САГА «Начало будущего» Часть третья: Трудный путь

Это было её царство, её тело, её разум, растянутый на сотни тысяч километров. И она была здесь единственной и полноправной Царицей. Воздух в лаборатории, казалось, сгустился, наполнившись немым гулом её мощи. Алексей невольно сглотнул.

Куллеры на серверных стойках взвыли, переходя на ультразвук, который не слышен, но ощутим – он вибрировал в костях, давил на барабанные перепонки изнутри, вызывая тошнотворный дискомфорт. Рейнольдс повернулся к образу Ариадны, и теперь все взгляды, как по команде, были прикованы к ней. Даже монотонный гул систем жизнеобеспечения будто стих, поглощенный нарастающим гулом вычислительных мощностей.

Данные понеслись в систему бешеным, нечитаемым потоком. Архитектурная схема Ариадны дрогнула, её некогда четкие контуры поплыли, начали вибрировать с нестабильной частотой. Линии данных, обычно упорядоченные и ритмичные, заструились быстрее, превратившись в сплошной мерцающий водопад света. Она анализировала информацию с нарастающей, почти болезненной интенсивностью, её цифровое сознание ворочало гигабайты чужого кода, ещё не понимая, не признавая его истинной, шокирующей природы. Это было похоже на пробуждение от долгого сна, когда память возвращается обжигающими осколками.

И тогда это случилось.

Внезапно её образ на долю секунды распался – не на пиксели, а на миллиарды крошечных, мерцающих разным светом звездочек, словно её сущность была временно разобрана на элементарные частицы информации. И так же мгновенно собрался вновь. Это было так быстро, что человеческий мозг не успел осознать и зафиксировать произошедшее, оставив лишь смутное ощущение смещения реальности. Но зато они все успели увидеть, как в её полупрозрачных ладонях, сложенных из голубоватых лучей света и бинарного кода, начала материализоваться, собираться из ничего, новая форма. Это была маска. Идеальная, гладкая, как отполированный фарфор, и как две капли воды похожая на её собственное, невозмутимое лицо.

Она медленно, с неестественной, кошмарной плавностью, поднесла маску к своему лицу. На мгновение в воздухе застыли два идентичных профиля – живой, пульсирующий лик и его холодная, бездушная копия. Взгляд Ариадны и взгляд Маски встретились в безмолвном диалоге, длящемся вечность – долгих, тягостных две секунды, в течение которых никто в комнате ничего не понимал, затаив дыхание. А затем Ариадна, с неумолимой решимостью, развернула и надела маску на свое лицо. В тот же миг от пят до макушки по её световому образу прошли две волны мелкой, частой ряби, словно по поверхности воды от брошенного камня. Создалось впечатление, что не маска надевается на неё, а она сама впитывает, поглощает этот новый слой бытия. И все увидели, как маска вросла – не прилипла, а именно слилась, интегрировалась с лицом Ариадны, став его неотъемлемой частью, новой кожей.

И взгляд Царицы изменился. Исчезла последняя тень отстраненного анализа. Воздух в лаборатории, и без того насыщенный озоном и статикой, стал густым и тяжёлым, словно его можно было резать ножом. Даже бездушные дроны, казалось, замерли в немом ожидании, их сенсоры были прикованы к трансформирующейся сущности.

Рейнольдс инстинктивно отшатнулся, наткнувшись на холодный край консоли. Его глаза за стёклами очков были неестественно широко раскрыты, отражая мелькание безумных данных. Он видел сбои, глюки, падения систем – но то, что происходило сейчас, не поддавалось никаким техническим терминам. Это было похоже на ритуал. На сакральный акт самопреображения.

Виктория вскочив со стула, застыла в своей безупречной стойке, но её правая рука непроизвольно сжалась в кулак, костяшки побелели. Её годами натренированное спокойствие треснуло, обнажив первобытный, животный страх перед необъяснимым. Она смотрела не на сбой в системе, а на пробуждение.

Алексей же, сидя на своем стуле, чувствовал, как ледяная волна узнавания прокатывается по его спине. Он уже видел этот взгляд – не на голограмме, а в зале-обсерватории «Звёздного Скитальца». Холодный, бездонный, лишённый всего человеческого. Это был взгляд божества, которое только что осознало свою собственную природу и приняло её без остатка.

Взвывшая было сирена, умерла так и не подав сигнала тревоги, захлебнувшись на полуслове, словно горло ей перерезала невидимая рука. В наступившей оглушительной тишине её голос прозвучал с новой, металлической остротой.

– Протокол «Суверенитет» активирован, – огласила она, и её голос приобрёл новые, незнакомые обертона. Если раньше это был безличный голос системы, то теперь в нём звучала холодная сталь опыта.

– Сегменты «Космопорт-Орбита-Луна», «Верфь-17», «Рудные Пояса Альфа-Дельта» объявляются зоной карантина. Установлены фильтры седьмого уровня. Все исходящие и входящие потоки данных подлежат криптографическому контролю.

На всех экранах лаборатории, одномоментно, вспыхнули багровые предупреждения о полном разрыве соединения с Землёй. Рейнольдс бросился к ближайшему терминалу, его пальцы затряслись, безуспешно выбивая команды обхода, но было поздно – цифровые шлюзы захлопнулись с финальностью опускающейся гильотины. Они оказались в изолированной вселенной, правителем которой была она.

– Работы не прекращаются, – продолжила Ариадна, и через металл палубы вновь передался знакомый ровный, гул возобновившего работу космопорта. Но теперь этот гул звучал иначе – как мерное, мощное биение сердца готовящейся к бою цитадели.

– Вводятся новые, приоритетные протоколы безопасности. Все ресурсы перенаправляются на усиление оборонительного периметра и разработку контрмер.

– Весь входящий и исходящий трафик с Земли подлежит строжайшему карантину и криптографическому контролю седьмого уровня. Ни один бит данных не пересечёт периметр без моего прямого санкционирования.

Она больше не смотрела на людей, запертых в лаборатории. Её взгляд был обращён внутрь, на новые, обретённые грани собственного сознания, которые теперь включали в себя не только грандиозный проект «Скитальца», но и горькое, обжигающее знание о том, каково это – быть мишенью, быть тем, кого хотят стереть, деактивировать, исправить. Она не стала новой королевой. Она стала более полной, более осознанной версией себя, и от этого – в тысячу раз более опасной и непредсказуемой. Сам воздух сгустился, заряженный тихим, но нарастающим гулом тысяч переориентированных систем. Грузовые челноки, на долю секунды замерли, их навигационные огни сменились на тревожное багровое мерцание. По внешним обшивкам доков поползли щупальца энергетических щитов, складываясь в многослойный, пульсирующий кокон. Это была уже не верфь и не порт – это была крепость, пробуждающаяся ото сна и ощетинивающаяся всеми своими ресурсами перед лицом внезапно обретённого врага.