- -
- 100%
- +
Разговаривают и далее телепатически.
– Мы с Вами, отец Тихон, как люди более просвещенные, имея хорошие задатки пророчества, в настоящей ситуации опираясь только на Веру в Господа, можем ли сказать, где может происходить подобное действо?
– Ну уж точно не на западе и не в Ватикане. Вся их вера от лукавого. Сатанисты вознамереваются мир под себя подмять, хотят построить империю нового мирового порядка с единым мировым правителем, и имя его – антихрист.
– Думаю, да. Зло растет. И мы не образумимся. Западом и наказывал и накажет нас Господь, а нам все в толк не берется. Завязли в грязи западной.
– Если не в Европе, так значит, в Америке? – с лукавой усмешкой произнес отец Тихон.
– Я Вам отвечу по-другому, словами истинных подвижников православных, отцов святых. «Дело будет утверждаться голосом Церкви. Ведь есть же очи, но не видим, есть уши, но не слышим, и сердцем не разумеем… Вдохнув в себя этот адский угар, мы кружимся, как помешанные, сами себя не помня.»73 Что же касается Америки, ну не смешите меня отец Тихон, ведь сказано же было: «Придет время, когда ни гонения, а деньги и прелести мира сего отвратят людей от Бога и погибнет куда больше душ, чем во времена открытого богоборчества. С одной стороны, будут воздвигать кресты и золотить купола, а с другой – настанет царство лжи и зла. Истинная Церковь всегда будет гонима, а спастись можно будет только скорбями и болезнями. Гонения же будут принимать самый непредсказуемый и изощренный характер. Но спасение миру – от России».74
– Вот! Вот именно то, что я хотел услышать. Неужели все пророчества истинны и исполнятся, – отмечал отец Тихон, – мы на верном пути. Нам нужно во что бы то ни стало увидеть эту явь лично, убедиться в правоте наших слов. Нам нужен знак, весть, попросту сигнал и мы тут же окажемся в любой точке России.
– Пришло время, давайте помолимся, – проговорил очень тихо отец Илларион, – для укрепления нашего Духа нужно молиться, и так мы осилим все нами намеченное и все еще ненамеченое, неведомое стоящее пред нами стеной, осязать которое сейчас мы не в силах.
Прошло достаточно времени. Отец Тихон и отец Илларион были в приподнятом настроении, хотя со стороны их состояние не проявлялось никоим образом, изначальное их замешательство исчезло, как фантом. Оставалась самая малость – некоторые не оговоренные моменты.
Один из них озвучил отец Илларион.
– Что мы скажем кардиналам? Они…
– Как скажем кардиналам? – перебил его отец Тихон, – поведать нашу тайну кардиналам смерти подобно. То, что мы сейчас с Вами знаем, они не изведают даже на предсмертном ложе. Поймите же Вы, им не дано. А раз так, то тайна, которую Вы предлагаете озвучить им, погубит мгновенно в первую очередь нас.
– Ради Христа, не ведаю, что и молвил, – очнулся вдруг отец Илларион, – верно говорите, нас распнут тут же.
– Слава Богу, а я-то уж подумал невесть что. Сходить с ума не наша участь. То, о чем ведаем мы с Вами, дорогой мой друг, под страхом смерти не должен знать никто. Более того, я Вам открою еще одно. То положение, в котором находимся мы, одно из неприятных, больно уж скользких, и, Слава Богу, что молчит Франциск. Мы живы до тех пор, пока он нем.
– Нам нужно как можно быстрее исчезнуть отсюда. Но где же наша весть?
– Только спокойствие, дорогой мой отец Илларион, – с некоторой иронией в голосе говорил отец Тихон, – у нас еще есть время, а вот ту весточку мы должны отыскать сами. Давайте так. Чтобы нам ввести в заблуждение наших «смотрящих», вы делаете вид, что интересуетесь той информацией, которая идет из западных источников, а я тем временем из-под полы одолеваю то, что нам нужно. Идет? Вы должны приложить все усилия и со стороны казаться убедительным. К тому же, чтобы интересно провести оставшееся время, продолжим дискуссию о том, что говорили наши православные истинные подвижники. Желаете?
– Здесь уместно упомянуть такие слова, – сказал отец Илларион: «Сейчас мы переживаем предантихристово время. Начался суд Божий над живыми и не останется ни одной страны на земле, ни одного человека, которого это не коснется. Началось с России, а потом дальше… А Россия будет спасена. Много страдания, много мучения… И когда малейшее на чаше добра перевесит, тогда явит Бог милость Свою над Россией…»75
– Вот видите, никогда не думал, но мы с Вами сейчас непосредственно участвуем в этом. Есть еще что сказать?
– Да, и знаете, отец Тихон, происходит такое таинство – я будто заново рождаюсь. Как говорил епископ Иоанн Шанхайский: «Отряхните сон уныния и лености, сыны России! Воззрите на славу ее страданий и очиститесь, омойтесь от грехов ваших! Укрепитесь в вере православной, чтобы быть достойными обитать в жилище Господнем и вселиться в святую гору. Воспряни, воспряни, восстань, Русь, ты, которая из руки Господней выпила чашу ярости Его! Когда окончатся страдания твои, правда твоя пойдет с тобой, и слава Господня будет сопровождать тебя. Приидут народы к свету твоему, и цари – к восходящему над тобой сиянию. Тогда возведи окрест очи твои и виждь: се бо придут к тебе от запада, и севера, и моря, и востока чада твоя, в тебе благословящая Христа во веки»!76
– Я тоже об этом много думал. А слышали такие слова: «Будет шторм. И русский корабль будет разбит. Но ведь и на щепках и обломках люди спасаются. И все же не все погибнут. Надо молиться, надо всем каяться и молиться горячо… Явлено будет великое чудо Божие… И все щепки и обломки волею Божией и силой Его соберутся и соединятся, и воссоздастся корабль во всей красе, и пойдет своим путем, Богом предназначенным…»77
– А Вы помните, что говорил святитель Феофан Полтавский: «В России будет восстановлена монархия, самодержавная власть. Господь предызбрал будущего царя. Это будет человек пламенной веры, гениального ума и железной воли. Он прежде всего наведет порядок в Церкви Православной, удалив всех неистинных, еретичествующих и теплохладных архиереев. И многие, очень многие, за малыми исключениями, почти все будут устранены, а новые, истинные, непоколебимые архиереи станут на их место… Произойдет то, чего никто не ожидает. Россия воскреснет из мертвых, и весь мир удивится. Православие в ней возродится и восторжествует. Но того Православия, что прежде было, уже не будет. Самим Богом будет поставлен сильный царь на престоле».78
– Знайте, отец Илларион, мы стоим на пороге нового времени, пока противоречивого, даже, я бы сказал, уродливого. И ведь об этом говорили, и многое подтверждается, например: «Во всем этом будет активно участвовать и Ватикан, чтобы воспрепятствовать воссоединению и возрастанию роли Православия. Но это обернется полным уничтожением ватиканского влияния до самого основания. Так повернется Промысел Божий… Будет попущение Божие, чтобы были уничтожены те, кто сеет соблазны. И Господь так ослепит их умы, что они будут уничтожать друг друга с ненасытностью. Господь попустит это специально, чтобы провести большую чистку. Но после этой большой чистки будет возрождение Православия не только в России, но и по всему миру, большой всплеск Православия».79
До той весточки, что ждали православные старообрядцы, оставалось совсем немного времени.
И снова вернемся в недавнее прошлое.
Понтифик лежал на полу, не подавая никаких признаков жизни.
Первым, кто увидел понтифика, был кардинал Франческо Монтеризи. Тут же вызвали врача.
Буквально в один миг Ватикан перевернулся с ног на голову. Весть разлетелась молниеносно по всему государству. Армия была приведена в полную боевую готовность. Впускали всех, не выпускали никого.
В палатах Ватикана, естественно, возникли версии заговора.
– Необходимо не теряя времени, по свежим следам искать виновных, – обмолвился кардинал Станислав Марян Рылко, – явный заговор.
– Кому мог Франциск перейти дорогу? – вопрошал кардинал Марк Уэлле.
Врач, осматривавший понтифика, переведя дыхание от произошедшего, отметил, что произошел обычный обморок, и что никаких отклонений в здоровье папы Франциска он не наблюдает. Сердцебиение и давление в норме, и в данный момент верховному первосвященнику необходим только лишь покой.
– Необходимо хотя бы на неделю отменить все службы, запланированные встречи с кем бы то ни было, текущие дела Церкви. Понтифику нужен покой, – говорил врач Ватикана.
– Ваше Высокопреосвященство, – говорил кардинал Жозе Толентино де Мендонса, обращаясь непосредственно к собравшимся кардиналам: Пье́тро Пароли́ну, Ларсу Андерсу Арборелиусу, Освальду Грасиасу, Франсиско Хавьеру Эррасурису Осса, Мигелю Анхелю Аюсо Гиксот, Луису Тагле, Кристофу Шёнборну, Оскару Родригесу Марадьяга, Шону Патрику О’Мелли, Рейнхарду Марксу, Болоньи Маттео Дзуппи, Джузеппе Бертелло, Марчелло Семераро, Мауро Гамбетти, а также Майклу Черни и архиепископу Жан-Клоду Хёллеришу, – понтифик наш находится в очень большой опасности. Мы должны помочь ему. Враги наши объявили тем самым нам войну, она, если видите, очень проста. «Нужно устранить викария Христа», только тогда все изменится кардинально. Происходит очень простая и незамысловатая операция. Что же нам необходимо сейчас предпринять?
– Кардинал Жозе Толентину де Мендонса, я считаю, прав, – взял, конечно же, слово кардинал Пье́тро Пароли́н. – Этот заговор необходимо раскрыть, Папа Франциск стал жертвой наших врагов. Необходимо раскрыть, найти и наказать всех заказчиков и исполнителей, а для этого предлагаю привлечь британскую и американскую разведку. Все согласны со мною?
В то же самое время кардинал Джордж Пелл, объединившись вместе с кардиналами Рэймондом Берком, Вальтером Брандмюллером, Карло Каффара при поддержке архиепископа Карло Мария Вигано, предложил обследовать душевное и духовное состояние понтифика.
– И к этому предлагаю привлечь моих знакомых, – говорил кардинал Реймонд Берк, – именно эти люди нам дадут четкий ответ на то, что произошло сегодня с папой Франциском. Владея этой информацией, мы будем точно знать и управлять происходящим в Ватикане.
Было ясно видно, что никуда не делись два конгломерата, решения которых впоследствии и камня на камне не оставят от настоящего миропорядка.
***
Глава 4
Дивный сон и наваждения
Было уже утро, и как на ладони я видел свой сон. Странный сон. Добравшись до театра одержимый тем, что я еще помнил, в малейших деталях произошедшее этой ночью, хотел поделиться, не медля с Толей. Именно рассказать сон, навеявший мне дивное настроение.
– О, я дико извиняюсь, ше, Саша, имеешь кой-то бледный вид, – распластал руки в стороны и молвил Толя, – ну говори, ты шо вчера Шамиля словил,80 нет, нет, я дико извиняюсь, давай ты бекицер81 быстренько поведаешь, шо сталось, а я буду сильно удивляться.
– Ты в снах разбираешься? – начал тихонечко я, – видел я сон, он-то приятный, но чудной какой-то. Так я хочу знать, к чему бы это? Может, все же ты пояснишь?
– Не размазывай кашу, валяй.
– Я всегда боялся высоты, а тут взмахнул руками и взлетел, и парю, еще махнул, дальше двинулся, лечу. Сначала было боязно, нет никакой опоры, легкость невыносимая, начал привыкать. Как-то стал на ноги. Думаю, неужели так легко можно летать? Опять взмахнул руками и опять взлетел, и, дальше осваиваю возможности движения в пространстве, и, так много раз. Самое главное, что это все мне нравится. И, ты мне скажи, что за хр…, хотел было перейти на непристойные выражения, которых в жизни не употреблял, к чему все это?
– Что, просто взмахнул и взлетел?
– Ну да, говорю ж, что необыкновенно легко. И это мне почему-то понравилось. Я всегда в жизни боялся снов, даже пытался избавиться от них, не запоминать и не упоминать о них. А тут все наоборот.
– Ты же знаешь, я не Архимед и даже не Папа Римский, хотя щас… – проговорил Толя.
В этот момент он был невероятно собранным и обстоятельным, Толя понимал, что именно сейчас мне необходима реальная помощь и поддержка и вспомнил про Галю.
– У тебя же есть Галя.
Речь шла о цыганке. Один раз, давно-давно, хозяину театра цыганка Галя бросила вслед некое пророческое высказывание, которое впоследствии сбылось, а Хозяину добавило душевных переживаний.
– Я тебя умоляю, Толя, какая Галя? Ты же знаешь, я уважаю цыган, но я же и побаиваюсь их. Неведомое частенько пугает.
– Но ведь она же тебе тогда сказала правду. И, ты говоришь, приятные ощущения, страха нет, сон-то славный. Значит, она тебе и поведает что-то хорошее. А может, ты этого давно ждешь, просто мечтаешь? Съезди и найди ее.
– Сколько лет прошло, где мне ее искать?
– Где искать? Где искать? На рынке. Просто спроси, где Галя, и она обязательно к тебе придет. Да, и денег не жалей.
Я сделал так, как сказал Толя.
Цыганка Галя вспомнила меня незамедлительно.
– Сколько лет прошло, а, Галя? – хотел было удивить ее таким оборотом, и продолжал далее, – ведь ты каждый божий день видишь множество людей, а меня почему-то запомнила?
– Ты прав, людей я вижу много и у многих души все черные и грязные. А такие, как ты, Хозяин, встречаются очень редко, вот потому и запомнила.
– Ты, даже знаешь, как меня кличут, удивительная ты, Галя. Откуда? – спросив, я тут же опомнился.
Галя тут же засмеялась тихим, непринужденным и пронизывающим смехом.
– А как поживают твои родственнички, дохнут потихонечку? – тихо спросила Галя с единственной, наверное, целью, чтобы убедить меня окончательно, что много-много лет назад она была права в своих пророчествах, предупредив меня, что будет много врагов.
– И знай, – продолжала она, – они подохнут скоро все.
Я же на тот момент даже и не подозревал, что ярыми моими врагами, кроме всех прочих, являются мои дальние родственнички и что души у них абсолютно черны, и зависть безобразной желчью заволокла их мутный рассудок.
– Почему так бывает, а, Галя? – догадываясь об ответе, хотел с ее слов убедиться в правильности своих размышлений.
– Добрая у тебя душа и любовь невероятная, даже кровных врагов готов простить. Но прощать их не надо, от них надо освобождаться. Чем быстрее они подохнут, тем легче будет нам, – спокойно и убедительно говорила Галя.
«Я им уже сделала на смерть», – подумала Галя втайне от Хозяина.
– Я не могу тебе изъяснить все нашим мирским языком, но они, прожив долгую никчемную, уродливую жизнь, все годы ее блуждали и кружили, и отпрыски будут блуждать и кружить безысходно вокруг собственного ничтожества.
– Их постоянное стремление к злу и греховные помыслы доставляют им какую-то омерзительную радость, но знай, за это им уготована дикая, звериная участь – бес их растерзает в клочья.
Я больше не опасался этой цыганки. Почему-то поверил ей окончательно, да и слишком убедительной она была.
– Я не знаю, поймешь ли ты меня. Но я тебе, Хозяин, открою кое-что. Знаю, ты не предашь. Вижу я всех, как саму себя. Я без всякого труда проникаю в чужую душу, и этому ты не должен удивляться.
Я с прежним спокойствием говорил с цыганкой.
– Не тяжко ль, имея такое умение, наблюдая саму человеческую сущность, жить в таком противоречивом, двойственном мире, прекрасном и невообразимом – с одной стороны, и отвратительном – с другой.
– Тяжко, очень тяжко, – тихо вздохнув, проговорила Галя, – но я всегда безмерно рада, когда открываю душу простую и бесхитростную, тихую, добрую, ласковую.
Галя обладала невероятными способностями прорицания. Она мне рассказала такое, что осознать, постигнуть прямо здесь казалось невозможным.
– А у тебя, Хозяин, душа еще прекрасней, наполнена каким-то невообразимым светом, изъяснить словами это льющееся, немеркнущее сияние, открывшееся мне, – я не в силах. Знаю лишь то, что ты почему-то избран тем, кто создаст пристанище для Духа Святого. Я не ведаю, что это такое, вижу лишь одно: судьба твоя только от этого и зависит. Может, сгинешь, а может, будешь жить, дальше я не вижу ничего.
– Спасибо, Галя, порадовала.
– Верь мне, Хозяин, – говорила цыганка, – это не выдумки, и не бойся меня и себя, приходит новое время, и, время это необыкновенное, прекрасное. И поведает тебе все это Творение твое, не противься, прими все как есть.
Не сознавая, что свершилось чудо, я также с прежним спокойствием направился к машине, попрощавшись с цыганкой.
«Ступай с Богом, Хозяин, я тебя больше никогда не увижу», – подумала женщина.
Еще долго эхом отзывались ее слова: «Верь мне, Хозяин, верь мне…»
Мой автомобиль живо мчался по мостовым города, набережной, улицам окраины города и автобану.
«А ведь как все начиналось. Постановки, пьесы, новый театр, душа-коллектив. Нет, все же я абсолютно спокоен».
Галопом проносятся перед глазами воспоминания последних дней, круто, наверное, изменив мою судьбу, а может быть, и нет. Мысленно перелистываю события последних дней.
«Как такое могло случиться? Почему это произошло? Почему это случилось именно со мной? Я, наверное, слишком гоню автомобиль. Да, именно так» – предупредительный поворот, обочина, автомобиль замер.
Неизвестные поля, лесополосы, ручьи и ветер, сильный ветер, он воет и поет – нарушитель тишины.
«Ее-то, тишины, мне и не хватает, – а может, ветра? Да, именно так – тишина, я ненавижу жизнь спокойную и размеренную, расписанную поминутно. И только вперед, неизвестность манит».
Не спеша, закурил. Эпизоды последних дней смешались в голове.
«Да, именно смешались, и лезут, и покоя не дают. Все, иду к психиатру. Я сошел с ума. Как это сошел с ума? Нет, я еще нормальный человек. Как же это там у врачей? „Поехал“ – тот, кто не отвечает за свои поступки и ведет себя неадекватно. Я же до сегодняшнего дня полностью отвечал за дела и поступки. Нет, к врачам не нужно… Я даже могу доказать, что не лишился рассудка, и Разуман предупреждал, что это именно такой метод мышления. И никуда тут не деться».
Перелистываю в мыслях все произошедшее. Первое, что вспоминается, так это сон, приснившийся в ночь накануне представления.
«А ведь он действительно вещий».
Предупредительный поворот, «Мерседес», словно зверь, врывается на автобан.
«Я его помню, но смутно».
А после этого началось наваждение. Навязчивое представление того, что меня ждало впереди.
«Знаю только одно, все время разговаривал и спорил со своей новой Куклой, других „сценариев“ не было. Из всего спора запомнил четко только одно его довольно противоестественное высказывание».
– Я тебя попросил бы, Хозяин, называй меня Петром Разумановичем или Разуманом и других предупреди. Да, и не забудь сценарий переделать, знай, я тебя поддерживаю и плохого не хочу, действующими лицами будут: Петрушка, Разуман и Хозяин.
«Я что-то, по-моему, отвечал, но, правда, не помню что. А Разуман все продолжал и продолжал».
– Ты должен понять, что я Разуман размышляющий, что я могу думать и говорить, ловить на лету мысли и сразу же на них отвечать, отвечать правдиво и прямолинейно. Я не человек и могу это позволить. Это у вас, у людей, на вопрос может найтись десяток ответов. Вот поэтому вы, люди, и запутались, делая все больше и больше глупостей. Единственное, чего я не могу, так это двигаться сегодня после представлений и во время антрактов, а далее ты все увидишь, ты все поймешь. Я пришел, сюда, в ваш мир, чтобы поставить все на свои места, и ты мне в этом поможешь.
– Как пришел, откуда пришел?
«Я не понимал ничего. Не понимал, как так, и, кто со мною говорит. Но оно, это творение, называясь Разуманом, все продолжало и продолжало».
– И знаешь, Хозяин, твой сценарий мне не годится. Может быть, не со мною и в другое время он и будет востребован, а сегодня ты будешь действовать так, как я тебе подскажу. Я не намерен с твоих замечательных подмостков заниматься ерундой. Поучать и осмеивать неразумных человечков толку мало. Приготовься к импровизации и только не вздумай, я тебя прошу, отказываться от нее, ты сможешь, и мы не завалим произведение.
– Какой сценарий, какое произведение, как услышу, какая, к черту, импровизация?
«Наваждение захватило с потрохами, я то сходил с ума, то снова приходил в чувства. „Простая деревяшка“ упрямо продолжала».
– Верь мне, и ты все поймешь и услышишь.
Автомобиль мчался неведомо как.
Наверное, чары, навеянные цыганкой, продолжались.
«Первое действие. Ведь никто из моих сотрудников и знакомых ничего не заподозрил. Нешуточная импровизация с Куклой века, Петром Разумановичем, поразила своей исключительностью не только меня…»
«Разуман в начале представления сидел в небрежной позе в профиль к зрителям. Лицо у него ироническое, брови с изломом, крупный прямой нос, большие овальные глаза, одним словом, красивое лицо. Одет он в строгий черный кожаный пиджак, черную футболку и джинсы, лакированные туфли, на шее красуется золотая цепочка граммов на несколько сот, на левой руке крупный перстень с черным опалом, во всем облике самоуверенность и изящество».
«Импровизация, начатая чуть раньше, продолжалась, говорил Разуман».
– С вами, людьми, не то что обстоятельно беседовать надо, но и спорить и свидетельствовать, изо всех сил.
– Что же ты нам собираешься поведать? -«Говорил я, правда, уже зная, что Кукла века – Разуман».
– За то, что создал меня, а такие как ты встречаются не часто, премного благодарен. Я в курсе, ты создавал Петрушку, но знай, ты сотворил Петра Разумана.
«Зрители тогда, не отрываясь, смотрели на сцену. Начало. Сценарий путаный и довольно тяжел для восприятия, а вот кукла потрясала исключительностью и филигранной точностью – человек, да и только. Единственное, что ее выдавало, так это тихий, прерывистый шум приводных двигателей. Я тогда думал, что пока все нормально, но… Но что за чертовщина, что за импровизация? И опять я где-то это слышал. Разуман продолжал».
– Я уж более десятка тысяч лет наблюдаю за вами, за людьми. И, ты знаешь, все у вас, у людей, одно и то же, и живете вы не так, как могли бы, и созидаете вовсе не то. А ведь вы единственные разумные существа. Уже давным-давно бы могли… Нет, нет, не то. Истина и путь, да, истинная дорога, дорога бытия, вот что необходимо. Знаю, найти ее необычайно тяжко, но вы, вы люди, и смогли бы. Трагично. Проходят сотни лет, а вы все топчетесь на месте.
«Я, не понимая происходящего, пытался импровизировать».
– На месте? Ты что, Разуман…
– На месте. – Истерично крича, продолжал он. – Скажи мне, где вы? Кто вы?
«Что-то совсем не так. Не могли они меня не предупредить, это очень серьезно. Что произошло? Что случилось? Так переиграть сценарий… Как увидеть Тимурку, наверное, надо включить мобильный, Поля разберется и даст знать. Играть вслепую не гоже, кто подыграет?». Как будто со стороны слышу голос: «Ты играй, я подыграю, и побольше импровизации». «Если это импровизация, то откуда я знаю это имя? О! Я вспомнил, Полина предложила это имя. Эх, мне бы знать. Наверняка это люди из того, полувоенного института сотворили что-то. Лица у них были какие-то макиавеллевские. Но что они могли сделать?»
«Двигается Разуман великолепно, речь отработана до мельчайших частностей, световые рефлекторы стали срабатывать, на удивление, четко, световая и цветовая гамма словно стелилась по залу и фокусировалась на сцене и в портале. Музыкальное сопровождение просто безукоризненно. Постой-ка, музыка, я такой никогда не слышал, благозвучная и мелодичная. Меня устраивает все, но все таки что-то приключилось. Я должен знать».
«В диалог тогда вмешался Петрушка»:
– Ты что, Разуман?! Да ведь это же люди. И они очень понятливы, и, все в их действиях явственно, расчетливо.
– То, что их действия понятны и предсказуемы, я и без тебя знаю. Другого не видно, того, на что они, в самом деле, способны, и веры мало, веры.
– Любопытно, – вступил тогда я, – мы-то способны на многое и на месте не стоим.
– Если тебе любопытно, то думаешь ты сейчас о том, что вот мы, мол, какие «человеки», – прогресс шагнул настолько, что и представить немыслимо. Так ведь?
«Быть того не может, я думал, что он читает мои мысли. Угадал? Да нет же, нет, – но как? Он считывает полностью всю информацию, поэтому и ведет… Этот Разуманович… Я знаю, точно знаю, что все это уже где-то было. Но где? Кто он таков? Откуда явился? Что за такое „разумное“ существо? Анатолий ничего не знает. Все механизмы в зале работают без вмешательства наших операторов. Но как? Есть ли выход? Прервать постановку? Мы потеряем все. Надо продолжать – но смогу ли? Нужно импровизировать, но я никогда не работал без подготовки. И если так, я даже не знаю, как обстоят дела. До чего мы таким образом договоримся? И все таки, где я слышал все это, откуда знаю?»