Шарлатанка. Кабриолет для призрака

Глава первая

Свеча трещала, отбрасывая на стены дурацкие тени моих карточных «арканов», купленных в том же ларьке, что и сигареты «Прима». Воздух густо пах дешевым ладаном и жжеными макаронами – я всегда немного подпаливала их на сковороде перед сеансом, для антуража. Клиенты должны чувствовать Тайну. А чувствуют они в основном вонь.

– Духи шепчут мне… – моим голосом теперь владела не Клавдия Егоровна, а мадам Кассандра Велич. Голос стал на полтора тона ниже, с легкой, едва уловимой примесью не то балканского, не то цыганского акцента. – Они показывают мне воду… очень много воды.

«Озеро? Море? Лужу во дворе, в которой ты в детстве утонула, дурочка?» – пронеслось в голове.

Моя визави, женщина лет пятидесяти с лицом вечной обиды и в платочке, тревожно всхлипнула.

– Озеро! – выдохнула она. – Мы с ним на Селигере познакомились!

Ну вот, пронесло. Повезло, черт возьми. А могла бы и в лужу ткнуть.

– Он был… рыбак? – рискнула я, считывая ее загорелую, потрескавшуюся кожу и привычку тереть большим пальцем о указательный, будто сматывая леску.

– Таксометрист! – всхлипнула она. – Но рыбу любил!

Боже, водитель такси, который любил рыбу. Это сужало круг поисков до нескольких миллионов человек. Я закрыла глаза, сделав вид, что прислушиваюсь к голосам вселенной. На самом деле я прикидывала, сколько с этой плакальщицы в платочке можно содрать. Серьги серебряные, но старые, потускневшие. Пальто дешевое, но чистое. Из тех, кто копит на важное. На похороны, на памятник, на поминки. Идеальный клиент.

– Он здесь… – прошептала я, делая взгляд «глазами в никуда». – Он смотрит на тебя. Он… хочет, чтобы ты купила ту самую шубу.

Женщина ахнула, как будто ее хватили током по самым чувствительным местам.

– Шубу?! Но я же… мы с подругами только в январе в «Ашан» ездили, я мерила там пуховик…

– Он настаивает! – перебила я ее, усиливая напор. Духи, блин, настаивают. Сами бы они попробовали уговорить эту упрямую козу. – Он говорит: «Ты всю жизнь экономила, Надя! Пора пожить для себя!». Он говорит… что ему больно смотреть, как ты мерзнешь в этой осенней ветровке в такую стужу.

Я это подсмотрела пять минут назад в прихожей. Ветровка висела на крючке, а за окном вовсю сыпал снег с дождем. Логика – она ведь куда эффективнее магии.

Надя разрыдалась. Бинго. Попала в самую больную мозоль – в чувство вины перед покойным и в свое собственное скряжничество.

Через десять минут она, утираясь краем платочка, оставляла на моем столе пять тысяч рублей. За «утешение и совет от усопшего супруга». Я проводила ее до двери с видом усталой пророчицы, которую мировая скорбь вот-вот доконает.

Дверь закрылась. Я щелкнула засовом, отмахнула со лба нависшую прядку иссиня-черных волос (краска «Черный бархат», пальцы до сих пор отмыть не могу) и посмотрела на часы. Черт, уже три. А в четыре Лиза из школы вернется. И начнется священный ритуал под названием «Мама, дай денег на новый айфон, этот розовый уже вообще не о чем».

Я прошлепала в кухню, заварила себе «Роллтон» с говядиной – обед пророка – и уставилась в окно. Панельная коробка напротив, грязный снег во дворе, кривая детская горка. Райское местечко. В кармане халата завибрировал телефон. СМС от банка: «Задолженность по кредиту составляет…». Я зажмурилась. Не сейчас. Просто не сейчас.

Нужны деньги. Быстро, много и желательно не очень честно. Честность у нас в Зареченске вообще не в почете.

Вернувшись в «сеансовую», я плюхнулась на стул и принялась считать выручку. Мелочь сыпалась из рук. Тоска. На шубу себе я в этой жизни точно не наскребу. Разве что на искусственную, да и то из комиссионки.

И тут меня осенило. Рождественская акция! Все же делают скидки к праздникам. А у меня какой праздник? Правильно, день рождения мадам Кассандры! Выдумать можно что угодно.

Я схватила листок бумаги и маркер. Писала с размахом, вдохновленная гениальностью идеи.

«ТОЛЬКО ДО КОНЦА МЕСЯЦА!

АКЦИЯ!

СВЯЗЬ С УСОПШИМИ РОДСТВЕННИКАМИ СО СКИДКОЙ 30%!

УЗНАЙТЕ, КТО ВАМ МЕШАЕТ ЖИТЬ И КУДА ДЕЛИСЬ БАБУШКИНЫ СЕРЬГИ!

ПРИХОДИТЕ, ПОКА ОНИ НЕ УСПЕЛИ УЙТИ В БЕСПЛАТНЫЙ АСТРАЛ!»

Приклеила объявление на дверь, рядом с кнопкой домофона. Посмотрела. Господи, какая же чушь? Как они на это ведутся? Выглядело дешево и отчаянно. То, что надо.

– Ну, усопшие, – пробормотала я, доедая холодную лапшу. – Шевелите там костями. У нас распродажа. Первый труп по акции – ваш.

Глава вторая

Секунда тишины. Та самая, блаженная, между уходом последнего клиента и неизбежным возвращением в реальность. Я успела лишь переодеться в застиранный домашний халат с выцветшими барашками и налить себе кружку чая, как дверь щелкнула ключом.

Это был не тот щелчок, каким открывают дверь. Это был акт декларации. Щелчок, которым заявляют: «Я вернулась в это болото, и мое настроение ниже плинтуса, в который я сейчас буду тыкать свои кроссовки».

– Привет, рыбонька, – выдавила я, стараясь, чтобы в голосе звучала материнская нежность, а не усталость торговки с рынка.

Лиза ввалилась в прихожую, как ураган черного цвета. Черная худи, черные рваные джинсы, черные волосы, нахмуренные черные брови. Единственным ярким пятном был новый чехол на телефоне – ядовито-розовый, с блестками. Подарок какой-то одноклассницы с деньгами. Мне он напоминал расцветку ядовитой лягушки.

– Мам, ты не представляешь, какой сегодня был трэш, – начала она, не снимая обуви и не глядя на меня, уткнувшись в экран телефона. Ее пальцы порхали по стеклу с быстротой, недоступной моему пониманию.

«Трэш» в ее лексиконе мог означать что угодно: от ядерной войны до того, что в столовой не было пончиков.

– Что случилось-то? – спросила я, отхлебывая чай. Он уже остыл.

– У Кати сегодня новые AirPods пришли. Третьи за этот месяц. Розовые, матовые. А у меня вот… – она, наконец, оторвала взгляд от телефона и бросила его на табуретку с таким видом, будто это не гаджет, а кусок дерьма. – …этот кусок пластика. Он уже даже не розовый, он персиковый, как будто его в хлорке замачивали. Позорище просто.

Мой взгляд автоматически скользнул по ее ногам. Кроссовки были дорогие, последней модели. Куплены три месяца назад в кредит после двухнедельной истерики. Теперь они тоже, видимо, скоро станут «позорищем».

– Лиз, они же чистенькие, хорошие, – попыталась я вставить разумное слово, чувствуя, как во рту появляется противный привкус. Привкус безнадежности этих разговоров. – На что тебе еще одни наушники?

– Чтобы слушать музыку, мам! Не входить в метро с таким убожеством! – она взглянула на меня, и в ее глазах читалось неподдельное страдание. Искреннее, как мои сеансы. – У всех уже есть. У всех! Одна я как лох пестрый.

«Лох пестрый» – это было сильно. Особенно от человека, на гардероб которого я за последние три месяца отдала полтора оклада майора полиции.

– Деньги не с неба падают, – сказала я, уже чувствуя, как закипаю. – Вот только клиентка ушла, пять тысяч принесла. Не хило, да?

Лиза фыркнула. Этот звук лучше всяких слов выражал ее отношение к моей профессии.

– Опять к тебе какая-то лохушка приползла? Ты ей про духов нашептала, а она тебе последние деньги отдала? Блеск.

– Лиза! – голос мой сдавило. – Я не попрошайничаю! Я оказываю услуги. Духовные.

– Духовные, – передразнила она меня, скривив губы. – Ты обманываешь людей. Вешаешь им лапшу на уши. Это же смешно, мам! Стыдно должно быть! У Машкиной мамы свой цветочный магазин, у Катиной – ювелирный бутик в центре. А чем занимается моя? Шарлатанством! Гадает по картам за три копейки!

Она произнесла это слово – «шарлатанство» – с такой ядовитой издевкой, что у меня кольнуло под ложечкой. Не потому что это была неправда. А потому что это была правда, произнесенная вслух самым близким человеком.

– А на что тебе этот самый бутик? – огрызнулась я. – На что тебе эти наушники? На учебу бы лучше внимание обратила!

– Чтобы быть как ты? – парировала она. – Сидеть в этой дыре и обманывать пенсионерок? Я отсюда свалю при первой же возможности. В Москву. И никогда сюда не вернусь.

Она схватила свой «позорный» телефон и, развернувшись на каблуках, затопала в свою комнату. Дверь захлопнулась с таким звуком, будто в нашем доме навсегда умерло что-то важное.

Я осталась стоять на кухне с остывшей кружкой в руках. За окном смеркалось. В стекле отражалась я – женщина в потрепанном халате, с лицом, размазанным от неудачно подобранного тонального крема и усталости.

«Я оказываю услуги», – повторила я про себя уже без всякой уверенности.

Со стола на меня смотрел листок с акцией. «СКИДКА 30% НА УСОПШИХ».

Вот и вся моя жизнь. Скидка на всё. На мечты, на совесть, на уважение собственной дочери.

Я допила холодный чай. Он был горьким-прегорьким.

Глава третья

Утро началось с того, что забился слив на кухне. Не просто забился, а издавал угрожающие булькающие звуки, будто в трубах захлебывался тот самый дух, с которым я вчера общалась. Я пнула ободранный фасад тумбочки босой ногой, отчего стало только больно. Реальность, как всегда, била по больным местам и по ногам.

Лиза на завтрак не вышла. Демонстративно. Наверное, сидела в комнате и писала подругам о том, какая у нее ретроградная мать, мешающая духовному росту в виде покупки розовых наушников.

Я уже собиралась вывесить на двери табличку «Мадам Кассандра ушла в астрал для очистки кармы. Вернется с попутным ветром», как в дверь постучали. Стук был нерешительный, но настойчивый. Не похоже на почтальона или соседку тетю Люду – те стучали как штурмовики.

Мгновенная диагностика: новый клиент. И, судя по стуку, не из уверенных в себе.

Я метнулась в «сеансовую», на ходу накидывая поверх халата цветастый плед с бахромой – мой рабочий халат. Рукой смахнула крошки со стола, зажгла первую попавшуюся свечу – пахло ванилью, не идеально, но сойдет. Глубокий вдох. И… я – мадам Кассандра.

Открыла дверь с таким видом, будто только что вернулась из путешествия по тонким мирам и немного не выспалась.

На пороге стояла она. Не в платочке. Не в потрепанном пальтишке. Передо мной была женщина лет сорока, в идеально сидящем на ней кашемировом пальто цвета беж. Дорогая сумка, утонченные черты лица, но все это – будто под слоем пыли. Глаза опухшие, красные, с синяками недосыпа. Руки с идеальным маникюром нервно перебирали ручку той самой сумки.

– Мадам Кассандра? – голос тихий, надтреснутый. – Я по объявлению… о связи…

– Духи уже сообщили мне о вашем визите, – пропела я, пропуская ее внутрь.

Мои глаза уже делали свой безошибочный расчет. Кашемир. Сумка – не копия, оригинал. Кольцо на руке – белое золото с небольшим, но качественным бриллиантом. Не разведенка, ищущая нового мужа, и не бедная вдова. Это был клиент высшей лиги. У такой и проблемы не бытовые, а с размахом. Значит, и чек можно выписать посолиднее.

Она вошла, окинула взглядом мою «священную пещеру». В ее глазах мелькнуло что-то – не разочарование, скорее, отстраненное любопытство, как будто она попала в этнографический музей.

– Садитесь, родная. Излейте свою боль на сердце. Тяжелый камень скорби давит на вашу душу, я это вижу, – я опустилась напротив нее, сложив руки на столе, чтобы она видела все мои фальшивые кольца.

– Меня зовут Анастасия, – начала она, и голос ее дрогнул. – Полгода назад… погиб мой муж. Владимир. Автокатастрофа.

Я сделала соответствующее случаю скорбное лицо. «Ага, значит, будем выходить на связь с тем светом. Стандартно».

– …Он был бизнесменом. Сильным человеком. Всегда всего добивался сам, – она говорила монотонно, будто заученную речь. – Помню, в прошлом году, когда у него всё наконец-то пошло в гору, он пообещал мне… Пообещал купить кабриолет. Белый. Говорил: «Будешь ездить по набережной, как королева». Смешно, да? – она горько улыбнулась, глядя в пустоту. – Я тогда посмеялась, сказала, что мы не в голливудском фильме. А он так серьёзно посмотрел и сказал: «Для тебя – всё, как в кино». Но после его смерти… я не могу прийти в себя. Меня терзают сомнения.

– Сомнения? – я наклонилась вперед, заинтересованно. Это был нестандартный ход. Обычно клиенты просто хотели услышать, что их мужья на том свете скучают и одобряют покупку новой шубы.

– Да… – она опустила глаза. – Последние месяцы перед… он был странным. Закрытым. Что-то его тревожило. Он говорил о каких-то опасениях, о каком-то «проекте», который пошел не так. А потом… эта авария. Слишком нелепая, слишком внезапная.

Она замолчала, сглатывая комок в горле. Я сидела неподвижно, но мой внутренний детектор заработал на полную катушку. «Странное» поведение, «опасения», «проект» – это пахло не просто горем. Это пахло тайной. А тайны, особенно у богатых людей, – это всегда денежный эквивалент.

– И вы хотите спросить у него… что это был за проект? – осторожно уточнила я.

– Я хочу спросить, это был несчастный случай? – она подняла на меня свои несчастные глаза, и в них читалась настоящая, невыносимая мука. – Или это было что-то еще? Я должна знать. Я не могу так жить.

Вот черт. Это был уже не уровень «купи шубу». Это был уровень «раскрой мне тайну смерти, а я тебе заплачу». Цена вопроса взлетела в моих глазах до небес.

– Связь с теми, кто ушел так внезапно, всегда трудна, – набрала я в грудь побольше воздуха, изображая готовность к духовному подвигу. – Их души растеряны, они не всегда идут на контакт. Это потребует… колоссальных энергозатрат с моей стороны. Возможно, нескольких сеансов.

Я посмотрела на нее с видом жреца, готового взойти на костер ради истины. Внутри же я уже прикидывала, во сколько оценить эти «энергозатраты». Тысяч двадцать? Тридцать? Скидку в 30% по акции я, разумеется, забыла упомянуть.

Анастасия молча открыла сумку и вынула конверт. Толстый, белый. Положила его на стол между нами.

– Здесь пятьдесят тысяч. Аванс. Я готова заплатить вдвое больше, если вы… если вы мне поможете.

В ушах зазвенело. Пятьдесят тысяч. Аванс. За один сеанс. Я даже ногти так не стригла, как сейчас бабки.

Внутренняя Клавдия уже скакала по комнате и швыряла деньгами в воздух. Внешняя мадам Кассандра лишь медленно кивнула, с величием приняв свою судьбу.

– Духи не терпят суеты. Но для вас… я сделаю исключение. Приходите завтра в это же время. И принесите с собой какую-нибудь его личную вещь. Часы, запонку… Это станет проводником.

Она кивнула, встала и ушла так же тихо, как и появилась, оставив после себя шлейф дорогих духов и запах больших денег.

Я сидела и смотрела на конверт. Пятьдесят тысяч. Хватит и на кредит, и на дурацкие наушники, и даже на сантехника.

Правда, где-то на задворках сознания копошилась противная мысль: а справлюсь ли я? Сможет ли мое шарлатанское начетничество разобраться в настоящей трагедии?

Я отогнала ее прочь. Щелкнула резинкой по конверту.

– Справимся, – сказала я сама себе. – Главное – вовремя включить восточную музыку с ютуба и не переборщить с ладаном.

Прошло два дня. Сорок восемь часов нервного ожидания. Анастасия не звонила, не писала. Я уже начала думать, что она одумалась, поняла всю абсурдность происходящего и решила не возвращаться. А я так ловко все распланировала – несколько сеансов, постепенное выуживание информации, стабильный заработок. В ящике лежал ее аванс, но я боялась к нему прикасаться, словно он был бумажным, намазанным ядом. Каждый раз, выходя из дома, я озиралась, ожидая увидеть ее – разочарованную, злую, или того хуже – с Семеновым.

Но тишина была оглушительной. Казалось, история с Анастасией Соколовой так и останется странным, но прибыльным эпизодом, который бесследно растворится в вонючем мареве моего быта.

Я ошиблась.

Глава четвертая

Комната пахла, как бордель для бедных. Дешевый ладан, ванильная свеча и аромомасло «Сандал», купленное в фикс-прайсе за семьдесят рублей. Я проветривала всю ночь, но запах жженых макарон, кажется, намертво въелся в обои. На столе, рядом с хрустальным шаром – на самом деле стеклянной пресс-папье из кабинета моего бывшего – стоял самый важный атрибут: бутылка коньяка «Три звездочки». Не для того, чтобы заговаривать его или окроплять углы. Для меня. Одна звездочка на мужество, вторая – на вдохновение, третья – на забвение.

Перед приходом Анастасии я загулила на YouTube канал «Мистическая Азия» и включила композицию под названием «Древняя медитация шаманов Тибета». Звучало так, будто кто-то безнаказанно мучает виолончель и одновременно роняет кастрюли.

Раздался стук. Тот самый, тихий и настойчивый. Я сделала последний глоток коньяка прямо из горлышка, спрятала бутылку за штору и приняла вид изможденной жрицы.

Анастасия вошла. Она казалась еще более хрупкой и разбитой, чем вчера. В руках она сжимала мужские часы на кожаном ремешке. Дорогие, но не пафосные. Рабочие.

– Духи уже бьются в моих энергополях, чувствуя ваше горе, – просипела я, указывая ей на место. – Вещь… дайте мне вещь.

Она протянула часы. Я взяла их, сделала вид, что прислушиваюсь к ним, а сама внимательно их изучала. Заметные потертости на ремешке с внутренней стороны. Он носил их постоянно. На задней крышке – гравировка. «В.С. Твоя Н.». Сентиментально. И очень полезно.

– Владимир… – прошептала я, закрывая глаза. – Его душа рядом. Она витает в этом предмете. Он… он хочет сказать тебе, что любит.

Базовый ход. Работает всегда. Анастасия всхлипнула.

Я положила часы на стол, накрыла их своими ладонями. Тибетские кастрюли заунывно завывали.

– Он показывает мне… воду, – начала я, вспоминая вчерашнюю удачу с озером. – Но это не озеро. Это что-то другое. Темное, бурлящее…

Анастасия замерла.

– Проект… – выдохнула она. – Он был связан с осушением болот под коттеджный поселок. Были проблемы с экологической экспертизой…

Бинго! Ловись, рыбка, большая и богатая!

– Да! – воскликнула я, как будто это он мне прошептал на ухо. – Болота! Он говорит о болотах! О проблемах. Очень больших проблемах. Он был… напуган?

Я сделала это вопросительное предложение, чтобы проверить реакцию. Анастасия кивчала, едва сдерживая слезы.

– Да! Последние недели он не спал. Говорил, что все рушится. Что его подвел тот, кому он доверял…

– Партнер! – уверенно вставила я. В бизнесе мужа всегда виноваты либо партнеры, либо налоговая. – Он показывает мне этого человека… Высокий? Холодные глаза?

Я описывала стандартного киношного злодея. Анастасия снова кивнула.

– Олег… Его партнер, Олег Петрович. Они вместе начинали, – вздохнула Анастасия. – Раньше они были как братья. Володя ему верил, как себе. Но в последний год Олег стал другим. Не спит, не ест, все кабинетом мается. Я думала, бизнес, стресс… А он как-то проговорился, пьяный был, о какой-то дочери, о лечении за границей. Говорил, что «всех нас в трубу выдует, если сорвется». А потом резко замолчал и сделал такое лицо, будто я его ножом в сердце ткнула.

– Он не предупредил его об опасности! – с трагическим надрывом заявила я, чувствуя, как меня заносит. Коньяк и музыка делали свое дело. – Он оставил его одного в темноте! И теперь его душа не может найти покой, потому что вина лежит и на нем!

Я несла такую ахинею, что самой было стыдно. Но чем абсурднее было обвинение, тем сильнее цеплялась за него клиентка. Ей нужен был виноватый. Хотя бы на том свете.

Анастасия рыдала, уткнувшись лицом в ладони. Я дала ей выплакаться, наблюдая за ней. Дорогие, но не ухоженные ногти. Волосы, требующие мытья. Эта женщина не просто горевала. Она была в глубочайшей депрессии. И я вовсю этим пользовалась.

– Он просит тебя простить его, – перешла я на шепот, имитируя истощение. – Он говорит… ищи… ищи в его бумагах. Там есть ответ. Там то, что он хотел тебе сказать.

Это был мой коронный номер – туманный намек, который заставляет клиента делать всю работу за тебя. Пусть сама перероет его кабинет. Может, найдет что-то стоящее, а я потом это обыграю.

Сеанс длился еще минут сорок. Я лила воду о светлой любви, о несправедливости судьбы и о том, что надо жить дальше (желательно, продолжая платить мне). Анастасия слушала, завороженная. Когда музыка смолкла, она выглядела опустошенной, но с просветлением в глазах.

– Спасибо вам, – прошептала она, доставая из сумки еще один конверт. – Я… я чувствую, вы правда говорили с ним.

Она ушла. Я щелкнула засовом, отключила «Тибет» на компе и достала из-за шторы коньяк. Руки дрожали. Не от страха, а от адреналина. Я только что выступила в роли психотерапевта, следователя и мошенницы в одном флаконе. И мне за это щедро оплатили.

Я расстегнула плед, выпила еще один глоток прямо из горлышка и посмотрела на часы, которые она забыла забрать.

«Твоя Н.», – прочитала я снова.

– Ну, Владимир, – пробормотала я, откладывая конверт с деньгами. – Помоги ты мне с этим делом, а то твоей Насте, похоже, и правда неспроста крышу сносит. И мне потом несдобровать.

Внутренний голос, голос Клавдии, язвительно заметил: «С чего это вдруг? Ты же всегда знала, что всё это – полная ерунда».

Но впервые за долгое время этот голос звучал не так уж уверенно.

Глава пятая

Кабинет майора Семенова пах старыми бумагами, дешевым кофе и тщетностью бытия. Свет от люминесцентной лампы мертвенно отсвечивал от стопок дел, грозящих вот-вот рухнуть и похоронить под собой своего хозяина. Сам хозяин, майор Семенов, сидел, вгрызаясь взглядом в монитор компьютера, который гудел, как улей разъяренных пчел. Ему было пятьдесят, и он чувствовал каждый из этих лет где-то в основании черепа, в ноющей боли после долгого сидения и в глухом раздражении от окружающего идиотизма.

Раздался стук в дверь.

– Войдите, – буркнул Семенов, не отрываясь от отчета.

В кабинет вошел молодой лейтенант Игорь, его напарник, с лицом, сияющим от возмущения.

– Товарищ майор, вы не представляете! Опять эта история с бабушкой Галиной Ивановной!

Семенов медленно поднял на него глаза. У него было лицо, на котором хроническая усталость вытеснила все остальные эмоции.

– Какая бабушка? Какую бабушку? У меня тут каждый день по пять бабушек. У одной сберкнижку увели, у второй мошенники по телефону коды выманили, у третьей сосед козла на балконе поселил. Уточняй.

– Да та, которую тот тип обобрал! «Мастер Амон», – Игорь с презрением выплюнул это имя. – Который по телевизору в каких-то шоу мелькал. Пришел к ней, ауру почистил, порчу снял. А в итоге – все золотые сережки и пенсию за полгода вперед. Говорит, «энергия так сказала».

Семенов закрыл глаза и с силой провел ладонью по лицу, будто пытаясь стереть с себя налипшую за день грязь.

– Нашел, этого… Амона?

– Нет. След простыл. Как сквозь землю провалился. Бабушка теперь у нас в дежурке сидит, требует, чтобы мы «вернули ей энергию в денежном эквиваленте».

Семенов тяжело вздохнул. Иногда ему казалось, что он служит не в полиции, а в цирке. Только клоуны были очень грустными и очень жадными.

– Эти мошенники… – он произнес это слово с тихой, леденящей ненавистью. – Пиявки. Паразиты. Пользуются тем, что людям плохо, одиноко, страшно. И лезут в их карманы и в их души своими грязными лапами. Ненавижу их.

– А вы знаете, товарищ майор, – оживился Игорь, – а ведь у нас тут своя, местная, плодится. В районе хрущевок на Проспекте. Мадам какая-то Кассандра. Тоже вовсю практикует. Карты, свечи, усопших беспокоит.

Семенов нахмурился, пытаясь вспомнить.

– Макарова, что ли? Клавдия Егоровна?

– Да, кажется, так! Вы ее знаете?

– Сталкивались, – сухо ответил Семенов.

В его памяти всплыла невысокая, вертлявая женщина с неестественно черными волосами и глазами, в которых читался сплошной циничный расчет. Она тогда «снимала венец безбрачия» с жены местного чиновника. Чуть не довела бедную женщину до нервного срыва, пока тот самый чиновник не пригрозил ей статьей.

– Типичная шарлатанка. Мелкая, жадная. Но опасная. Такие, как она, как тараканы. Одного прихлопнешь – десять новых из щелей выползет. Люди ведь верят. Им же проще заплатить сто рублей гадалке, чем пять тысяч психологу.

Он откинулся на спинку стула, которая жалобно заскрипела.

– Они все одинаковы. Несут этот бред о карме, энергетических потоках, духах. А сами верят только в купюру. Самое мерзкое, что поймать их сложно. Все строится на «добровольных пожертвованиях». Клиенты сами потом в суде показывают: «а я сама дала, она меня так убедительно попросила, я думала, это на лечение дельфинам».

Игорь засмеялся. Семенов не улыбнулся.

– Это не смешно, Игорь. Это грустно. И страшно. Потому что однажды к такой вот мадам Кассандре придет не бабушка с сережками, а человек с настоящей бедой. А она его своим бредом либо в могилу сведет, либо в психушку. И мы потом будем разбирать это дело. И она будет смотреть на тебя своими наглыми глазами и говорить: «А я что? Я просто дала совет. Это же ее воля была – последовать ему».