ДУБРОВСКИЙ.2.0 (по мотивам незаконченного романа А.С. Пушкина «Дубровский»)

Глава 1. Медвежья услуга, или Патриотичное вино

Кирилл Петрович Троекур всей своей многотонной душой ненавидел блогеров. Он ненавидел их за то, что они худые, говорят странными словами вроде «контент», «релевантность» и «месседж», и постоянно крутят перед носом телефоны, словно пытаясь гипнотизировать имбецилов по ту сторону экрана. Он ненавидел их молчаливой, свинцовой ненавистью человека, который привык, что мир крутится вокруг количества гектаров, полезных «друзей» и денег, а не количества фолловеров.

Но Кирилл Петрович был также большим мастером по «понятиям». А новые «понятия» диктовал ему Вячеслав Верейский, тот самый «полезный друг» – федеральный чин из Москвы, чье расположение было дороже любого урожая.

– Кирилл, – сказал Верейский как-то раз, с наслаждением вдыхая аромат дорогой сигары над троекуровским прудом-Кубанью. – Ты чего это от народа оторвался? У тебя ж тут… эстетика. Колорит. Надо это всё в медиапространство транслировать. Народную любовь культивировать. Понимаешь? Чтобы не просто олигарх, а… агро-гуру. Хлебосольный хозяин Кубани. Чтобы каждый лайк был как капля меда на твою душу.

Троекур не совсем понял, при чем тут мед и душа, но слово «транслировать» уловил. Следующей же мыслью было: «Значит, надо навезти этих… транслировщиков».

И он возил. Он закатывал пиры на полтысячи человек, куда съезжались все, у кого в каналах и блогах было от ста тысяч подписчиков. Он сажал их за один стол с губернатором и заставлял свою обслугу разливать им марочное (на этикетке) вино «Покровское». Он терпел их дурацкие вопросы о «миссии» и «экологии», мыча в ответ что-то про «родину» и «качество», и зверел от внутреннего вопроса: «И когда они уже, блин, нажрутся дармового вина и заткнутся?».

Он не понимал их мира, но он понял главное: эти пишущие и снимающие клопы – новая «крыша». Не силовая, а медийная. И если Верейский сказал «надо», значит, надо. Даже если ради этого придется вылить в пруд годовой запас шампанского, лишь бы они сделали красивую картинку.

И вот сегодняшняя вечеринка была из этой же оперы. Повод нашелся благовидный – презентация нового вина «Покровское PATRIOT». Выдержка – три месяца в дубовых чипсах. Вкус – как у победы.

У входа гостей встречал не лакей, а личный медведь Троекура, Миша, облаченный в ливрейную куртку с гербом поместья (перекрещенные вилы и кошелек) и с подносом для ключей от машин. Медведь, впрочем, был не в курсе своих должностных обязанностей и угрюмо доедал осетрину не первой свежести, брошенную ему на поднос кем-то из гостей.

В центре искусственного пруда, выполненного в форме силуэта Краснодарского края, бил фонтан с мацестинской водой, а вместо привычных лебедей по воде плавали зажаренные целиком поросята на надувных матрасах, дабы гость мог в любой момент отломить сочный кусок свинины прямо с воды.

Гости – самый цвет московской сноб-тусовки, прилетевшие на выходные «на юга» за новым контентом. Девушки в платьях от недоступных простым смертным брендов, мужчины в закатанных по локоть рубашках, обнажавших часы дороже Тойоты того самого Дубровского-старшего, чью ферму Троекур недавно «прибрал к рукам». Они терпеть не могли Троекура и его плебейский размах, но терпели, потому что за ним маячила тень Верейского, а на его вечеринках можно было сделать селфи с кем-то значимым для личного блога.

– Кирилл Петрович, это просто Лувр! – восторгалась дама с лицом, не выражавшим ровным счетом никаких эмоций из-за обилия ботокса. – Вы чувствуете пульс земли! Виноделие – это же чистый перформанс!

– Да я, Анна Вениаминовна, не волшебник, я только учусь! – рычал Троекур, потягивая свое же вино из хрустального бокала размером с аквариум. – Но наше, кубанское, оно душевнее ваших этих французов и итальянцев. Патриотичное!

Один из гостей, Артем (арт-критик, владелец галереи на «Винзаводе» и мастрид-аккаунта о вине), сделал глоток «Патриота». На его лице на микросекунду появилась маска физической боли, будто он отпил из бачка автомобильного омывателя. Он тут же изящно наклонился, якобы поправляя носок своего лофера, и вылил содержимое бокала в кадку с пальмой.

– Невероятно смелое! – выдохнул он, выпрямляясь и ловя понимающий взгляд спутницы. – Чувствуется… мощь. Такая… агрессивная танинная структура. Прямо бьет в рецепторы, заставляет проснуться. Напоминает мне молодое чаколи, но с амбициями каберне.

– Я же говорил! – радостно гремел Троекур, не заметив маневра Артема. – У нас тут чернозем, он силу дает! Не то что ваши французские щебни!

– Да, да, именно щебни, – кивал Артем, уже незаметно наливая в свой бокал минеральную воду с лимоном из графина. – Кирилл Петрович, вы буквально переизобрели терруар. Это вино нужно не пить, а слушать. Желательно, из динамиков с хорошим басом.

––

Через полчаса эта же компания, извинившись, чтобы «подышать воздухом поместья», уже мчалась на двух черных «Мерседесах» по проселочной дороге, прочь от «Покровских Садов».

– Ради бога, притормози, я до сих пор чувствую вкус этого бензина с вареньем, – стонал Артем, высунувшись в окно. – Мне кажется, у меня выпадают пломбы.

– Молчи! – шикала его спутница Алиса. – Но ты прав, это был акт гражданского мужества – вылить это под стол, а не в себя. Ты узнал дорогу к тому самому сыровару, которого этот бородавочник недавно кинул?

– Чего ее узнавать? Настоящая причина, по которой мы все терпим этого жирного вурдалака, это пять километров до его соседа. Единственного человека в округе, кто делает нормальное каберне и сыр, от которого хочется жить, а не постить сторис о сельхоз-патриотизме.

Их машины свернули к скромному, но стильному шале с вывеской «Эко-ферма “Дубравушка”». Андрей Гаврилыч Дубровский, уже оправившийся от гипертонического криза, и в очередной раз убедившийся в жизненно важной необходимости ценить иронию судьбы, встретил их на пороге. Он посмотрел на дорогие машины и устало вздохнул, ожидая очередного повтора привычного спектакля.

– Что, опять троекуровские медведи вас напугали? Или просто вкус взыграл? – усмехнулся он, протягивая гостям бокалы с темным, бархатистым вином.

Московские снобы, несколько минут назад цинично стебавшиеся над засаленным колоритом местного аристократа, замерли в благоговейной тишине, смакуя аромат.

– Вот черт, – тихо выдохнул арт-критик, наконец по-настоящему расслабившись. – Вот же оно. Настоящее. А знаешь, что самое смешное? Мы только что насоветовали Троекуру разливать эту свою бурду в хрустальные графины и назвать limited edition «Медвежья моча». Он так вдохновился, что уже звонил маркетологу!

Андрей Гаврилыч громко рассмеялся, отчего у него задрожал живот, и налил им еще.

– Ну, что ж… За здоровье медведя! И за идиотизм, который, как ни странно, всегда платит за мое вино.

А в это время в пруд-Кубань летела очередная бутылка никому не нужного «Патриота». Миша-медведь с покорной грустью проводил ее взглядом. Даже он не был настолько неприхотлив в напитках.

Глава 2. Сырные слёзы и яблочный спесь

Пока московские гости наслаждались гостеприимством Андрея Гаврилыча, в поместье Троекура царил предвыборный, точнее, предсвадебный, ажиотаж.

В беседке, увитой виноградом сорта «Лидия» (Кирилл Петрович гордо называл его «нашим кубанским пино нуар»), сидела Маша Троекур. Вернее, не сидела, а работала. Перед ней на штативе был закреплен телефон, и она, включив запись видео идеально выстроенного кадра с бокалом вина на фоне баннера с черноморским закатом, говорила томным голосом, который никогда не использовала в реальной жизни:

– Говорят, настоящая роскошь – это умение быть счастливой здесь и сейчас. Ловить момент. Как этот вкус… терпкий, сладковатый… с нотами… э… спелой яблони и… маминых духов, – она заколебалась, заглянула в заранее приготовленные шпаргалки. – Короче, это вино «Покровское Мечта». Для тех, кто мечтает. Ставьте лайк, если поймали этот vibe.

Она выдохнула, вырубила трансляцию и с отвращением отпихнула от себя бокал. Внутри всё сжималось от стыда. Она ненавидела это вино. Она ненавидела эти глупые тексты, которые для нее писала копирайтерша из Москвы. Она ненавидела то, что её жизнь превратилась в один сплошной контент-план для папинькиного агрохолдинга.

Её мысли прервал голос отца:

– Машкен! Иди сюда! Посмотри, кого папа привез!

На парковке, рядом с цвета морской волны «Гелендвагеном» Маши, стоял огромный бронированный «Бентли» цвета «хаки с золотым перламутром». Из него вылезал Вячеслав Верейский. На нем был спортивный костюм HEDLEY Lonsdale в клетку (как у Гая Ричи в «Джентельменах»), а на голове – настоящая кубанская папаха, от которой шел нестерпимый запах нафталина.

– Машенька, красавица моя! – просипел он, обнимая её с той протокольной фамильярностью, которая заставляет кожу покрываться мурашками. – Совсем казачка! Прямо как на картинке! Мы с батей твоим уже всё обсудили. Коллаборация будет мощнейшая!

Маша натужно улыбнулась, мысленно представляя, как делает коллаборацию своего будущего бьюти-бренда с федеральной таможенной службой. Именно такие ассоциации вызывал у нее Верейский.

– Пап, я пойду, мне ещё эфиры готовить, – соврала она и убежала в дом, чувствуя на себе тяжелый, товарный взгляд сенатора.

––

А в это время в усадьбе «Дубравушка» московские гости допивали вторую бутылку каберне и дегустировали сыр.

– Андрей Гаврилыч, это же просто космос! – Алиса, спутница арт-критика, закрывала глаза от наслаждения. – Этот ореховый послевкус… Это же тот самый сыр, из-за которого всё и началось?

Андрей Гаврилыч хмыкнул и налил себе ещё вина. Рассказывать эту историю ему уже наскучило, но вино и искренний интерес гостей развязывали язык.

– Началось-то всё не из-за сыра, а из-за спеси, голубчики, – начал он. – Спеси и яблок. У меня тут был сад старый, дедовский. Антоновка, ранет… Троекур, он тогда еще просто Кирюхой был, заходил частенько, мы сидели, разговаривали. Ну, он всё хвастался: то ему породу новую коров завезли, то винокурню модернизировали. А я ему свои сыры давал пробовать, разные.

Он сделал паузу, глядя в темноту за окном, словно видя в ней прошлое.

– И вот как-то он говорит: «Слушай, давай-ка я твой сыр у себя в лавке фирменной продавать буду. Под брендом «Покровские Сады», да и винишко твоё до кучи! Я, говорит, раскручу! Сад этот старый вырубим, сыроварню промышленную поставим». Я ему: «Кирюха, да ты что? Это ж мое, крафтовое, ручная работа. Ко мне специально за этим люди едут. Да и сад вырубить как? Мы же еще пацанами здесь лазили…». А он обиделся. Сильно. Заметил это я только тогда, когда он уезжать стал, не допил даже.

Гости замерли.

– И что же? – спросил Артем.

– А ничего. Прошла неделя. Приезжает ко мне наряд с проверкой. Говорят, документы на землю не в порядке. Я им: «Как не в порядке? У меня дед здесь ещё ковыль драл!». А они: «Нет нормальных документов – нет прав. Всё, Гаврилыч, свободен». А на следующий день приезжают ребята в камуфляже на джипах, говорят, «мы теперь охраняем объект от посягательств».

Старый Дубровский замолчал, его взгляд стал остекленевшим, он будто снова переживал ту ситуацию.

– А потом приехал он сам. Кирилл Петрович. С оператором. Прошелся по моим погребам, потрогал бутылки, поцокал языком. А потом сказал: «Не соответствует концепции моего премиум-бренда». И велел… велел выкатить все бочки и бутылки на улицу. И вылил. Свиньям. А оператор это всё снимал. Говорил, «для истории агрохолдинга». Чтобы все видели, какая паленая бурда была у Дубровского до прихода эффективного менеджера.

Гости замерли в ужасе. Для них, ценителей, это был акт вандализма, хуже любого убийства.

– И всё? – прошептала Алиса.

– Что «всё»? – горько усмехнулся Андрей Гаврилыч. – Свиньи потом три дня пьяные ходили. А я это кино в интернете увидел. Вот тогда меня и скрутило. Прямо тут, на этом самом полу. Не из-за земли, даже не из-за винодельни… а из-за этого. Из-за насмешки над делом всей моей жизни.

Он тяжело вздохнул и указал рукой на бутылки на столе.

– А это… это то, что хранилось здесь, на участке жены. Моя личная библиотека, как я её называл. Троекур не знал. Не успел прибрать. Вот и всё моё богатство. Почти всё.

В комнате повисла тягостная тишина, нарушаемая только треском поленьев в камине. Абсурдная жестокость поступка Троекура была настолько чудовищна, что даже у видавших виды москвичей не находилось слов.

– Но вы же здесь! – наконец воскликнула Алиса, пытаясь найти хоть какой-то позитив. – И делаете сыр!

– А я не на той земле. Это – участок жены, её предков. Тот, основной, – он кивнул в сторону троекуровских огней, мерцавших вдали. – Тот теперь его. А этот мой. Мелковат, да ничего. Он мне за гордость и спесь спуску не дал. По-соседски. По-понятиям.

– А сыр… – он с горькой усмешкой махнул рукой. – Сыр они, слава Богу, сделать не смогли. Говорят, у них то ли козий сыр с плесенью, то ли плесень с сыром получилась. Так и не вышло у них.

В комнате снова на миг повисла тишина, нарушаемая только треском поленьев в камине.

В этот момент в дверь постучали. На пороге стояла запыхавшаяся Маша Троекур, закутанная в легкий платок.

– Андрей Гаврилыч, извините, что так поздно… – начала она и замолкла, увидев уже знакомых ей московских гостей. Те, чтобы скрыть неловкость ситуации с деланным интересом начали разглядывать стены. Взгляд Маши упал на бутылку и сырную тарелку. На её лице промелькнуло что-то то ли стыдливое, то ли голодное.

– Я… я просто хотела купить сыру. Папе… то есть мне… для съемок, – смущенно произнесла она. – Вашего. С белым трюфелем.

Андрей Гаврилыч посмотрел на неё, на её потерянное, не приготовленное для интернета лицо, и грустно улыбнулся.

– Заходи, Машенька. Не купить, а просто взять. У меня его, к счастью, на всех хватает. И на олигархов, и на блогеров, и даже на тех, кто не может решить, кем он хочет быть.

Он протянул ей кусок сыра. Маша взяла его, и ей вдруг показалось, что это самый дорогой и самый тяжелый подарок в её жизни.

Глава 3. Хедж-фонд, или Цифровые казаки

Если Краснодарский край пах жареным подкопченным салом и пылью от колес дорогих внедорожников, то Москва, в которой жил Влад Дубровский, пахла деньгами. Стерильными, обезличенными, прошедшими через тысячи серверов и отмытыми в миллионах транзакций. Это был запах офисного кондиционера, дорогой кожи кресел и легкой нотки паники, которую не могли перебить даже самые изысканные парфюмы.

Его офис располагался среди верхних этажей одной из башен «Москва-Сити». Отсюда, с высоты птичьего полета, люди казались муравьями, а их проблемы – не стоящими внимания, статистическими погрешностями. Влад стоял у панорамного окна, глядя не на город, а на бегущие строки котировок на мониторе. Он уже был давно и старательно далек от казачьего имиджа, носил не черкеску, а идеально сидящие на идеальном фитнесс-теле вещи дорогих брендов. Не с шашкой наголо, а со стильными fashion-часами на запястье, которые тикали тише, чем билось его сердце.

Его оружием были не стволы, а сложные проценты. Его войной – короткие позиции и маржинальные кредиты. Его добычей – цифры на счетах, которые можно было обнулить одной неверной сделкой.

– Дубровский, смотри-ка! – крикнул его коллега, а по совместительству – главный сплетник опенспейса, Стас. – Твой Краснодарский край опять в топе! Какой-то агрохолдинг «Покровские Сады» выкупил мелкого игрока. Читай, «прибрал к рукам эко-ферму «Дубравушка». Ха! «Дубравушка»! Звучит как дом престарелых для хиппи.

…Влад замер. Кровь отхлынула от лица, оставив легкую дрожь в кончиках пальцев. Он медленно подошел к монитору Стаса. На экране красовалась новость с кубанского портала: «Кирилл Троекур укрепляет позиции: активы «Дубравушки» переходят под контроль агрогиганта». Ниже – фото усатого мужчины с медведем и… его отца. Его отца, который стоял в стороне, сгорбившись, с лицом, выражавшим тихую, вселенскую усталость.

– Что, земляк? – не унимался Стас. – Знаешь этого Троекура? Я где-то слышал, что он там царь и бог, на медведе ездит и шашлык из лебедей жарит. Глянь, он там еще и видосики какие-то запилил!

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.