Дары Господа. Проза XXI века

Нимб пути

Мне запомнилась такая притча.

Прикрыл Отшельник ладонью гусеничку, а когда убрал руку, из-под неё вылетела прекрасная бабочка. И тогда, восклонив голову, Старец поднял руки к Небу и взмолился: «Господи, накрой и Ты меня Своею дланью!»

Рано или поздно подобное превращение может произойти с каждым человеком, ибо у нас две родины: земля и небо, и если они соединятся в нашем сердце, станет возможным такое преображение, потому что Чудо – это ответ Бога на веру и верность человека своему предназначению…

Неизреченный Свет

Когда-то матушка Татьяна, жена моего первого духовного отца, рассказывала, что на праздничную литургию в Отрадном, где служил тогда отец Владимир, местные бабушки приносили букеты распустившейся вербы.

Праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы приходится на четвёртое декабря. В это время бывают снега и крепкие морозы, а если и случаются оттепели, то всё равно это не та пора, когда возрождается жизнь. Но – это по меркам человека…

Множество лет с тех пор в ночь на четвёртое декабря я сожалела, что нет передо мной вербы, на которой можно было бы видеть чудесное действо – появление барашков в честь наступившего Праздника. Во времена, когда я круглый год жила на даче, где был и пруд, и посаженная родителями над ним верба, я была ещё «и доныне диким тунгусом». А потом, зимуя в городе, верб уже вокруг не было. Кроме того, знакомый священник заметил как-то, что верба в полночь распускается не каждая, но добавил, что в его провинциальном приходе всё-таки отыскалось одно такое, склонное к проявлению Чуда дерево. На переломе праздничной ночи ветки его покрываются барашками, которые через некоторое время исчезают, но если успеть сорвать обновлённые веточки, то они остаются такими же, как весенние на Вербное Воскресенье.

В этот раз, в ночь с третьего на четвёртое декабря, я ждала двенадцати часов с надеждой «Фомы Фомича-неверующего», то есть, с большим недоверием глядя на тонкие прутики трёх верб, растущих после весеннего Праздника на моём балконе. Ждала с недоверием, но всё-таки… с ножницами в руках.

Минут десять я стояла у окна. На верху каждого деревца-прутика качалось по нескольку сухих листков. Ровно в 00 часов 00 минут я вышла в заснеженную ночь балкона, зная, что секунд на двадцать часы мои впереди. Веточки были такими тонкими на ветру, что невозможно было вообразить рождение из них барашков. Но вдруг, та, на которую я смотрела, не отводя глаз, оказалась в больших, пушистых почках! И случилось это не так, как в замедленной с интервалом съёмке распускаются перед нашим взором цветы, а просто произошла смена картинки: была голая ветка, а в следующий миг – в барашках. Я обернулась к другим деревцам – и все они были ЧУДЕСНЫМИ!.. А внизу под балконом продолжала греметь музыка, смеялись люди, выходящие из кафе, подъезжали и отъезжали такси…

Как жаль было срезать эту ожившую веточку! Но иначе, как рассказать о сказочном превращении?! Я поставила её в воду и много раз подходила к ней в ночи, совершенно не умея верить Чуду. И вспомнила, как спросили одного Старца, случались ли с ним чудеса? А он ответил:

– Да, и не раз на дню…

– Так почему вы об этом не рассказываете?

– Божию милость незачем обсуждать, её надо хранить в тишине сердца… Ну и.. кто же из современных людей поверит таким рассказам?!..

Утром я с веточкой вербы была на литургии в нашем храме. На исповеди отец Александр даже не удивился случившемуся и сказал: «Это вам на утешение…» Но прихожане дивились. Никто раньше даже не слышал о том, как Природа встречает этот Праздник – Введение во храм Пресвятой Богородицы…

Чётки памяти

Когда мы предаём детство, отрекаясь от его прибежища, определяем возрастом, а не состоянием души, мы, как с чем-то пережитым, расстаёмся со сказкой и её добрым волшебством. И теперь уже только раз в году она великодушно оборачивается к нам, облекая сиянием Рождественских надежд. Поэтому праздник этот всем в радость, и всеми любим, ибо связан с детством, а тогда, как видится, и звёзд было больше, и снег пушистей, и люди светлей…

Я помню, как в один из Рождественских вечеров к нам с бабушкой приехала её гимназическая подруга. Свой век она доживала в небольшой комнате двухэтажного дома, принадлежавшего до революции её семье. Самым главным в этой комнате был высокий иконостас, перед которым всегда теплился огонь старинной лампады. Пенсионных денег Вере Петровне хватало на две недели, а остальные две она обедала в гостях, где её всегда с радостью ждали, ибо это был очень весёлый и внимательный к жизни человек. Кроме того, ещё и мастерица на все руки – за что бы ни бралась, всё у неё выходило добротным и красивым. Мне она ухитрялась каждый раз приносить какой-нибудь гостинец. И однажды подарила стаю лебедей из воска. Все птицы были розового и голубого цвета, и только одна – белая.

Раньше так не боялись пожаров, и на ёлках вместе с лампочками обязательно горели живые огни свечей. На ночь всю розово-голубую стаю я оставила плавать в ванне, а белую птицу повесила на ёлку. Но утром оказалось, что тонкая головка её оплавилась, и самый красивый лебедь стал ничем…

Но кто же из бабушек моего детства мог смириться с детским несчастьем? И милая наша гостья при помощи всё той же свечи воссоздала из бесформенного воска Ангела и вручила его мне.

С тех пор самой любимой игрушкой Праздника Рождества Христова стал для меня Ангел. Теперь их у меня много, но самый любимый – тот…

А бабушек моего детства я помню и поминаю как живых…

Уроки опыта

Когда в Москве появились пешеходные улицы, над ними открылось Небо. И стало возможно не только видеть, но и ощущать его духовную глубину.

В этот весенний день улица ожила, и под витающими миражами шагов на ней распахнулись фруктовые базары. Я остановилась у одного из них, и туда же подошла женщина, похожая на бабушек моего детства: аккуратная коса, уложенная в корону, лёгкое платье в светлых цветочках и лучистые глаза. Посмотрев на букет садовых ландышей в моей руке, она сказала:

– Уже ландыши появились, где вы их купили?

– На площади, – и мы улыбнулись друг другу. Потом она повернулась и пошла дальше, вниз по улице – ей уже нелегко давались «большие концы». Тогда я догнала её и протянула цветы.

– Поздравляю вас с весной.

– А как же вы? – спросила она и больше ничего не добавила, только положила на мою руку свою сухую, горячую ладонь, и глаза её светились как разбегающиеся водяные круги на солнечной глади…

От этой встречи стало так светло и ясно, что если рай нельзя построить на земле, то он легко обретается в душе. Надо только услышать другого человека и сделать шаг ему навстречу. И как-то особенно захотелось принести такие же цветы маме! Тогда я вернулась на площадь и не сразу подошла к той же цветочнице, но оказалось, что её букетики были в два раза дешевле, чем у других. На вопрос «почему»? она энергично заметила: «Я же не спекулянтка, чтобы драть деньги за весенние цветы!..»

Уже у самого дома я решила купить «Птичье молоко» к чаю. И тут сквозь стеклянную витрину возник силуэт человека в шёлковом костюме с какой-то невиданной искрой. Восточный облик и одежда высветили его из толпы, но в магазинной круговерти этот сюжет как-то забылся…

В кондитерском отделе не оказалось продавца, и за мной выстроилась очередь. И тут боковым зрением я снова увидела того человека. Он круто повернул в сторону нашего прилавка, осмотрел его и, обращаясь ко мне, сказал:

– Сегодня пятница, целая неделя трудов позади, вы, наверное, устали.., можно я сделаю вам подарок?

И, подняв «дипломат», открыл его и достал букетик ландышей… Несколько женщин сразу «запричитали», что не одна я тут стою, но он, улыбаясь, щёлкнул замком и исчез. Нет, он не растворился в воздухе, но просто ушёл…

Тут же появилась продавец, и через несколько секунд я была уже на ступеньках магазина в такой эйфории, что, казалось, душу свою еле успела ухватить «за край одежды»…

…Как часто мы совершаем проступки, и всё, вроде бы, сходит нам с рук. Ну, сказал грубость, ну, дерзко поступил – и ничего: небо на тебя не рушится. Мы даже не успеваем осознать, что наше малое зло затемняет весь мир, всё мироздание. Не понимаем, что, находясь под призором Бога, защищены лишь Его милостью, и что для нашего абсолютного счастья всего и надо – спешить делать Добро….

Благомысленное решение

Когда-то на Тверской улице находился магазин, бойко торговавший индийскими товарами. Однажды я зашла туда и, поднявшись на второй этаж, попала под обаяние густых и терпких запахов – за прилавком тлели ароматные индийские палочки. И мне показалось, что в один из вечеров было бы приятно возжечь их у себя дома…

Перед кассой стояло несколько человек, когда же подошла моя очередь, я вдруг мысленно увидела перед собой своего духовного наставника отца Владимира. И батюшка ласково, как всегда говорил с каждым из нас, посоветовал мне не покупать душистых палочек, объясняя, что они не столь нейтральны, как это мы себе представляем, и что даже могут служить привлечением недобрых духов. Его совет был краток и убедителен, поэтому на вопрос кассира, за что же я хочу пробить чек, я извинилась и отошла в сторону.

Далеко не в полном ладу разума с сердцем я вышла на улицу, и возникла даже мысль: правильно ли я поступила, отказавшись от покупки? И буквально тут же меня окликнула молодая прихожанка нашего храма. Мы взаимно обрадовались встрече, и она вдруг сказала:

– Представляешь, вчера мне влетело от отца Владимира. Я принесла ему в подарок ароматные индийские палочки, кстати, которые здесь и купила, а он велел их выбросить, хотя я думала, что, прочитав молитву на освящение всякой вещи, ими можно пользоваться… И тут она слово в слово повторила доводы нашего батюшки, которые я только что «слышала» перед кассой.

– Да, он тоже мне сегодня это говорил, – засмеялась я.

– Как? Он сейчас в Москве?

– Нет, не сегодня, а раньше, – поправилась я. Ну, не могла же я объяснять, что привиделось мне в магазине… И был ли то отец Владимир или же мой Ангел-Хранитель в его образе? Не знаю…

Но с тех пор я никогда не покупала и не возжигала снадобий, так ласково называемых «индийскими благовониями» и так густо обволакивающих человека, когда он заглядывает в восточные лавки.

Талант Веры

«Знаешь, что у нас есть тёплое?

Судьба и сердце, жизнь и душа,

и тем более СВЕТ ОТ БОГА…»

Размышление ребёнка

Когда я всматриваюсь в кинохронику начала ХХ века и вижу толпы людей с их радостью и печалью, то поражаюсь, как легко и бескровно мы оккупировали их жизненное пространство. Никого из них давно уже нет на земле, а тогда они даже не подозревали, что мы наступаем им «на пятки». Как, собственно, и мы не думаем о тех, кто идёт за нами… Так меняются поколения, времена, цивилизации. И привычная «аксиома», будто человек должен в своей жизни посадить дерево, построить дом и вырастить ребёнка становится зыбкой и неубедительной как цель. Это, скорее, ступени к пониманию, что родившись на земле человеку ещё надо стать человеком, а для этого нужны не только благоприятные внешние обстоятельства, но и желание понять, зачем я призван в этот мир и справляюсь ли с возложенным на меня делом?..

Рано или поздно каждый человек оказывается перед этими вопросами. Только одному они могут открыться в последние секунды его земного бытия; другой – уже нечто ведает с детства, а иные, предчувствуя тайну, ищут ответы всю свою сознательную жизнь…

Бывает, что ребёнок, подняв пальчик, вдруг говорит, что на Небе есть Бог, и сердце умиляется. Но когда взрослые назидательно восклицают «и всё-таки, там Кто-то есть!..», они обнажают свою беду, ибо невежество в духовных законах – это не просто этический аутизм, а изъязвленность самого человеческого образа: когда детская вера человека не взрастала вместе с его земными годами…

Если познание физических законов открыто для нас, и мы изучаем их с детства, то законы духовные, несмотря на их непреложность и могущество, для многих остаются неведомыми. О них не рассуждают в семьях, им не нашлось места в школьных программах – нет такого предмета, где бы обсуждались вопросы жизни и смерти, духовного пути человека на земле, словно эти стороны человеческого бытия призрачны и нереальны. Но великий учёный и тайный монах Алексей Лосев утверждал, что «Мир чреват смыслом»…

В детстве, в счастливом детстве, кажется, что мир взрослых – это мир радости и добра, а если случаются печали, то лишь оттого, что ты ещё не стал достаточно взрослым. Такое ощущение дарит семья, где утишины внешние катаклизмы и главенствует Добро. Добросердечие домочадцев и книги, на страницах которых людские мнения поверяются истиной Любви, одаряют маленького человека призором Света, ведь недаром в Священном Писании сказано, что «Молитвами родителей созидаются дома детей»…

Однажды, не соглашаясь в чём-то со своей четырёхлетней дочкой, я скала в сердцах:

– Ты ничего не знаешь.

– Нет, знаю, – ответила она.

– Что же ты знаешь?

– Я знаю, что у слонов есть хобот. Что у человека есть душа. И что, в конце концов, у человека должно быть доброе сердце… – и заплакала от обиды непонимания…

В советские времена первый урок сентября в нашей школе начинался с разговора о любви к Родине. Занятие это, приправленное идеологическими назиданиями, никого не трогало, тем более что ещё так томительны были воспоминания о свободах канувшего лета. Суть тех уроков была чуждой, ибо не касалась того, о чём следовало бы говорить с человеком от самого истока его жизни: «Ты пришёл в этот мир, а не мир – к тебе. Поэтому старайся, ничего не нарушив, вписаться в него и сделать так, чтобы он тебя принял и полюбил. Не надо срывать первые весенние цветы – просто любуйся ими и дай радоваться весне, дай увидеть их красоту другим; переступи через муравья, ибо у него свой круг жизни, и, видишь, он торопится по своим делам и заботам (тут можно вспомнить сказку Виталия Бианки „Как муравьишка домой спешил“); выпавшего птенца из гнезда справедливо вернуть его родителям – ведь всё это разные стороны извечной гармонии мира, и всё сущее на земле, как и ты, имеет право на жизнь. И каким бы ты не был маленьким, ты сильный по отношению к тому, кого необходимо защитить. Мир надо слышать и видеть, а не потреблять, ибо у всего вокруг есть своя душа, и она скорбит, если человек бездушен и жесток. К тому же, кто великодушен и рачителен, того Бог одаряет радостью!»

Так мы и беседовали с моей маленькой девочкой, которая дошкольные годы проводила со мной на даче, и мир для неё был средой, которой надо восхищаться, любить и сочувствовать. Малышке было чуть больше четырёх лет, когда однажды она пришла ко мне в спальню и, увидав томик Бунина, сказала:

– Давай, я тебе расскажу о писателе, о Бунине?

Я обрадовалась, потому что, во-первых, слово «Бунин», оказалось первым прочитанным ею словом; во-вторых, она говорила всегда такие интересные вещи, что я их записывала. Поэтому и в тот раз я быстро взяла ручку:

– В детстве он молился Господу и говорил: «Господи, прости меня, прости все мои грешные ошибки…» И он тоже очень честно молился Марии. И вот он говорил Марии: «Мария! Прости меня тоже, пошли в Рай Небесный и помоги мне от всех моих грешений избавиться!» И говорит ему Мария голосом невидимым, и говорит ему: «Я тебя спасу. Ты будешь на Небесах благородным, красивым, верующим человеком!» Ангелы очень обрадовались и стали танцевать на Небе как весёлые лучики солнца. Они стали улыбаться, и Бунин тоже стоял одной ногой, где танцевали ангелы, и тоже в его ресницах почувствовалось чистое сомрание духа и тот же Рай…

– А что такое «сомрание духа»? – спросила я

– «Сомрание» – это падающая тень сердца почувствовалась… И когда он воскрес на Небесах, это было очень радостно, и в его сердце почувствовалось веселье, и его душа тоже очень веселилась на чистой поляне Рая. И вышла к нему Мария с Господом, как Отцом и Сыном и Святым Духом, и сказала ему: «Я тебе помогла. Ты будешь жить в Рае и нюхать небесные цветы Рая». И Бунин сказал: «Ты мне помогла, и я очень рад, моя любимая Мария, со вниманием». Бунин упал на колени перед Марией. И Мария сказала: «Ты будешь таким же красивым и благородным человеком как Мой Сын. Но ты был человеком. И я тебя спасала, как могла, потому, что и я тоже была человеком»…

Святой Старец Иоанн Крестьянкин наставлял своих слушателей: «Молитесь о детях, показывайте им в жизни следы Промысла Божия, который созидает жизнь. Не о Боге им толкуйте, а о жизни, которая может быть с Богом и без Него».

…И теперь, когда уже прошло много лет с тех пор, всё-таки с горечью ощущаешь, сколько времени прошло «сквозь пальцы», и как часто вместо того, чтобы обретать «умное сердце» мы размениваем свой талант веры в буднях суеты…

Как я догнала свой «Трамвай»

Прошлое в памяти обычно подёргивается благорастворёнными токами, и всегда кажется, что «раньше было лучше, чем сейчас». Но у каждого – своё былое, а моё, как я могу теперь утверждать, было, воистину, счастливым, ибо я жила не в городе, а на даче, встречая новые времена года с прилётами снегирей, скворчиными боями за гнездовья и наблюденьем, как крохотная мухоловка кормит кукушонка, садясь ему на плечо. Я жила в доме, сад которого с двух сторон окаймлял лес. Весной из окон кабинета казалось, что синева неба рухнула сквозь деревья на освободившуюся от снега землю, и я приглашала друзей на подснежники. По ночам под берёзами горел костёр, и было слышно, как растёт сквозь прошлогоднюю листву новая трава. В рукотворном пруду пели соловьями лягушки, и после аквариумной зимы мерцали, не опускаясь в глубину, золотые рыбы. На живом корме к осени они вырастали в «золотых карпов». А сколько ежей, котов и собак становились моими питомцами в те годы!

Зимой на нашей улице по будням обычно светились окна только двух домов: в том, где была я, и соседнего, где жил писатель Анатолий Рыбаков. Ещё в раннем детстве я помнила его молодым, только что издавшим книги «Кортик» и «Бронзовая птица». Тогда он звонко смеялся. И если, уезжая в Москву, задерживался, просил позаботиться о черно-белой дворовой собаке Кузе – моём верном друге. Помню сидящую в кресле старенькую маму Анатолия Наумовича и её воздыхания: «У Толечки такое доброе сердце, вот и собаку подобрал…» Позже писатель Рыбаков уже редко смеялся и совсем не любил собак. Но окна кабинета, выходящие на заасфальтированную дорожку, всегда окаймляли его силуэт за письменным столом, над которым провозглашалось: «ЧТОБЫ НАПИСАТЬ, НАДО ПИСАТЬ!» И он работал, казалось, всегда.

Благо, когда ты дружишь с одиночеством и тишиной, когда можешь встречать рассветы среди природы и зримо ощутить, что Земля живая, и у всего сущего на ней есть свой язык и голос, в суете Истина сокрыта, и к тому времени, когда человек обычно просыпается, лик Природы уже затемнён. Может быть, в том, и заключён сокровенный смысл пословицы: «Кто рано встаёт, тому Бог даёт». И эту книгу Правды я постепенно читала, сначала по складам, а потом только такой мир и был для меня настоящим.

Но подобный стиль жизни родственникам виделся иначе. Моё отшельничество их задевало, и спектр убеждений простирался от печального «ты губишь себя», до гротескного «только в коллективе можно стать человеком». Воспитанная в послушании старшим, я поддалась упрёкам, и случилось так, что в это время меня навестила моя подруга Лола. Я ей сказала: «Всё. Я прижата к стене – отступать некуда. Мне нужна работа в присутственном месте». На что она – гений дружбы ответила: «Хорошо. Я подумаю». И буквально через день позвонила: «Открывается детский журнал „Трамвай“. Я переговорила с главным редактором. Послезавтра он ждёт тебя на улице Чехова. Итак: послезавтра в четыре часа». Так я оказалась в Москве, где и догнала свой «Трамвай»…

Самый большой комплекс у человека – это ощущение отсутствия каких-либо комплексов. Такого недуга, слава Богу, у меня не было. И когда художник издания поведала мне своё впечатление от встречи: «вошла такая уверенная в себе женщина», я рассмеялась, ибо, переступая порог редакции, долго ещё словно шагала в открытое окно: вокруг всегда были люди, с которыми надо было контактировать и дружески общаться…

Теперь-то я знаю, что тот сюжет моей жизни был щадящим: в редакции никого не угнетали ни подозреньями, ни чуждым пристрастием. Более того, каждому дана была фора открыть читателю то, что сам бы хотел прочитать в детстве, ведь начались девяностые годы (теперь уже прошлого столетия)!..

Трудно представить, что до этих лет духовная жизнь в нашей стране приравнивалась к антигосударственной деятельности и каралась уголовным преследованием. Христианскую книгу в те годы нельзя было ни раскрыть в общественном транспорте («откуда у вас подобная литература?»), ни дать кому-то почитать. А если со случайным собеседником и возникала речь на «божественную» тему, то в глазах визави быстро появлялось сочувствие, какое обычно сопровождает разговор с тревожно больным.

Хотя я и родилась в советской семье, но воспитывала меня и тайно окрестила бабушка. На её рукодельном столике стоял Образ Спасителя, и она согревала его молитвами и негасимым огнём лампадки, масло для которой покупалось в аптеке. «Мы опустошили нашу жизнь, оторвав её от Бога, – иногда говорила она, – а так жить нельзя, потому что это путь в никуда». И когда я засыпала, то последнее, что видела наяву – её лицо, склонённое над Евангелием, и огонёк перед Образом. И эта распахнутая самым близким мне человеком дверь облегчила путь к Истине, то есть – к Богу, именно в Православной вере. И теперь, оказавшись причастной к изданию детского журнала, мне казалось, что если открыть в таком «продвинутом» издании как «Трамвай» (ежемесячный тираж три миллиона!) христианскую страницу, то это будет путь к свету для нескольких поколений – дети смогут вести за руку заблудших своих родителей вместе с бабушками и дедушками. Такие были времена… И уже потом, через десяток лет, я, выступая в Элисте, Пензе или в городе Заречном, слышала, что люди в те годы извлекали эту журнальную страничку, чтобы собрать книжицу о главных православных праздниках, почитаемых святых и чудотворных иконах, потому что другой христианской литературы достать было неоткуда. Кроме того, по-моему, впервые в СССР слово Бог стало печататься с большой буквы на разворотах нашего детского журнала. Но эта христианская страница появилась только через год после рождения «Трамвая», а вначале я должна была искать для журнала гениев и оттирать графоманов.