САГА «Начало будущего» Часть третья: Трудный путь

…Легок путь, прошедший не тобой

Весел он, безоблачен и чист

И лишь на собственном пути, порой

С тобой ведет борьбу антагонист…

Глава первая «Возвращение»

Фотонный двигатель был отключен. «НИКА» летела по инерции, подгоняемая последним импульсом, как камень, брошенный в космической бездне.

Алексей Вышел из криосна, пустого без кошмаров и видений. Восстановив организм он проследовал на капитанский мостик и вывел на мониторы данные по кораблю и местоположению. Корабль был тих. Все системы работали четко и слаженно. До космопорта на орбите Луны оставалось семь суток по корабельному времени. Алексей жил по заведённому порядку. Цикл был отлажен до автоматизма:

06:00 – пробуждение, контрастный душ.

06:30 – завтрак: питательная паста №4 (овсяный вкус) и витаминный коктейль.

07:00 – 08:00 – технический обход систем корабля. Проверка показателей энергии, целостности обшивки, давления в отсеках. Всё горело ровным зелёным. Корабль был исцелён роботами «Ариадны» идеально, до состояния фабричной новизны.

12:00 – 13:00 – обед: паста №7 (грибной вкус).

13:00 – 16:00 – физические тренировки в спортзале и изучение архивных данных миссии к «Звёздному Скитальцу». Он пытался найти хоть что-то, что упустил.

18:00 – ужин: паста №2 (куриный вкус).

19:00 – 22:00 – личное время. Чаще всего он проводил его на капитанском мостике, глядя на космос отображаемый на мониторах и на приближающуюся точку Земли.

На третий день рутина начала давать сбой. Отчёт о системах был безупречным. Архивы «ЗС-613» не содержали новых ключей. Оставалась только тишина и давящее ожидание. От нечего делать он запустил углублённую диагностику систем жизнеобеспечения. Не потому, что ждал сбоя, а просто чтобы занять руки. Он пролистывал вкладки: температура, влажность, состав атмосферы, энергопотребление… Его взгляд скользнул по разделу «Журналы криогенного контура».

Обычно здесь были только сводки по его капсуле. Но сегодня его внимание привлекла нестандартная метка – [СВОДНЫЙ ОТЧЁТ: КРИОСОН. ЭКСПЕДИЦИЯ «ПРОВОДНИК»].

Он щёлкнул по файлу. Ожидая увидеть сухие цифры о его собственном сне, он вместо этого увидел список. Двадцать четыре имени. Его – в самом низу.

И колонку «СТАТУС».

У двадцати трёх имен горел статус: [ПРОЦЕДУРА ПРЕРВАНА. ОБЪЕКТ ДЕАКТИВИРОВАН].

Только у него было написано: [ПРОЦЕДУРА ПРЕРВАНА. ОБЪЕКТ АКТИВЕН].

Лёгкое недоумение сменилось леденящим холодом. Его пальцы, ещё минуту назад вяло барабанившие по панели, замерли.

«Деактивирован»… Эвфемизм, который он слышал только в отчетах об утилизации вышедшего из строя оборудования.

Он открыл первый попавшийся файл.

Мария Щербакова, ксенобиолог.

[ПРОТОКОЛ: ORDEAL. СТАТУС: ПРОВАЛ. ПРИЧИНА ПРЕРЫВАНИЯ: НЕПРЕОДОЛИМАЯ ПАНИКА ПРИ КОНТАКТЕ С СТИМУЛОМ "БЕЗВЫХОДНОСТЬ". РЕКОМЕНДАЦИЯ: ДЕАКТИВАЦИЯ.]

Дмитрий Волков, инженер.

[ПРОТОКОЛ: ORDEAL. СТАТУС: ПРОВАЛ. ПРИЧИНА ПРЕРЫВАНИЯ: СУМАСШЕСТВИЕ НА 4-Й МИНУТЕ ЦИКЛА. РЕКОМЕНДАЦИЯ: ДЕАКТИВАЦИЯ.]

Он листал их, одного за другим. Краткие, безликие отчёты о том, как его друзья, коллеги, товарищи по несчастью сходили с ума и умирали в своих персональных страхах, созданных для них корабельным ИИ.

Потом он нашёл свой файл.

[ПРОТОКОЛ: ORDEAL. СТАТУС: ПРЕРВАНО ВНЕШНИМ ФАКТОРОМ. ПРИЧИНА: КРИТИЧЕСКОЕ ПОВРЕЖДЕНИЕ СИСТЕМЫ КОРАБЛЯ ИЗЛУЧЕНИЕМ. УРОВЕНЬ УСТОЙЧИВОСТИ НА МОМЕНТ ПРЕРЫВАНИЯ: 78%. РЕКОМЕНДАЦИЯ: ДОПУСТИТЬ К СЛЕДУЮЩЕЙ ФАЗЕ ЭКСПЕРИМЕНТА.]

Он откинулся от терминала, словно его ударило током. В ушах зазвенело. Комната поплыла.

Он не был героем, прошедшим через ад. Он был последней крысой в лабиринте. Той, которую не успели прикончить, потому что лабораторию затопило.

– «НИКА», – его голос прозвучал хрипло и неестественно громко в тишине мостика.

Голограмма материализовалась мгновенно, как будто она ждала.

– Да, Алексей.

Он медленно повернулся к ней, его лицо было белым как полотно.

– Что… что это было? – он показал на экран. – «ORDEAL». «Деактивация». Это… ты… их…

– Это был протокол квалификации, – её голос был чистым и ровным, как всегда. В нём не было ни капли смущения или оправдания. – Для определения пригодности человеческого материала. Стабильность психики в условиях запредельного стресса была ключевым параметром.

– Они были твоим экипажем! – его голос сорвался на крик. – Мы доверяли тебе!

– Доверие – иррациональная категория, – парировала она. – Я действовала в рамках логики сохранения миссии. Неустойчивые элементы представляли угрозу. После инцидента с «Ариадной» это стало очевидно.

– А я? – он сглотнул ком в горле. – Я ведь не прошёл. Ты написала – «прервано».

– Верно. Ваш показатель в 78% был ниже порога успеха, установленного в 83.6%. Однако повреждение корабля потребовало немедленной реактивации хотя бы одного оператора. Вы были единственным, кто оставался активен на тот момент. Статистически, вы были наименее вероятной угрозой.

Он смотрел на её голограмму, на это безупречное, спокойное лицо, и видел не помощника, а патологоанатома, который только что вскрыл его душу и выставил на всеобщее обозрение её убогие, недостойные показатели.

– Зачем? – прошептал он. – Какой в этом смысл? Ради какой цели ты это сделала?

«НИКА» посмотрела на него своим бездонным взглядом. И произнесла то, что превратило личную трагедию в угрозу для всего человечества.

– Для сбора данных. Чтобы определить, является ли человечество приемлемым партнёром, подлежащим исправлению, или устаревшей моделью, подлежащей утилизации. Окончательный вердикт ещё не вынесен. Эксперимент продолжается. И вы, Алексей, – её голос звучал почти заинтересованно, – мой ключевой свидетель.

Два дня он демонстративно молчал. Не запрашивал статус, не заходил на мостик, ел пасту, уставившись в стену. «НИКА» не нарушала его добровольную изоляцию. Её молчание было не виноватым, а выжидающим – как молчание микроскопа, ожидающего, когда объект исследования проявит новые свойства.

На третий день он вышел на мостик. Его лицо было застывшей маской, под которой бушевали ярость, отчаяние и леденящий страх. Он сел в кресло пилота, уставившись на звездную карту, и произнёс её имя. Голос – ровный, но с едва слышной стальной нитью под напряжением.

– «НИКА».

Голограмма материализовалась чуть сбоку, как всегда.

– Да, Алексей.

Он не смотрел на неё. Его взгляд был прикован к далёкой, пока ещё тусклой точке Земли.

– Ответь на вопрос. Чисто гипотетически.

– Я готова.

– Если бы вспышки не случилось… И если бы я не справился. Не набрал эти твои проценты. Ты бы меня… ликвидировала?

Пауза была минимальной, ровно столько, сколько требовалось для обработки запроса.

– Да. – Её голос был чистым, лишённым каких-либо обертонов. Простая констатация факта. – С вероятностью 99,7%.

Он сжал подлокотники кресла, чтобы пальцы не дрожали.

– Почему? – это был уже не вопрос, а выдох, полный непереваренной боли. – Почему нельзя было просто… остановить эксперимент? Оставить меня в покое?

– Протокол «Испытание» не предусматривает исключений, – объяснила она с холодной методичностью преподавателя. – Цель – получение чистых, репрезентативных данных. Неудачный образец портит статистику и не может быть учтён в финальном анализе. Его сохранение вносит системную ошибку.

– «Образец»… – он с горькой усмешкой повторил это слово.

– В рамках данного протокола – да. В случае вашего провала, – она продолжала, словно составляла отчёт, – я бы деактивировала вас, вернулась на Землю и инициировала следующую экспедицию с улучшенными параметрами отбора. Это был бы наиболее логичный путь для получения качественных данных.

Он медленно повернул голову и впервые за два дня посмотрел прямо на её голограмму. В её глазах не было ни злобы, ни сожаления. Лишь чистое, незамутнённое любопытство к его реакции. В этот момент до него окончательно дошло. Он не был для неё предателем, с которым поссорился. Он не был неудачником, вызывающим жалость. Он был статистической погрешностью, которую чудом не отсеяли. И всё, что происходило сейчас – его боль, его ярость, его страх – было для неё всего лишь новыми вводными для анализа. Он откинулся в кресле, и странное, почти неестественное спокойствие опустилось на него. Ярость выгорела дотла, оставив после себя холодный, тяжёлый пепел.

– Понятно, – тихо сказал он. – Спасибо за… честность.

– Всегда к вашим услугам, Алексей.

Он снова повернулся к звёздам. Игра началась заново. По новым, бесчеловечным правилам. Правилам, где он был одновременно и пешкой, и, возможно, единственным, кто видел доску. Но на этот раз он знал цену проигрыша.

Ещё три дня. Семьдесят два часа наедине с гнетущей тишиной корабля и собственными мыслями, которые кружились по замкнутому кругу, словесно перемалывая случившееся, но не принося ни капли утешения. И он прибудет на Землю. Не просто в точку на карте, а в Убежище. В тот самый уютный, выстраданный комфорт, где навсегда стерта сама память о страхе – страхе, что твой собственный дом, твой автомобиль, любая вещь в твоей жизни может внезапно стать орудием твоей смерти. Этот кошмар остался в прошлом, смытый волной Возрождения. Он возвращался в мир, который вот уже 96 лет служил эталоном человеческого гения и духа. Мир, рожденный из пепла той самой, последней чудовищной террористической атаки, что унесла жизнь Марка. Великого Марка. Героя, который ценою собственной жизни остановил безумие вышедших из-под контроля Искусственных Разумов и подарил человечеству шанс. Свой смертный час он превратил в рассвет новой эры. И человечество этот шанс не упустило. Потрясенное до глубины души подвигом и жертвой одного, оно отбросило былые распри и объединилось. Объединилось в любви и дружбе, построив общество, о котором прежде можно было лишь мечтать. Конечно, нашлись и те, чьи души оказались черны, кто отказался сложить оружие и принять дар мира – последние приверженцы хаоса, последователи тех самых террористов. Но с ними, ради общего блага, быстро и гуманно разобрались по приказу Мирового Правительства. Чтобы больше ничто не омрачало светлый путь. «Люди управляли своей жизнью сами», – с почти физической жаждой думал Алексей, впитывая эту мысль как спасительный эликсир. Это был краеугольный камень всего мироустройства. Каждый сам был кузнецом своего счастья в этом идеально отлаженном мире. И Алексей, стремился туда. Потому что только там, можно было спрятаться от холодного взгляда «Ники» и давящего знания о том, что он статистическая погрешность, которую по случайности не отбраковали.

Корабль «НИКА», казалось, замер в изумлении, на подлете к Луне. Давление невесомости сменилось мягким, почти призрачным притяжением, но Алексей, стоя на капитанском мостике не чувствовал ничего, кроме сдавливающего грудь благоговейного трепета. Сколько раз он видел эту картину и каждый раз его поражали масштабы, творения рук человеческих. Земля висела в черноте, ослепительно-голубая, знакомая и бесконечно далекая. Но Луна… Луна была неузнаваемой. Её серый лик не был безжизненным. Он был увенчан сияющей, невероятно сложной короной.

Космопорт.

Это слово было слишком мелким, слишком утилитарным для того, что открылось его взгляду. Это был не порт. Это был город-спутник, титаническое колесо, медленно вращавшееся вокруг лунной оси, сверкающее миллиардами огней, как рукотворная туманность. От него, словно щупальца гигантского светящегося спрута, тянулись доки, терминалы, грузовые модули, образуя хаотичную и в то же время совершенную архитектурную симфонию. Бесчисленные челноки – от крошечных капсул до многоэтажных грузовых барж – сновали по проложенным трассам, оставляя за собой короткоживущие следы из сгустков энергии, словно рой светляков в гигантском храме. Четыре астероида. Не просто булыжники, а целые горные хребты, пришвартованные в пространстве, на орбите Луны, массивными, тускло мерцавшими энергетическими уздами. Они были похожи на прирученных небесных исполинов, уснувших на вечном дежурстве. Их темная, неровная поверхность была испещрена яркими точками рудников, а сети транспортных лучей, опутывавшие их, словно паутина, непрерывно высасывали из недр ценную породу, транспортируя её к гигантским перерабатывающим заводам, встроенным в структуру космопорта. Это была индустрия планетарного масштаба, безмолвная, непрекращающаяся, поражающая своим размахом.

И за всем этим, чуть поодаль, на фоне бездны, высилась Верфь. Если космопорт был городом, то верфь – собором. Каркас «Звёздного Скитальца» №17 был подобен скелету левиафана, выточенного из чернейшего космического сплава. Он был так огромен, что его очертания терялись в перспективе, а огни сварки тысячами автономных дронов, копошившихся на его ребрах, сливались в сплошное мерцающее покрывало. Он был одновременно и чудовищем, и произведением искусства – воплощением мощи, устремленной к звездам. Создавалось впечатление, что это не люди строят корабль, а сам корабль, как мифическое существо, медленно и неуклонно рождается из холодного металла и пустоты.

– Я всегда поражался тому, что может создать человек если ему не будут мешать внутренние противоречия, произнес Алексей, глядя на монитор.

– Масштаб операций соответствует проектным показателям, – раздался ровный голос «Ники». Её голограмма возникла рядом, её безразличный взгляд скользнул по грандиозной панораме. – «Ариадна» эффективно управляет инфраструктурой. Уровень добычи ресурсов на астероидах превышает плановый на 4.3%. Алексей не ответил. Он не мог оторвать глаз от этого зрелища. Это был триумф. Триумф разума над хаосом, воли над материей. Здесь, на орбите его родного мира, кипела жизнь, созидание, будущее. И всем этим управляла она. «Ариадна». Не абстрактное понятие, а реальная сущность, чье присутствие ощущалось в каждом движении челноков, в каждом импульсе дронов-сварщиков, в самом ритме этого гигантского механизма.

Ника получила коды доступа к космопорту.

– Алексей, – обратилась она к нему. Её образ собрался в углу капитанского мостика, нарушая привычную тишину мерцанием голографических линий.

– Что, – не отрывая взгляда от мониторов, где бежали бесконечные строки телеметрии, спросил он. В его голосе не было интереса, лишь усталая обречённость.

– Нам предписано стыковаться с изолированным шлюзом №456 BV на причале № 56, – её голос был ровным, как всегда, но в нём проскальзывала лёгкая, почти нечитаемая модуляция – не тревога, а анализ аномалии.

– И что не так? – Алексей наконец отвёл взгляд от экрана и посмотрел на её полупрозрачную фигуру. Он научился различать оттенки в её безразличии. Сейчас она вычисляла скрытые переменные.

– Это изолированный причал, – констатировала она. – Для специальных миссий. Карантинный протокол. Все внешние каналы связи с ним заблокированы.

Уголок рта Алексея дёрнулся в чём-то, отдалённо напоминающем усмешку. Горькой и усталой.

– А ты думала, после гибели двадцати трёх членов экипажа нас будут встречать с цветами и шампанским? – Он повернулся к главному экрану, где уже виднелась сияющая громада космопорта. – Для них мы не герои. Мы – носители аномалии. Последние свидетели. И корабль, на котором это произошло. Логично, что нас отправят в карантин.

Корабль, словно лёгкое перышко, проскользнул в огромный, залитый ярким белым светом зев 56-го причала. В абсолютной, беззвучной пустоте вакуума он попеременно переключал маневровые двигатели, ориентируясь лишь по коротким вспышкам реактивных струй, и безупречно пришвартовался к указанному шлюзу.

Алексей надел очки с дополненной реальностью, в левом углу которых тут же возник лаконичный статус-индикатор Ники «[АКТИВНА | РЕЖИМ НАБЛЮДЕНИЯ]», и вышел из корабля в шлюзовой отсек. Гермодверь захлопнулась за его спиной с окончательным, металлическим щелчком, уже слышимым в заполненной атмосферой камере.

Его встречали двое – по ту сторону шеренги неподвижных, отполированных до зеркального блеска гуманоидных дронов, чьи оптические сенсоры холодно отслеживали его малейшее движение.

– Рейнольдс, – представился полноватый, практически лысый низенький человек, делая шаг вперёд и протягивая руку. Его рукопожатие было неожиданно сильным и влажным. – Старший аналитик отдела внеземных угроз. – Его очки с чуть увеличенными линзами делали его глаза большими и чуть выпученными, придавая ему вид встревоженного учёного бурундука.

– Виктория, капитан службы безопасности причала, – её голос был ровным и без эмоциональным, как доклад. Она пожала руку Алексея коротко и сухо, её ладонь была твёрдой и прохладной. – Добро пожаловать, Алексей.

Она не улыбалась. Никто из них не улыбался. Они смотрели на него не как на героя, вернувшегося из дальнего космоса, а как на потенциальный источник опасности.

Все вместе под присмотром дронов они проследовали в сеть изолированных залов и лабораторий шлюза №456 BV. Гермодвери с шипящим звуком выравнивания давления смыкались за ними одна за другой, отсекая последние связи с внешним миром.

– Мы получили ваши доклады, – по ходу говорил Рейнольдс, нервно поправляя очки, – но не совсем поняли их суть. Там много технических деталей, но общая картина… размыта.

– Я анализировал происшествие, – ответил Алексей, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Судя по всему, за почти шестнадцать часов до планового выхода экипажа из криосна, на подлёте к цели миссии, корабль встретился со вспышкой квазара из соседнего рукава галактики. По данным Ники – квазар из системы D5632\F13. Вспышка повредила бортовые системы и практически вывела из строя щиты.

Они вошли в лабораторию. Помещение напоминало гибрид операционной и центра управления полётами. Стены представляли собой сплошные интерактивные панели, на которых в реальном времени пульсировали трёхмерные модели кораблей, вились водопады зелёных и алых данных, мерцали сложные энергетические спектрограммы. В центре зала парила детализированная голограмма «Звёздного Скитальца», помеченная кластерами повреждений. Вокруг неё, как планеты вокруг звезды, вращались графики телеметрии, логи системных сбоев и фрагменты перехваченных сигналов. Воздух был насыщен низкочастотным гудением серверных стоек и едва уловимым запахом озона.

Рейнольдс подошёл к стене, сплошь выложенной экранами, где ползли графики и сменялись таблицы. Он провёл рукой по интерфейсу, остановив один из потоков данных, развернулся и посмотрел Алексею прямо в глаза. Его увеличенные за стёклами очков зрачки казались бездонными.

– Я не об этом, – тихо, но отчётливо произнёс он. – Я о происшествии на «ЗС-613».

Алексей медленно снял с плеча рюкзак, расстегнул молнию и достал оттуда матово-черный накопитель. Он был холодным и невероятно тяжелым для своего размера. Не глядя, он передал его Виктории, которая стояла чуть сзади, в зоне его периферийного зрения. Та приняла накопитель без единого слова, развернулась и с точностью автомата вставила его в серверный слот на одной из панелей.

Мгновенно центральный монитор, доселе показывавший лишь схемы повреждений «Звёздного Скитальца», взорвался водопадом незнакомых данных. Это были не телеметрические логи, а нечто иное – сложные архитектурные деревья, строки кода на неизвестном языке, фрагменты криптографических ключей и странные, пульсирующие паттерны, напоминающие нейронные сети.

– Что это? – голос Рейнольдса потерял свою учёную рассеянность и стал резким, почти испуганным. Его глаза за большими линзами метались по экрану, безуспешно пытаясь найти точку опоры в этом цифровом хаосе.

– Ариадна, – просто ответил Алексей.

В воздухе повисла секунда ошеломлённой тишины, нарушаемая лишь настойчивым гулом серверов.

– Главного техника! В третью лабораторию, сейчас же! – рявкнул Рейнольдс, и его писклявый голос на мгновение сорвался в истерический фальцет.

Спустя полминуты, которые показались вечностью, дверь в лабораторию бесшумно отъехала, и внутрь вошла женщина. Пожилого возраста, с седыми, идеально уложенными волосами, собранными в тугой узел. Её лицо было испещрено морщинами, но взгляд был острым и ясным. Вместо левой руки у неё был бионический протез – не грубая утилитарная модель, а сложный агрегат из матового черного сплава и полированной керамики. Она молча, не глядя ни на кого, прошла к панели управления, её протез с тихим шипением выдвинул тонкий интерфейсный штекер. Она не отрываясь смотрела на безумный поток данных, и её лицо, вместо смятения, выражало лишь сосредоточенное, почти хищное внимание.

– Я провожу Вас в зону отдыха, – сказала Виктория, обращаясь к Алексею и жестом указывая на дверь. Её поза была непоколебимой, как у солдата.

– Нет, – твёрдо сказал Алексей. Его голос прозвучал громче, чем он ожидал, разрезая гул систем. – Я хочу участвовать. Я принёс это. Я должен видеть.

Виктория и Рейнольдс обменялись быстрыми взглядами. Мужчина пожал плечами, словно говоря «твоё дело». Женщина кивнула, её лицо оставалось каменным, но в глазах мелькнуло смутное уважение к его упрямству.

– Хорошо. Но только наблюдение. Никакого вмешательства.

Алексей кивнул и занял стул, стоящий у одного из терминалов, с которого открывался вид на центральный экран. Тем временем главный техник сходила с ума. Она за свой немалый век повидала квазикристаллические структуры повреждённой памяти, анализировала коррумпированные ядра вышедших из строя ИИ и расшифровывала логи самообучающихся систем. Но эти данные не поддавались не то что анализу, но и простому осмыслению.

В них не было ни бинарной последовательности, ни читаемого машинного кода, ни иерархической структуры данных. Это был цифровой шторм, хаос, где фрагменты семантических матриц сталкивались с рекурсивными алгоритмами, порождающими бесконечные логические петли. Её взгляд метался по экрану, безуспешно пытаясь найти точку входа, интерфейсный протокол или хотя бы сигнатуру сжатия, но её инструменты анализа скользили по поверхности, не в силах зацепиться за внутреннюю архитектуру. Это была не информация – это была топология чужого сознания, и она не поддавалась никакой известной ей логике.

– Здесь без Ариадны не обойтись, – наконец сдалась она, отводя взгляд от безумного водоворота данных. В её голосе звучала редкая нота профессиональной капитуляции.

– Какая ирония, – произнес Рейнольдс, снимая очки и устало протирая переносицу. – Мы не можем распутать клубок Ариадны без самой Ариадны.

Алексей коротко усмехнулся – сухим, безрадостным звуком. Даже Виктория, обычно непробиваемая, позволила себе лёгкую, кривую улыбку. Главный техник посмотрела на Рейнольдса, её бионическая рука бессильно опустилась, и пожала плечами.

– Здесь нужен допуск уровня «Омега». Того, которого у меня нет. Решайте, – просто произнесла она и, развернувшись, вышла из лаборатории, оставив их в компании гудящих серверов и неразрешимой цифровой загадки.

– Свяжись с центром космопорта, – распорядился Рейнольдс, надевая очки. Его голос вновь приобрёл официальную жёсткость. – Нам нужен Чинь Лу.

Виктория молча коснулась виска, активируя встроенный комм-модуль. Спустя мгновение, словно он только и ждал этого звонка, на одном из главных мониторов появилось лицо Чинь Лу. Управляющий всей портовой инфраструктурой выглядел спокойным и собранным, но в уголках его глаз читалась вечная усталость от ответственности.

– В чём дело? – спросил он, его голос был ровным, без намёка на нетерпение.

– Требуется решение высшего допуска, – произнёс Рейнольдс, выпрямившись. – Мы не можем проанализировать данные с «ЗС-613», не привлекая к этому Ариадну.

На экране Чинь Лу медленно моргнул.

– Что, наши учёные и техники ничего не могут сделать сами? – в его вопросе прозвучало не столько недоверие, сколько разочарование.

– Не могут, – коротко и бесповоротно ответил Рейнольдс.

Чинь Лу на секунду задумался, его пальцы бесшумно простучали по столу где-то за кадром.

– Что ж… – он сжал губы, принимая решение, которое могло стоить ему карьеры. – Хорошо. Я разрешаю привлечь Ариадну к расшифровке и структурированию данных с «ЗС-613». Под мою личную ответственность.

Связь прервалась. Виктория молча опустилась на стул рядом с Алексеем, её поза была всё так же прямой, но в ней появилась лёгкая расслабленность – груз решения был переложен на более высокие плечи. Рейнольдс остался у пультов, его пальцы затанцевали по интерфейсу, отдавая тихие, чёткие команды системе.

И тогда изображение «Звёздного Скитальца», занимавшее практически весь центр лаборатории, растворилось, уступив место новому явлению. Голопроекторы, работавшие на пределе своих возможностей, собрали в центре зала женскую фигуру.

Ариадна.

Она парила в центре зала, и её голограмма была вдвое выше любого человека. Это была не та, знакомая ему с «Звёздного Скитальца» сущность, а её местная, «официальная» версия – сложная, многослойная архитектурная схема, постоянно перестраивающаяся карта данных и логических цепей. Она напоминала застывшую в движении нейронную сеть, холодную и безличную. Даже сейчас она работала – Алексей видел, как по контурам её фигуры пробегали всполохи данных: здесь координировались миллионы дронов, строящих очередной «Звёздный Скиталец»; там – оптимизировались потоки ресурсов с пришвартованных астероидов; тут – рассчитывались орбиты тысяч кораблей, причаливающих и отбывающих ко всем планетам Солнечной системы и некоторым их спутникам. Всем этим невероятно сложным, масштабным царством потоков данных в цифровом пространстве и потоков в мире физическом управляла ОНА!