Избранные стихотворения
полная версия
Издательство:
Автор
- -
- 100%
- +
Три канарейки
(Басня)
Какой-то птицами купчишка торговал,Ловил их, продавалИ от того барыш немалый получал.Различны у него сидели в клетках птички:Скворцы и соловьи, щеглята и синички.Меж множества других,Богатых и больших,Клетчонка старая виселаИ чуть-чуть клетки вид имела:Сидели хворые три канарейки в ней.Ну жалко посмотреть на сих бедняжек было;Сидели завсегда нахохлившись уныло:Быть может, что тоска по родине своей,Воспоминание о том прекрасном поле,Летали где они, резвились где по воле,Где знали лишь веселия одне(На родине житье и самое худоеПриятней, чем в чужой, богатой стороне);Иль может что другоеПричиною болезни было их,Но дело только в том, что трех бедняжек сихХозяин бросил без призренья,Не думав, чтоб могли оправиться они;Едва кормили их, и то из сожаленья,И часто голодом сидели многи дни.Но нежно дружество, чертогов убегая,А чаще шалаши смиренны посещая,Пришло на помощь к нимИ в тесной клетке их тесней соединило.Несчастье общее союз сей утвердило,Они отраду в нем нашли бедам своим!И самый малый корм, который получали,Промеж себя всегда охотно разделялиИ были веселы, хотя и голодали!Но осень уж пришла; повеял зимний хлад,А птичкам нет отрад:Бедняжки крыльями друг дружку укрывалиИ дружбою себя едва обогревали.Недели две спустя охотник их купил,И, кажется, всего рублевик заплатил.Вот наших птичек взяли,В карете повезли домой,В просторной клетке им приют спокойный дали,И корму поскорей, и баночку с водой.Бедняжки наши удивились,Ну пить и есть, и есть и пить;Когда ж понасытились,То с жаром принялись судьбу благодарить.Сперва по-прежнему дни три-четыре жили,Согласно вместе пили, елиИ уж поразжирели,Поправились они;Потом и ссориться уж стали понемножку,Там больше, и прощай, счастливы прежни дни!Одна другую клюнет в ножку,Уж корму не дает одна другойИль с баночки долой толкает;Хоть баночка воды полна,Но им мала она.В просторе тесно стало,И прежня дружества как будто не бывало.И дружбы и любви раздор гонитель злой!Уж на ночь в кучку не теснятся,А врознь все по углам садятся!Проходит день, проходит и другой,Уж ссорятся сильнееИ щиплются больнее —А от побой не станешь ведь жиреть;Они ж еще хворали,И так худеть, худеть,И в месяц померли, как будто не живали.Ах! лучше бы в нужде, но в дружбе, в мире жить,Чем в счастии раздор и после смерть найтить!Вот так-то завсегда и меж людей бывает;Несчастье их соединяет,А счастье разделяет.А. И. Казначееву
Ах, сколь ошиблись мы с тобой, любезный друг,Сколь тщетною мечтою наш утешался дух!Мы мнили, что сия ужасная годинаНе только будет зла, но и добра причина;Что разорение, пожары и грабеж,Врагов неистовство, коварство, злоба, ложь,Собратий наших смерть, страны опустошеньеК французам поселят навеки отвращенье;Что поруганье дев, убийство жен, детей,Развалины градов и пепл святых церквейМеж нами положить должны преграду вечну;Что будем ненависть питать к ним бесконечнуЗа мысль одну: народ российский низложить!За мысль, что будет росс подвластным галлу жить!..Я мнил, что зарево пылающей столицыОсветит, наконец, злодеев мрачны лицы;Что в страшном сем огне пристрастие сгорит;Что огнь сей – огнь любви к отчизне воспалит;Что мы, сразив врага и наказав кичливость,Окажем вместе с тем им должну справедливость;Познаем, что спаслись мы благостью небес,Прольем раскаянья потоки горьких слез;Что подражания слепого устыдимся,К обычьям, к языку родному обратимся.Но что ж, увы, но что ж везде мой видит взор?И в самом торжестве я вижу наш позор!Рукою победя, мы рабствуем умами,Клянем французов мы французскими словами.Толпы сих пленников, грабителей, убийц,В Россию вторгшися, как стаи хищных птиц,Гораздо более вдыхают сожаленья,Чем росски воины, израненны в сраженьях!И сих разбойников – о, стыд превыше сил, —Во многих я домах друзьями находил!Но что? Детей своих вверяли воспитаньеРазвратным беглецам, которым воздаяньеОдно достойно их – на лобном месте казнь!Вандама ставили за честь себе приязнь,Который кровию граждан своих дымится,Вандама, коего и Франция стыдится!А барынь и девиц чувствительны сердца(Хотя лишилися – кто мужа, кто отца)Столь были тронуты французов злоключеньем,Что все наперерыв метались с утешеньем.Поруганный закон, сожженье городов,Убийство тысячей, сирот рыданье, вдов,Могила свежая Москвы опустошенной,К спасенью жертвою святой определенной. —Забыто все. Зови французов к нам на бал!Все скачут, все бегут к тому, кто их позвал!И вот прелестные российские девицы,Руками обхватясь, уставя томны лицыНа разорителей отеческой страны(Достойных сих друзей, питомцев сатаны),Вертятся вихрями, себя позабывают,Французов – языком французским восхищают.Иль брата, иль отца на ком дымится кровь —Тот дочке иль сестре болтает про любовь!..Там – мужа светлый взор мрак смертный покрывает,А здесь – его жена его убийц ласкает…Но будет, отвратим свой оскорбленный взорОт гнусных тварей сих, россиянок позор;Благодаря судьбам, избавимся мы пленных,Забудем сих невежд, развратников презренных!Нам должно б их язык изгнать, забыть навек.Кто им не говорит у нас – не человек,В отличных обществах того не принимают,Будь знающ и умен – невеждой называют.И если кто дерзнет противное сказать,Того со всех сторон готовы осмеять;А быть осмеянным для многих сколь ужасно!И редкий пустится в столь поприще опасно!..Мой друг, терпение!.. Вот наш с тобой удел.Знать, время язве сей положит лишь предел.А мы свою печаль сожмем в сердцах унылых,Доколь сносить, молчать еще мы будем в силах…Москва.Сентябрь, 1814.Песнь пира
Вслед один другомуБыстро дни летят;К брегу так морскомуВетры – волны мчат.Младость пролетает,Как веселый час;Старость догоняетСкорым шагом нас.Истощим утехи,Пресытимся всем;Радость, игры, смехи,Множьтесь с каждым днем.Насладившись мира,Так с него уйдем,Как с роскошна пира,И потом – заснем.* * *За престолы в миреПусть льют бранну кровь;Я на тихой лиреБуду петь любовь.Не любя на свете,Лучше умереть.Есть ли что в нас злееДруг друга губить,Есть ли что милееПламенно любить.Не любя на свете,Лучше умереть.В юности ль прелестнойДолжно тигром быть?Нет! Творец небесныйСоздал нас любить.Не любя на свете,Лучше умереть.Сладких восхищений,Счастия богов,Райских наслажденийТы творец – любовь.Не любя на свете,Лучше умереть.* * *Юных лет моих желаньеВ летах зрелых не сбылось,Непременное мечтаньеКак мгновенье пронеслось.Я мечтал, что с другом нежнымБуду время проводить;Буду в горе неизбежномСердце с ним мое делить.Я мечтал в любови страстнойЧашу восхищений питьИ с подругою прекраснойНебо в зависть приводить.* * *Вот родина моя… Вот дикие пустыни!..Вот благодарная оратаю земля!Дубовые леса, и злачные долины,И тучной жатвою покрытые поля!Вот горы, до небес чело свое взносящи,Младые отрасли Рифейских древних гор,И реки, с пеною меж пропастей летящи,Разливом по лугам пленяющие взор!Вот окруженные башкирцев кочевьямиОзера светлые, бездонны глубиной,И кони резвые, несчетны табунамиВ них смотрятся с холмов, любуяся собой!..Приветствую тебя, страна благословенна!Страна обилия и всех земных богатств!Не вечно будешь ты в презрении забвенна,Не вечно для одних служить ты будешь паств.Послание к кн. Вяземскому
Перед судом ума сколь, Вяземский, смешон,Кто, самолюбием, пристрастьем увлечен,Век раболепствуя с слепым благоговеньем,Считает критику ужасным преступленьемИ хочет, всем назло, чтоб весь подлунный мирЗа бога принимал им славимый кумир!Благодаря судьбе, едва ль возможно нынеВсех мысли покорить военной дисциплине! —Я чту в словесности, что мой рассудок чтит.Пускай меня Омар и рубит и казнит;Пускай он всем кричит, что «тот уж согрешаетИ окаянствует, кто смело рассуждает».Неправда ль, Вяземский, как будет он смешон,В словесность к нам вводя магометан закон?Священный Весты огнь не оскорблю сравненьемСего фанатика с безумным ослепленьем.И что за странна мысль не прикасаться ввекК тому, что написал и славный человек?И как же истины лучами озаримся,Когда поклонников хвалами ослепимся?Наш славный Дмитриев сказал, что «часто имПечатный каждый лист быть кажется святым!»Так неужели нам, их следуя примеру,К всему печатному иметь слепую веру?..Ты скажешь, Вяземский, и соглашусь я в том:«Пристрастие, водя защитника пером,Наносит вред тому, кого он защищает,Что лавров красота от лести померкает!Ответ ли на разбор – сатиры личной зло,Хоть стрелы б увивал цветами Буало?..Лишь может истина разрушить ослепленье,Лишь доказательства рождают убежденье».Так, Вяземский, ты прав: презрителен Зоил,Который не разбор, а пасквиль сочинилИ, испестрив его весь низкими словами,Стал точно наряду с поденными вралями!О, как легко бранить, потом печатать браньИ собирать хвалы, как будто должну дань!Легко быть славиму недельными листами,Быв знаменитыми издателей друзьями;Нетрудно, братскою толпой соединясь,Чрез рукопашный бой взять приступом Парнас,Ввесть самовластие в республике словесной,Из видов лишь хвалить – хвалой для всех бесчестной,Друг друга заживо бессмертием даритьИ, ах! недолго жив, бессмертье пережить;Но кратковременно сих хищников правленье!Исчезнет слепота – и кончится терпенье:Тогда восстанет все на дерзких храбрецов,И не помогут им запасы бранных слов;Им будут мстить за то, что долго их сносилиИ равнодушными к суду пристрастну были.Шумиху с золотом потомство различитИ время слов набор, как звук пустой, промчит;Ни связи, ни родство, ни дружески обеды,Взаимною хвалой гремящие беседыНе могут проложить к бессмертию следа:Суд современных лжив; потомков – никогда!Москва.Элегия в новом вкусе
Nugae canorae…
Horat.[1]Молчит угрюмый бор… луч солнца догорает…Бродящий ветерок в листочках умирает…С безбрежной высотыПрохлада снизошла на лоне темноты,И ночь таинственным покровомКак тучей облекла природы наготу;И запад потухал… с мерцанием багровымБезоблачных небес сливая красоту.Молчанье мертвое настало,И тишина на ветвях возлегла.И ночи божество дремотой оковалоПрироду всю – людей, и мысли, и дела.Как бы окаменев, древ гибкие вершиныНахмурившись стоят,И вечно трепетной осиныЛисточки, опустясь, недвижимо висят.Река в родных брегах неслышима катится,Как будто жизни нет в живых ее струях…Невидимая тень на дне ее ложится,Повсюду бродит тайно страх.С душой отцветшею для милых наслажденийКак странник сирота – с улыбкой незнаком —И жизни молодой крылатых обольщенийУтративши зарю… унынием влеком,Иду бестрепетно под сосен мрачны сводыИ там беседую с приветною тоскойСлезой тяжелою (один сей дар природыНе похищен людей безжалостной рукой),Слезой тяжелою грудь скорбну омывая;Воспоминания о бывшем пробуждая,Лечу в туманну даль, мечтами окрылен…О сердце радости!.. погибши безвозвратно,Почто так рано вас лишен?..Почто ты было так превратно,О счастие моих весенних дней?..Едва блеснуло… и сокрылось!..Погас мгновенный блеск лучейИ солнце радостей навеки закатилось!..Стеснилась грудь моя… и вдруг как будто сномИли оцепененьемНевидимый одел меня крылом.И внял я тайный глас с безвестным мне веленьем:«О странник! – он вещал, – воспрянь и ободрись!О благах временных ты не крушись тоскою!Там, выше твой удел!.. Туда, туда стремись!Там обновишься ты душою!..Там вкусишь плод добра из бед!..Из мрака будет свет!..»И он умолк… неспавшие открыл я вежды.Душа присутствием небесного полна…На ней сиял луч кроткия надежды…Воззрел – окрест меня страна озарена,Бор черный – побледнел… и плавала лунаНад мной – и подо мною,И все вокруг – повторено коварною рекою.Познал я сладость слез: незримый спутник мой,Благое провиденье!Прости младенца дерзновенье,Посмевшего роптать на тайный промысл твой…15 Апреля.Уральский казак
(Истинное происшествие)
Настала священная брань на враговИ в битву помчала Урала сынов.Один из казаков, наездник лихой,Лишь год один живши с женой молодой,Любя ее страстно и страстно любим,Был должен расстаться с блаженством своим.Прощаясь с женою, сказал: «Будь верна!»«Верна до могилы!» – сказала она.Три года за родину бился с врагом,Разил супостатов копьем и мечом.Бесстрашный наездник всегда впереди,Свидетели – раны, и все на груди.Окончились битвы; он едет домой,Все страстный, все верный жене молодой.Уже достигают Урала бреговИ видят навстречу идущих отцов.Казак наш объемлет отца своего;Но в тайной печали он видит его.«Поведай, родимый, поведай ты мнеОб матери милой, об милой жене».Старик отвечает: «Здорова семья;Но, сын мой, случилась беда у тебя:Тебе изменила младая жена;Зато от печали иссохла она.Раскаянье видя, простили мы ей;Прости ее, сын мой: мы просим об ней!»Ни слова ответа! Идет он с отцом,И вот уже входят в родительский дом.Упала на грудь его матерь в слезах,Жена молодая лежала в ногах.Он мать обнимает; иконам святым,Как быть, помолился с поклоном земным.Вдруг сабля взвилася могучей рукой…Глава покатилась жены молодой!Безмолвно он голову тихо берет,Безмолвно к народу на площадь идет.Свое преступленье он всем объявил,И требовал казни, и казнь получил.Послание к Васькову
Ты прав, любезный Васьков мой,Чувствительность есть дар несчастный.Я прежде споривал с тобой,Но в вёдро ль видеть день ненастный.Когда лелеет счастье нас,То сильно чувствовать приятно,Но горести в ужасный часХолодным лучше быть стократно!Роза и пчела
(Басня)
В саду, цветами испещренном,В густой траве, в углу уединенномПрелестная из роз цвела;Цвела спокойно, но – довольна не была!Кто завистью не болен?Кто участью своей доволен?Она цвела в глуши; но что ж в глуши цвести?Легко ль красавице снести?Никто ее не видит и не хвалит;И роза всех подруг себя несчастней ставит,Которые в красивых цветникахУ всех в глазахЦвели, благоухали,Всех взоры, похвалы невольно привлекали.«Что может быть печальнее того?Невидима никем, не видя никого,В безвестности живу, и в скуке умираю,И тщетно всякий день на жребий свой пеняю», —Роптала роза так. Услыша речь сию,Сказала ей пчела: «Напрасно ты вздыхаешь,Винишь судьбу свою;Ты счастливее их, на опыте узнаешь».Что ж? так и сделалось! Все розы в цветникахЗа то, что были на глазах,Все скорой смертью заплатили.Тех солнечны лучи спалили,Те пострадали от гостей,Которые в жестокости своейУродовали их – хоть ими любовались:Один сорвет цветок,Другой изломит стебелек,А третий изомнет листок —И, словом, розы те, которые остались,Такой имели жалкий, скучный вид,Что всякий уж на них с холодностью глядит,А наша розочка, в углу уединенном,Древ тенью осененном,Росой до полдня освеженном,Была любимицей и резвых мотыльковИ легких ветерков;Они и день и ночь ее не оставляли,От зноя в полдень прохлаждали,А ночью на ее листочках отдыхали.Так долго, долго жизнь вела,Спокойна, весела и счастлива былаЗатем, что в уголку незнаема цвела.8-я сатира Буало «на человека»
Из тварей всех, в земле и на земле живущих,И зрячих и слепых, безгласных и поющих,Которые ползут и ходят на ногах,Летают в воздухе и плавают в водах,От Лимы до Москвы, от Темзы до Терека —Нет твари ни одной глупее человека.«Как, – спросят вдруг меня, – червяк, и муравей,И насекомое, чуть зримо для очей,Едва ль живущее, – умнее человека?»Так точно. Разве ум зависит наш от века?Я вижу, изумлен, смущен, профессор мой,Качаешь ты своей ученой головой.«В природе человек верховный повелитель, —Ты говоришь, – весь мир его страстям служитель.Ему леса, луга, и горы, и моря,И все животные в нем признают царя,И разум свыше дан ему лишь в достоянье».Профессор мой, ты прав: рассудком обладаньеЕдиный человек стяжал в природе всей,И потому-то он из тварей всех глупей.«Такие выходки в сатире лишь годятсяИ могут рассмешить, кто хочет рассмеяться, —Ты говоришь, – но мне их должно доказать,Взойди на кафедру, изволь мне отвечать».Что мудрость! – власть ума над чувствами, страстями,Спокойствие души, испытанной бедами,Неизменяемость чувств, мыслей, правил, дел.Кто ж менее людей сей дар благий имел?Все лето муравей проводит за трудами,Наполнить закром свой старается плодами:Когда ж дохнет борей, повеет зимний хлад,Спокойный муравей запасами богат,Смеется под землей метелей зимних воюИ ест, что собрано им летнею порою.Видал ли муравья, скажи, профессор мой,Весной ленивого, прилежного – зимой?А человек? Сие разумное твореньеКогда о будущем имеет попеченье?В дни лета красного свой не исправя кров,Не он ли, голоден, зимой дрожит без дров?И в мыслях, и в делах, и в чувствах до могилыНепостоянен он, как ветер легкокрылый!Его рассудок – раб, игралище страстей,Бессилен вырваться из чувственных сетей;А сердце слабое – челнок на океанеСредь бурь, без кормчего, сомнения в тумане.Он вмиг и добр и зол, и весел и сердит;Что хвалит поутру, то к вечеру бранит:Как мотылек летит с цветка к другому цвету,Кружится человек, меняя цель, по свету.В желаниях отчет не может дать себеИ – за худой успех пеняет злой судьбе.«Как? мне? сковать мой век супружества цепямиС кокеткой, женщиной? стать наряду с глупцами?Быть притчей в обществе, насмешкам жертвой злым?» —Так говорил наш граф приятелям своим;Но месяц не прошел, и вот уж две недели,Как брачное ярмо на хвастуна надели.Примерным мужем став, уверен всей душой,Что обладает он вернейшею женой,Что, к удивлению всего земного круга!..Родилась для него примерная супруга.Таков-то человек: не верен он себе,Сегодня лучший друг, а завтра – враг тебе;Переменяет мысль, желания по моде,И плачет, и поет, и пляшет – по погоде.Что легкомыслен он и ветрен, знаешь сам;Он предан собственным обманчивым мечтам,Ты знаешь, и – зовешь его царем творенья!Но кто ж, ты говоришь, имеет в том сомненье?Я сомневаюсь, да! и льщусь вам доказать:Извольте выслушать. Не станем разбирать:Когда бы ты в лесу с медведем повстречался,Который бы из вас скорее испугалсяИ по указам ли нубийских пастуховТерзают Ливию стада барканских львов?А спросим – этот царь над тварию земною,Сколь многих он владык имеет над собою?Гнев, скупость и любовь, тщеславие и страхСодержат ум его, как узника в цепях!Едва покойный сон глаза его смыкает,Как скупость говорит: – Вставай, уже светает, —Оставь меня. – Вставай! Пора, сбирайся в путь. —Хоть час один… – Нет, нет, готов в минуту будь. —Помилуй, да куда? – В Ямайку плыть за ромом,Потом в Японию за амброй и фарфором. —К чему богатства мне? Я потерял им счет. —Глупец! богатства кто излишними зовет?Приобретая их, и знать не должно меры,Ни жизни не щадить, ни совести, ни веры:На голых спать досках, почти не есть, не пить,За денежку себя позволить удавить. —Но для чего, скажи, такое сбереженье? —Не знаешь? Для того, чтоб все твое именье.На диво промотал наследник пышный твойИ занял бы столиц внимание собой… —Что делать? – Плыть скорей, матросы уж готовы…Послание к брату