Беовульф. Магия древнеанглийского языка. Том 2

Глава 1. «Хоббит» и «Властелин Колец»

Джон Рональд Руэл Толкин (1892–1973) – феномен английской литературы, чьё творчество стало краеугольным камнем современного фэнтези. Однако прежде всего Толкин был блестящим филологом-медиевистом, для которого древние языки и эпосы были куда большим , нежели простой предмет изучения, они являли собой живую ткань, из которой был сотворен уникальный мир – Средиземье. Этот мир, явленный в повести «Хоббит, или Туда и обратно» (1937) и эпической трилогии «Властелин Колец» (1954–1955), был рождён из глубокого, почти личного диалога с литературным наследием прошлого, и в этом диалоге древнеанглийская поэма «Беовульф» (VIII–XI вв.) занимала особое, судьбоносное место.

Толкин не просто изучал «Беовульфа» – он жил древней поэзией. Его знаменитая лекция 1936 года «„Беовульф“: чудовища и критики» совершила переворот в восприятии поэмы, отстояв её статус не как исторического документа, а как великого произведения искусства, проникнутого трагическим пафосом, символизмом и экзистенциальной глубиной. Но за этой публичной лекцией стояла десятилетия кропотливой работы: в период с 1920 по 1926 год Толкин создал детальный прозаический перевод поэмы, снабдив его обширным комментарием. Этот труд, опубликованный посмертно в 2014 году под редакцией его сына Кристофера, раскрывает масштаб погружения Толкина в текст. Перевод поражает верностью оригиналу – он ритмичный, аллитерационный, но намеренно архаичный, стремящийся донести не только смысл, но и дух древнего эпоса. Как отмечали критики, именно здесь видны корни Средиземья: орки, энты, Рохан и даже могущественный дракон Смауг из «Хоббита» обретают свои прообразы в «чудовищах» и героическом мире «Беовульфа».

Глубокая связь с поэмой оказала определяющее влияние на творчество Толкина. «Хоббит» и «Властелин Колец» – являются не только великолепными историями, но и масштабными полотнами, в которых оживает дух северного героического эпоса. Толкин творчески переосмыслил ключевые мотивы «Беовульфа»: борьбу с чудовищами как внешним воплощением хаоса (Грендель/Дракон – Балрог/Саурон), тему неизбежной утраты и бренности земной славы, идею героизма, проявляющегося не в бессмертии, а в готовности встретить свою судьбу. Даже стилистически проза Толкина, особенно в описаниях древних залов, королей и сражений, отсылает к высокому, торжественному стилю англосаксонской поэзии.

В следующих главах мы рассмотрим влияние «Беовульфа» на творчество Дж. Р. Р. Толкина. Через анализ сюжетных параллелей, архетипов персонажей (король-воин, верный оруженосец), стилистических особенностей и сквозных философских тем (судьба, память, смерть) мы проследим, как древний эпос стал не обычным источником вдохновения, но своего рода творческим катализатором, позволившим Толкину возродить эпическую традицию для читателей XX века и создать произведение, по своей глубине и мощи стоящее в одном ряду со своим великим предком.

Однако ключ к пониманию этого уникального творческого диалога между древним эпосом и современным писателем лежит в биографии самого Толкина. Поэтому прежде чем мы проследим сюжетные параллели легендарных произведений, предалгаю вам обратиться к тем вехам его жизни, что сформировали его как филолога, мыслителя и творца эпической традиции.

Глава 2. Толкин : История жизни, что изменила мир

Происхождение и семья

Джон Рональд Руэл Толкин осознавал себя англичанином, однако его семейные корни уходили в немецкую почву. Прямые предки писателя по отцовской линии были ремесленниками из среднего класса, занимавшимися производством и продажей часов, фортепиано и научных инструментов в Лондоне и Бирмингеме. Фамилия Толкин имеет восточнопрусское происхождение из-под Кёнигсберга, где примерно в 1620 году родился его самый ранний известный предок, Михель Толкин. В конце XVIII века семейное предприятие в Лондоне, известное как «Gravell & Tolkien», успешно торговало часами. Несмотря на обретение британского гражданства некоторыми членами семьи, сам Дж. Р. Р. Толкин в зрелом возрасте имел лишь смутное представление о своей немецкой генеалогии, что было связано с ранней смертью отца и разрывом связей с континентальными родственниками.

Что касается самой фамилии, Толкин ошибочно полагал, что она произошла от немецкого слова «tollkühn» («безрассудный»), и даже использовал этот образ в своих черновиках. Однако лингвистические изыскания указывают на её более вероятное происхождение от прусского слова, означающего «сын/потомок Толка».

Джон Рональд Руэл Толкин родился 3 января 1892 года в Блумфонтейне, столице Оранжевого свободного государства (ныне ЮАР), где его отец, Артур Руэл Толкин, управлял местным отделением английского банка. У него был младший брат, Хилари Артур Руэл. Детство в Южной Африке было отмечено несколькими знаковыми, хотя и смутными в памяти, инцидентами, включая укус большого паука-бабуина – эпизод, в котором позднее усмотряли истоки образа Пауков Мглистых гор.

В 1895 году мать Толкина, Мейбл, вместе с сынами отправилась в Англию в длительный отпуск. Неожиданная смерть Артура Толкина от ревматической лихорадки оставила семью без средств к существованию, и возвращение в Африку стало невозможным. Мейбл поселила сыновей в пригороде Бирмингема, а в 1896 году семья переехала в деревню Сэйрхол, впоследствии оказавшую огромное влияние на творчество Толкина. Идиллические пейзажи Вустершира – мельница Сэйрхол, урочище Мозли-Бог, холмы Клент и Малверн – стали прообразом Шира и других уголков Средиземья.

Именно мать стала для Рональда, как его звали в семье, первым и главным учителем. Она занималась с ним дома, пробудив в нём интерес к ботанике, латыни и языкам в целом. Толкин рано начал читать и писать, а его литературные предпочтения сформировались под влиянием сказок Джорджа Макдональда и «Цветных» сказочных сборников Эндрю Лэнга, тогда как к «Алисе в Стране чудес» он относился лишь как к забавному курьёзу.

В 1900 году Мейбл Толкин, к негодованию своей баптистской семьи, перешла в католичество, что повлекло за собой разрыв всех финансовых связей. Это решение, принятое по глубокому убеждению, обрекло её на жизнь в бедности и напряжённый труд, который, по всей видимости, подорвал её здоровье. В 1904 году, в возрасте 34 лет, она скончалась от острого диабета – болезни, в то время неизлечимой. Опекуном осиротевших братьев стал её духовник, отец Фрэнсис Морган из Бирмингемского оратория, человек, которого Толкин впоследствии вспоминал с глубокой благодарностью за уроки «милосердия и прощения».

Под опекой отца Фрэнсиса Толкин продолжил образование в школе короля Эдварда в Бирмингеме. В этот период его лингвистический талант и склонность к конструированию языков начали проявляться в полной мере. Вместе с двоюродными сёстрами он прошёл через увлечение придуманным языком «Анималик», затем создал более сложный «Невбош», а позже и свой собственный – «Наффарин». Примерно в это же время он познакомился с эсперанто.

Важнейшим событием его школьных лет стало образование «Чайного клуба» (T.C.B.S.) – круга четырёх близких друзей (Толкин, Роб Гилсон, Джеффри Смит и Кристофер Уайзман), объединённых интеллектуальными и творческими поисками. Их общение, продолжавшееся и после школы, сформировало у Толкина твёрдое намерение посвятить себя поэзии.

Летом 1911 года поездка в Швейцарию оставила в его памяти неизгладимый след. Впечатления от перехода через Альпы, включая спуск по осыпающимся склонам Мутной седловины (Misty Mountains), напрямую нашли отражение в путешествии Бильбо Бэггинса.

Осенью того же года Толкин поступил в оксфордский Эксетер-колледж, где сначала изучал классические языки, но затем, в 1913 году, переключился на английский язык и литературу, который и окончил с отличием первой степени в 1915 году.

В 16 лет Толкин встретил Эдит Мэри Братт, свою будущую жену, которая была старше его на три года и жила в том же пансионе. Их юношеский роман, полный невинных шалостей вроде бросания кусочков сахара в шляпы прохожих, вызвал резкое неодобрение опекуна, отца Фрэнсиса Моргана. Тот, видя в этой связи угрозу для образования и будущего Толкина, запретил ему всякое общение с Эдит до достижения 21 года.

Толкин с почти монашеской строгостью подчинился этому запрету. Ровно в день своего 21-летия он написал Эдит письмо, где признался в неизменности своих чувств и предложил ей руку и сердце. К его горю, выяснилось, что Эдит, отчаявшись дождаться его, дала согласие другому – Джорджу Филду. Встреча в Челтенхэме всё расставила по местам: после долгого разговора Эдит вернула Филду обручальное кольцо и объявила о своей помолвке с Толкином.

Это решение повлекло за собой новые трудности. По настоянию Толкина Эдит, бывшая протестанткой, приняла католичество, что вызвало скандал и вынудило её покинуть дом, где она жила. Несмотря на отсутствие работы, денег и мрачные перспективы на фоне разраставшейся Первой мировой войны, пара обвенчалась в католической церкви Уорика 22 марта 1916 года.

С началом Первой мировой войны в августе 1914 года на Толкина, как и на многих его сверстников, стало оказываться давление, побуждавшее немедленно записаться в армию. Однако он, по его собственным воспоминаниям, «перенёс упрёки» и выбрал иную path: воспользовался программой, позволявшей отложить призыв до окончания университета. Летом 1915 года, получив степень с отличием первого класса, он, наконец, получил звание временного второго лейтенанта в полку Ланкаширских фузилёров.

Его ожидали одиннадцать месяцев подготовки в Стаффордшире, которые он описывал без особого восторга, отмечая в письмах к Эдит редкость «джентльменов и даже просто человечных существ» среди командного состава. В июне 1916 года, после короткого медового месяца, проведённого в Бирмингеме, лейтенант Толкин был отправлен во Францию. Прощание с женой было для него сродни прощанию с жизнью; он остро осознавал, что младших офицеров на Западном фронте «выкашивали, по дюжине в минуту».

На фронтах Великой войны

Назначенный связистом в 11-й батальон Ланкаширских фузилёров, Толкин прибыл на Сомму в начале июля 1916 года – в разгар одного из самых кровопролитных сражений в истории. Он участвовал в атаках на Швабский редут и Лейпцигский выступ, чередуя передовую с короткими периодами отдыха в тылу. Война для него была воплощением не только физических лишений – постоянных вшей, не поддававшихся мазям, – но и тяжелейшего морального бремени командования. Он с сожалением писал, что «наихудшая работа для любого человека – это управлять другими людьми», и считал, что к этой роли едва ли кто-то пригоден.

Его личный фронт закончился так же внезапно, как и начался. 27 октября 1916 года Толкин заболел «окопной лихорадкой» (траншейной лихорадкой) – инфекцией, переносимой вшами. 8 ноября его эвакуировали в Англию. Эта болезнь, возможно, спасла ему жизнь: вскоре после его отъезда батальон, в котором он служил, был практически полностью уничтожен. Война забрала двоих его ближайших друзей из «Чайного клуба»: Роба Гилсона, погибшего в первый же день на Сомме, и Джеффри Смита, убитого осколком снаряда на перевязочном пункте. Эти потери стали для Толкина тяжелейшим ударом.

Оставшиеся годы войны Толкин, ослабленный болезнью, провёл в госпиталях и на лёгких должностях в Англии. Именно в этот период, во время выздоровления в Стаффордшире, началась его великая литературная работа. Он приступил к «Книге утраченных сказаний» – проекту, который со временем превратится в «Сильмариллион». Первым из этих сказаний стало «Падение Гондолина», написанное человеком, в деталях познавшим ужас современной ему войны.

В 1917 году, в разгар лишений и неопределённости, у Толкина и Эдит родился первый сын, Джон Фрэнсис Руэл. Год спустя, когда Толкин нёс службу в Халле, произошёл один из самых поэтичных эпизодов его жизни. Во время прогулки в лесу near Рус в Йоркшире Эдит, чтобы порадовать мужа, танцевала для него в окружении цветущих болиголовов. Этот образ – женщина с волосами воронова крыла, поющая и танцующая в солнечном лесу – навсегда запечатлелся в его памяти и много лет спустя был осознан как прообраз истории Берена и Лутиэн, «становившейся главнейшей частью «Сильмариллиона»».

Поздние годы: признание и прощание

После ухода на пенсию в 1959 году литературная слава Толкина начала стремительно расти, превратив его из профессора в культовую фигуру. Продажи его книг оказались настолько успешными, что он с иронией сожалел о том, что не оставил академическую карьеру раньше. В 1961 году Клайв С. Льюис даже выдвинул его на Нобелевскую премию по литературе. Однако бремя известности стало обременительным: навязчивое внимание поклонников вынудило Толкина исключить свой номер из телефонного справочника, а в конечном счёте – переехать вместе с Эдит в Борнмут, фешенебельный приморский курорт.

Это решение ярко продемонстрировало глубину их взаимной привязанности. Толкин, тосковавший по интеллектуальному обществу «Инклингов» в Оксфорде, сознательно пожертвовал своей привычной средой ради Эдит, которая, наконец, получила возможность блистать в роли светской хозяйки. Их брак, прошедший через десятилетия, оставался прочным союзом, скреплённым не только общей историей, но и повседневной заботой друг о друге и любовью к детям и внукам.

Несмотря на отдаление от академических кругов, Толкин продолжал трудиться. В 1966 году он выступил в качестве консультанта и переводчика для «Иерусалимской Библии», хотя изначально планировавшийся большой объём работы сократился до перевода Книги Пророка Ионы и критических замечаний к переводам других участников проекта.

Последние годы и наследие

Эдит Толкин скончалась 29 ноября 1971 года. После её смерти Толкин вернулся в Оксфорд, где Мертон-колледж предоставил ему комнаты. Он тяжело переживал утрату, но находил утешение в возвращении в привычную интеллектуальную атмосферу.

В 1972 году заслуги Толкина были отмечены на государственном уровне: он был произведён в Командоры Ордена Британской империи, а Оксфордский университет присвоил ему почётную степень доктора литературы.

Финал жизни Толкина стал поэтическим завершением его великой любви. На надгробии Эдит на кладбище Вулверкот в Оксфорде он велел высечь имя «Лутиэн». Когда спустя 21 месяц, 2 сентября 1973 года, он сам скончался от кровоточащей язвы и инфекции грудной клетки, его похоронили в той же могиле, добавив к его имени «Берен». Так история любви профессора и его жены обрела своё вечное, высеченное в камне мифологическое воплощение.

Католическая вера была стержнем всей жизни и мировоззрения Толкина. Именно его убеждения сыграли ключевую роль в обращении Клайва С. Льюиса из атеизма в христианство. Для самого Толкина смысл человеческой жизни заключался в том, чтобы «увеличивать, согласно нашей способности, наше познание Бога всеми имеющимися у нас средствами и быть побуждаемыми этим к восхвалению и благодарению».

Особое благоговение он испытывал перед Святыми Дарами, видя в Евхаристии «источник романтики, славы, чести, верности и истинный путь всех ваших земных любвей». Он считал частое причастие главным лекарством от угасания веры. В последние годы он с сожалением воспринял некоторые литургические реформы Второго Ватиканского собора, в частности, переход на английский язык в богослужении, поскольку считал новые переводы неуклюжими и сам продолжал отвечать на мессе на латыни. Тем не менее, он оставался верным сыном Церкви, служа чтецом в своём приходе в Хедингтоне в соответствии с новым уставом.

Природа и экологическое сознание

Хотя в общественной жизни Толкин редко высказывался на тему охраны природы, его личная переписка и художественные произведения демонстрируют глубокую, интуитивную связь с естественным миром. Он с грустью писал о вырубке лесов, а его любовь к нетронутым пейзажам Англии, сформированная в детстве в Сэйрхоле, стала одним из краеугольных камней его творчества. Исследователи сходятся во мнении, что работа над «Властелином Колец» обострила его интерес к ценности дикой природы. Противопоставление идиллического, аграрного Шира и индустриального, бесплодного Мордора отражает его тревогу по поводу утраты природного начала в индустриальном мире, что делает его тексты актуальными для последующих поколений экологов.

Толкин создавал свою вселенную, опираясь на уникальный синтез профессиональных интересов и личного опыта. Как филолог, он черпал вдохновение в древних языках и литературе, особенно в англосаксонском эпосе «Беовульф», который считал фундаментальным для понимания английской культуры. Его лингвистическое увлечение привело к созданию языков, на которые повлияли германские, кельтские и финская языковые системы.

Мифология Среднеземья – это сплав христианского мировоззрения, средневековых хроник и личных переживаний. Детство в сельской Англии, урбанизация Бирмингема и травматический опыт Первой мировой войны напрямую нашли отражение в его произведениях: Шир – это ностальгический образ уходящей патриархальной Англии, а ландшафты Мордора несут в себе отзвук опустошённых полей Соммы. Среди литературных предшественников можно выделить Уильяма Морриса, чьи романтические и медиевальные мотивы были ему близки, а также Джона Бьюкена и Г. Райдера Хаггарда, чьи приключенческие сюжеты отвечали его вкусам.

Параллельно с художественным творчеством Толкин внёс фундаментальный вклад в академическую науку. Его лекция 1936 года, опубликованная как статья «Беовульф: Чудовища и критики», совершила переворот в восприятии англосаксонского эпоса. Толкин убедительно доказал, что фантастические элементы эпоса – драконы и чудовища – не являются нелепыми вставками, а составляют его философско-художественное ядро. Этот труд остаётся краеугольным камнем в изучении «Беовульфа» и оказал прямое влияние на его собственную литературную практику, где мифологические существа несут глубокую смысловую нагрузку.

Эссе «О волшебных историях» (1939) стало его манифестом как писателя-мифотворца. В нём Толкин дал узкое определение волшебной сказки, отстаивая её как самостоятельный жанр, действие которого происходит в особом, овеянном волшебством мире – Faërie. Центральными концепциями эссе стали идеи «вторичного творчества» (sub-creation) – способности человека создавать вымышленные, но внутренне непротиворечивые миры, – и «эвкатастрофы» (eucatastrophe) – внезапного счастливого поворота, дарующего не надежду, но уверенность в спасении, что для Толкина было отражением Благой Вести.

Малые литературные формы

Помимо грандиозного легендариума, Толкин был автором множества «малых» произведений. Ежегодные «Письма Рождественского Деда», которые он писал своим детям, наполнены юмором и тонкой выдумкой. Такие работы, как «Фермер Джайлс из Хэма» и «Кузнец из Большого Вуттона», часто заимствуют мотивы из его более масштабных мифов, но поданы в более лёгкой, сказочной форме. Аллегорический рассказ «Лист работы Ниггла» отражает его собственные переживания о незавершённости творческого труда и стал частью сборника «Дерево и Лист», где опубликован вместе с эссе «О волшебных историях».

Глава 3. «Беовульф: Чудовища и критики»: поворотный момент в изучении эпоса

В 1936 году Дж. Р. Р. Толкин выступил с лекцией, которая навсегда изменила восприятие древнейшего англосаксонского эпоса «Беовульф». Опубликованная под названием «Беовульф: Чудовища и критики», эта работа совершила методологический переворот в литературной критике, заставив учёный мир увидеть в тексте не только исторический источник, но и целостное художественное произведение.

Истоки и контекст лекции

Лекция была прочитана в Британской академии в память о сэре Израэле Голланце и вскоре опубликована в «Трудах Британской академии». Она представляла собой отточенную версию лекций, которые Толкин на протяжении 1930-х годов читал оксфордским студентам. Более ранние рукописные наброски, изданные Майклом Д. К. Драутом в 2002 году как «Беовульф и критики», показывают, как вызревала ключевая метафора Толкина о «башне», ставшая центральным образом его аргументации.

Толкин начинает с яркого образа: он сравнивает поэму с полем, где из камней древнего зала был возведён высотный таланта. Однако последующие поколения критиков, заинтересованные лишь в возрасте и происхождении «камней», разобрали башню в поисках скрытых надписей и резных орнаментов, совершенно забыв о целостности самого строения.

Основной мишенью для Толкина стал подход, при котором «Беовульф» рассматривался исключительно как исторический документ – источник сведений о германских древностях, истории Скандинавии или языческих верованиях. Критики, такие как У. П. Кер, сетовали, что в поэме «ничего особенного не происходит», а её главным достоинством объявляли «величие стиля», при этом с сожалением констатируя «недостаток» сюжета, построенного вокруг «пустыни драконов» – Гренделя, его матери и дракона.

Толкин решительно оспаривает этот взгляд. Он указывает на абсурдность предположения, что автор с «возвышенным и вдумчивым умом» создал бы более трёх тысяч тщательно отделанных стихов на тему, не заслуживающую серьёзного внимания. «Мы не отрицаем достоинств героя, принимая Гренделя и дракона», – заявляет Толкин, утверждая, что мифологические чудовища являются не случайным украшением, а смысловым ядром поэмы.

Согласно Толкину, главная тема «Беовульфа» – это трагедия смертности, противостояние человека враждебному миру и его неминуемое поражение во Времени. Языческий идеал «северной доблести» – мужества перед лицом неминуемого поражения от сил Хаоса и Безумия – здесь сплавляется с христианским мировоззрением. Чудовища в этой системе не просто опасные твари, а воплощённое зло, враги христианского Бога.

Поэт, по мнению Толкина, стоит на рубеже двух эпох. Он опирается на древнюю героическую традицию, уже подёрнутую дымкой прошлого, и на новую для него христианскую картину мира. Именно в точке их соприкосновения и рождается уникальное воображение, связывающее библейского Каина с великанами (eotenas) и эльфами (ylfe) германского фольклора. Поэма становится элегией по уходящему языческому прошлому, где центральное место занимают неотвратимость смерти и тленность всех человеческих деяний.

Толкин уделяет особое внимание структуре «Беовульфа», которую считает не слабой, а, напротив, «любопытно сильной». Он видит в ней не эпическое повествование в греческом понимании, а монументальное полотно, построенное на контрасте.

Часть А (строки 1–2199): Юность и восхождение. Молодой Беовульф, полный сил, побеждает Гренделя и его мать, утверждая свою славу.

Часть Б (строки 2200–3182): Старость и закат. Состарившийся король Беовульф встречает смерть в поединке с драконом.

Это противопоставление двух моментов великой жизни – восхода и заката – создаёт, по словам Толкина, «древний и глубоко волнующий контраст между юностью и старостью, первым свершением и последней смертью». Ритмическая структура стиха, основанная на балансе двух полустиший, сравнивается им не с музыкой, а с каменной кладкой, где каждый блок занимает своё чёткое место.

Отвечая на упрёки в «примитивности» и вторичности чудовищ, Толкин утверждает, что «Беовульф» – это произведение поздней, рефлексирующей эпохи. Его автор сознательно обращался к уже архаичному для него материалу, пропуская его через призму ностальгии и сожаления.

Его искусство было направлено на то, чтобы сделать более острым то прикосновение к сердцу, которое свойственно печалям одновременно пронзительным и далёким. Если погребение Беовульфа когда-то звучало как эхо древней погребальной песни, далёкой и безнадёжной, то для нас это – память, принесённая через холмы, эхо эха.

Именно эта дистанция, это ощущение «эха эха», и придают поэме, по Толкину, её уникальную, торжественную силу. В заключение он подчёркивает, что «Беовульф» говорит с нами на языке, имеющем глубокое родство с нашим собственным, что он был создан на этой земле и обращается к тем, кто связан с ней, с «глубоким призывом – до тех пор, пока не явится дракон».