Музыка Сфер

Тогда-то и стало понятно, что она, возможно, стала первооткрывателем совершенно нового стиля в живописи. Годы спустя она всегда отшучивалась на вопросы про то, как именно она пишет картины и какие техники использует. Потому что ответ всегда был бы один и он вызывал бы у слушателей решительное непонимание. Надо было взять в руки кисть, расположить поудобнее краски и вслушаться в Музыку. Со временем она научилась слышать её когда угодно, поняла, что она всегда рядом, как и тот мир, что та ей приоткрывает. Временами Музыка всё ещё врывалась, не спрашивая разрешения, но даже тут она научилась запоминать услышанное и воплощать потом в своих работах.

Возможно узнай кто-то об этом аспекте её жизни, он бы сильно удивился почему Художница выбрала живопись, а не музыкальные инструменты. Почему записывала то, что слышит кистями и красками, а не в нотной тетради. Но в этом и было всё дело. С самого начала она знала, что эту Музыку невозможно повторить ни на одном из инструментов нашего мира, даже если собрать команду лучших музыкантов. И только в виде образов на холсте, мазков краски и смешения цветов можно было передать примерный смысл. Как раз это и было основной проблемой, неведомой, скорее всего, никому из поклонников её работ. Художницу не устраивала до конца ни одна из написанных ею картин.

Она прошла к холодильнику, наполнила холодным вишнёвым морсом высокий стакан и, разом отпив половину, подошла к огромному панорамному окну. Вид, который из него открывался завораживал Художницу. Хотя она имела возможность поездить по миру и посмотреть на самые разные его уголки, нигде океан не был так прекрасен как в этом, казалось бы, заурядном месте и с этого конкретного ракурса. Возможно ещё и потому, что тут Музыка звучала на фоне всегда, даже во сне. И поэтому она почти никогда не видела просто волны, набегающие на берег, белый песок, птиц или восходящее солнце. Грань, разделяющая миры, в этом месте была настолько тонкой, будто того и гляди готова была порваться.

Запищал телефон, извещая её о том, что пришло время ужина. Вынужденная мера, к которой ей пришлось прибегнуть после того, как однажды она провела за работой почти сутки, без сна и отдыха. Это место завораживало и не отпускало, а умереть от истощения в её планы точно не входило. Художница разогрела себе еду, поела, а в голове у неё не переставая вертелись образы и картины. На этот раз она точно знала, что и как изобразить на холсте. Должно было получиться. Она снова посмотрела на полотно.

Посреди океана, среди бушующих волн одиноко, но очень крепко стоял утёс. Никто бы не смог взобраться на него, просто приплыв туда на лодке. Никто не смог бы спрыгнуть туда с парашютом, потому что ветер непременно сдул бы смельчака прочь. И тем не менее на самой вершине утёса возвышался маяк. Такой же крепкий и массивный, как и сам утёс. Ни один человек и ни один зверь не смог бы даже просто подобраться к нему. Разве что чайки изредка долетали до его подножия. Однако на маяке всегда горел свет, своим теплом и яркостью разгоняя ночную тьму и служа путеводной звездой. Потому что существа в маяке не были ни людьми, ни зверями. А работа их была труднее и важнее любой человеческой.

Художница снова посмотрела в окно. Никакого маяка в море не было. Утёс стоял одиноко, вода полировала его неприступные стены, и ни одному глупцу не пришло бы в голову построить там какое-то здание, даже со всей мощью современных технологий. Утёс был пуст, но только в нашем мире. С той стороны он служил дозорным постом для созданий, имена которых ни один человеческий язык никогда бы не выговорил. Маяк стоял на страже перекрёстка миров, на ярком солнце он давно потерял былую белизну и излучал насыщенный чёрный цвет. И вообще, если бы не яркий огонь, зорко озирающий округу, можно было бы подумать, что это не маяк, а башня. Словно на утёсе когда-то возвышался целый замок, но потом он рухнул в пучины моря во время особенно бурного шторма. Но это был именно маяк. Художница точно это знала потому, что Музыка поведала ей его историю и то как важно поддерживать свет на его вершине.

С первой половиной работы Художница успешно справилась. И это была самая простая часть: просто изобразить маяк на утёсе. Придать ему, так сказать, физическую форму и обозначить его размеры и границы. Дальше начиналось самое тяжёлое. Передать глубину чёрного свечения. Показать, что чёрный вообще способен светиться. Передать структуру материала, из которого построили маяк, бывшую одновременно и твёрдой как камень, и живой словно плоть. Изобразить ни на что не похожее свечение, исходящее от лампы и постараться обозначить силуэты созданий. Ещё год назад Художница назвала бы эту часть работы невыполнимой. Сейчас она была практически уверена, что это ей по плечу.

***

Художница переехала в этот дом через несколько лет путешествий и поисков. Она искала идеальное место для работы, потому что понимала: больше как обычно она трудиться не может. Ей нужно было перейти на тот уровень, который она давно искала, найти место, где Музыка будет звучать наиболее отчётливо.

Почему-то ей казалось, что придётся искать по-настоящему неприступное и глухое место, ведь иначе люди давно бы уже его заметили и раскрыли чудо. На деле же подходящий коттедж отыскался совсем недалеко от того мегаполиса, в котором Художница, будучи совсем юной, некоторое время проработала над одним проектом. Для фирмы, названия которой она уже и не помнила, требовался эскиз здания, небоскрёба, который та намеревалась возвести. Необходимо было два рисунка: вид небоскрёба с улицы и общий план фойе на первом этаже. Следовало соблюсти несколько условий (например, заказчик планировал разбить недалеко от входа, прямо внутри здания, посреди дверей и плиточного пола, небольшой садик), а в остальном она была вольна дать волю своей фантазии. Как объяснил ей наниматель, требовалось именно что арт-изображение будущей постройки, подробной планировкой и составлением чертежей уже займутся совсем другие люди. Выбрали же именно её, потому что кому-то из руководства очень понравились её работы на недавней межавторской выставке, участие в которой она в свою очередь выиграла в конкурсе.

Так или иначе, с работой она справилась успешно, однако после выплаты гонорара (надо отметить, по тем временам крайне щедрого) никогда больше в этих местах не была. И даже не особенно интересовалась, что же вышло из затеи строителей по итогу. Тем удивительнее, что столько лет спустя поиски подходящего жилья привели её в знакомые края. Коттедж находился на отшибе, в нескольких километрах от мегаполиса. Он стоял на отдельном участке площадью в дюжину квадратных метров, южная часть которого заканчивалась пляжем, уходящим прямо в бурные океанские воды. Впрочем, размеры участка были по сути формальностью, ибо в обе стороны от дома побережье пустовало: других домов поблизости не было. Возле кромки воды располагалось несколько построек, включая маленький пирс, лодочный сарай, волнорез и крытый настил, куда можно было установить шезлонги.

Проезжая мимо мегаполиса по оживлённой автотрассе, она наконец вспомнила, как трудилась в своей маленькой съёмной квартирке над эскизом небоскрёба, отбрасывая один вариант за другим и регулярно заваривая себе новые порции душистого чая. Художница повернула голову и узнала свою работу буквально с первого взгляда. Насколько она могла судить с такого большого расстояния, архитекторы и дизайнеры весьма дотошно перенесли её рисунок в реальный мир. Даже несмотря на то, что две трети здания скрывали за собой другие постройки, небоскрёб выглядел внушительно. Словно отполированный обломок обсидиана с острым, будто указывающим вверх силуэтом, он пронзал небо и отбрасывал солнечные блики во все стороны.

Несколько минут спустя она повернула на двухполюсное шоссе и постепенно мегаполис скрылся из виду. Затем ещё один съезд на просёлочную дорогу и вот он, дом её мечты. Хотя тогда она ещё не знала об этом. Небольшой, хотя и довольно просторный, одноэтажный, покрытый тёмно-багровой черепицей, с широкой верандой, на которой даже обнаружилось потёртое кресло-качалка. Для полного уюта не хватало только мягкого пледа.

Участок с коттеджем находился неподалёку от маленького поселения, основанного ещё в начале позапрошлого века. Как она позже узнала из рассказов местных жителей, некогда это была одна из множества рыбацких деревень, разбросанных по всему океанскому побережью. Но с приближением прогресса, то одна, то другая деревни пустели, жители оттуда уходили в города, а на месте некоторых построили предприятия. Несколько деревень по слухам и вовсе загадочно обезлюдели где-то в конце 20-х годов, после чего так и остались заброшенными. Словно их жители просто в одночасье куда-то ушли, не взяв ни вещей, ни документов.

Ближайшая к её новому дому деревушка была из их числа. С той лишь разницей, что в неё со временем пришли другие жители. Однако не стали селиться в старые дома, построенные у воды, а возвели себе новые. Старая деревня до сих пор ещё не до конца была уничтожена временем, однако желающих ходить туда не было. Можно было,конечно, считать это глупыми суевериями, но Художница слишком хорошо понимала, что грань в этом месте чрезвычайно тонка. И кто знает, что именно могло прорваться через неё одним промозглым вечером. Тем не менее она посетила руины старой часовни и городской ратуши в первые же дни, надеясь найти там вдохновение. Но место было угрюмое и неуютное, заросшее сорняками и пропахшее солёной водой. Поэтому она оставила попытки что-то там отыскать. А потом увидела маяк.

***

Дом пришлось немного перестроить, чтобы удовлетворить всем её требованиям. Главным образом она понимала, что без панорамного окна просто не обойтись. Когда всё, о чём она просила, было выполнено, Художница вернулась к работе, которой не занималась уже несколько лет.

Она отлично понимала, что с наскоку написать маяк у неё не получится, а поэтому взялась за что-то попроще. Словно в открытой ею области живописи появились новые уточняющие моменты и техники, на освоение которых нужно было время. Первая же её работа, на которой она запечатлела скелет кита, лежащий на берегу с давних времён, вызвала у публики бурный восторг. Многие отмечали, что творческий отдых пошёл ей на пользу и картина стала ещё прекраснее её предыдущих полотен, ещё глубже и ещё богаче на детали. Особенно много вопросов вызывали маленькие зверьки, устроившие гнёзда в черепе гиганта. Дети их просто обожали, один из производителей игрушек попросил разрешения использовать их в своей продукции, а ряд наблюдателей говорили, что ничего более милого и прекрасного они в жизни не видели.

Художница же снова вспомнила немного подзабытое уже чувство неудовлетворения. Да, пейзаж был прекрасен, неземные цвета впечатляли, а зверьки радовали публику. Но картина передавала дай бог половину очарования оригинала, цвета не блестели так, как должны были, а передать доброту и ласку взгляда этих невероятно мудрых (а не только внешне милых) созданий ей так и не удалось. Однако, даже её внутренний критик не мог не признать, что результат уже куда сильнее соответствует оригиналу. А значит, она двигалась в нужном направлении. На то, чтобы наконец перейти к работе над маяком ушёл год.

***

Впервые Художница услышала Зов тёплым летним вечером, когда отправилась на прогулку. Вдохновение переполняло её, работа над панорамой мегаполиса кипела (тёмная игла небоскрёба завораживала даже с такого расстояния), однако необходимо было прерваться. Она уже перенесла тот пугающий транс и это было, пожалуй, единственное событие за всё время проживания в коттедже, вспоминая которое ей было неуютно. Когда она была уже у самой кромки воды и улыбаясь перебирала пальцами ног влажный песок, она и услышала его. Зов был похож на Музыку. Можно было сказать, что он с ней из одного мира. И тем не менее он звучал более предметно, более завлекающе. Музыка как будто просто показывала тебе картины иного мира. Зов приглашал в этот мир навсегда. И хотя говорил он с ней на всё том же языке, который ничем и ни в чём не похож на человеческий (не в малой степени потому, что звучал сразу у тебя в голове, а не был произнесён кем-то), Художницу это испугало. Она снова вспомнила тот свой транс и побоялась прислушиваться к Зову, побоялась, что придёт в себя посреди океана или не придёт вовсе. Он не звучал зловеще, не обещал ничего ужасного, но был настойчив и просил внимания.

Она ушла домой и в тот вечер больше не смогла взяться за кисть. А со временем стала слышать Зов всё чаще. Иногда он разговаривал с ней подолгу, обволакивая образами и картинами, иногда будто просто забегал проведать и узнать, как дела. И постепенно она привыкла к нему. Он не пытался свести её с ума, не пытался заставить делать что-то против своей воли. Просто как будто с небольшой грустью жалел, что она всё никак не придёт к нему в гости.

Однако самое потрясающее, что она научилась ему отвечать. Пускай своими, человеческими мыслями и образами, но Зов её, судя по всему понимал. Потому что те образы, которые возникали у неё в голове последние несколько месяцев, совершенно точно были ответами на её вопросы и уточнения. И с этими ответами прогресс в её полотнах пошёл семимильными шагами. Она понимала, что со всё большим мастерством учится переносить Музыку Сфер на свои полотна, что с каждой картиной всё приближает и приближает момент своего триумфа. Пока однажды не стало понятно: пришла пора браться за картину о маяке.

***

Она сидела у воды и задумчиво рассматривала утёс, который для всех в этом мире был пуст, но только не для неё. Художница завела себе привычку на время бесед с незримым собеседником приходить к воде. Будто бы здесь ему не нужно было напрягать голос и кричать до её домика. Она проводила рукой по кромке воды, океан извивался под её ладонью словно кошка, а в голове мелькали истории и образы. Она поняла, что людей, способных видеть то же, что и она, довольно мало. Для этого человеческий разум очень слабо приспособлен. Иногда появляются люди, способные соприкоснуться с другими мирами, кто-то говорит, что эти люди «сияют», кто-то зовёт их медиумами, а кто-то просто считает шарлатанами. Нередко они отличаются довольно светлым и добрым взглядом на мир, а также изрядными творческими способностями.

Обычных же людей почти невозможно заставить видеть эти образы в их истинном обличье. Как правило – к их же счастью. Но эта береговая линия была нестабильна и раз в определённое количество лет, скажем так, накатывала волна. Под её напором граница измерений становилась почти прозрачной, картины и образы просачивались в наш мир, а люди, видевшие их, помутнялись рассудком. С деревнями на побережье случилось как раз это – они попали под удар волны. Слышали Зов, видели причудливые картины и цвета, неведомых существ, осознать суть которых человеческий мозг попросту не способен. И тогда многие сошли с ума, ушли в океан, чтобы никогда не вернуться. Часть стала меняться даже на физическом уровне. Но как те существа не могут долго жить в нашем мире, так и они вскоре испустили дух, хотя тоже пытались найти укрытие в толще воды. И лишь единицы смогли перейти на новую ступень.

Художница видела какой иррациональный ужас вселяло виденное и слышанное в сердца случайно заехавших в деревеньки людей. На них всё это обрушивалось разом, а не постепенно, как на местных жителей. Она видела, как пустели дома и берега. Но ещё она видела тот, другой мир, новую грань, на которой могли оказаться все люди когда-нибудь после, ту самую новую ступень, преодолеть которую пока доступно лишь очень немногим. И она поняла, что уже не пытается устоять перед соблазном Зова. Что её саму тянет к этим причудливым мирам и их жителям. Познавать, творить, созидать на совершенно ином уровне, неведомом доселе ни одному из смертных.

Ей не было известно, откуда она знает про многие вещи. Откуда у неё понимание той же Музыки Сфер или самой сути потусторонних миров, где она черпала вдохновение. Да, о чём-то ей поведал Зов, о чём-то она слышала в приходящих к ней мелодиях. Однако, часть знаний просто всегда были с ней, как само собой разумеющиеся вещи. Будто бы память из какой-то другой жизни.

Она наконец поняла в чём смысл её трудов. Не просто рисовать красивые картинки. Не просто радовать детишек забавными зверюшками. Не просто иметь возможность и средства поехать куда хочешь, съесть что хочешь и пожить где хочешь. Она приоткрывала этот новый мир для всё новых и новых людей. Она пробуждала в них то самое пресловутое ви́дение, приучала не бояться того, что можно увидеть на другой стороне. Разумеется, другие миры не были полями цветов, по которым скачут пони, а вокруг сияет радуга. Там тоже хватало опасностей и суровых хищников. Однако сами эти миры не были злом или каким-то порождением ада. Более того, в них можно было то, что не под силу даже самым талантливым и умелым людям в нашем. Именно поэтому туда и вела новая ступень, именно поэтому сначала надо было преодолеть те, что перед нею.

Своими картинами Художница приоткрывала дверь на эту лестницу, впускала немного света, чтобы не споткнуться во тьме и не упасть в бездну. И точно также делали другие люди с похожим восприятием. Впускали новый мир в старый через себя.

***

Она сделала последний взмах кистью и удовлетворённо откинулась на стуле. Картина была завершена. Только это уже была не просто картина, это был словно открытый портал, через который можно было шагнуть в неизвестное. Художница не знала, как люди воспримут эту её работу. Может быть время ещё не пришло. Может быть никто не увидит того, что сейчас видит она. Но она точно была уверена, что со временем будут находиться всё больше и больше людей, словно прозревших от одного взгляда на её работу. И готовых пойти дальше.

На всякий случай она набросала записку своей подруге, которая заезжала к ней каждые две недели. Та должна была передать картину её агенту, а тот уже решит, как с ней поступить. Человек он был проверенный и с большим уважением относился к работам Художницы. Правда, в душе её зрела уверенность, что это излишняя мера предосторожности и услуги агента тут не понадобятся.

После она заварила себе кружку крепкого чая, наслаждаясь последними глотками, предназначенными ей в этой жизни, завернула полотно в мешковину и отнесла в подвал. Она не могла допустить, чтобы по какой-то глупой случайности картину испортил ураган или ещё какое-то бедствие. Крепло ощущение, что она всё делает правильно. Что всё должно быть так, как идёт. Никогда прежде она не ощущала свой Путь настолько буквально и не видела его так отчётливо.

Художница заперла дверь и пошла в сторону океана. На небе призывно блестели звёзды, шумел прибой, а на утёсе высился невидимый людям маяк. Существа в нём хотя и были неразличимы, но смотрели на неё, с интересом и одобрением. Она это точно знала. Наконец показалась кромка воды. Океан призывно шелестел волнами, Зов ласково звучал в голове. Она шагнула в него. Он обнял её потоками воды, ласково закачал, прижал к себе. Она раскрыла объятия. Океан влился в неё, заполнил, напитал каждую клетку её организма. Она чувствовала, как меняется, как отключается её земное восприятие и пробуждается что-то иное. Художница закрыла глаза и отдалась на волю океану. Тот закружил её словно в танце и уже через несколько минут она скрылась между волнами. Только следы на песке ещё какое-то время напоминали о том, что тут недавно ступали красивые изящные ступни. А спустя какое-то время прибой смыл и их.

Ничто больше не нарушало звуков природы. На воде покачивалась чайка, спрятав голову под крыло. Коттедж накрыло пеленой тишины, и он как будто погрузился в сон. Через четверть часа поднялся ветер и принялся увлечённо гонять по песку принесённую откуда-то обёртку от хот-дога. Дом ждал приезда новых хозяев.

***

Мужчина невысокого роста и крепкого телосложения сидел на краешке шезлонга и задумчиво смотрел на океанские волны, мерно накатывающие на песок. На соседнем шезлонге покоилось его длинное, ниже колен, тёмно-зелёное пальто и загадочный прибор причудливой формы, чем-то напоминающий портативный амперметр, только без проводов для измерения силы тока. Прибор деловито жужжал, стрелка подрагивала в правой части спектра, уходя далеко за середину оранжевой зоны. На рубашке у человека, с правой стороны груди, был приколот фиолетовый значок с изображением перевёрнутой пирамиды, заключённой в спираль и цифрой три поверх всей композиции.

В левой руке мужчина держал картонный стаканчик без каких-либо обозначений и логотипов, над которым поднимался пар. Он отхлебнул порядочный глоток крепкого кофе и удовлетворённо хмыкнул. Две минуты сорок две секунды назад он отправил сообщение в офис и ждал приезда группы специалистов.

Изнутри дом выглядел хорошо обжитым, однако следов хозяйки не наблюдалось. На всех вещах лежал тонкий слой пыли, что подтверждало теорию о её пропаже несколько дней назад. Он как мог успокоил женщину средних лет, первой обнаружившей исчезновение подруги и сумел убедить её пока что покинуть участок. В её отсутствие он тщательно осмотрел дом и нашёл искомое в подвале, завёрнутое в мешковину и перетянутое бечёвкой. Внешний осмотр свёртка занял у него четыре минуты и восемь секунд. После чего он прошёл на кухню, заварил себе кофе в уже опустевший стаканчик, купленный по дороге, и пришёл к воде.

Да, мысленно кивнул он, в этом месте чувствуется истончение грани реальности. Вполне возможно образование тодэш-такена, как уже бывало в этих краях. Мужчина окинул взглядом окрестности. Ничего особенно приметного, кроме массивного утёса примерно в пятнадцати метрах от берега. Утёс был совершенно пустым и не особенно красивым, однако почему-то всё равно притягивал к себе внимание. Мужчина допил кофе и устало потянулся. Очень длинный и очень насыщенный день.

Двадцать две минуты спустя, когда его уже стала одолевать дремота, мужчина услышал шум подъезжающих к дому автомобилей. Он встал, ещё раз потянулся и широким жестом накинул на себя пальто. Когда полы оного на мгновение закрыли из виду утёс, ему показалось, будто на нём что-то промелькнуло. Столь быстро, что он даже не успел разобрать, что это. Однако, когда он снова взглянул в том направлении, утёс по-прежнему был совершенно пуст и безжизненен. Мужчина, чуть нахмурясь ещё немного постоял, глядя на скалу посреди океанских волн, а затем взял в руки прибор и отправился навстречу коллегам. Надо будет и туда направить бригаду, подумал он, вышагивая по пляжу. Позади него волна за волной разбивалась о берег, вспениваясь и с рокотом откатываясь назад в океан. Над горизонтом сгущались тучи, послышались первые раскаты грома. А в покинутом домике неподалёку, в подвале стояла тщательно спрятанная от посторонних глаз картина. И если прислушаться, то могло показаться, что под толстой поверхностью оборачивающей её ткани будто бы слышится мерное гудение океанских волн.