Топь

Кирилл минут сорок рассказывал о той вылазке.

– …И вот возвращаюсь домой весь насквозь мокрый и грязный. Правая рука в крови – ободрал, когда вылезал. Мама сначала испугалась, а когда я всё рассказал, вломила таких, что сидеть больно было неделю. Зато в школе я стал центром внимания. Тогда и решил заняться заброшенными объектами серьёзно. Потом уже в институте с одногруппником Васькой начали регулярно по объектам лазить. Снаряжение уже было хорошее, и мозги работали.

– А почему сейчас везде один? – спросила Катя.

– На одном из забросов… – Кириллу стало тяжело говорить. – В «Шарах» мы поднялись на второй этаж. Только это не как в доме – высота метров тридцать. Освещали фонарями, еле-еле хватало. Смотрим на потолок – он сферический… И тут Васька наступает на фанеру. Та закрывала дыру в полу на первый этаж. Фанера треснула… и он сорвался вниз.

Кирилл замолчал, глотая ком в горле.

– Я спустился к нему… но было уже поздно. С тех пор хожу на забросы один.

– Сочувствую, – ответила Катя.

За окном размеренно сменялись пейзажи. Небольшие полустанки, деревни, переезды, на которых ждали машины. А потом начался лес. Разный: светлые берёзовые рощи и густые, плотные заросли. Солнце медленно клонилось к горизонту, уступая темноте, плотной и густой, как кисель. В вагоне погас свет, немногочисленные попутчики собирались на покой. Катя и Кирилл тоже разобрали постели, готовясь отправиться ко сну.

Наконец закончив все приготовления, они улеглись, каждый на своём месте. Катя на мгновение посмотрела на Кирилла и еле слышимым шёпотом сказала:

– Спокойной ночи.

– И тебе, – ответил Кирилл, уминая подушку.

Кирилл уснул мгновенно. А Катя всё ворочалась, не могла найти удобное положение. Тревога, засевшая у неё внутри, не отпускала даже во сне. А мерный стук колёс только сильнее раздражал. Но вскоре усталость, копившаяся в ней все эти дни, взяла своё, и Катя провалилась в тяжёлый сон…

…– Я требую остановить подготовку, Виктор Семёнович! Это чистое безумие!

Слова Громова, резкие и громкие, повисли в промозглом октябрьском воздухе. Они зазвучали особенно вызывающе в этом безмолвном, бетонном мешке между лабораторным корпусом и административным. Свинцовое небо, нависшее над крышами, срывалось мелким, холодным дождём. Ветер шнырял по заасфальтированному двору, гнал по лужам рябь и унося с оголённых клёнов последние, почерневшие листья. Пахло сыростью, окисленным металлом и грозовым ожиданием.

Главный инженер стоял, сжимая в руке пачку служебных записок. Его лицо, испещрённое морщинами усталости, было искажено подавленной яростью.

– Третий контур! Датчики сбрасывают показания на ноль! Они слепнут, не выдерживают нагрузок! Мы лезем в область, где любая ошибка – это не строка в отчёте, это мгновенная и полная катастрофа. Мы не имеем права!

Морозов стоял неподвижно, заложив руки за спину. Его лицо, всегда бледное, сейчас напоминало маску из желтоватого воска. Капли дождя оседали на плечах его старого драпового пальто, но он, казалось, не чувствовал этого. Холодные, словно осколки льда, глаза были устремлены куда-то сквозь Громова.

– Ваши опасения безпочвенны, Алексей Николаевич, – голос Морозова был ровным, безжизненным и оттого ещё более жутким. – Повторяю: график утверждён на самом высоком уровне. Мы не вправе его нарушать. Найдите решение. Почините датчики. Но процесс должен идти.

– Это не датчики! – Громов почти крикнул, и его голос сорвался на хрип. – Это система в целом! Она не выдержит! Мы все тут…

– Алексей Николаевич, – Морозов перебил его, и в его голосе впервые проскользнула сталь. Он медленно перевёл ледяной взгляд на главного инженера. – Вы главный инженер. Ваша задача – обеспечить выполнение поставленной задачи, а не сеять панику. Если вы не справляетесь, я найду того, кто справится. Вам ясно?

Громов замер, будто получил пощёчину. Его плечи опустились. В его глазах читалось отчаяние и жуткое понимание.

В этот момент подал голос Кузнецов. Он нервно переминался с ноги на ногу, стараясь занять место так, чтобы быть на виду у Морозова.

– Виктор Семёнович абсолютно прав, – заверил он, подобострастно наклоняя голову. – Надо искать рабочие решения, Алексей Николаевич, а не тормозить процесс. Коллектив настроен на результат!

Главный инженер смерил его взглядом, полным такого откровенного презрения, что Кузнецов невольно отступил на шаг.

Помолчав, Громов без слов развернулся и тяжёлой походкой побрёл к лабораторному корпусу, сутулясь под порывами ветра.

Морозов молча проводил его взглядом. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Затем он так же молча повернулся и направился к своему кабинету. Кузнецов поспешил следом, что-то бормоча про оперативность принятых решений.

Ветер подхватил смятые листки расчётов, выпавшие из ослабевшей руки Громова, и понёс их через двор, к тёмным, слепым окнам бункера…

… – Катя, просыпайся. Мы подъезжаем, – лёгким прикосновением разбудил её Кирилл.

– Уже? Так быстро? – отозвалась спросонок Катя. – Сколько сейчас времени?

– Полдевятого. Через час выходим.

– Всё, встаю.

– Ты что будешь – чай или кофе? – спросил он. – Я схожу к проводнице. А ты, если хочешь умыться, поторопись: скоро санитарная зона.

– Чай, пожалуйста, – ответила Катя.

Он кивнул и вышел из купе.

Поезд медленно сбавлял ход. Проводница прошла по вагону, проверяя, все ли поднялись.

– Шарья, стоянка пять минут! – прозвучал её зычный голос. – Прибытие через десять минут!

Они собрали рюкзаки, сложили бельё и вышли в тамбур. Поезд наконец остановился, в последний раз дёрнув вагоны, будто прощаясь. Вместе с ними на перрон вышли ещё двое невзрачных пассажиров. Осмотревшись в поисках выхода, они увидели здание вокзала. Оно выглядело обветшалым: небольшое строение, вероятно, послевоенной постройки, годами не видевшее свежей краски. Асфальт на перроне был весь в трещинах. Резким контрастом на этом фоне выделялись новые указатели в бело-красной стилистике.

– Нам туда, – сказала Катя, показывая на массивный вход. Двойная дверь смотрелась нелепо на фоне остальной архитектуры – такие чаще встречались на центральных станциях московского метро. Казалось, она попала в Шарью по ошибке. Кирилл открыл дверь, пропуская вперёд Катю и вошел следом. Фойе оказалось небольшим: слева – одинокая касса, справа – зал ожидания и лестница вниз, к камере хранения и туалетам.

– Куда дальше? – спросила Катя, оглядываясь.

– На автовокзал. Он где-то рядом, но лучше спросим в кассе, как пройти.

Они подошли к окошку, за которым сидела женщина лет сорока. Комнатка была маленькой, с окном на улицу. На подоконнике стоял чахлый цветок, который, судя по виду, давно не поливали. В помещении стояли старый стол, стул, небольшой шкаф и советский красный телефон.

– Здравствуйте, подскажите, как пройти на автовокзал? – обратился Кирилл к кассирше.

– Выходите на улицу и прямо через сквер. Там и будет автовокзал, – ответила кассирша, не отрываясь от сканворда. И в этот момент Катя заметила красный телефон. Точно такой же, как в кабинете отца и в прихожей у Кирилла. Ей показалось, что это тот самый телефон, из которого она слышала голос. В голову вкралась мысль: не может быть совпадением, что в такой дали от дома она снова его видит. Снова погружается в те мгновения страха и ужаса. Снова открывает папку и видит всё. Она закрыла глаза, затрясла головой, пытаясь прогнать наваждение.

– С тобой всё в порядке? – спросил Кирилл с беспокойством. Это вернуло Катю в действительность.

– Что-то голова закружилась, наверное, надо позавтракать, – соврала она.

– Пойдём, поищем, где можно перекусить. У нас ещё есть немного времени до автобуса, – предложил Кирилл и, повернувшись к кассе, скупо бросил: – Спасибо.

Они вышли на улицу.

Ветер, такой свежий и такой назойливый, окружил их со всех сторон. Он нёс в себе запах шпал с отдалёнными нотками утренней выпечки. Он кружил кем-то брошенную обёртку. Он наполнял лёгкие будничной жизнью – такой близкой и родной.

Перед ними раскинулся небольшой сквер, за которым виднелось здание автовокзала. Справа и слева вдоль площади теснились разнообразные торговые ларьки и павильоны. Ассортимент поражал разнообразием – от солнцезащитных очков до корпусной мебели.

Перекусив на скорую руку в одном из ларьков, Катя и Кирилл направились к автовокзалу.

– Автобус 576 отправляется через пять минут. До Талицы, – донеслось из динамиков.

– Это наш, – сказал Кирилл. К перрону медленно подкатывал старенький, выцветший ПАЗик.

Спустя пять часов они вышли на остановке в Талице. День неумолимо клонился к закату. Центр посёлка, где находилась конечная остановка автобуса, был пуст: продуктовый магазин, хозяйственная лавка да отделение почты.

– Зайдём? – спросил Кирилл у Кати, указывая на почту.

– За чем?

– Хочу дорогу спросить, а может, ещё чего узнаю.

– Ты иди, я тут в теньке посижу. Этот автобус доконал меня, – ответила Катя, присаживаясь на лавочку.

Спертый запах пыли и старого дерева ударил в нос, погружая в воспоминания из детства, когда он с бабушкой ходил за посылками от родни. На миг он вернулся в те далёкие дни, но тут же опомнился. Помещение было небольшим. С одной стороны – прилавки с бакалеей, с другой – окно выдачи писем. Людей, если не считать женщину за окошком, на почте не было.

– Здравствуйте, – обратился Кирилл. – Подскажите, где-то в окрестностях должен находиться заброшенный НИИ. Вы не знаете, как к нему проехать?

– Добрый, – ответила женщина, покосившись на него. – Нет у нас тут никаких НИИ. Я лет двадцать тут живу и ни разу не слышала. Может, вы ошиблись? У нас в области ещё есть Талица, бывает, что путают.

– Да вроде сюда на надо, – немного удивлённо ответил Кирилл.

– Тогда не знаю. Тут точно ничего такого нет.

– Спасибо.

– И вам не хворать, – ответила женщина и вернулась к своим делам.

Выйдя на улицу, Кирилл остановился в недоумении. Кто бы мог подумать, что столь редкое название может повторяться дважды в одной области? «Не может быть, чтобы я ошибся», – промелькнула настойчивая мысль. Он достал телефон, чтобы проверить. И верно: есть ещё одна деревня с таким же названием. По спине пробежал холодок.

– Всё в порядке? – спросила подошедшая Катя. – Ты какой-то взъерошенный вышел. Тебя там напугали злые почтальоны? – сострила она в своей фирменной манере.

– А? Нет, просто задумался, всё нормально, – ответил Кирилл, хотя это было не так. Его терзало чувство неловкости, и он никак не мог решить, сказать Кате об открытии или нет.

– Узнал что-то?

– На почте не знают. Может, ещё где спросить? Есть мысли?

– Не-а. А ты уверен, что мы приехали туда, куда надо?

– В записке чёрным по белому было написано про Талицу. И тридцать километров на северо-восток. Я смотрел спутниковые снимки. Там есть что-то, что напоминает просеку. Надо будет проверить с утра. Где будем ночевать?

– Есть варианты?

– Ну… Можно попробовать найти комнату или квартиру. Гостиницы в Талице нет, я уже смотрел. А можно поставить где-то в лесу палатку.

– А ты не боишься в палатке? – с опаской спросила Катя.

– Знала бы ты, где мне и как приходилось ночевать, – бросил Кирилл с лёгкой улыбкой. – Так как делаем?

– Давай поищем комнату. Всё-таки под крышей как-то спокойней.

– Хорошо. Пойдём по той улице, поспрашиваем.

Центральная часть Талицы, застроенная зданиями из серого кирпича, сменилась частным сектором. Деревянные дома с двускатными крышами, типичные для северных районов, обступили Катю и Кирилла с обеих сторон. Одни сверкали свежим ремонтом – сайдинг, стеклопакеты. В других таился шарм прошлого.

– Что-то повадились к нам в этом году гости, третьи уже с весны, – сказала одна из старушек, сидевших у калитки.

– Да уж. Медом им тут что ли намазано? – отозвалась вторая, кивая в сторону Кирилла и Кати.

– А ты видела тех?

– Кого?

– Которые у Машки останавливались? На чёрной машине. Я вечером пошла коз загонять, видела, как они заезжали.

– Не, Петровна только рассказывала.

– И эти, весенние, что в апреле, кажись, были. Ушли в лес и не вернулись…

Кирилл с Катей поравнялись с ними и решили спросить про ночлег.

– Добрый день. Вы не знаете, может, кто сдаёт комнату на ночь? – обратился Кирилл к старушкам.

– Нету у нас такого, – отрезала первая.

– Ну да, не принято, – поддакнула подруга. – А вы к нам зачем?

Катя хотела ответить, но Кирилл её одёрнул. Получилось это не очень уклюже.

– Мы из Москвы, студенты. У нас задание – изучение биологических видов в этом районе. Вот сегодня добрались, ищем, где переночевать.

– Прям с самой Москвы? Студенты? Было бы чего у нас тут изучать. Лес как лес. Только что-то в последнее время тихий стал. Ни птиц не слышно, ни зверей. Раньше выйдешь на опушку – соловья услышишь. А сейчас… Тфу…

– Вы к Марии Ивановне сходите, у неё комната пустующая есть, может, сдаст.

– А как её найти? – всё-таки влезла в разговор Катя.

– Да прямо по этой улице до конца. Там последний дом справа. Вот вы как раз и придёте.

– Спасибо, – хором, словно по команде, ответили Кирилл и Катя и отправились к околице – искать нужный дом.

Его они отыскали быстро. Небольшой, с осыпавшейся краской и двускатной крышей. Перед домом виднелся палисадник, где росли разные цветы. Они постучали в калитку.

– Кого это ещё ко мне принесло? – раздался голос из-за забора. – Вера, это ты? Пенсию принесла?

– Здравствуйте! – громче обычного ответил Кирилл. – Нам сказали, что у вас можно комнату снять на ночь. Переночевать. Мы студенты из Москвы.

Ручка на калитке повернулась, лязгнув металлом, и та со скрипом открылась.

– Кто вам сказал-то? – На них смотрела маленькая, сухонькая старушка.

«Вылитая Баба-яга», – пронеслось в голове у Кати.

– Э-э… – Кирилл на мгновение замялся, подбирая слова. – Две женщины, вон там, в начале улицы. Сказали, что у вас комната пустует.

– Старые кошёлки, вечно наврут… Не сдаю я комнаты. Не нужно мне.

Мария Ивановна окинула их оценивающим взглядом, о чём-то задумалась и спросила:

– Откуда вы, говорите?

– Из Москвы. Студенты. У нас задание на лето – описать биологические виды в этом районе. Какие деревья, растения… – Кирилл старался говорить уверенно, чтобы не выдать ложь.

– Растения, значит, – перебила Мария Ивановна и, распахнув калитку, жестом пригласила войти. – На ночь пущу. Но только на одну ночь и никаких шашней. Меня зовут Мария Ивановна.

– Катя.

– Кирилл.

– Спасибо большое, – сказала Катя.

Хозяйка указала рукой пройти во двор и зашла следом. Открыв дверь в дом, пригласила внутрь:

– Вот, в этой комнате можете разместиться. Небольшая, с парой кроватей с панцирной сеткой.

Но что-то в этом помещении показалось Кириллу странным. Везде лежала пыль – на полках, столе, подоконнике, – но пол был чистым. Будто кто-то недавно тут лежал. Он потряс головой, отгоняя эти мысли – мало ли что могло у старухи тут храниться.

Присев на кровать, Кирилл, осматривая вещи, сказал:

– Надо еды и воды купить. Скажите, ближайший магазин далеко?

– Так на остановке. Ближе нету. Если надобно – поспеши, скоро закроется. Он до шести, сорок минут осталось – успеешь.

– Спасибо, – ответил молодой человек и повернулся к Кате: – Я за припасами сбегаю, ты размещайся тогда.

– Купи две шоколадки, что-то сладкого захотелось.

– Вам что-нибудь взять? – спросил он хозяйку с порога.

– Та не, ничего не надо, всё есть.

Кирилл вышел, закрыв за собой дверь. Катя разобрала кровати и постелила выданное бельё. Потом решила написать отцу, что у неё всё хорошо, но телефон показывал лишь «Нет связи».

– У нас только на улице ловит, и то не сильно, – заметила Мария Ивановна, собираясь перебрать крупу.

– Спасибо.

Девушка прошла в комнату хозяйки. Интерьер, или как говорили в Талице – обстановка, был непривычным: стол с фотографиями, телевизор, кровать в углу, венский стул рядом. Журналы и газеты.

– Можно? – спросила Катя, указывая на снимки.

Мария Ивановна утвердительно кивнула.

Катя стала рассматривать фотографии. Дети, видимо внуки, какой-то мужчина… и одна, самая выделяющаяся – чёрно-белое фото людей в военной форме и белых халатах. Общий снимок, сделанный в каком-то зале и очень давно. Она пригляделась. Среди стройных рядов узнала знакомые глаза – те самые, что видела на других фотографиях. Ошибки быть не могло: на этом фото её мама. Совсем юная, вчерашняя школьница. Катю обдало холодной испариной, в глазах потемнело, и ей пришлось опереться на стол, чтобы не упасть. Ещё раз взглянув на фото, она решила наконец задать вопрос:

– Скажите, кто это?

– Люди, с которыми я когда-то работала. Давно это было, почти сорок лет назад, – ответила Мария Ивановна, присаживаясь на кровать и устало вытянув ноги, – а ты чего спрашиваешь?

– Интересно просто. Я люблю разглядывать старые фото. А что за место, если не секрет?

Хозяйка посмотрела с прищуром, но, заметив лёгкое беспокойство и румянец на щеках собеседницы, смягчилась:

– Был когда-то тут военный НИИ. Я в нем лаборанткой работала. Ребята все хорошие были. Ну, может, кроме Кузнецова. Тот был каким-то склизким.

– Почему «были»? – с лёгким удивлением спросила Катя.

– Да, поди, никого уж в живых не осталось, – голос старушки дрогнул. Она снова, во второй раз за последние дни, вспомнила тот день: колонны машин, эвакуацию, как их не пускали на помощь.

– А это кто? – Катя указала на мать.

Мария Ивановна взяла фотографию, надела очки, пригляделась. Взгляд скользнул на Катю, а потом обратно.

– Уж и не помню. Она точно не в нашей лаборатории работала. Только с кафедры пришла. А я через месяц уволилась – за Ваньку замуж вышла, – кивнула она на изображение мужчины. – С тех пор никого из них не видела. Похожа на тебя чем-то.

Катя покраснела ещё сильнее и потупила взгляд.

– Что это мы всё обо мне… Расскажи лучше, чем молодёжь сейчас живёт. У нас в Талице гостей раз-два в год увидишь.

– Да что рассказывать… – в голосе девушки послышалась тревога. Она лихорадочно перебирала в памяти версию, приготовленную Кириллом. – Изучаем биологическое разнообразие в регионе. Вот и приехали.

– А где учитесь? – с лёгкой улыбкой поинтересовалась Мария Ивановна.

Катя замешкалась. Вспомнив программы для поступления, выдавила:

– В Педе… Педагогическом.

– Да? – задумчиво протянула Мария Ивановна – Не думала, что там такое направление есть…

– А можете ещё что-нибудь рассказать? – перехватила инициативу Катя, почувствовав, что хозяйке нужно выговориться.

– Да что рассказывать… Мы молодыми были. Как ты, наверное, может, чуть постарше. Днём – наука, вечером – песни под гитару. В походы ходили по окрестностям. Правда, тут в основном топи, но Денис, наш затейник, умел находить красивые опушки.

Мария Ивановна рассказала, как познакомилась с мужем, как бегала к нему на свидания – его на территорию не пропускали, режимный объект. За разговором прошло пару часов.

– И вот представь: я молодая, в платье и на каблуках, вечером с институтским автобусом приезжала сюда, оставалась на ночь. Мы от его мамки прятались. А утром – обратно. Хорошо, автобус ходил регулярно, а то тридцать километров не набегаешься.

– А сейчас там что? Где НИИ.

– Бог его знает, наверное, всё развалилось и поросло. Кусок дороги остался только – местные охотники пользуются.

– Далеко?

– Не особо, – хозяйка вкратце описала, где дорога начинается. – Делать там нечего. Лес да болота. Комаров кормить разве что… Ох, что-то я притомилась. Где твой оболтус пропал, уж темнеет.

– Пойду, гляну, заодно и папе напишу, а то волнуется, – сказала Катя и, задержавшись в дверях, добавила: – Спасибо вам за рассказ.

– Да ну, брось. Нам, старикам, лишь бы поговорить. А иначе скучно жить, – улыбнулась Мария Ивановна.

Катя вышла на улицу, достала телефон и написала отцу: «Привет, всё хорошо, мы разместились. Кирилл передаёт привет. Целую» и смайлик с поцелуем. Спустя короткое время пришёл ответ: «Не балуй там. Целую».

Вдали показался Кирилл, нагруженный запасами еды и воды.

– Ты чего так долго? – спросила Катя, принимая один из пакетов. – Я уже волноваться начала.

– Сначала заблудился. Вроде запомнил дорогу, когда мы шли, обратно двигался так же, но вышел не туда. Потом в магазине пока всё собрал, рассчитался…

– Шоколадки купил?

– Да, в рюкзаке.

Они вошли в дом и направились в комнату. Разложив продукты на полу, принялись раскладывать их по рюкзакам. Кирилл закупился основательно.

– Ты видел фотографии на столе у Марии Ивановны? – тихо спросила Катя.

– Мельком только. А что?

– Там есть один снимок – военные и люди в халатах. Мария Ивановна сказала, что это её коллеги, с кем она работала в каком-то военном НИИ. Где-то здесь, поблизости – рассказал Катя, отводя взгляд и умолчав про свою маму. От волнения её руки слегла тряслись.

Глаза Кирилла расширились, кровь прилила к вискам. Значит, он не ошибался? Они действительно верно приехали. Он это знал, хотя тень сомнений до конца так и не отпускала.

– А дальше? Дальше что? – с нетерпением спросил Кирилл, сильно сжав клапан рюкзака.

– Не очень много. Она больше про свою жизнь и мужа рассказывала. Но я выяснила, где раньше была дорога туда. Мария Ивановна говорит, что она частично сохранилась, местные охотники ею пользуются. – И Катя описала место, где, по словам хозяйки, эта дорога начиналась.

– Выходит из тебя неплохой сыщик получается, – улыбнулся Кирилл. – Давай заканчивать, завтра встаём пораньше. Если всё так, как ты говоришь, к вечеру, возможно, будем на месте.

Она кивнула, укладываясь. Кирилл выключил свет и лёг в свою кровать.

Катя лежала и смотрела в потолок. Только сейчас она поняла значение выражений «темно, хоть глаз выколи» и «звенящая тишина». Там, в далёкой Москве, такие ощущения можно найти разве что специально. Всегда есть хоть слабый, но свет – от телефона, с улицы, от фар машин. Всегда есть тихий, но звук – шелест шин, лёгкий гул кондиционера, тиканье часов. Но здесь, на краю большого леса, всё иначе. Тьма и тишина в своей концентрации не успокаивали, а настораживали, заставляя что-то внутри шевелиться, мешая уснуть. Катя не помнила маму, она умерла, когда ей было всего три года. Папа много о ней рассказывал, но никогда не упоминал, что она работала в институте. И дома не было ни одной фотографии, где она совсем юная. Только уже после свадьбы. Их путешествия с папой на море, около новой машины, на природе. Она думала о маме и том фото из прошлого хозяйки дома. В конце концов она перестала сопротивляться, и Морфей забрал её в царство сна. Засыпая, она слышала невнятное бормотание Марии Ивановны, под шелест перебираемой крупы:

– Ой не надо вам туда. Сгинете, пропадете.