О ВАС любимых и про…

Несколько слов от автора.

Об этом не пишут. В кулуарных и приватных разговорах об этом – все. Специфический пласт кино и литературных произведений с пометкой «ХХХ» с предлагаемым Вам не имеет ничего общего. Работа с этой темой напоминает хождение по тонкому льду или по кромке обрыва. Слишком тонка и эфемерна грань отделяющая общепринятое и дозволенное от низкопробной вульгарщины. Тем не менее – написано. Даже, если Вам покажется, что где-то сделано лишнее телодвижение за красную линию, не спешите делать выводы. Уверяю, форма ещё не есть суть содержания. Это немножко не о том, что лежит на поверхности. Ныряйте глубже, попробуйте подняться выше бытовых и приземлённых суждений.

В жизни каждого бывали интересные моменты, которые не афишировались и задвигались на задворки памяти. Моральные аспекты и нормы воспитания не позволяют поступать иначе. Не самые приятные воспоминания, или наоборот. Но, если это было – значит имеет право на существование, как бы не выглядело в чьих то глазах.

Получилось или нет рассказать о многогранности отношений, о высоком и светлом, не всегда со счастливым концом, – судить Вам.

Немного о «кухне». 90% материала создано в транспортных средствах. В электричках по дороге на любимый Берег и обратно. В автодоме друзей на маршруте: Москва – Таганрог – Мариуполь, все косы северного побережья Азовского моря, Оленёвка – Евпатория – Балаклава – Ялта и обратно.

Условия работы не самые комфортные, учитывая специфику транспорта. В электричке народ шастает, остановки объявляют. Сосредоточиться невозможно. Микроавтобус переделанный из французского грузовичка с жёсткой подвеской; сидеть можно, но попасть пальцем в клавишу – проблемно. Прописывались основные идеи и направления. Во время ночёвок и под соснами «рыба» обрастала подробностями и расцвечивалась, приобретая законченный вид. Главная трудность состояла в том, чтобы каждый сюжет «оснастить» своей формой и стилем. Возможно, не всё получилось, не судите строго. Писалось легко и быстро, буквально за два месяца было готово. Возвращаясь к написанному, чтобы отредактировать и отшлифовать, – удивлялся, выданное с первого раза не требует изменений. Все задумки и идеи генерировались в седле на педалях. На маршрутах: Правда – Карачарово и Завидово – Карачарово прекрасно думается. Глаза на дороге, а мысли – далеко, скрипят и создают то, что и предлагается Вам.

Я верю только в то, что видел сам.

И только в то, что сам сумел потрогать.

В чутьё моё, накаркавшее нам

Пир сатаны, пока нет дома Бога.

Я верю в силу сказанного слова.

Плюю на слухи обо мне.

А слово – есть всего первооснова.

Им надо дорожить вдвойне.

В закон не верю! Бледен! Слаб! Раним!

Он разделил нас каменным забором.

Не верю, что страною я любим,

Ведь истину распяли приговором.

Я верю, что всегда хотел

Сродниться с Верой в ангелов и Бога.

Но, видно, не готов – раз не сумел

Преодолеть церковного порога.

Безверие рождает пустоту,

А Вера – то, что сердцу свято.

Напрасно я взывал к Христу, -

Не принял он поэта и солдата.

Другая жизнь. Другая Вера.

Я ввергнут в них за дерзость и мечту.

Не верю, что полученная мера

Загонит за последнюю черту.

Скрип мысли и пера неудержим.

Я и без Веры вижу далеко.

А жизнь – полёт, мираж и дым.

И пишется, как дышится – легко.

***

«НЕМИГА» 2.0

Немига. Не просто – станция метро. Не точка на карте города. Печальный символ и памятник очередного раздолбайства, пропитанный трагизмом ситуации.

Холодные слёзы моросящего дождя подстать настроению…

Она стояла в паре шагов. Незаметно подошла, пока он читал страшные слова на граните. Слегка повернув голову, сразу узнал её. Сомнений не было, это была она. Цепкая память мгновенно сравнила и подтвердила совпадение запомнившегося образа с реальным человеком.

В Лужниках, во время первой «встречи» тоже было пасмурно, но без дождя. Во время обычной велопокатушки по набережным, как обычно, заехал к стадиону. Всегда останавливался на несколько минут возле памятника погибшим болельщикам.

Она уже там стояла. Поправила цветочки, не спеша обошла мемориал, и, подняв голову, бросила на него грустный взгляд. Приподнял ладонь, безмолвно приветствуя. Она благодарно кивнула и не спеша пошла. «Что-то личное. Для матери – молодо выглядит, видимо – брат».

Машина гружёная «канцелярией» и отправленная в Минск застряла на разгрузке. Неправильно оформленные документы срывали контрактные обязательства. Ему вручили казённый мобильник для связи с водителем и офисом (своего не было), и вечерним поездом отправили на запад спасать ситуацию. Успел заскочить домой и переодеться, благо – вокзал был рядом. Утром, пока ждал встречи, успел обойти великолепный ажурный вокзал. Безвкусный Курский и рядом не стоял с размерами и великолепием этого шедевра. Забрав документы, взял обратный билет на проходящий из Бреста и пошёл гулять; время позволяло. Широченные улицы, отсутствие суеты и огромного количества машин восхищало и очаровывало. Едва не опоздал на поезд, бесцельно бродя по незнакомому красивому городу.

«ЛЯ –ЛЯ».

На Белорусском ждала приятная неожиданность – Казакова. Маша. Одна из менеджеров, которые формировали номенклатуру товара, подгоняя под габариты авто и оформляли отгрузочные и сопроводительные документы для экспедиторов. Частенько с ней общались в курилке, и даже обнимались один раз, (не без удовольствия), на новогоднем корпоративе во время медленного танца. Что-то у неё не складывалось в личной жизни. Периодически проскальзывали негативные нотки и недовольство мужем.

Её прислали забрать документы на переделку. Время было уже позднее, и она не поехала домой. «Какой, говорит, смысл – тащиться в Щёлково, а потом вставать в 5 утра? На вокзале как-нибудь переночую». На предложение – «перекантоваться до утра», улыбнулась, вздохнула и согласилась.

Весело болтали обо всём, жареный хлеб с яичницей запивали бальзамом и чаем. Выпросила футболку, чтоб переодеться. Увы, из более мене приличного, нашлась белая нейлоновая рубашка. Убедил, что так будет красивей. Так и ходила, как в мини юбке, отвлекая стройными белыми ногами и в полупрозрачной рубахе. С нескрываемым интересом рассматривала фотографии, коих было превеликое множество. Удивлялась и расспрашивала, как это девчонки соглашались сниматься в таком виде – без одежды. Чувствовалось, что эта тема «зацепила» её. Никак не могла поверить, что с каждой «ничего» не было. Он, с трудом, убедил её, что это – всего лишь работа. Успокоившись и почувствовав себя в безопасности, сама, вдруг, распустила собранные в хвост волосы и забралась на подоконник. «А я так смогу? А у меня красиво получается? А тебе нравится?»

Или какие-то внутренние барьеры упали, или бальзам подействовал, – ситуация провокационно накалялась, подходя к пределам дозволенного. Щёлкал затвор камеры в его руках, ей, явно нравилось чувствовать себя в новой, необычной и никогда не пробованной роли. Кривлялась и дурачилась, как будто птица выпущенная из клетки на свободу. Он убеждал не улыбаться и работать серьёзно, но непонятная свобода нового опыта, кружила ей голову, отключая разум. На балконе, куда вышли проветриться, передёрнула плечами от ночной свежести, положила руки на плечи и полуприкрыв глаза, выдохнула – «медленный танец». «А музыка?», попытался он возразить. Четыре руки одновременно сократили дистанцию, а её губы мягко прихватили мочку его уха и прошептали – «ля-ля», устранив всякие сомнения.

Пока в ванной шумел душ, на всякий случай, постелил ей на кресле.

– «О, мы кого-то ждём?» «Да нет, – так, мало ли…» «Сам туда пойдёшь, если приставать… не будешь…»

Когда вышел из ванной, темнота комнаты была наполнена фортепьянным туманом -Клайдермана. Его – любимая тема, под любое настроение заходит, да и кассет было полно.

Тёмная тень накинула ему на голову тёплый шёлк рубашки, «так нечестно, я босиком, а ты…» – прозвучало в темноте, сдёрнула полотенце с пояса, и, медленный, очень медленный танец, отменил окружающую действительность…

После, в офисе, ничем не выдали свою тайну. Только слегка улыбались, встретившись глазами. А в сумерках под стук колёс, мелькающие столбы и полустанки грустным туманом отдаляли и заслоняли уже далёкий, не сулящий перспектив вчерашний вечер.

2.1

… Сквозь дождь, молча здоровались глазами. Чуть дольше, чем при случайных встречах знакомые и не очень. Накрыл её протянутым зонтиком, сцепились плотнее руками под маленьким куполом и куда-то долго-долго шли. А в висках тикало имя, её имя, пугающее магией своего очарования, и дарящее радость от очередной встречи с ним.

– «Остров слёз», как будто откуда-то со стороны прозвучал её голос сквозь музыку капель. Возле военного мемориала прозвучало и третье слово: – «Военный»? – Камуфляж у многих вызывал такие ассоциации.

– Нет, так, давно, когда-то. Что-то вроде спецодежды, удобно работать и в поезде.

Притащила его в заморскую кафешку; молча смотрела, как он макал брусочки картошки в соус и запивал газировкой. Поднял очередной и прошептал – закрой глаза. Прикоснулся им к её губам, которые приоткрылись и стали втягивать вкусняшку. Так и не открыла, пока он не скормил ей оставшиеся кусочки. Макнул палец в остатки соуса и прикоснулся подушечкой к её губам, они сложились бантиком поцелуя и втянули палец. Сумасшедшими глазами смотрели друг на друга и молчали. Кинул взгляд на часы и кивнул в сторону двери.

На перроне возле вагона написал на обрывке накладных адрес. Оба мелко дрожали пока руки не сплели венок, не оставив между ними и сантиметра холодного пространства. Слегка приоткрыла губы; он почувствовал, что сейчас прозвучит – «закрой глаза», – предвосхитил и исполнил её желание. Пальчик мягко коснулся жаждущих губ, которые проскользили по нему и прильнули к ладошке…

«СТО РАЗ…»

На летние каникулы после 9-го класса все пацаны собирались в стройотряд, куда-то в область. Его же, классная уговорила ехать с девчонками в летний трудовой лагерь на Украину. «Ты ж один парень из нашего класса, мне спокойней будет с вами и им легче, не бросай нас». В помощь учителям дали трёх вожатых. Студентки второкурсницы из пединститута. Нескольких ребят из младшего класса, видимо, не считала за надёжных помощников.

В Херсон прибыли рано утром. Пёстрым табором расположились в скверике перед вокзалом. Транспорт из совхоза должен был забрать их к обеду. Пошёл прогуляться по площади, всё было интересно в новом месте. На троллейбусе увидал табличку «Порт», и недолго думая, шагнул в вагон. Ехал долго, с кучей остановок, с интересом рассматривал незнакомый город. Прибыв на конечную, был «ошарашен» невиданным доселе зрелищем. Из-за решётчатого забора изумлённо рассматривал огромные корабли, краны. Зачарованно впитывал запах моря, звуки портовой жизни, не в силах оторваться и уйти. Когда доехал обратно, до вокзала, там уже все «стояли на ушах». Его уже час искали по всем окрестностям, машины пришли раньше. Даже в школе на педсовете не устраивали такую выволочку. И ругали, и стыдили, и обещали всякие нехорошие последствия. Но ему было «до лампочки», «закрылся», как в домике и молчал. Главным для него было то, что он впервые увидел кусочек моря и того, что с ним связано.

Жили в больших армейских палатках на летнем полевом стане. Кирпичная печь под навесом, на ней две местные тётеньки готовили очень вкусную и немного непривычную для сибирских желудков еду. Деревянные длинные столы под тентом, фанерный душ с бочками на крыше и туалет в сторонке. Воду рано утром привозил бортовой грузовик. Помогал водителю таскать фляги к кухне и заливать в душ. После завтрака, в 7 часов на этой же машине нас везли на работу. Сидели на лавках в кузове и жадно впитывали новые необычные ощущения от бескрайних полей и садов, пьянящего зеленью воздуха и жаркого уже солнца.

Собирали кабачки в колючей ботве, рубили капусту, подвязывали виноградную лозу. Очень нравилось собирать черешню с вишней и абрикосы. Настоящие. Огромные. С кулак размером. Грузили с мальчишками ящики на машины и везли их на винзавод в совхоз. Там из этих фруктов варили вкуснейший сок. После выгрузки для них всегда выносили из цеха три трёхлитровые банки с горячим ещё соком. Ничего вкуснее в жизни больше не приходилось пробовать. Одну выпивали по дороге в лагерь, а две везли девчонкам. Они аж визжали от восторга и сладкими липкими губами, весело хихикая, целовали в щёчки, вгоняя в краску. «Иди, говорили, в душ, сейчас придём отмоем и спинку потрём», чем немало смущали. В общем, дурачились, как могли. В силу возраста эти «пограничные» темы, в смысл которых не особо вдавались, так или иначе, были у всех в ходу.

Работали до обеда, дальше – на испепеляющем солнце невозможно было находиться. К двум часам уже были в лагере. Всегда помогал на кухне, с удовольствием колол дрова, чем немало удивлял кормилиц и своих. С детства любил и умел обращаться с топором и колуном.

Обед. Много, просто и вкусно. Овощи, фрукты, зелень. Всё свежее и сочное. Ноги подкашивало, глаза закрывались сами собой. Палатки хоть и в тени, но нагревались знатно. Спать невозможно, так, полежать чуток и на озеро купаться. До него вдоль полей и посадок пару километров. «Восьмиклашки» какие-то не дружные были и неподъёмные, а они с девчонками и студентками, сами, без присмотра классной, довольные свободой, вместе топали навстречу ветру и солнцу. В первый же раз чуть не попали на рога быку. Он вышел на дорогу из посадки и тупо уставился на шумный и весёлый «колхоз». Издалека тётенька кричала им: «Диточки, стийте, стийте, ни тикайте…». Все замерли, она осторожно подошла сбоку, ловко взяла огромного бычару за кольцо и увела, как ручного.

Только пару раз сходил со своими на озеро. Не купался, так посидел на травке. Девчонки, кто в купальниках, кто просто в трусишках сняв платья и майки, прикрывшись спереди рукой, с шумом и гамом весело плескались и звали его. Но он, глядя на их красивые стройные тела, чувствовал себя не очень уютно. Один раз досидел до конца водных «процедур», но в следующий раз не выдержал. Смущённо отвернулся и пошёл в сторону лагеря. Пройдя полдороги свернул и через огромное поле пошёл к рощице вдалеке. Стало интересно, там деревья понижались, видимо речка или что-то похожее. Действительно, в низинке поляна, а за ней речушка метров десять а ширину. «Вот сюда и надо ходить» – решил, и ничуть не смущаясь своего неказистого вида и не очень новой одёжки, разделся и голышом плюхнулся в прохладную воду[АИ1] .

На следующий день после обеда, не дожидаясь своих, прихватил полотенце и пошёл на свой секретный пляж. Свернул с дороги и через некоторое время почувствовал, что за ним кто-то идёт. Оглянулся, – так и есть. Наташка. Вожатая. Похоже, видела, как он пошёл через поле.

–Ты куда, от всех? – озорно вскинула руки и улыбнулась. – «Бросил нас, а если…»

– Ничего я вас не бросал, так просто, гуляю, тишину люблю и не хочу вам мешать.

– А можно с тобой, мне тоже нравится, когда тихо.

В планы это не входило, он недовольно пробурчал – «иди», кивнул головой и не спеша пошёл не оглядываясь. Студентки были старше, всего то, на три года, поэтому были со всеми на равных.

Не проронив ни слова, потихоньку дошли до его «секретного» местечка. Сел на брошенное полотенце и стал тупо смотреть на воду.

– Не, ну ты чего, так и будешь молча сидеть?

– Ты же любишь, когда тихо.

– Так то – да, но скучно же. Вот ты чего в такую даль один притащился, а не со всеми нашими?

– Да, не знаю, как-то неудобно, не хочу вам мешать. – Скинул кеды, и сняв рубашку, улёгся на спину прикрыв глаза.

– Подумаешь, стеснительный, – Наташка озорно скривила губы, взъерошила ему волосы и весело засмеялась, снимая через голову платье.

– Вот видишь, я же не стесняюсь, а нас ты и так – не очень – то смущал, свой всё-таки. Не, ну, правда, скажи, я никому-никому.

– Ты же в купальнике, и …красивая, – почему-то полушёпотом выдавил он. Слегка зардевшись, Наташка вопросительно кивнула в его сторону головой.

– У меня нету плавок, – пробурчал он и отвернулся.

– Господи! Ерунда какая! Мы с девчонками тоже не всегда в купальниках. Нашёл чем удивить. Давай, иди купайся, с работы ведь.

Он нехотя снял трикошки, оставшись в синих сатиновых трусах.

– Слушай, а обратно – то, ты как пойдёшь, мокрый что ли?

– Ну, я и говорю.

– Так, иди – так, снимай и иди. Чего здесь такого? Я сама много раз голышом купалась, когда к бабушке в деревню ездили. Там речка холодная, вот мамка и заставляла раздеваться, чтобы не простыть, потом.

Он не спеша встал, подошёл к воде, оглянулся, – «Неудобно как-то, а вдруг кто увидит»?

– Да кто тут может увидеть, ну, хочешь – я отвернусь?

– Да ладно, – он махнул рукой неопределённо, решительно снял неказистое бельишко и подошёл к воде.

– Я ж говорила, что ничего страшного, что я, никогда не видела? – Поспешно заверила его Ната.

Вода была не такая тёплая, как в озере, но терпимая. Он долго и с наслаждением плескался, и в какой-то момент даже забыл о спутнице сидящей на берегу. Уже собираясь выходить, увидал наблюдающую за ним Наташку. Прикрылся руками и медленно пошёл на берег.

– Да ладно тебе прикрываться, я это сто раз видала. – Соврала она не моргнув глазом.

Он сразу это понял по её голосу и округлившимся глазам. Не умела скрывать эмоции. Она стояла замерев, уставившись не на него, а «туда». С какой-то отчаянной решимостью развёл руки и… И ничего не случилось. Они стояли замерев, друг против друга и молчали. Он первый не выдержал:

– Наташ, Нат, ты чего, сто раз ведь…

Встрепенулась и выпалила: «Да, да, так, всё нормально, правда».

Он медленно ходил взад-вперёд перед ней, поворачиваясь то передом то задом. Неожиданно стало как то легко и всё равно, как будто камень с души свалился. И уже совсем освоившись с ситуацией, улёгся на спину и закрыл глаза. Уловив какое-то движение, открыл глаза. Натка сидела рядом и прикрывалась руками. На ней не было верхней части купальника.

– Как то нечестно, ты вон, а я… А ты никогда не… – Он отрицательно мотнул головой. Её руки медленно опустились, а лицо залилось краской.

– Что-то не так? Ты весь красный.

– Нет, нет, нормально. Ты тоже красная. Просто… красиво. Да не тушуйся ты, я же – вот, весь перед тобой, и ничего. Айда лучше купаться.

Дойдя до воды, обернулся и протянул к ней руки, – «Ну, давай уж, чтоб до конца честно было, а не наполовину».

– Какой скорый…

– Ну, мы же друзья, и всё должно быть честно, поровну.

– Ну, так то – да, друзья. Были. А если я до конца… наверное, уже – и нет… А ладно! – После секундного колебания решительно скинула нижнюю часть купальника.

– Смотри! Тоже ведь никогда? – Развела руки в стороны и медленно сделала полный оборот вокруг себя.

Почувствовав, что у него что-то происходит, там, внизу, отвернулся, прикрывшись руками, и пошёл в воду.

– Постой, ты чего? Осмелевшая Наташка стала хватать его за руки, пытаясь развернуть и заглянуть.

– Нат, не надо, не смотри, неудобно.

– Здрасьте, вам, пожалуйста, я тут перед ним вся такая, всё показала, а он стесняется. Поздно, батенька, показывай. – И резко осеклась, увидев: «Ой… это… это ничего, так и должно быть, я знаю, не бойся, это нормально».

– Да? Правда?

– Правда, правда, и мне нравится, вон как красивенько.

Они стояли друг перед другом, раскрасневшиеся, взявшись за руки, с бешено колотящимися сердцами. Оцепенение, наконец, прошло и они с облегчением плюхнулись в воду. Весело брызгались и резвились, радуясь новому, никогда неизведанному чувству дурманящей свободы. В какой-то момент поймала его за плечи и притянула к себе. Тесно прижавшись, слились в одно целое, ощущая каждый бугорок и каждую ямочку на теле друг друга. Губы неумело и робко соприкасались, пытаясь также стать ближе. Обоих трясло мелкой дрожью, то ли от прохладной воды, то ли от накрывших их эмоций.

На берегу Наташа легла на живот, чтобы согреться. Плечи, руки, спина и ноги были в пупырышках «гусиной кожи». Он сначала полотенцем, затем руками стал нежно гладить и растирать ей спину, мягкие ягодицы и ноги. Кожа между ног была удивительно шёлковой и приятной. Руки скользили снизу вверх, касались чего-то мягкого, нежно прикасались и щекотали. Ната шевелила ногами в такт его движениям, приподнимала спину и постанывала.

– Ты чего, больно делаю?

– Да нет, просто… приятно,– после небольшой паузы выдохнула тихим голосом и перевернулась на спину.

– А теперь – спереди, мне никогда так… и нравится, правда, правда. Тока давай не будем, это, ну, как муж и жена. Потом я и тебе так же сделаю. – Увидала и аж задохнулась, – «Ох, ничё себе, маленький был – такой хорошенький, а щас, вообще…». – И протянула руки.

– А-а, нет, не надо, и я тебе не буду, а то ещё…

– А мы что, теперь должны пожениться?

– Ну, ты совсем тёмный, это если б по взрослому, а так – руками – не считово. Генеральный секретарь, вон, с послами и космонавтами целуется. И что, на всех жениться?

– Ну, тогда ладно,– с облегчением выдохнул он, и у него всё как-то сразу стало проходить. А когда купались, всё-таки улучила момент и нежно сжала рукой. Он аж замер и закрыл глаза от сладкой истомы охватившей всё тело.

– Всё, всё, больше не бу, а то мне тоже нравится, так сладенько. Потом, как-нибудь, если захо…

– А как же твой Вовик, про которого в поезде рассказывала, вы же с ним, вроде, «ходите»?

– А-а, эт так, несерьёзно всё, выбражуля он и выпендрёжник. Думаешь, все, кто с кем ходит, с тем и поженятся потом? Фига с два.

Вечер и следующий день прошли в мучительных раздумьях. «Как же это», «разве так можно?», «что теперь будет» … Раньше в туалет то стеснялся пойти у всех на виду, а тут такое. Голыми, с Натахой, друг перед другом, вот так сразу, как взрослые. Смятение в голове не давало покоя, хотя новые ощущения и «то» состояние вспоминалось с удовольствием. Хотелось вновь пережить это, увидеть глазами и почувствовать руками.

На работу всех мальчишек отправили на зерновой ток. Стояли по колено в зерне в клетях и отгребали деревянными лопатами ссыпаемое с машин горячее зерно. Было тяжело, жарко, но и интересно. Извазюкались как черти и умаялись, донельзя. В лагерь приехали много позже всех. Обед давно прошёл, жара свела на нет всякую активность, и жизнь замерла. Ополоснулся в душе, немного «поклевал» второе и с растрёпанными мыслями потопал купаться и отдыхать.

На подходе к «своей» полянке услышал приглушённые голоса, сбавил шаг. Притаился за кустами и осторожно выглянул. Спиной к нему сидела Наташка; узнал по волосам. Одежды на ней не было. Из за неё торчали чьи то белые ноги. «Вот трепло! Ещё и притащила кого-то, доверяй им после этого». Наташка негромко втолковывала и пыталась в чём-то убедить свою собеседницу. Услыхав её голос, сразу догадался кто это – «Булочка», подруга по институту Лыба, Любаша. Шагнул к ним; «ну, и фиг с ними, пусть сидят, сами припёрлись!» Разом замолкли, увидев его, Люба смотрела на него и улыбалась, как всегда.

– Вот и наш Ванечка,– нарушила неловкую паузу Наташка, – я же говорила, говорила, что он придёт. Не бойся, он наш, он нормальный. Ты, иди купайся, мы посидим, и потом.

Не спеша разделся, совсем, и, чувствуя спиной их взгляды, пошёл в воду. Лишь окунувшись, почувствовал облегчение, ушли все сомнения и мысли, накрыв его свободой и беззаботностью. Когда вышел на берег увидел широко раскрытые глаза Любаши и обычную улыбку на красном лице. «Вот потому и «Лыба», всегда оптимизм на лице. Тоже, наверное, сто раз…»

– Пойдём, Любаша, макнёмся, а то сваримся. – И стала стягивать через голову с подруги платьице. Та, оставшись в одних трусишках, прикрылась спереди рукой и отвернулась. Наташка уцепилась за резинку, пытаясь стянуть вниз остатки одежды с сопротивлявшейся Любы.

– Ну, ты чего, мы ж договорились, не бойся, я же – вон… Айда, тебе понравится.

Выйдя из воды, Люба, в отличии от Наташки, неловко пыталась прикрываться руками. Невысокая, вся кругленькая и беленькая она, действительно, была, как булочка.

– Да убери, ты, руки, никто тебя не съест, что он – не видел? Иди, ложись, Ванечка, сделай как мне.

Она была не такая, как Ната, необычайно белая, гладенькая и бархатная на ощуп. Пока его руки плавно скользили от шеи по спине и ниже, Любаша лежала, как Ленин в мавзолее, не шелохнувшись, напряжённая, как рельса и не издавала ни звука, стоически перенося «экзекуцию». Наташка сидела рядом и одной рукой тоже периодически поглаживала беленькую подругу по спине, задерживая руку чуть ниже. Другой рукой водила ему по ноге. Утомившись, отодвинулся от них и посмотрел на Наташку. Та хитро улыбнулась и скомандовала: «Всё «булочка», расслабься, и переворачивайся».