Мамина сказка

I

Десять часов вечера. Чернота за окном. Холодный март. На кровати в тесном больничном боксе сидит Сережа, а на соседней кровати у мамы на руках засыпает малыш.

Часа полтора назад малышу, который было уже пошел в ночь, стало хуже. Он проснулся от удушающего лающего кашля, начал плакать. Мама сразу же поволокла его в ванную, включила самую горячую воду и сидела в этой бане минут 15. А Сережа то и дело заглядывал за шторку, посмотреть, как там малыш и какое лицо у мамы – обычное или грустное. Но лицо ее было даже немножко злое от своих каких-то мыслей и от того, что она все время шикала на Сережу, чтобы не пускал холодный воздух.

Потом приехала скорая. В больницу пришлось отправиться всем вместе. На сколько затянется – не ясно. Оставлять дома одного семилетнего Сережу мама была не в силах, да и он сам больше всего только этого и боялся.

На жестком сиденье в подскакивающей то и дело машине сидела мама, крепко держа малыша у себя на коленях, глядела на Сережу, сидящего на скамейке напротив, и мысли ее скакали одновременно с колесами на разбитой дороге. «Наташка не сможет, работает. Оля свою возит целый день по занятиям, не даст же она Сережке ключи от квартиры… а если сам будет ходить домой? А вдруг ключи потеряет? Поесть не сможет разогреть? Да где ж он возьмет-то поесть? Кто ему приготовит? И соседи все работают. Кого же просить, чтобы смотрели за ним после школы? Ой, ма…»

Вечный день под ядовито-белыми лампами приемных покоев, полные руки вещей – почти все куртки, шапки и шарфы достались Сереже. Минуты ожидания, пока малыша осматривает дежурный врач, выносит свой вердикт и дает направление, кажутся часами, если перед глазами только зеленые стены и маленькая серая стойка охранника. Он сидит букой, наверное, хочет спать, и даже несколько слов не скажет Сереже, как это обычно делают взрослые, встречая загрустившего малыша. «Один ботинок сказал другому: привет! Ты что такой страшный? – Я не страшный, я хороший, просто хотел дружить. – А, ну давай. – Ты умеешь играть в «ботинкошлеп»? – Как это? – А вот так: шлеп, шлеп, шлеп, тебя!» Носок одного ботинка все наскакивал на край другого, а тот вырывался – «шлеп!».

– Сережа, пойдем!

Почти не видя из-за курток пола, шагая вслед за маминым голосом, Сережа провалился в коридоры больницы, казавшиеся бесконечными. Сюда, теперь направо, не отставай, еще чуть-чуть. Слева стены и двери сливаются в своей белизне, справа низкие окна показывают темноту. От пункта сдачи крови, где им пришлось ждать лаборанта, длинный и узкий коридор тянулся в обе стороны, в одном конце дверь, а в другом – новый коридор. И никого там больше не было кроме них. Только как будто из воздуха возникали и тут же исчезали девушка в халате, каталка, человек с перевязанной головой.

– Тут как во сне, – прошептала мама, когда ее взгляд завис в пустоте коридора.

Замысловатые больничные лабиринты привели их в пустой узкий бокс на две взрослые и две детские кровати, где Сережа остался один в полутьме. Мама с малышом растворились за дверью, в ярком холодном свете из процедурной.

Перед тем как выйти из палаты, мама звонила по телефону. О Сережиной доле она договорилась с консьержкой Розой Юрьевной, которая жила в том же подъезде и не то, чтобы маялась от безделья или желания кому-нибудь помочь, но на удивление быстро и по-человечески вошла в положение. Консьержка должна была встречать Сережу из школы, кормить и следить за уроками, а на ночь отводить его в их квартиру, сидеть, пока мальчик умывается и ложится, ждать немного, чтобы уснул, и уходить до утра. Такси до больницы и обратно мама пообещала оплатить.

– Укол пока на стали делать, только ингаляцию, – быстро заговорила мама, вернувшись в бокс. – Как не вовремя папа уехал! Но что поделать, работа. Не грусти, солнышко, – обратилась она к Сереже. – Сейчас приедет Роза Юрьевна на такси, заберет тебя. Будешь спать дома, – мама неуверенно улыбнулась.

Малыш послушно сидел у нее на коленях и наблюдал за ее лицом. Ему уже год, он научился ходить и все время намеревался залезть куда-нибудь повыше, но сейчас притих, измотанный высокой температурой и кашлем. Мама устроила его на руках и приложила к груди.

Сережа несколько секунд смотрел на пустую детскую кроватку с белым металлическим бортиком и представлял себя одного в квартире. Ночью.

– Мама, – произнес он робко, – а может быть я тут останусь. Эта кровать свободная. Мне она понравилась.

– Сереженька, хороший мой… Нельзя, солнышко. Не разрешат, у них биток, пациентов много, мне в приемке сказали. Да и тут инфекционное отделение, заразишься на раз. Ну посмотри, вот Максик болеет, разве здорово? А если ты чего-нибудь подцепишь? Да не дай Бог! Роза Юрьевна за тобой посмотрит, а я звонить буду. И ты мне звони. Все будет хорошо.

Мама говорила полушепотом и так ласково, что от этого еще больше не хотелось от нее уезжать. И почему говорят «биток», если кровать свободная? Прямо обидно!

Мальчик представлял себе, как такси долго не едет к Розе Юрьевне или глохнет на середине пути. И пока консьержка решает проблемы с машиной, становится уже так поздно, что он засыпает здесь, в больнице, и мама не решается его будить. А завтра, завтра видно будет… Но не успел Сережа замечтаться, как экран маминого телефона засветился. Роза Юрьевна прибыла к главному входу. Она совсем не злая, нет. Но все же так не хочется уезжать от мамы.

Ключ привычно щелкнул в замке, но после этого оказался не на положенном ему крючке, а в кармане у тети Розы. Консьержка напоила ребенка чаем с печеньем, помогла собрать портфель и, отправив в постель, быстро выключила свет. Никаких тебе «подожди немножко», «я еще не улегся как следует» и «сосчитай до пяти». Сережа глядел в темноте на ее крупный силуэт с короткостриженой головой и все никак не мог решить, тетя Роза еще тетенька или уже бабушка.

– Ну чего глазенки лупишь? Закрывай! Поздно, – сказала она слегка хрипловатым голосом и скрипнула стулом.

«Наверное, все–таки бабушка», – подумал Сережа и повернулся к стене. Минут через пять консьержке показалось, что мальчик уснул, и она спокойно покинула квартиру. Было уже около полуночи.

_________

Мама сидела на кровати и беззвучно водила пальцем по экрану смартфона, вставала и подходила к окну. Спать не хотелось, хотя и нужно было бы. Мир за окном заволокло туманом, сквозь который просвечивали желтые и зеленые прямоугольники – окна другого корпуса больницы. Белый фонарь во дворе между корпусами по-киношному светил на очищенную от снега дорожку, а прямо перед окном раскинулись графичные узоры ветвей молодых берез. Телефон завибрировал в маминой руке, Сережина мордашка высветилась на экране.

– Сережа, сынок, ты что не спишь?

– Мама, мне страшно.

– А Роза Юрьевна уже ушла?

– Да, – как будто боясь разбудить кого-то, едва выдохнул мальчик.

– Ты в постели? Все в порядке? – мама метнулась к двери бокса и выскочила в коридор.

– Да, мама, я лежу. Просто тетя Роза ушла, а я не уснул. Она не знала. А я хотел уснуть, честно, но мне просто страшно без тебя.

– Малыш… Я тебя очень, очень люблю! Максику скоро станет лучше и мы приедем. А сейчас надо спать, а то завтра в школу.

– Я знаю, но так хочется к тебе… – интонация Сережи стала плаксивой.

«Что же сделать, чтобы он успокоился? Чем помочь?»

– А давай я тебе спою? – услышав молчание в трубке, мама решила, что это знак продолжать. – «Ложкой снег мешая, ночь идет большая. Что же ты, глупышка, не спишь?..»

– Не эту, – прервал Сережа.

– Баю-баю-баиньки, прибежали заиньки. Стали заиньки скакать, нашу деточку качать…

– Мама, не пой пожалуйста, – чуть не плача проговорил Сережа.

– Что такое, мой хороший?

– Просто, когда ты поешь, еще больше плакать хочется.

Жар хлынул маме в лицо, по плечам пробежала дрожь беспокойства и чувство вины обрушилось на голову ледяным дождем. Он там один! Маленький еще мальчик. Как же она довела до такого? Когда упустила болезнь малыша? Почему не была внимательной? Как он там теперь без нее?!

Мама сделала вдох и выдох, почувствовала себя и вспомнила о дыхании.

– Сереженька… ты ляг на спинку. Сделай вдох, а теперь выдох. Медленно-медленно. Постарайся расслабить ноги, руки. Почувствуй, как все тело расслабляется и даже голова. Чувствуешь? Получается?

– В-вроде, – он прерывисто вдохнул.

– А теперь сделай еще глубоооокий вдох, чтобы живот надулся. И выдохни мееедленно– медленно.

Вдохи у Сережи были сначала как бег по ступенькам, но примерно на четвертом–пятом дыхание стало ровное. Мама, сама того не замечая, дышала вместе с ним, как бы настраивая на нужный ритм.

– Вот так, подыши…

Через несколько минут мальчик уснул. Продолжая делать глубокие вдохи и выдохи, чувствуя, как надувается и втягивается живот, мама выжидала прежде, чем нажать на красную кнопку на экране. Всегда тяжело узнать ту последнюю секунду, когда ребенок уже точно провалился в сон и не вскочит, как только родитель сделает шаг в сторону двери. Но тут волнение о том, что в боксе может проснуться малыш, пересилило. Мама сбросила вызов, вошла в палату и, наконец, легла.

II

В 7.30 утра и 6.30 вечера из процедурной детского инфекционного отделения выходила дежурная медсестра. В руках ее был металлический лоток, полный разнокалиберных шприцов с желтоватой жидкостью – антибактериальным раствором. Быстрое шарканье шагов раздавалось в коридоре и через пару минут по всему отделению каскадом начинал звучать детский плач. К этому хору примкнул и маленький Максик.

Розоватые стены бокса никак не скрашивали серый день, серую еду в тарелке с узором из советского прошлого и ощутимое чувство тревоги за старшего сына. Зато в коридоре был целый мир, частью которого становились мама и Максик, когда изредка выходили из палаты на «прогулку» и встречали других обитателей нового для них пространства.

Мальчик Ваня лет пяти сам подошел к маме, чтобы завести знакомство. Дал Максику подержать черный пластмассовый пистолет с красным дулом и большую машину. А потом сказал: «У меня ничего не болит. Мы просто приехали сюда пожить, пока нашу квартиру переделывают. Там будут новые стены и пол». За Ваней из палаты вышла невысокая, кругленькая прабабушка. «Все работают, некому с ним лежать, вот меня и вызвали, – то ли жаловалась, то ли просто констатировала она. – Я тоже работала да пришлось бросить ради него». Она присела на больничную скамейку и Максик потянул к ней ручки. Женщина взяла его и посадила на колено, он с минуту потеребил большую оранжевую пуговицу на темном синтетическом платье, затем слез и шустро потопал по коридору, приговаривая «ма-тя-ма-тя-ма-тя». «Новый слог», – отметила мама и поспешила за ним.

Сережа пришел из школы в коморку консьержки. Она разогрела ему заранее подготовленный обед, накормила, разрешила минут 20 посмотреть вместе с ней телевизор и посадила делать уроки. Маме о том, что все в порядке, доложилась по смс.

Сережина рука зависала над строчкой в косую линейку. Всего-то и надо было, что вывести четыре ряда букв по образцу. Но на душе стояла такая тоска, что ни на какие закорючки сил уже не хватало.

– Сережка, ты чего сник? – заметила Роза Юрьевна. – Ну-ка шевелись! До ночи что ли будешь у меня тут с уроками сидеть? А телефон чего взял? Не звони матери, ей не до тебя.

Когда удалось убедить консьержку, что все задания выполнены, она отпустила мальчика погулять под присмотром соседки. Вечером, уже в квартире, когда пора была ложиться спать, Сережа несмело спросил свою няньку:

– Тетя Роза, а вы мне почитаете книжку? Пожалуйста!

Консьержка выбрала какую-то зачитанную сказку покороче, а потом выключила свет, снова не посоветовавшись с Сережей.

– Давай уже спать дружочек, – сказала она неожиданно ласково и подумала, что зря, наверное, днем забрала у него телефон. Он поди и не оставался никогда так надолго без мамки.

Пятнадцать минут консьержкиного терпения быстро прошли, ключ щелкнул в замке, и Сережа открыл глаза.

_________

– Мамочка… – послышалось в трубке.

– Здравствуй, мой хороший, – заговорила мама шепотом. – Как ты?

– Максик уже спит?

– Спит, спит. А ты чего ж? Опять страшно?

– Да, – жалостливо протянул Сережа. – И тетя Роза опять быстро ушла. Она мне сегодня почитала, только сказка была очень короткая. А я потом старался дышать, как ты говорила, но…, – он запнулся на секунду, – все равно страшно. Может я свет включу?

– Эх, так можешь и совсем не уснуть! – мама уже вышла в коридор и говорила чуть громче. – Включи ночник в комнате, а большой свет – в прихожей.

– Из комнаты страшно выходить, мама! И с кровати вставать тоже!

– Господи Боже! Чего же ты боишься? Темноты? – спросила мама.

– Не знаю…

– Ну ладно, я с Розой поговорю… А пока расскажу тебе историю, – сказала вдруг мама. – Хочешь?

– Хочу! – воодушевился Сережа.

– Жили-были Матя и Малыш. Однажды они пошли гулять и…

– И что?

– Увидели здание. Они подумали, что в нем находится магазин, и хотели зайти, купить чего-нибудь вкусненького. Но все оказалось не так-то просто… Матя и Малыш вошли в дверь, но магазина здесь не было. Дверь за ними захлопнулась, и кто-то как будто включил огромный пылесос. Их начало затягивать неведомо куда, в темноту, где почти ничего не видно. И руки их чуть не расцепились. Малыш испугался и закричал, но Матя успел притянуть его к себе и обхватить покрепче.

«Боже, какой страх! Что я говорю», – успела подумать мама. Но слова уже вылетали из ее рта будто сами собой.

– Вскоре их выкинуло на дорожку между двух стен. Одна была цветная, расписанная тысячей рисунков, а другая серая. А над головой – небо.

– Мама, – перебил Сережа. – А Матя – это кто?

– Это… ну… это такой взрослый мальчик, – неожиданно решила мама.

– Ему уже 15 лет?

– Наверное… скорее 12.

– И ему что, не страшно?

– Да ты что! Конечно, страшно. Даже мне было бы страшно вот так попасть неведомо куда.

Сережа замолчал.

– Ну что продолжаем? – мама сделала вид, что не заметила прошедшую мимо косившуюся на нее медсестру и заговорила, не дожидаясь ответа Сережи.

– Матя еще несколько секунд держал Малыша, но потом потихоньку отпустил, а Малыш раскрыл зажмуренные глазки и спросил: «Матя, мы где?». «Не знаю, будем разбираться», – ответил Матя. Идти им было особо некуда, только вперед. Проход между стен был узкий, но дальше вроде бы становился шире, Мате так показалось. «Потопали», – сказал он и взял Малыша за руку.

– Мама, а Малыш, он как я или как Максик? – неожиданно спросил Сережа.

– Скорее как ты, только чуть поменьше, – ответила мама и огляделась вокруг себя: труба коридора с парой десятков дверей – лабиринт с бесконечным числом входов и выходов.

«Вскоре они заметили, что в стенах кое-где есть двери, – продолжала она. – Вдруг из одной двери быстро вышел высокий мужчина, похожий на какого-нибудь директора, сделал шаг к двери в стене напротив и сказал себе под нос: «Ох уж этот лабиринт, ни входа ни выхода не найти». Он уже открыл эту дверь, чтобы войти, но тут Матя крикнул:

«Дяденька! Простите, мы что, в лабиринте?», – а дяденька как будто их не видел.

«Что? А, дада. В лабиринте-в лабиринте», – отозвался он.

«А куда нам идти?» – спросил Матя.

«Да куда глаза глядят!» – сказал дяденька и исчез за дверью, а Матя и Малыш снова остались вдвоем.

«Матя, я боюсь!» – запищал Малыш.

«Не бойся, идем вперед», – сказал Матя. Хотя, как ты знаешь, ему и самому было очень страшно.

«Давай войдем в дверь, за дяденькой. Вдруг там выход!», – заныл малыш.

«Нет, в дверь не пойдем. Кто знает, куда еще может засосать. Тут хотя бы светло. Дорога видна. Пойдем по ней, может куда и приведет».

И они пошли дальше по лабиринту. Матя знал, что он старший, поэтому должен сохранять спокойствие и поддерживать Малыша. От того, что он помогал Малышу пережить страх, ему и самому становилось легче.

Они прошли один поворот, другой. Тут Матя заметил, что небо над головой начало темнеть, на лабиринт опустились сумерки. Дорожка увеличилась вширь, идти по ней стало удобнее, но стены и двери никуда не делись. Ребята услышали какой-то слабый жалобный писк. Малыш крепче стиснул руку Мати. «Давай поищем, откуда пищит, – сказал Матя. – Вдруг там помощь нужна». Малыш согласился, но думал только обо дном: «Хоть бы тот, кому нужна помощь, не оказался слишком страшным».

– Это точно, – буркнул в трубку Сережа.

«Мальчики пошли на звук и поняли, что кто-то пищит за одной из дверей. Открывать дверь Матя очень боялся, но точно чувствовал, что помощь нужна. Ребята подошли к потертой двери в серой стене, Малыш спрятался за Матю, обхватил его за ноги, и Матя приоткрыл дверь.

За дверью, прямо у самого порога, сидело существо – маленькое и скрюченное. Не зверек, но и не человек. Из одежды на нем были только короткие штанишки, волосы такие жидкие, что можно было и не заметить. А еще у него был длинный нос и большие грустные глаза, которыми он исподлобья смотрел на Матю.

– Что случилось? – спросил Матя. – Ты кто?

– Я Дрожик, и я жду, когда настанет день, чтобы выйти и найти свою маму, – проговорило жалобно существо. – Но здесь все время ночь, и я не знаю, как быть.

Матя задумался, а Малыш, который уже вовсю выглядывал из-за его ног, пытаясь получше разглядеть существо, вдруг спросил:

– А ты когда-нибудь выходил отсюда?

– Нет, – также жалобно ответил Дрожик. – Я должен выйти, когда будет день, но здесь всегда-всегда ночь.

– Это не правда! – почти крикнул Матя. – День закончился только что и он обязательно наступит снова. А раз ты никогда не выглядывал из–за двери, откуда ты знаешь, что здесь все время ночь?

– Я просто нашел эту пещеру, здесь не так темно и не так страшно, как снаружи… – произнес расстроенный Дрожик.

– Пещеру? – удивился Матя. Он приоткрыл дверь пошире и заглянул внутрь. Там действительно было что-то похожее на пещеру, в глубине которой слабенько горела свеча. – Мы тебе докажем, что день тут есть. Только нам надо где-то переночевать…

– Проходите, – сказал Дрожик смелее. – Я чувствую, что вы не так боитесь, как я, мне с вами будет спокойнее».

– Мама, – проговорил Сережа уже практически сквозь сон, – а почему папа не звонит?

– Пока не может, малыш, связи нет.

– Ну ладно, – едва слышно на выдохе произнес мальчик и провалился в сон.

III

Днем мама позвонила Розе Юрьевне, попросила на ночь оставлять Сереже ночник и свет в прихожей. Но дольше сидеть или больше читать просить не решилась, консьержка и без того проявила чудеса отзывчивости, экстренно согласившись взять на себя заботу о мальчике. С Сережей мама тоже поговорила, ее звонок раздался как раз тогда, когда он снова свесил голову над домашним заданием. Она предупредила его, что сегодня лежать в темноте не придется, но просить о большем тетю Розу не нужно. Пусть лучше он снова звонит ей, маме, как только консьержка уйдет. У них будет их секретное совещание каждый вечер, пока мама с малышом в больнице. Сереже стало намного спокойнее на душе. Теперь мама точно не поругает его за поздние звонки! Воодушевление стерло печаль, и даже Роза Юрьевна заметила, как ребенок переменился.

В отделении тем временем случился маленький праздник. Из палаты напротив бокса мамы и Максика уехал цыганский табор: женщина с тремя детьми, младшему из которых не было и года. Целыми днями старшая из трех – лупоглазая девочка с черными кудрями – скакала по отделению то в одних трусах, то в пушистом старом халате и маминых туфлях, бесцеремонно врываясь в палаты и требуя одолжить зарядное устройство для телефона. Средний, такой же кучерявый, кажется, мальчик, то и дело заходил туда, где его совсем не ждали, – в раздаточную или сестринскую. Забирать их приехали мужи семейства. Отец троицы выглядел обычно – черные джинсы, кроссовки, короткий пуховик поверх футболки. Дед же в стенах больницы казался героем романтической сказки. Слегка опираясь на трость, небыстро, но устремленно он шагал по отделению во вздымающемся темно-синем пальто и высокой, сужающейся к верху шапке. А позже, тряся густыми полуседыми усами, сурово интересовался у мамочек в коридоре, где здесь туалет. Семья пообедала в больнице и отбыла на удивление тихо. Через пару часов раздатчица привезла полдник, глядя на маму, улыбнулась, по-хозяйски перекрестилась и выпалила: «Ну слава Богу, съехали!»

Мысли о цыганах заняли маму до самого вечера. Максик уснул по режиму в 21.30, а минут через 40 экран смартфона засветился от уже долгожданного Сережиного звонка.

– Мама, привет! – послышалось в трубке.

– Привет, мой хороший! Как твой день прошел? – мама заторопилась выйти в коридор.

Они немного поговорили о школьных перипетиях, плохом и хорошем, что было за день.

– А ты расскажешь еще про Матю и Малыша? – спросил Сережа.

– Конечно! Только этого и жду целый день. Ты помнишь, на чем мы остановились?

– Матя и Малыш встретили существо и…

– И..?

– И остались с ним ночевать.

– Да, они вошли в его пещеру и там уснули, прижавшись друг к дружке. Матя проснулся первым, вокруг было также темно, только слабый свет от маленькой свечки. Он подумал, что, наверное, еще ночь и снова закрыл глаза. Ворочался, ворочался, но так и не смог уснуть снова. Тогда он встал, пошел к двери и из любопытства приоткрыл ее. А там… День уже был в самом разгаре! Солнце светило ярко и даже слышалось пенье птиц! Матя скорее побежал будить Малыша и Дрожика.

– Я понял, почему ты не можешь выйти отсюда! – кричал он. – Тут же ночь круглые сутки, ничего не понятно. А за дверью день, Дрожик, ты посмотри!

И они вышли на свет из пещеры, у Малыша даже глаза заболели от такого яркого освещения.

– Ой! – обрадовался Дрожик. – День!

– Только где нам твою маму искать? – задумчиво спросил Матя.

– Я знаю! Бежим! – крикнул вдруг Дрожик.

Ребята понеслись за ним. Коридор лабиринта становился все шире, за новым поворотом показались деревья и трава, и, наконец, они выбежали на совсем широкое место, большое поле, заставленное яркими палатками, вокруг которых ходили люди или только похожие на людей существа. За палатками в одной стороне стоял огромный шатер – настоящий цирк с картинки из книжки, а в другой – карусели.

– Это ярмарка что ли? – удивился Матя.

– Матя, смотри, сладкая вата! – воскликнул Малыш и потащил Матю за руку.

– Да подожди, надо с его мамой сначала разобраться.

Но Дрожику помощь уже была не нужна. Он побежал с криками «мама!» в самую глубину ярмарки. К нему повернулся кто-то в платье, слегка присел и протянул руки. Издалека Мате показалось, что внешность этой женщины очень напоминает Дрожика. Значит точно – мама.

– Матя, ну пойдем, – настаивал Малыш.

– Сладкая вата говоришь… – произнес Матя и вдруг понял, как давно они ничего не ели. – А супа ты сначала не хочешь? – обратился он к брату с маминой интонацией.

Малыш задумался, а в это время Дрожик уже снова несся к ним со всех ног.

– Ребята, пойдемте, мы с мамой вас угостим! А то же мы с вами сегодня не завтракали!

Мама Дрожика ждала их на лужайке рядом с ярморочным полем. У нее была с собой корзинка для пикника – ведь она каждый день ждала, что сын найдет ее и готовилась к встрече. В корзинке оказались причудливые на вид фрукты, маленькие бутылочки с розовой жидкостью – цветочным компотом, как сказала мама, и что-то вроде горячих бутербродов.

– Как же я рада, что сегодня мы с Дрожиком пойдем домой вместе! Мальчики, я так благодарна вам за то, что вы помогли ему выбраться из пещеры! – ласково произнесла мама Дрожика, выкладывая еду из корзинки на небольшую скатерть, расстеленную на траве.

– Да в общем и не за что, – ответил Матя, смутившись, и спросил: – Так почему же он сам не мог выйти оттуда?

– Такие уж мы существа, – со вздохом произнесла мама. – В темноте почти сразу засыпаем и практически не можем проснуться. Вот почему дома я никогда не задергиваю шторы.

Дрожик прыгал по траве вместе с Малышом. Он был уже совсем не похож на того скрюченного и жалкого Дрожика из пещеры: распрямился, окреп и будто весь светился изнутри. Такое же ощущение было от мамы Дрожика. Матя долго смотрел на нее, пока не убедился в том, что вовсе это не ощущение. От нее действительно исходил мягкий свет. Она окутывала им Дрожика, вот почему и он светился! А еще она как будто делилась своим светом со всеми, кто рядом. И хотя Дрожик и его мама в глазах Мати и Малыша были не очень-то симпатичные на вид существа, благодаря этому свету они казались самыми добрыми и прекрасными. Так хорошо, тепло и спокойно было рядом с ними. Таким счастливым выглядел сейчас Малыш! Да и сам Матя чувствовал, как легкая расслабленная улыбка сама собой расплывалась на его лице.