочь – осчастливили ее жизнь. На работе ее ценили, муж сделал неплохую научную карьеру; жизнь протекала благополучно, без потрясений. Дети выросли, появились внуки. Пять лет назад она овдовела. Но жизнь продолжалась. Все шло своим чередом.

Ее судьба сложилась удачно, ей было грех жаловаться. По крайней мере, ей так казалось.

…А вчера она встретила его. Того, которого давно считала погибшим. Того, кто впервые пробудил в ней чувство любви. Того, о ком вспоминала лишь изредка, мимоходом. Она встретила Володеньку.

Он сидел в инвалидной коляске, которую катила перед собой шедшая ей навстречу женщина лет сорока. Сначала Анна даже не обратила внимания на человека в коляске, и только поравнявшись с ней, взглянула на него. Что-то до боли знакомое увидела она в чертах его лица. И вдруг – узнала: это он. Но как это возможно? Ведь он погиб…

Пройдя два шага вперед, она вдруг резко обернулась, и, не осознавая ничего, словно в тумане, нагнала женщину с коляской, положила руку на плечо сидевшему в ней человеку и произнесла еле слышно: «Володенька…» Он поднял голову, взглянул на нее и сказал удивлённо: «Аннушка…»

Они смотрели друг на друга и не могли вымолвить ни слова. Женщина, что везла коляску, остановилась и недоуменно глядела на них. А они, казалось, не замечали ее и всё не могли оторвать глаз друг от друга.

Так продолжалось несколько минут. Наконец Анна, немного оправившись от потрясения, спросила его: «Но как же так, Володенька? Ведь ты же погиб…» Он отвёл взгляд, отвернулся и произнес: «Нет, ты не знаешь… Все не так было. Совсем не так. Это долго объяснять…» А она слушала его и все не могла понять: чего она не знает? Как же тогда все было? Что объяснять? Ведь вот он, ее Володенька, здесь, живой, значит, он не погиб. Почему же тогда пришла похоронка? И если он остался жив, то почему не вернулся? Как он оказался в Москве? И кто эта женщина?

Все эти вопросы с быстротой молнии проносились в ее голове, и она не могла найти на них ответов. Сейчас, сидя в своей комнате, Анна не понимала, как она могла быть такой бестолковой. Ведь ответы лежали на поверхности. Теперь, когда она узнала обо всем, вопросы, которые она себе задавала в тот миг, казались ей нелепыми и слишком наивными. Все было просто. Даже слишком просто. И в то же время все было сложно и запутано. Так порой бывает в жизни – самое простое одновременно является самым сложным. Анна поняла это только вчера.

II

Когда прошло первое оцепенение от нежданной встречи, Володенька вновь поднял на нее глаза и, словно прочитав ее мысли, сказал: «Я не погиб, как видишь… Похоронка пришла по ошибке». Он был в замешательстве. Бросив беглый взгляд на свою спутницу, он, обратясь к Анне, произнес: «Познакомься, это Маша, моя племянница». А затем сказал, обращаясь к все ещё ничего не понимавшей женщине: «А это Анна, моя…» Он осекся. Анна подумала: «Как он представит меня ей? Что именно скажет? Как назовет меня? Неужели любимой?..» Сердце ее бешено забилось. Наконец он оправился от замешательства и проговорил: «Моя старая знакомая. Мы не виделись с самого начала войны».

Сердце Анны упало. Старая знакомая… Вот как он решил назвать ее. И это после всего, что было… После пылких признаний в любви, нежных и ласковых слов, клятв в верности; после прогулок под луной, слез прощания на вокзале, проникновенных писем с фронта… Всего лишь старая знакомая. Неужели он забыл обо всем? Ведь с тех пор прошло столько лет… Но разве время властно над любовью? Разве годы могут стереть из памяти столь прекрасные моменты? Неужели не остаётся даже воспоминаний о них? Как это возможно? И тут же она сама себе дала ответ: возможно. Ведь она же забыла… Все эти годы она лишь изредка вспоминала о нем, но эти воспоминания не волновали ее и не трогали сердца. Они возникали в памяти лишь на короткие мгновения и тут же исчезали, уступая место повседневной суете и насущным проблемам. Анна порой и сама не могла бы с уверенностью сказать, было ли это все на самом деле или нет. Так почему же он должен был помнить о ней? Зачем ему хранить в памяти воспоминания об их любви? Ведь прошло столько времени…

Анна не слышала, что сказала ей Маша, не слышала своего ответа. Даже сейчас она не могла вспомнить, что они сказали друг другу. Скорее всего, это были те дежурные фразы, которыми люди обмениваются при знакомстве, произнося их как бы механически, без капли искренности, а может быть, и что-то другое. Но это было не важно. Важно было лишь то, что он, ее Володенька, был жив, и они вновь встретились спустя много лет. Она смотрела в его глаза, разглядывала его лицо, и ей казалось, что этих сорока с лишним лет как не бывало. В ее памяти вновь всплыли картины прошлого; за несколько мгновений она с поразительной ясностью вспомнила обо всех ярких и счастливых моментах их юности, о встречах и прогулках до поздней ночи, о том, как провожала его на фронт, о письмах, что он ей писал… На короткий миг ей показалось, что к ним вернулась юность, что не было ни войны, ни похоронки, ни страданий, ни ее замужества, ни этих долгих прожитых лет. Все было так, как раньше. Все, кроме…

Взгляд Анны упал на инвалидную коляску и осознание действительности вновь вернулось к ней. Все стало на свои места. Иллюзия разрушилась. Наваждение отступило перед суровой реальностью. Да, он был жив, но теперь все было по-другому. Их молодость бесследно прошла. Все кануло в Лету. Теперь она – пожилая, одинокая вдова, а он – инвалид войны. Такова была действительность – жестокая и беспощадная. Впервые в жизни она ужаснула Анну.

Он поймал ее взгляд, опустил глаза и проговорил еле слышно: «Вот как оно все вышло, Аннушка… Но такова уж жизнь».

Сейчас, прокручивая в голове эти его слова, Анна поражалась тому, как спокойно и обыденно он произнес их. Ей было непонятно подобное смирение. Да, он был прав – жизнь не всегда складывается согласно нашим желаниям, и порой мы не вольны в своих действиях; обстоятельства часто оказываются сильнее нас. Все это так, но… Ведь все могло быть иначе, если бы тогда он вернулся в домой, если бы его по ошибке не посчитали погибшим, и если бы не началась война… Если бы… Слишком много «если» для одной жизни.

…А потом они сидели друг против друга за столом в его уединенной квартире. Он рассказал ей все. Она слушала его с удивлением и ужасом, и нестерпимые душевные муки больно терзали ей сердце.

Тогда, в 45-м, Володя был тяжело ранен в одном из боев на Висле. Его батальон продвинулся далеко вперёд и вышел к Одеру. Не обнаружив Володю в числе раненых, его сочли погибшим. Он же пролежал на месте боя несколько часов без сознания и, очнувшись, обнаружил, что не в состоянии подняться на ноги. Тогда он стал ползком пробираться к своим, превозмогая дикую боль в пояснице. Все было как в тумане, он не помнил, как долго он полз и как в итоге выбрался к своим. Очнулся он уже в госпитале. По словам врачей, он не приходил в себя целую неделю и был на волосок от смерти. От них же он узнал, что его обнаружили на обочине дороги солдаты совсем другого батальона и, поняв по слабому дыханию, что он ещё жив, привезли в госпиталь и тем самым спасли ему жизнь. Он никогда не видел этих ребят, не знал их имен и понятия не имел, остались ли они в живых. А ведь они были его спасителями.

В первые же дни своего пребывания в госпитале Володя узнал самое страшное – осколок снаряда угодил ему в позвоночник и он больше никогда не сможет ходить. Всю оставшуюся жизнь он обречён был провести в инвалидной коляске. Такова была цена, заплаченная им за возможность жить.

Жить – но для чего? Зачем? Почему это должно было произойти именно с ним? Отчего судьба так жестоко посмеялась над ним – вернула к жизни, чтобы навсегда сделать калекой? Не лучше ли было дать ему погибнуть? Все эти вопросы мучили его, не давали покоя, отнимали сон. Поначалу его посещали мысли о самоубийстве. Но потом он смирился со своей участью. Ведь в конце концов, подобное происходит на войне со многими. Он сам неоднократно видел, как людям отрывало руки и ноги, несколько его боевых товарищей ослепли. Война есть война. Не нужно клясть судьбу, надо просто принять свершившееся и жить дальше. Такова была суровая и неумолимая логика тех дней.

Ещё в госпитале Володя узнал о смерти матери. Оттуда же он написал письмо сестре в Москву. Ее муж погиб в самом начале войны, даже не узнав о рождении дочери. В письме он извещал Светлану, что остался жив и просил ее согласия на переезд к ней после демобилизации. Светлана согласилась принять брата. Через 2 месяца после ранения он был демобилизован и поехал к сестре. Она приняла его радушно, и они стали жить втроём в ее маленькой квартирке. Поначалу им было очень тяжело, как и всем в стране, но со временем жизнь наладилась. Светлана трудилась на заводе, Володя и Маша помогали ей по хозяйству. Шли годы, Маша вышла замуж, Светлану торжественно проводили на пенсию, а два года назад она умерла. Володя стал жить в квартире один. Маша живёт по соседству, она каждый день навещает его, приносит продукты, покупает лекарства. Она добрая и хорошая, её дети также навещают его и проявляют заботу, так что ему не на что жаловаться. «Жизнь сложилась не так уж и плохо» – сказал он в заключение.

Анна смотрела на него с недоумением. Как он может спокойно рассказывать обо всем этом? И что значит – не так уж плохо? Неужели он ни о чем не сожалеет? А может, он никогда не любил ее? А если любил, то почему не вернулся домой, не дал даже знать о себе? Неужели все было обманом? Но ведь она точно знала, что это не так.

Глядя ему в глаза, она спросила еле слышно:

«Почему ты не вернулся назад? Отчего не сообщил, что жив?»

Он отвёл взгляд, тяжело вздохнул и ответил:

«Я не хотел предстать перед тобой беспомощным, не хотел сделать тебя несчастной. Ведь ты не обязана была возиться с калекой…» И, помолчав, добавил: «Я не имел права ломать тебе жизнь. Лучше, чтобы ты считала меня погибшим…»

Ее сердце бешено забилось, ей хотелось крикнуть: «Как ты посмел так думать? Как ты мог сделать меня несчастной? Я приняла бы тебя любым – только бы ты был жив!» Но она почему-то не сказала этого, а только спросила:

«Для кого лучше, Володенька?»

Взглянув на нее исподлобья, он ответил:

«Для всех».

Анна хотела сказать, что для неё это вовсе не было лучше; хотела рассказать ему, как она страдала, как рыдала ночами в подушку, как ей было больно и темно на душе, как сердце разрывалось от горя, как не хотелось жить… Но вновь будто бы что-то помешало ей. Едва сдерживая слезы, она задала лишь один вопрос:

«Ты вспоминал обо мне, Володенька?»

На короткий миг он взглянул ей в глаза и ответил:

«Да, Аннушка… Я часто вспоминал… Даже слишком часто».

Он снова отвёл глаза, но этого краткого мгновенья хватило ей, чтобы увидеть в них любовь – искреннюю, нежную и безграничную. Совсем как тогда, много лет назад…

«А как сложилась твоя жизнь, Аннушка?» – вдруг спросил он ее. Она рассказала ему обо всем, что произошло с ней за эти годы. Он слушал ее, не поднимая глаз, не сказав ни слова. Порой ей казалось, что он не слышит ее, и лишь по редким кивкам головы было понятно, что это не так. Когда она окончила свой рассказ, он, все так же не глядя на нее, произнес:

«Значит, твоя жизнь сложилась хорошо. Я рад этому, Анна. По крайней мере…»

Он не закончил фразы, но Анна поняла, что он хотел сказать.

«Почему все так случилось, Володенька?» – спросила она.

«Я много раз задавался этим вопросом. – ответил он. – В конце концов, я решил, что, наверное, это судьба, а от нее никуда не уйти. Все должно было так случиться. Мы не в силах ничего изменить».

Анну поразило то, как спокойно и уверенно говорил он об этом, будто проповедуя очевидную и непреложную истину. Да, он давно смирился со всем, и его ничто не могло возмутить или удивить. Все происходящее обрело в его глазах закономерность. Жизнь перестала волновать его.

«Но как же так, Володенька? Ведь это несправедливо…» – прошептала она.

Он посмотрел на нее невозмутимым взглядом и произнес:

«Справедливо или нет – не нам судить. Все сложилось именно так, а не иначе, и нам остаётся лишь принять это. Не надо ни о чем сожалеть, Аннушка. Ты была счастлива, а это самое главное».

Эти слова больнее всего ранили Анну. Она вдруг ясно поняла, что никогда не была счастлива. А он – он был уверен в обратном и считал, что своим поступком поспособствовал ее счастью. Счастью, которого не было и не могло быть.

Огромный ком подступил к ее горлу. Не в силах больше вынести этой муки, она встала из-за стола, попрощалась еле слышно и направилась к двери. Он не остановил ее, и, лишь когда она уже выходила из комнаты, тихо промолвил:

«Прости меня, Аннушка…»

В его голосе слышались слезы. Поражённая, она на миг остановилась на пороге, а затем, не сказав ни слова, ушла. Она не помнила, как добралась домой. Помнила лишь, что, вернувшись, бросилась на кровать, и, закрыв лицо руками, разразилась рыданиями. Она не могла бы сказать, как долго это продолжалось. Уснула она лишь под утро.

III

Теперь, сидя в комнате при свете ночной лампы и вспоминая о вчерашней встрече, Анна вновь не могла удержать слёз. То были слезы несбывшихся надежд и мечтаний, тоски по безвозвратно минувшей юности, сожаления о прошедшей жизни. Жизни, прожитой без любви и счастья; жизни, проведенной в плену иллюзий и самообмана; жизни, полной лжи и лицемерия. Все это она с ужасающей ясностью поняла лишь сейчас.

Вытерев слезы, она открыла шкатулку. В ней лежали пожелтевшие листки бумаги, сложенные треугольником и потёртые на сгибах. Это были письма. Его письма. Те, что он писал ей с фронта и над которыми она проплакала не один вечер. Анна хранила их, как память, но за все эти годы не перечитывала ни разу – жизнь не оставляла времени на сантименты. Она почти забыла об их существовании, а сегодня, проснувшись, вдруг вспомнила о них. Весь день ее томило желание снова прочесть их, но что-то удерживало ее от этого. И лишь с наступлением темноты она решилась…

Анна медленно развернула лист бумаги и снова, как много лет назад, увидела дорогой ее сердцу почерк – крупный, размашистый, с округлыми буквами. Это его первое письмо – она узнала его сразу же.

«Здравствуй, друг мой Аннушка!

Пишу тебе с передовой, драка здесь идёт серьезная, без шуток. Мы деремся и отступаем, отступаем и деремся. Но скоро – я уверен в этом – мы пойдем вперёд и разобьём врага. Так что жди – скоро я вернусь и мы с тобой поженимся. В краткие минуты передышки я вспоминаю тебя, думаю, как мы будем счастливы, и душа моя поет и радуется. Я засыпаю и просыпаюсь с мыслями о тебе, несравненная моя Аннушка, и потому война не кажется мне такой страшной. А теперь я стану жить, ожидая твоего ответа на это мое письмо. Напиши, как ты живёшь, что поделываешь? Думаешь ли обо мне так же, как я о тебе, ждёшь ли меня? Твой навсегда Володя. 4. 7. 41 г.»

Анна живо вспомнила тревожную обстановку первых дней войны; вспомнила массовый всплеск энтузиазма и патриотических чувств; вспомнила, как у военкоматов выстраивались длинные очереди из добровольцев; как уходили эшелоны с ребятами, ещё вчера сидевшими за школьными партами. Большинство из них не вернулись назад… Все были уверены тогда, что война продлится недолго, враг будет разбит и изгнан очень скоро, и страна вновь вернётся к мирной жизни и созиданию. Вот и ее Володенька об этом писал… Если бы они знали тогда, как война изменит их жизнь!

В первые же дни войны она добровольно пошла работать медсестрой в тыловой госпиталь, желая, как и все, внести свой посильный вклад в дело победы над врагом. В ответном письме она сообщила об этом Володеньке. Да, она думает о нем, ждёт его возвращения и шлёт ему поцелуй и уверения в своей любви, написала также она. Но она не стала писать ему о том, как сердце ее вздрагивало при каждом известии с фронта и как она страшилась за его жизнь. Ему не нужно знать о ее переживаниях, думала она, он не должен тревожиться. Она справится сама.

«Привет, Аннушка! Письмо твое я получил. Ношу его у самого сердца. Ты пишешь, что работаешь в госпитале медсестрой. Я рад этому, ты у меня молодец. Я часто думаю о тебе, вижу тебя в своих снах. Ты помнишь, как мы с тобой познакомились? Вспоминаешь ли наши счастливые встречи? Что до меня, то я вспоминаю про все это часто, и мне становится от этого радостно и грустно одновременно. Я начинаю думать: как-то ты там теперь? Что делаешь, о чем думаешь? Наверняка тоскуешь обо мне так же, как я о тебе. Но ты не грусти, Аннушка, я не хочу, чтобы ты печалилась и плакала. Тем более, что очень скоро мы с тобой опять будем вместе. Верь мне – осталось совсем немного. И помни: я люблю тебя, Аннушка. Твой Володя. 5. 8. 41 г.»

Да, она помнила, как они познакомились. Это произошло в городском парке. Стоял теплый и солнечный весенний день, на деревьях распускались первые почки. В воздухе стоял терпкий, сладостно одурманивающий аромат цветения. Анна сидела на скамье в парке с книгой в руках. Она любила читать во время прогулок, сидя на свежем воздухе и отпустив мысли о насущном. В такие минуты она ощущала себя особенно счастливой и свободной.

«Вы позволите?» – услышала она вдруг рядом с собой приятный, мягкий голос. Подняв глаза, она увидела перед собой красивого, высокого и статного юношу, с интересом смотревшего на нее. Она не сразу нашлась, что ответить. Уловив ее замешательство, он вновь переспросил: «Можно присесть?» Анна в смущении вновь опустила глаза и ответила: «Можно». Она продолжала читать, а юноша, опустившись рядом с ней на скамью, украдкой бросал на нее заинтересованные взгляды. Эти взгляды ещё больше смущали ее, не давая сосредоточиться на чтении. Она понимала, что этот человек не просто так присел к ней, но не решалась задать ему прямой вопрос.

«Что читаете?» – спросил наконец юноша. Не поворачивая головы, Анна ответила: «Это Горький, роман „Мать“. Интересно очень».

«Похвальный выбор. – отозвался тот. – А я больше предпочитаю поэзию. Вы как к ней относитесь?»

Повернувшись к нему, она ответила:

«В общем-то положительно, но Горький мне ближе – ведь это наше, пролетарское. Вы согласны?»

Вместо ответа он протянул ей руку и представился: «Володя». Она произнесла застенчиво: «Анна». Их руки сплелись в рукопожатии; словно электрический ток прошел по телу Анны от его прикосновения; небывалое волнение залило ее грудь. «Рада знакомству», – тихим голосом произнесла она. От него не ускользнуло ее волнение; он улыбнулся, продолжая глядеть на нее. Высвободив руку, она в смущении отвернулась и хотела продолжить чтение, но книга уже не занимала ее. К тому же Володя продолжал смотреть на нее, и этот взгляд сильно волновал Анну. Наконец он прервал молчание и спросил:

«Анна, а как Вы относитесь к театру?»

Закрыв книгу, она повернулась к нему и ответила:

«Хорошо отношусь. Особенно люблю пьесы Островского. А ты?»

Она сама не поняла, как у нее вырвалось «ты» вместо «Вы», но заметив, ничуть не смутилась от этого, а наоборот, даже стала уверенней.

«Ты знаешь, я тоже. – сказал Володя, так же естественно переходя на „ты“. – Но ещё мне нравятся „Три сестры“ Чехова».

Они стали обсуждать различные пьесы, театральные постановки, авторов; затем перешли к поэзии, произведениям классиков и современных писателей; потом заговорили о кино и музыке. Оказалось, что во многом у них одинаковые вкусы и это обстоятельство окончательно смело все преграды в общении между ними; у обоих сложилось ощущение, что они знакомы уже много лет.

А потом они прогуливались по городу, беседуя о разных вещах; казалось, что темы для разговора неисчерпаемы. Володя учился на инженерном факультете; он рассказывал ей о принципе работы двигателей, о законах физики; она ничего не понимала, но ей было приятно слушать его. В свою очередь, она рассказывала ему о секретах вязания и шитья, об искусстве вышивания; он слушал ее с неподдельным интересом, хотя тоже мало что понимал. Их прогулка затянулась допоздна, они не заметили, как пролетело время. В тот день родилась их любовь.

Они встречались довольно часто; ходили в кино, в театр, ели мороженое; вели беседы на различные темы; им никогда не было скучно друг с другом и казалось, что нет на свете более близких людей, чем они. Между ними не было тайн и недомолвок; уже на третьем свидании они признались друг другу в любви; а через две недели после знакомства, выходя из кино, Володя впервые поцеловал Анну. Это был самый прекрасный и волнующий миг в ее жизни; придя домой, она долго вспоминала об этом и до поздней ночи не могла уснуть. «Он на самом деле любит меня», – повторяла она внутри себя, и от этой мысли ей становилось невыразимо хорошо и приятно, сладко кружилась голова, и осознание того, что она любима, опьяняло ее. Ещё ни разу в жизни она не испытывала ничего подобного.

Их свидания часто затягивались до поздней ночи; они гуляли по улицам, взявшись за руки либо сидели, обнявшись, на скамье в парке и болтали обо всем на свете; для них было величайшим счастьем всего лишь молча смотреть в глаза друг другу. Им казалось, что их счастье будет вечным; они строили планы на будущее, мечтали о долгой и счастливой семейной жизни, придумывали имена будущим детям. Но их мечтам не суждено было сбыться.

Весть о начале войны прогремела, как гром среди ясного неба. Она положила конец счастливым и безоблачным дням. Володя, не дожидаясь повестки, сразу же отправился в военкомат и записался добровольцем на фронт, прося направить его на передовую. Услышав об этом, Анна испытала небывалый страх. Она заплакала, а Володя принялся утешать ее, уверяя, что это вовсе не так страшно и ей не стоит бояться за него. Но Анна понимала, что он говорит все это лишь для ее успокоения, что сам он не верит этому. Однако она постаралась успокоиться, чтобы не расстраивать своего Володеньку.