Грохот ледника

Глава 1. Розы для любимой

Поезд из Москвы прибыл на Московский вокзал чётко по расписанию. Даниил Моденов ловко выпрыгнул из вагона на платформу. Четырёхнедельная командировка закончена, и он приехал домой. «Домой, домой» – пела его душа, стучало молоточками в голове, пока он быстрым шагом шёл по платформе. Он запретил жене встречать его, и всё же высматривал её… а вдруг? Посмеявшись про себя такому факту, он почти бегом пробирался к выходу. «Не надо встречать меня на вокзале, милая, лучше жди меня дома» – сказал он ей. Да, так лучше, встретиться дома. Он знал, что она накроет стол, приоденется и будет встречать его. Такая милая, такая любимая, такая желанная.

Даниил вышел на площадь Восстания и глубоко вздохнул. Вот он, любимый город, в разгар лета. Сейчас был поздний вечер, жара спала, и воздух был напоён запахом раскалённого асфальта. Самым лучшим запахом! Запахом его родного города.

Сев в такси рядом с водителем, Даниил, улыбаясь, стал смотреть в окно. Как же он соскучился по своей Диане! Как же они любят друг друга! Как ему повезло в жизни, у него есть всё: обожаемая жена, любящие родители, хорошая работа, а вдруг он сейчас приедет домой, а Диана преподнесёт ему сюрприз, скажет, что беременна. Они так мечтают о ребёнке, если судьба даст ему ещё и это, он будет счастливейшим человеком на земле!

Таксист быстро гнал машину по вечернему городу. Да! Пусть едет быстрей, ведь дома ждёт Диана! Даниил достал телефон и позвонил ей:

– Любимая, я поймал машину и еду к тебе, я так соскучился!

Поговорив с женой, Даниил попросил таксиста остановиться у цветочного магазина.

– Хорошо, уважаемый! – сильно коверкая слова, ответил таксист.

Купив букет бордовых, почти чёрных роз, Даниил сел в машину обратно, пристёгиваться он не стал, мешали цветы. Ну вот, милая Диана опять будет его ругать за расточительство, ведь с деньгами в их доме не очень. Но ничего, ведь как бы она его не ругала за дорогие букеты, он то знает, что она обожает цветы и будет счастлива их получить. Даниил глубоко вдохнул запах роз и закрыл глаза.

Послышался вой скорой помощи. «Ну вот, – подумал Даниил, – кому-то плохо в такой чудесный вечер». Вой сирены всё приближался.

– Вай, вай, вай, – вдруг закричал водитель.

Даниил открыл глаза. Перед ним мелькнул проблесковый маячок, вой сирены стал нестерпимо громким, послышался грохот, и всё померкло…

Поздним летним вечером на перекрёстке огромного города валялись груды искорёженного металла, несколько тел, и бордовые, почти чёрные розы, как будто напитавшие свой цвет из лужи крови, в которой они лежали.

Глава 2. Надежда

Диана измученная, бледная сидела в больничном коридоре. Вот уже несколько дней она и родители Даниила почти не покидали больницу. Слава богу, её драгоценный остался жив, но он в коме, в очень и очень тяжёлом состоянии, врачи не обнадёживают их. Но всё же, всё же она надеется и верит, верит, надеется и ждёт. Судьба не может быть так жестока, и отобрать единственного сына своих родителей и её обожаемого мужа.

Марина, мама Даниила, только что вернулась из церкви. Она сняла платок с внезапно поседевших волос и обняла Диану. Диана закрыла лицо руками и заплакала.

– Доктор, можно нам его увидеть хотя бы краешком глаза? – Марина поймала за рукав мимо проходящего врача.

– Я вам сотни раз говорил, что это запрещено, – устало сказал он. – Малейшая инфекция, и летальный исход. Наберитесь терпения, слишком большая кровопотеря. Радуйтесь, что Ваш сын жив, в отличие от молодого человека, которого везли в Скорой помощи. Сегодня его похоронили.

Марина замотала головой. Какое ей дело до другого молодого человека? Да, безусловно, это трагедия, но её она не касается, у неё своё горе. А того молодого человека, наверняка, есть кому оплакивать.

Диана вышла в туалет, чтобы умыться. В туалете у окна стояли две молодые медсестры, курили и разговаривали.

– Жалко, что из-за дежурства мы не попали на похороны к Василию, хороший реаниматолог был.

– Что ж делать, потом съездим на могилу, а после дежурства помянем.

– Ведь вызов был к какому-то самоубийце. Пусть бы себе умирал, раз ему так приспичило, так нет же родственники скорую вызвали.

– Ну что ты, Танечка, это ведь работа наша. Да и пациент был молодой парень. Его сегодня тоже похоронили.

– Добился своего, только с собой ещё несколько жизней взял.

– Во всём виноват «бомбила», Скорую на перекрёстке не пропустил. Он тоже погиб, так что и наказывать некого.

– Слушай, мне рассказал Сашка, ну патологоанатом наш, что опознание этого парня таким интересным было. Приехала мамаша его и брат на дорогущей машине, семейка, видно, богатейшая, Сашка сказал, что лицо мамаши ему знакомое, может, звезда какая. Так вот, она – дамочка вся такая из себя – больше двадцати пяти лет и не дашь, вся разодетая, вся в бриллиантах, после неё в морге ещё полдня духами пахло… Но на сына погибшего и не взглянула, трупу ещё простыню с лица не откинули, а она уже закричала, что это её сын, и убежала за дверь. А братец покойного улыбнулся, представляешь? УЛЫБНУЛСЯ и сказал, что это, действительно, его брат. Они сразу распорядились, чтобы ничего не гримировали, и тело в закрытый гроб положили, и вещей покойного им тоже не надо. Нет, Наташа, я всё понимаю, всё-таки труп после аварии, понятное дело, что покойный изуродован, но, чтобы вот так…. И от анализов крови они отказались, сказали, что точно это их сын и брат.

– Бывает всякое в жизни, что ж, пошли работать.

Глава 3. Не Он?

Прошло несколько недель томительного ожидания и бесконечных дежурств в больнице. Врачи, на счастье, давали уже более оптимистичные прогнозы.

В один из дней, Диана стояла в коридоре и смотрела на струи дождя, стекавшие по больничному окну.

– Диана! – услышала она.

Она резко развернулась, в дверях стоял врач Даниила.

– Не волнуйтесь, пожалуйста, ваш муж пришёл в себя.

– О…, – только выдавила Диана, – как? Я могу его увидеть?

– Только на несколько минут.

– Хоть на секунду!

– Не утомляйте его расспросами. Дело в том, что ….

– Что? – вскричала Диана и вцепилась в рукав доктора.

– По всей видимости, у него амнезия, то есть потеря памяти, он даже имени своего не вспомнил. Но, может, он вспомнит вас?

– Конечно, вспомнит! Я уверена!

– Ну, хорошо, пойдёмте. Только не волнуйте его!

Диана подошла к кровати и оторопела. На больничной койке лежал человек лишь отдалённо напоминавший ей мужа. Неужели за несколько недель болезни можно так измениться?

– Данечка, – позвала она его.

Но когда на неё внимательно посмотрели светло-серые, почти прозрачные глаза, Диану пробрала дрожь. Это не глаза Даниила. Но всё же она выдавила из себя:

– Ну, как ты?

Даниил внимательно вглядывался в неё, кто эта незнакомая девушка с бледным лицом и дрожащими губами, почему её привели к нему? Даниил отвернулся.

– Данечка, это я – Диана, твоя жена.

– Уходи, – услышала она совершенно незнакомый голос, глубокий, хриплый, – у меня не было жены. И почему меня все зовут Даниилом? Это не моё имя.

А спустя час в ординаторской, лечащий врач Даниила, объяснял Диане и родителям Даниила, что авария была очень серьёзной, пациент был долго в коме, на грани жизни и смерти, с огромной кровопотерей. Поменялся цвет радужной оболочки глаз? Явление очень редкое, но вследствие травмы и нарушения гормонального фона это могло случиться, так же, как и изменение голоса. А гормональные нарушения могла вызвать анорексия, пациент поступил к ним крайне истощённым, и сильная потеря веса осложняла лечение. Диана и Марина запротестовали, не может такого быть! Да, они не видели его месяц, но были постоянно на связи, Даниил не жаловался ни на что! «А что у него с наркотическими средствами? У него следы уколов на руках». «Вы с ума сошли?», – разом закричали родственники. Всё это крайне озадачило врача. «Давайте-ка сделаем экспертизу, возьмём анализ у отца, и у Даниила и выясним родство». Однако проведенный анализ подтвердил кровное родство отца и сына, и ничего не оставалось делать, как привыкать к новому Даниилу.

А сам Даниил пока находился в глубоко болезненном состоянии, его терзали боли, его ломало, крутило, мучило сознание, что он ничего не помнит, он отрицал всё, что ему говорили, он ощущал себя отдельно от тела, в которое его пытаются насильно впихнуть, поэтому предпочитал проваливаться в сон и ничего вокруг себя не видеть.

Глава 4. Завеса

– Ну вот пора и выписываться, вам придётся привыкать к новому Даниилу, помочь ему вспомнить свою жизнь, авария, несколько месяцев в больнице, реабилитация, это – испытание для любой психики, – сказал врач, – лечение будем продолжать амбулаторно, и, возможно, понадобится психиатр, преданорексичное состояние, порезы на руках, похожи на самоповреждение.

Врач пристально посмотрел на родственников. Истощение, самоповреждение, следы от уколов на руках, недавние зажившие переломы, наркотические средства в крови, а они утверждают, что до аварии их родственник был в полном порядке. Но если семья предпочитает это скрывать, чего ему лезть? Он своё дело сделал, пациента поставил на ноги.

– Принесите одежду, потому как в том, в чём он был на момент аварии, пришло в негодность. Я могу вам отдать только ремень.

– А обручальное кольцо? – спросила Диана.

– Извините, нам его привезли без кольца. Всё это очень странно, если бы не экспертиза, подтверждающая родство, но не переживайте, повода не верить достоверности экспертизы нету.

– Ума не приложу, – чуть позже Диана сказала Марине, – откуда у него ремень HUGO BOSS? В Москве, что ли, купил? На какие деньги? Если верить врачу, ему на еду то денег не хватало.

В машине Даниил молчал. Кто эти люди, рядом с ним? Куда он едет? В больнице всё было привычно и знакомо, а другой жизни он не знает. За эти месяцы он так и не сроднился ни с Дианой, ни с отцом и матерью, чем больше они проявляли к нему сочувствия и внимания, тем больше раздражали его. Успокаивался он только тогда, когда оставался один в палате, пытался найти что-то знакомое в звуках музыки, в строчках книг, иногда что-то мелькало, но ничего конкретного. На сердце холодным кольцом свернулась змея и словно впрыскивала в него свой яд. Он изо всех сил пытался не нахамить своим родственникам, не запустить в стену принесённые ими контейнеры с едой, когда он слышал в коридоре их голоса, ему хотелось заползти под кровать, закрыться в туалете, только бы не ловить их сочувственные взгляды и не отвечать на бесконечные вопросы о его самочувствии. Их поцелуи, поглаживания по рукам вызывали болезненные судороги, слова любви и поддержки калёным железом жгли мозг. После их ухода, он почти ползком шёл в душ, чтобы смыть с себя все эти проявления заботы и любви, и только после обретал хоть какое-то равновесие.

Теперь его выписали из больницы, и это навязчивое внимание будет круглосуточным. И так он – Даниил Моденов, ему 25 лет, журналист, женат, и сейчас едет к себе домой, чтобы жить прежней счастливой жизнью, а на руках у него заживают шрамы самоубийцы… В ушах играла музыка, за окном проплывал унылый серый осенний город, рядом сидела чужая женщина, периодически дотрагивавшаяся до его руки. Открыть бы дверцу автомобиля, и головой об асфальт, лежать бы в грязной луже на дороге, и чтобы сверху ещё прошёл грузовик, чтобы наверняка…

А у Дианы на глазах наворачивались слёзы. Он совсем чужой, пустой, холодный, со злыми глазами. За всё это время ни одного доброго слова, ни одной ласки, ни одной улыбки, ничего, кроме ледяного взгляда. Стоило до него дотронуться, он ощетинивался, а руки сжимались в кулаки. А ещё он такой бледный с синяками под глазами, и такой страшно худой, просто скелет, обтянутый кожей, из-за страшной худобы он кажется выше, чем был, и лицо совсем другое, появились резкие скулы, заострился нос, отросли волосы и стали как будто темнее и даже стали слегка завиваться. От прежнего Даниила не осталось ничего, абсолютно чужой, незнакомый человек. Но ей надо проявить терпение, как сказал врач, он всё вспомнит, поправится, и всё встанет на свои места.

– Ну вот мы и дома, – ласково сказала Диана.

– Это мой дом? Неужели мы здесь жили?

Змея вцепилась в сердце, подступила к горлу, сжала плотным кольцом. Накопленное раздражение начало выплёскиваться. Маленькая однокомнатная квартирка, с низкими потолками, которые с порога стали давить на него.

– Да это не квартира, а клетушка. Как здесь вообще можно жить? Это не мой дом, не мой район. В больнице и то было симпатичнее, чем здесь.

– Эту квартиру нам подарили твои родители, и мы здесь были очень счастливы!

– И что это за одежда? Она не моего размера, и как будто с китайского рынка.

У Дианы покатились слёзы,

– Ты сейчас сильно похудел. Мы купим тебе другую одежду, – тихо произнесла она и ушла на кухню.

– Лучше было бы мне сдохнуть, чем жить в этом аду.

Диана услышала, как хлопнула входная дверь.

– Куда ты? – выскочила она на лестницу.

Но услышала лишь звуки шагов внизу, чтобы не терять время, он даже не стал ждать лифт. Куда он? На улице дождь, он болен, ничего не помнит, заблудится. Диана быстро надела плащ, захлопнула дверь и побежала на улицу.

Дэн, задыхаясь, стоял под холодным дождём, быстрый спуск по лестнице, нервный всплеск дались тяжело, сердце бешено колотилось, не хватало воздуха, болели сломанные рёбра. Что ему делать? Куда идти? Денег нет, документов тоже, в новом телефоне только номер Дианы и отца с матерью, а он не хочет их ни слышать, ни тем более видеть. Дождь ледяными иглами сёк лицо, серый двор с одинаковыми панельными домами, деревья, роняющие последние листья, припаркованные грязные машины всё начало кружиться в странном танце, он проваливается в этот водоворот, в эту серость, в эту грязь… Вдруг кто-то его выдернул из этой пропасти, прижал к себе, и ему стало уже не так страшно, и не так холодно, он вдыхал запах волос, женского тела, сердцебиение понемногу приходило в норму, в глазах светлело.

– Пойдём домой, – услышал он шёпот Дианы, и ему впервые не захотелось отстраниться от неё.

В квартире он сел на краешек дивана, обнял себя руками, чтобы унять дрожь, значит, это и есть его жизнь? Среди одинаковых домов, среди серых лиц, в чистой, но очень скромной однокомнатной квартире. Что делать? Как жить дальше? Диана будет его содержать или родители? Какой из него журналист? Двадцать пять лет, двадцать пять… и надо начинать всё сначала и никакой определённости.

Диана принесла полотенце, но не предложила ему помочь вытереть волосы и лицо, молча подала и ушла варить кофе. Что ж, он выпьет кофе и постарается взять себя в руки, жаль, что к кофе нет сигареты. Стоп, почему сигарета? Даниил не курил никогда. Во рту появился привкус никотина, кажется, душу бы сейчас продал за одну затяжку.

– Фу, чего такой сладкий? – поморщился Дэн, отхлебнув из чашки.

– Как всегда, три ложки, – ответила Диана.

– Три? С ума сойти. С этого момента я кофе сам буду себе варить, ладно? Слушай, а сигареты у тебя нет?

– Откуда? Мы некурящие.

А через пару часов, не выдержав никотиновой ломки, Дэн спустился в магазин, пока Диана была в ванной.

– Ты что? – воскликнула она, увидев, что он закуривает на кухне.

– Мне кажется, что я очень даже курил. Во всяком случае, мимо табачной лавки я пройти не смог.

Сигареты и кофе, такое знакомое удовольствие…

Когда они впервые после больницы собрались ехать к врачу, Диана хотела сесть за руль, но Даниил почти силой отпихнул её от водительского сидения и сел сам. Конечно, он водил машину и раньше, но сейчас он нервный, агрессивный, город не помнит, и скорее всего, правила дорожного движения тоже. Но Дэн, сунув в рот сигарету, включил навигатор и небрежно сказал:

– Нормально доедем, детка.

Детка? В его жаргоне никогда не было этого словечка. Что это за обращение? Как будто не к супруге, а…. Он резко дёрнул с места, подрезав кого-то, и понёсся вперёд.

– Дэн, ты так не ездил!

– А что? – удивился Дэн, и, увидев свободный ряд, резко вильнул влево.

– Аккуратнее, так и врезаться можно.

– Ладно тебе, не переживай, я в своей стихии. Машинка, правда, слабовата.

Диане пришлось привыкать к запаху сигарет, к резким словам и замечаниям, к отсутствию физической близости, Дэн не давал до себя даже дотронуться, спали они тоже порознь. В одну из первых ночей после больницы, Диана попыталась лечь с ним рядом, чтобы, может, хоть лаской напомнить о себе, Дэн уже спал, и она прислонилась к его острому плечу,

– Элла? – пробормотал он.

Какая Элла, что он бредит?

– Данечка, это я.

Дэн мигом проснулся, отпихнул Диану и вскочил с кровати.

– Никогда меня не трогай, – жёстко и холодно сказал он и ушёл на кухню. Диана уткнулась в подушку и расплакалась.

А через пару недель, почувствовав, что она больше не нужна ему, и даже мешает, Диана уехала к своим родителям, потому что жить рядом с новым Даниилом она не смогла. Слишком резкие и явные изменения в нём произошли. Он изменился во всём: в мыслях, чувствах, вкусах, привычках, увлечениях. Он наотрез отказался от покупки ему обручального кольца, он сократил её имя с «Дианы» на «Дану», не стал возобновлять общение с прежними друзьями, попросил её больше не сопровождать его к врачам, и со всеми домашними делами прекрасно справлялся и без её помощи. И вообще вёл себя так, как будто всю жизнь жил один и не привык с кем-то считаться. Когда она объявила ему, что уезжает, он на прощанье лишь посмотрел на неё пустыми глазами и кивнул. Змея сжимала сердце холодными кольцами всё сильнее, и всё тяжелее было сдерживаться, какое счастье, что Диана уходит.

Рассказав об этом своей сестре, она услышала то, в чём боялась себе признаться:

– Ты что, слепая? Это же не Дэн, – ответила Юлька, затягиваясь крепкой сигаретой.

– Не придумывай! И кто же это? И экспертиза подтвердила.

– А я почём знаю? – Юля равнодушно пожала плечами. – Экспертизе я не верю, а верю своим глазам. И этими глазами, я вижу, что это не Дэн. Что я Дэна не знала?

Глава 5. Потрясение

Даниил был рад, что наконец, остался один без докучливого внимания и заботы. Он был полностью поглощён собой и своими ощущениями. Всё время думал, анализировал и пытался разобраться в себе.

В этом доме всё ему было чужим. С фотографий на него смотрел чужой человек. Родители, жена, друзья ему тоже были чужими, он не понимал, что его могло с ними связывать. Ему рассказывали про его жизнь, про его характер, но ничего родного в этом не было. В зеркале отражался худой, страшный, бледный до синевы, незнакомый человек, и такой странный… брови, волосы, ресницы чёрные, а глаза совсем светлые, как будто выцветшие…

Можно было бы абсолютно всё списать на потерю памяти, но ведь тогда, почему город ему чужим не казался? Всё свободное время, а его было предостаточно, Дэн катался по городу, что-то искал, но что искал, он и сам не мог сказать. Он мог на машине без карты доехать до любой точки, на достопримечательности он не смотрел как на что-то новое, узнавал какие-то места. Особенно часто он ездил по Петроградскому району, он был до боли родным. Всё было знакомо и привычно: город, транспорт, магазины, а окружающие его люди, и он сам себе нет. Так что же случилось? ЧТО?

Диана уехала, и лишь иногда звонила, спросить, как он, но родители, конечно, в покое его не оставляли. Марина пришла в ужас оттого, что Диана покинула его в такой трудный момент. Она умоляла его переехать к ним, но он ни в какую не соглашался. Марина уверяла, что он никогда не жил один. Странно, ему казалось, наоборот, что никогда ни с кем не жил. Тогда она каждый день стала приезжать к нему, и пришлось ему реже появляться дома, чтобы не сталкиваться с ней. Приехав вечером, он неизменно находил чисто убранную квартиру и приготовленную еду. Еда, в основном, шла в мусорное ведро, есть не хотелось, да и почему-то домашняя еда была совсем непривычна. Врачи твердили про усиленное питание, ему было недалеко до анорексии, но от одного вида продуктов тошнило и крутило. Марина часто плакала, звонила, приезжала, но всё было бесполезно, сын полностью закрылся от неё. Для неё было счастьем дозвониться до него хотя бы раз в два-три дня, чтобы услышать его незнакомый голос с неизменным «у меня всё прекрасно».

Звонки и чрезмерная забота родственников страшно раздражали Дэна, змея душила его, он еле сдерживался, чтобы не наорать на них, попросить не трогать его, оставить в покое. Нервный, дёрганый, он и сам не понимал, что именно его раздражало, приближалась зима, город одевался в праздничное убранство, но это ещё больше бесило его. Ему хотелось, чтобы кругом всё было серо, как у него на душе. Что его мучало, что терзало? Ведь говорят, что до аварии он был счастливым, позитивным человеком. И вот очередная бессонная ночь, когда Дэн пытается раздавить ком в горле сигаретным дымом, ветер воет, бросая в окно хлопья мокрого снега, тоска сжимает сердце, и вдруг прострел в голову: надо возрождаться, надо заняться каким-то делом, надо прекратить эти страдания неизвестной природы. Дэн включает свет и встаёт у зеркала. Провалившиеся щёки, заострённый нос, длинные волосы, острый кадык – это всё не он, а какой он тощий, это же уму непостижимо, как он ещё может ходить и не падать при таком весе. Кости, рёбра – выпирают, руки тонкие, видно, что когда-то были мышцы, но сейчас их нет, живот почти прилип к спине, отвратительное зрелище. Просто мальчик из немецкого концлагеря, хочется накормить и пожалеть. Дэн застёгивает толстовку и решительно открывает холодильник, мать постаралась насчёт еды. Он берёт контейнер, садится на стол, и не накладывая в тарелку, начинает есть. Поначалу еда плохо усваивается, но Дэн не сдаётся, понемногу увеличивая порции. И, к его удивлению, он стал чувствовать себя лучше, меньше раздражаться, меньше кружится голова, обозначились ямочки на щеках, ожили глаза, ушла бледность, он уже не такой тощий, худой, конечно, но не болезненный. Дэн покупает гантели, прикручивает дома турник и начинает, по мере сил, физические упражнения. И поскольку он уже ощущает себя вполне здоровым, он не может себе больше позволить материально зависеть от родителей. С работы, на которой он работал до аварии, как закончился больничный, пришлось уволиться. Он не смог там работать, он ничего не понимал в журналистике и в написании статей. Кроме того, ему было неуютно в одежде прежнего Дэна, она была ему велика, а рубашки, пиджаки, джинсы, брюки ещё и коротки, как будто он был раньше полнее и ниже. Полнее, ладно, согласен, но почему ниже? Даниилу не позволяла гордость просить денег у родителей на смену гардероба, но, надевая прежнее пальто или пуховик, он чувствовал, что как будто эта вещь с чужого плеча, не его. Внутри у него всё протестовало против этой одежды, не очень хорошего качества, да и стиль Дэна был ему глубоко чуждым, поэтому эти месяцы он довольствовался очень малым, а хотелось одеваться хорошо. Он не понимал, откуда у него такие замашки, ведь они раньше с Дианой жили более чем скромно. Нет, надо начать зарабатывать самому, и ни от кого не зависеть. Вскоре выход нашёлся сам собой, Марина как-то упомянула, что он неплохо знает английский язык. Заглянув в книгу на английском языке, Дэн, действительно, убедился, что понимает всё, что там написано. И, несмотря на протесты родителей, он занялся переводами.

А начав зарабатывать, он вообще посчитал нужным полностью оградиться от семьи. Новый год предпочёл отпраздновать один, матери стал звонить раз в неделю тогда, когда сам считал нужным. Наконец то купил вещи по своему вкусу и размеру, состриг длинные волосы и сделал причёску, которая чрезвычайно ему шла (и это была не та причёска, что на фотографии прежнего Дэна, гладкие, зачёсанные назад волосы), когда, по его просьбе, ему сделали чёлку на глаза, он увидел в зеркале привычное отражение. Эти два месяца Дэн жил тихой, спокойной жизнью, родители, наконец, поняли, что не имеет смысла ему докучать, он был одинок, но ему было хорошо в своём одиночестве, да, память не спешила возвращаться, но когда-нибудь всё встанет на свои места.

Но однажды комфортное существование было нарушено. Дэн приехал в офис сдавать переводы. Он оформлял документы, когда услышал чей-то голос:

– Глеб!

Дэна как будто током прошибло.

– Да, – неожиданно отозвался он.

– В чём дело? – спросила его одна из сотрудниц, – звали не вас, ведь ваше имя Даниил?

– Извините, мне надо выйти, – ответил он и вышел из офиса.