Рикошет

ЧАСТЬ I. ИСКРА

Глава 1. Город расколотого неба

Город назывался Аэтернус. Название, высеченное на голографических стелах у въездов на верхние уровни, означало «вечный». И глядя на него сверху, в это легко можно было поверить. Аэтернус-Вышний был симфонией из стекла, хрома и света, городом, победившим не только преступность, но и саму энтропию. Бесшумные аэромобили парили в строго отведённых им воздушных коридорах. Улицы из самоочищающегося композита всегда были безупречны. Воздух, пропущенный через сотни фильтров, пах озоном и цветущей сакурой, аромат которой распыляли климатические дроны. Здесь царил «Пакт Единения» – закон, принятый поколение назад и ставший краеугольным камнем этой утопии. Пакт полностью запрещал любое летальное оружие, основанное на метании снаряда пороховым или электромагнитным зарядом. Огнестрельное оружие стало архаизмом, дикостью, чем-то из варварского прошлого, о котором напоминали лишь экспонаты в музеях.

Полиция Аэтернуса, состоящая в основном из автономных роботов-миротворцев модели «Страж», была вооружена в соответствии с Пактом. Их арсенал состоял из нейтрализаторов на основе парализующего газа, мощных электрошокеров и акустических подавителей, вызывающих временную дезориентацию. Этого было более чем достаточно, чтобы справиться с пьяной ссорой или актом вандализма. В мире, где не было пуль, эти инструменты были верхом полицейской мысли.

Но стоило опуститься ниже, в вечную тень, которую отбрасывал Вышний город, как становилось ясно: небо над Аэтернусом расколото.

Аэтернус-Нижний, или просто «Дно», как его называли жители, был лабиринтом из старого бетона, ржавой стали и переплетённых коммуникаций. Здесь Пакт Единения был лишь горькой шуткой. Здесь правили те, кто не сдал оружие. Те, кто сохранил его, скопировал, усовершенствовал и превратил в главный аргумент. Банды, возникшие из пепла старого мира, разделили Дно на свои феодальные владения. Самыми жестокими и многочисленными были «Молоты» – грубая, прямолинейная сила, предпочитавшая тяжёлые калибры и террор. Более хитрыми и неуловимыми были «Стилеты», специализировавшиеся на контрабанде, информации и тихих устранениях с помощью бесшумного оружия. Были десятки других, более мелких группировок, которые постоянно грызлись за территорию.

Именно здесь, на нейтральной полосе между владениями «Молотов» и «Стилетов», и разворачивалась будничная трагедия этого мира.

Небольшой крытый рынок гудел, как растревоженный улей. Торговцы спешно закрывали свои лавки, гремя металлическими ставнями. Покупатели, хватая детей и сумки, пытались раствориться в боковых проулках. Причиной паники был отряд из пяти боевиков «Молотов», которые медленно, с вальяжной уверенностью хозяев, шли по центральному проходу. Они были одеты в тяжёлые бронежилеты, а в руках держали то, что для большинства жителей города было лишь картинкой из исторических хроник – настоящие штурмовые винтовки.

– Дань, – лениво протянул их лидер, здоровяк с кибернетической челюстью, останавливаясь у лотка старого торговца специями по имени Хасан. – Недельная. Двойная. За беспокойство.

Хасан, сжав кулаки, отрицательно покачал головой.

– Я уже заплатил «Стилетам». Это их территория.

Лидер «Молотов» ухмыльнулся, обнажив металлические зубы.

– Была их. Теперь наша.

Прежде чем Хасан успел что-то ответить, в проход с тихим жужжанием вкатились два белых полицейских «Стража». Их синие оптические сенсоры мигали, сканируя ситуацию.

– Обнаружено нарушение общественного порядка, – произнёс один из них безжизненным синтезированным голосом.

– Граждане, пожалуйста, сохраняйте спокойствие. Протокол деэскалации активирован.

Лидер «Молотов» даже не повернулся к нему.

– Заткнись, консервная банка.

– Угроза вербальной агрессии зафиксирована, – продолжил робот. – В соответствии с протоколом 4.3, призываю вас сложить оружие и…

Он не договорил. Один из бандитов лениво, почти не целясь, нажал на спуск. Короткая, сухая, оглушительная очередь разорвала воздух. Пули калибра 7.62 прошили тонкую пластиковую броню «Стража», как бумагу. Робот дёрнулся, вспыхнул изнутри и с грохотом рухнул на пол, превратившись в дымящуюся груду бесполезного металла. Второй «Страж», следуя программе, выпустил в сторону бандитов струю парализующего газа. Но газ, рассчитанный на усмирение безоружной толпы, просто рассеялся, не причинив никакого вреда людям в бронежилетах и респираторах.

Лидер «Молотов» медленно повернулся к Хасану. Его глаза были холодны.

– Я повторяю. Двойная дань. Сейчас.

И в этот момент из толпы раздался крик. Маленький мальчик лет пяти, отставший от матери, испуганно плакал посреди прохода. Один из «Молотов», раздражённый этим криком, грубо оттолкнул его прикладом. Мальчик упал.

Это стало последней каплей. Из-за соседнего прилавка выскочил молодой парень, один из помощников торговцев, и с яростным криком бросился на бандита с голыми кулаками.

Раздался ещё один выстрел. Короткий. Одиночный.

Парень замер, удивлённо посмотрел на красное пятно, расплывающееся на его груди, и молча осел на пол. На рынке воцарилась мёртвая, звенящая тишина, нарушаемая лишь плачем ребёнка и потрескиванием догорающего «Стража».

Лидер «Молотов» обвёл взглядом замерших в ужасе людей.

– Есть ещё желающие поспорить о границах территории?

Никто не ответил. Хасан, дрожа, выложил на прилавок кредитные чипы. Бандиты, забрав дань, так же медленно и уверенно удалились, оставив после себя два трупа – один из плоти, другой из металла.

Это был обычный день в Аэтернус-Нижнем. Мир, который официально отказался от оружия, был отдан на растерзание тем, кто наплевал на этот отказ. Система, созданная для защиты, была бессильна. И каждый житель Дна знал: когда на улицах говорят пули, единственное, что ты можешь сделать – это молчать и молиться, чтобы следующая предназначалась не тебе.

Глава 2. Архитектор страха

Имени у него не было.

Точнее, оно было, когда-то давно, в той серой, полузабытой жизни, но истёрлось, как надпись на могильном камне под вечными кислотными дождями Дна. Имена – это слабость. Это привязка к прошлому, к людям, к эмоциям, ко всему тому, что он научился методично, слой за слоем, выжигать из себя калёным железом. Теперь он был функцией. Силой. Законом природы в том мире, который он сам для себя создал.

Он был Молот.

Он не жил в грязных, пропахших сыростью подвалах Дна. Он парил над ними. Его пентхаус на вершине одной из башен «серой» зоны был не домом, а наблюдательным постом, орлиным гнездом на самой границе двух миров. Панорамные окна от пола до потолка заменяли стены, и Молот часто стоял перед ними часами. Он видел оба мира одновременно, и оба презирал в равной степени. Слева – упорядоченное, стерильное, лицемерное движение огней Аэтернуса-Вышнего, мир, который он ненавидел за трусость, за желание спрятаться от правды бытия за ширмой законов. Справа – хаотичное, тусклое, покорное мерцание Дна, мир, который он ненавидел за слабость, за нежелание взять свою судьбу в свои руки. Он не принадлежал ни к одному из них. Он был над ними, как хирург над пациентом, которого он собирался не лечить, а вскрывать, чтобы изучить его уродство.

Чтобы понять Молота, нужно было спуститься вниз. Не просто в Дно, а в его прошлое. В тот Аэтернус, который ещё не знал Пакта и не прикрывался фиговым листком гуманизма. В его детство.

Сектор Омега. Ржавый, индустриальный ад на задворках цивилизации. Мир, где небо всегда было цвета свинца из-за дыма сотен заводов, а воздух можно было попробовать на вкус – он был горьким, с привкусом металла и угольной пыли. Он рос среди гигантских терриконов и чадящих труб, где единственным законом был закон силы, а жизнь стоила меньше, чем патрон для ржавого револьвера.

Его отец был рабочим на сталелитейном заводе. Огромный, добрый человек, чьи руки, покрытые мозолями и шрамами от ожогов, казались мальчику самыми сильными и надёжными в мире. Он помнил, как отец сажал его на плечи, и с этой высоты мир казался не таким страшным. Но отец был слаб. Он верил в честность. В то, что если работать и не трогать никого, то и тебя не тронут.

Он ошибался.

Местная банда, «Ржавые Псы», пришла к ним домой. Мальчик, которому тогда было десять, спрятался в шкафу, в ворохе старой одежды, пахнущей отцом. Он слышал всё. Грубые голоса. Требование платить дань. Спокойный, но твёрдый отказ отца. «Я кормлю свою семью, а не паразитов». А потом – звук удара. Глухой, мокрый. Ещё один. И ещё. Хрип. Молчание. Он не слышал криков матери. Она просто перестала дышать. Когда он выполз из шкафа, отец лежал на полу в неестественной позе, а мать сидела на стуле, глядя в одну точку невидящими глазами. Она не плакала. Она просто угасала, как свеча, у которой кончился кислород.

В ту ночь мальчик не плакал. Он смотрел на тело отца, на сломанную мать, и чувствовал, как внутри него что-то остывает, кристаллизуется, превращаясь из детского страха в холодную, острую, как осколок стекла, ясность. Он понял главный урок Дна, урок, который его отец так и не смог усвоить: если ты не хищник, ты – мясо.

Через три дня он подкараулил в тёмном переулке одного из тех, кто был у них дома. Самого молодого, самого хвастливого. В руках у мальчика был кусок арматуры, который он подобрал на свалке. Он ждал несколько часов под дождём, не чувствуя холода. Когда бандит появился, насвистывая какую-то мелодию, мальчик вышел из тени. Он бил долго, методично, с холодным, почти научным любопытством. Он смотрел, как ломаются кости, как человеческое лицо превращается в кровавую маску. Он не чувствовал ни гнева, ни ярости. Он чувствовал, как восстанавливается порядок. Как хаос, ворвавшийся в его дом, отступает перед его волей. Закончив, он бросил арматуру и ушёл. Он не боялся, что его найдут. Он знал, что страх теперь будет работать на него.

Он решил стать хищником.

Он вырвался из Омеги единственным доступным способом – завербовался в армию, в силы корпоративной безопасности «Вектор-7». Там его голод до порядка и ненависть к хаосу нашли идеальное применение. Он оказался дома. Жесточайшая муштра, тренировки на грани человеческих возможностей, постоянная боль – всё это было для него не наказанием, а очищением. Он вытравливал из себя мальчика из трущоб, оставляя лишь идеальную машину для убийства.

Его заметили. Он поднимался по служебной лестнице, переступая через трупы врагов и головы конкурентов. Он стал командиром элитного подразделения «Цербер». Их задачей было не поддержание мира, а его навязывание. Они тестировали новейшие образцы летального оружия в самых горячих точках корпоративных войн. Молот не просто использовал оружие – он его боготворил. В грохоте выстрелов и стерильной красоте баллистических траекториЙ он видел высшую, подлинную гармонию. Он верил в простую и ясную философию, выжженную в его мозгу: правоту определяет калибр, а историю пишет тот, у кого больше патронов.

Его триумфом стала операция «Огненный дождь» на спутнике Каллисто. Бунт шахтёров, которые требовали улучшения условий труда. Корпорация приказала «решить проблему». Другие командиры предлагали переговоры, блокаду, использование нелетального оружия. Молот на совете выступил последним. Его речь была короткой. «Инфекцию нужно лечить. Рак – вырезать. Бунт – это рак. Любые переговоры – это метастазы. Предлагаю хирургическое решение».

Его группа десантировалась в центр управления шахтой и за час взяла его под контроль. А потом он отдал приказ, который сделал его легендой и чудовищем. Он перенаправил систему вентиляции, закачав в жилые модули смертельный нейротоксин. Бунт закончился за пятнадцать минут. Потерь среди его людей – ноль. Когда он вернулся, его вызвали на совет директоров. Они жали ему руку, выписывали баснословный бонус, а в глазах у них был страх. Они боялись его. И в тот момент он почувствовал то же самое, что и тогда, в переулке с арматурой. Абсолютную, пьянящую власть.

А потом всё рухнуло. Пакт Единения.

Он стоял в огромном ангаре перед новейшим прототипом штурмового меха, когда слова мэра с голографических экранов ударили по нему, как звуковая волна. Мир без оружия. Гармония. Безопасность. Для него это были синонимы кастрации, предательства самой природы человека. Его «Цербер» расформировали. Технологии, способные сравнять с землёй город, законсервировали. А его самого, гения эффективного насилия, списали в утиль с почётной пенсией.

Но он не ушёл на покой. Льву не стать травоядным. Он видел то, чего не видели сытые политики в своих башнях. Вакуум силы. И он начал его заполнять. Он нашёл своих бывших бойцов. Он нашёл инженеров, которых вышвырнули за ненадобностью. Он использовал свои старые связи, чтобы получить доступ к законсервированным арсеналам. В подпольных цехах промышленных секторов Запада они начали ковать новую армию. Так родились «Молоты».

В пентхаусе было тихо. Эту тишину нарушил звук прибывшего лифта. В комнату вошёл его заместитель, Силин. Бывший сержант его отряда, человек, который прошёл с ним Каллисто. Его лицо было картой их общей истории – сеть шрамов, багровый ожог на щеке, красный кибернетический глаз, который видел в инфракрасном спектре.

– Всё готово, полковник, – по старой привычке доложил он.

– Я больше не полковник, сержант, – спокойно ответил Молот, не оборачиваясь от окна. – Полковники подчиняются приказам. Я их отдаю.

– Так точно, Молот, – без тени эмоций исправился Силин. – Группа на рынке отработала. Территория «Стилетов» помечена. Потери – ноль. Один гражданский, один «Страж».

– Гражданский – это хорошо, – произнёс Молот. – Это придаёт вес сообщению. Случайная смерть пугает больше, чем заслуженная. Она говорит всем: «Ты можешь быть следующим, даже если ни в чём не виноват». А «Страж»?

– Жестянка. Уничтожен одним выстрелом.

– Они не жестянки, – возразил Молот. – Они – символ. Символ лжи, на которой построен этот город. И чем чаще мы будем разбивать эти символы, тем быстрее все поймут, за кем настоящая сила. Реакция Сайласа?

– Его ищейки уже в сети. Собирают информацию. Готовят ответ. Как вы и предсказывали.

– Пусть, – Молот медленно повернулся. В его глазах был холодный блеск расчёта. – Он умён. Он не полезет в драку. Он ударит по логистике. Он будет действовать как хирург. Но даже самому лучшему хирургу не вырезать опухоль, если она уже и есть сам организм.

Он подошёл к столу, на котором стояла тяжёлая, грубо выкованная кувалда. Он взял её в руку, ощущая знакомый вес. Этот молот был символом его философии. Не точный, как скальпель. А сокрушающий, как сама судьба.

– Мы – рак этого города, сержант. И мы будем расти. Пусть «Стилеты» играют в свои информационные войны. Мы будем делать то, что умеем лучше всего. Ломать. Кости. Стены. Судьбы. Готовь вторую группу. Когда Сайлас нанесёт свой «хирургический» удар, мы ответим не скальпелем. Мы снесём всю больницу.

Силин молча кивнул и вышел, бесшумно, как тень. Молот остался один. Он подошёл к стене, которая на самом деле была огромным сенсорным экраном, и активировал её. Вместо карты города на ней появилось изображение подземного комплекса. «Цитадель». Так он называл свою главную операционную базу, вырезанную в скальном основании под промышленным сектором Запада. Это был его мир. Мир порядка, дисциплины и абсолютного контроля.

На экране сменялись изображения. Вот оружейная мастерская, где его инженеры, бывшие гении оборонной промышленности, собирали и модифицировали оружие, запрещённое Пактом. Они не просто копировали старые образцы – они создавали новые, более смертоносные. Вот тренировочный полигон, где его бойцы, разделённые на десятки, проходили жесточайшую подготовку, повторяющую стандарты «Цербера». Они были не просто бандой. Они были армией.

Он переключился на конференц-связь. На экране появились три лица. Это был его внутренний круг, его лейтенанты. Кроме Силина, который был его правой рукой и командующим штурмовыми отрядами, были ещё двое.

Первым был Крот, низкорослый, сутулый человек с бледным лицом и огромными линзами очков, скрывавшими вечно бегающие глаза. Крот был его начальником разведки и контрразведки. Бывший аналитик «Вектор-7», он был параноиком, который видел заговоры даже в случайном сбое сети. Но его паранойя спасла им жизнь десятки раз. Он контролировал все информационные потоки внутри «Молотов», выявляя предателей и шпионов.

Второй была Геката. Высокая, атлетически сложенная женщина с выбритой головой и лицом, которое, казалось, было высечено из камня. Она отвечала за финансы и логистику. Её мир состоял из цифр, графиков и маршрутов. Эмоции были для неё лишь погрешностью в расчётах.

Третьим был Крот. Невзрачный, сутулый мужчина в потёртом комбинезоне. Его настоящее имя давно забылось. Он был глазами и ушами Молота в Сети. Он жил в потоках данных, взламывал системы безопасности и извлекал информацию из цифрового мусора. Его кибернетический глаз тускло светился в полумраке зала.

И, наконец, Силин. Бывший офицер корпоративной службы безопасности. Холодный, расчётливый, жестокий. Он был правой рукой Молота, его главным исполнителем. Он отвечал за силовые операции.

Они молча ждали.

– Говорите, – Молот не повернулся к ним. Он продолжал смотреть на суету внизу.

Первым начал Крот. Его голос был тихим, с модуляциями синтезатора.

– Рынок под контролем. Торговцы усвоили урок. Платят. Но есть шум в сети, Полковник. «Стилеты» затихли. Сайлас не отвечает на нашу акцию публично. Это нетипично.

– Сайлас знает правила игры, – Молот медленно повернулся. Его лицо было тяжёлым, непроницаемым. – Он знает, что Дно – моя территория.

– Сайлас не любит правила, Полковник, – возразил Силин. Его голос был холодным и чётким, как щелчок затвора. – Он предпочитает асимметрию. Его молчание означает, что он ищет нашу уязвимость. Он ударит не по нам, а по нашим интересам.

Молот нахмурился. Акция на рынке была необходима для поддержания авторитета, но она же создала риск ответного удара. Он знал, что Силин прав.

– Уязвимость, – вмешалась Геката, выводя данные на голографический проектор в центре стола. На экране замелькали графики и карта Дна. – Наш груз из Сектора Дельта. Партия микропроцессоров и высокоточных сервоприводов. Прибывает сегодня ночью. Порт разгрузки – Зона-4. В 03:00.

Это был критически важный груз. Не контрабанда, а стратегический ресурс, который позволял Молоту поддерживать технологическое превосходство и модернизировать своё оборудование. Если эта поставка сорвётся, его операции будут отброшены на месяцы назад.

– Это и есть его цель, – констатировал Молот. – Он попытается перехватить поставку.

– Мы усилили охрану периметра Зоны-4, – доложил Силин. – Дроны патрулируют воздух, на подъездах стоят наши люди. Но маршрут от порта до «Цитадели» имеет слепые зоны. Риск нападения на конвой оценивается как высокий.

– Мне не нужны оценки риска, Силин. Мне нужна гарантия, – Молот ударил кулаком по столу. Проекция дрогнула. – Я не могу потерять этот груз. И я не могу показать слабость после акции на рынке.

Он задумался. Ему нужен был кто-то, кто знает Зону-4 как свои пять пальцев. Кто-то достаточно умный, чтобы обойти ловушку, и достаточно преданный, чтобы выполнить приказ любой ценой.

– Приведите Рико, – приказал он Силину.

Силин кивнул и вышел.

Рико появился через пять минут. Молодой, жилистый, с быстрыми, цепкими глазами. Он был одним из лучших капитанов Молота, выросшим в доках и знающим все тёмные углы Зоны-4. Но в последнее время Молот чувствовал в нём какую-то перемену. Неуловимую тень, которую он пока не мог расшифровать.

– Ты знаешь Зону-4? – спросил Молот без предисловий.

– Да, Полковник.

– Сегодня ночью туда прибывает груз. Очень важный груз. Ты отвечаешь за его безопасность и доставку в «Цитадель». Лично.

Рико молча кивнул. Он не задавал вопросов.

– Это не просто охрана, Рико, – Молот подошёл ближе. – Это тест. «Стилеты» могут попытаться ударить. Они будут действовать хитро. Если они это сделают, я хочу, чтобы ты был готов.

– Я готов, Полковник. Мои люди справятся.

– Твои люди меня не интересуют. Меня интересуешь ты. В последнее время ты стал слишком задумчивым, Рико. Надеюсь, ты не забыл, кому обязан всем, что у тебя есть.

Молот положил тяжёлую руку на плечо Рико. Это был не жест одобрения. Это было напоминание о власти.

– Я помню, Полковник. Груз будет доставлен.

– Хорошо. Иди.

Рико вышел. Молот вернулся к окну, глядя на суету в складском зале. Он сделал ставку. Он доверил Рико самое ценное, что у него было в этот момент, одновременно проверяя его лояльность.

Ночь обещала быть долгой. И он чувствовал, что тишина, повисшая над Дном, вот-вот взорвётся. Он не знал, что взрыватель уже заложен. И что Рико, на которого он только что поставил всё, уже не принадлежал ему.

Он не сомневался, что Сайлас не оставит этот удар без ответа. Что ж, тем лучше – хаос войны был его стихией. Но война требовала идеального порядка внутри. Особенно сегодня ночью, когда на кону стояло слишком многое.

– Силин, – сказал Молот в пустоту, зная, что его заместитель слушает. – Приведи его.

Через несколько минут Силин вернулся в пентхаус. С ним были двое охранников, которые тащили избитого, трясущегося человека – одного из бригадиров «Молотов» по имени Ящер. Крот пару дней назад доложил, что Ящер продавал налево часть оружия со складов. Мелочь, но Молот не терпел даже намёка на неповиновение. Особенно сейчас.

Ящера бросили на колени в центре комнаты.

– Молот… господин Полковник… я… это ошибка… – лепетал он, не смея поднять глаз.

Молот медленно подошёл и сел на край своего стола, глядя на него сверху вниз. Он не кричал. Его голос был тихим и спокойным, отчего звучал ещё страшнее.

– Ошибка, Ящер? Ошибка – это когда ты промахиваешься на стрельбище. Ошибка – это когда ты неправильно рассчитываешь траекторию. А когда ты воруешь у своей семьи в тот момент, когда мы ждём удара врага, это не ошибка. Это предательство.

– Я всё верну! Вдвойне! Клянусь! – взмолился Ящер.

Молот покачал головой.

– Дело не в деньгах, Ящер. Дело в порядке. Наша организация – это механизм. Идеальный, отлаженный механизм. Каждая деталь, каждый винтик должен быть на своём месте и выполнять свою функцию. А ты, Ящер… ты стал ржавчиной. А что мы делаем с ржавчиной, Силин?

– Выжигаем, полковник, – ответил Силин, протягивая Молоту тяжёлый плазменный резак.

Молот взял резак. Он не стал его включать. Он просто положил его на стол рядом с собой.

– Я дам тебе шанс, Ящер. Не потому, что верю в раскаяние. А потому, что сегодня мне нужен каждый ресурс. И пример. Пример для всех остальных.

Он кивнул на голографическую карту на столе, где красным пульсировала Зона-4.

– Сегодня ночью мы принимаем груз. Жизненно важный груз. И мы ожидаем гостей. «Стилеты» могут попытаться его перехватить. Рико отвечает за основную операцию, но периметр Зоны-4 слишком велик. Есть уязвимое место. Старый дренажный коллектор на южной границе. Идеальный путь для диверсии.

Молот наклонился ближе к Ящеру.

– Ты будешь нашим часовым, Ящер. Нашим ранним предупреждением. Ты займёшь позицию в этом коллекторе. Один. С одним пистолетом и тремя патронами.

Ящер смотрел на него, его лицо было белым от ужаса. Он начал понимать. Это не было помилованием.

– Если «Стилеты» придут, они, скорее всего, пойдут через коллектор, – продолжил Молот ровным голосом. – Ты встретишь их. Если ты сможешь продержаться до подхода группы Рико, мы будем считать, что ты начал смывать свой позор. Если ты умрёшь… что ж, твоя смерть купит нам время. Твои выстрелы предупредят нас. Видишь, Ящер? Даже ржавчина может быть полезной, если её правильно применить. Ты умрёшь, пытаясь исполнить приказ. Это будет хороший урок для всех. Урок о том, что даже смерть может быть полезной для общего дела.

– Но… Полковник… если они придут… я не смогу…

– Ты сможешь умереть с пользой, – оборвал его Молот. – Это больше, чем ты заслуживаешь. Уведите его. И проследите, чтобы он занял позицию точно в срок.

Охранники утащили обмякшего Ящера. Силин остался.

– Он не продержится и пяти минут, если Сайлас пошлёт туда серьёзных людей.

– Пять минут – это ровно то время, которое нужно Рико, чтобы перегруппироваться и встретить их, – поправил его Молот. – Жестокость – это бессмысленное насилие, сержант. А эффективность – это когда каждый ресурс, даже предатель, используется с максимальной пользой. Мы готовы. Пусть Сайлас попробует прийти. Мы встретим его.

Он снова повернулся к окну. Напряжение, висевшее в воздухе, не исчезло, но теперь оно было направлено в нужное русло. Порядок будет восстановлен. Любой ценой.