Трио в бегах, не считая долгов

Леопольд почувствовал, как у него ёкнуло под ложечкой. «Золото» и «сияние» в устах Оливера за последние десять лет стали для него особым кодом. Так его друг описывал Удачу с большой буквы. Ту самую, что он видел вокруг редких, честных сделок отца, вокруг удачных, ничем не омраченных находок, вокруг людей, чьи намерения были чисты и добры. Это был его компас, странный и ненадежный, но порой безошибочный.

– Ты уверен? – спросил Леопольд, и в его собственном голосе прозвучала надежда, которой он тут же постыдился.

– Это самое чистое, самое сильное сияние из тех, что я видел! – Оливер повернулся к нему, и на его лице, мокром от дождя, горела вера, смешанная с торжеством первооткрывателя. – Здесь. Здесь нам улыбнётся удача. Я чувствую. Здесь мы сможем преумножить то немногое, что у нас есть. Это знак, Леопольд! Самый ясный знак!

Колетт, опустив стекло, скептически наблюдала за этой сценой. Ее зеленые глаза сузились.

– Оливер, милый, – сказала она сухо, но без злобы. – Это «Арма». Бывший завод, теперь – логово стартаперов, криптошейкеров и прочего молодняка, который жжёт венчурные деньги на свой карбоновый велосипед и смузи. Сияние там может исходить только от перегоревших светодиодов или от слишком наглого, хорошо отрепетированного питча.

– Нет! – Оливер был непреклонен, как ребенок, отстаивающий существование сказки. – Это сияние возможностей, новых, чистых. Оно зовет, я слышу… нет, вижу его зов!

Леопольд смотрел то на сияющее одухотворенное лицо друга, то на мрачное бездушное здание. В его голове, в самой его сути столкнулись две силы. Голос прагматика, циничного плута, орал: «Ловушка! Хайп! Пузырь! Ты же сам знаешь эти схемы!». Но другой голос, тихий, усталый и куда более страшный – голос его долга и отчаяния, – нашептывал: «Ты должен дать ему шанс. Ты должен найти деньги. Любой ценой. Ради него. Ради того, чтобы сдержать слово». И этот второй голос подкреплялся леденящей пустотой в кармане и той самой ослепительной золотой искрой, которую видел Оливер – последней искрой в кромешной тьме их положения.

– Ладно, – хрипло, будто против своей воли, сказал Леопольд. – Сегодня утром один… знакомый посоветовал мне обратиться как раз в это заведение. Надо же, какое совпадение. – В его голосе прозвучала горечь, которую он тут же подавил. – Колетт, паркуйся. Идём посмотрим на это… чистое сияние возможностей. Но помни, – он ткнул пальцем в грудь Оливера, и взгляд его стал жестким, командирским, – я веду переговоры. Ты молчишь, наблюдаешь и киваешь. Никаких «сияний» вслух. Понятно?

Через пятнадцать минут они уже входили в лофт «Арма». От завода здесь остались лишь голые стены из рифленого бетона да следы от грузоподъемных балок под потолком. Теперь это пространство было напичкано стеклом, холодным алюминием и агрессивным белым светом. Свет лился отовсюду: от гигантских окон с видом на стеклянные пики Москва-Сити, от бесконечных светодиодных лент, от десятков экранов мониторов, мерцающих на столах, заваленных ноутбуками, гаджетами и пустыми бумажными стаканчиками. Воздух не просто гудел – он вибрировал от слов.

–Customer development? У нас уже есть wait-list на десять тысяч!

–Юзаем модель фракционного владения через смарт-контракт, это же очевидно!

– Это не пивной стартап, чувак, это Web3 инфраструктура для крафтовых адептов с репутационным скорингом!

Прагматичный мозг Леопольда, его личный архив, мгновенно сканировал пространство на предмет стоимости: немецкие эргономичные стулья, японские мониторы с идеальной цветопередачей, итальянская почти беззвучная система климат-контроля. Дорого, даже очень, но при этом абсолютно бездушно. В его памяти всплыла их квартира с потертым ковром, трещинами на потолке и теплым запахом старой бумаги. Два разных мира.

– Вот, – кивнул Леопольд на самый шумный эпицентр. Там, у стены с гигантским экраном, толпилось больше всего людей. – «EcoNFT». Мне сказали, у них сегодня open pitch для микро-ангелов. Давай посмотрим, что за удача тут нам улыбается.

Оливер замер. Его глаза, широко распахнутые, отражали не бетон и не стекло, а нечто иное.

– Леопольд… – прошептал он, и его голос дрогнул не от страха, а от благоговения. – Смотри. Это же…

Он видел то, чего не видел никто. Над всем пространством коворкинга клубился плотный тяжёлый энергетический смог – нервное, лихорадочное, прерывистое марево всех оттенков спекулятивного оранжевого, ядовитого кислотно-зеленого и тревожного сизого. Цвета жадности, тщеславия и страха провала. Но над тем самым углом, где висел экран с абстрактным узором, похожим на структуру ДНК, стоял столб. Столб чистого, ослепительного, почти физически плотного золотого света. Такого оттенка Удачи Оливер не видел никогда. Он видел золото на старинных монетах отца – теплое, сонное, пахнущее историей. Это было другое – молодое, горячее, пульсирующее, как само солнце, заключенное в форму. Оно лилось с потолка, окутывая фигуру молодого человека в дорогом, но небрежном худи и пару стульев вокруг него.

– Сияние, – выдохнул завороженный Оливер. – Чистейшее сияние возможностей. Оно… оно не просто зовет. Оно поет…

Колетт сжала губы. Ее взгляд, отточенный годами интервью и необходимости моментально «считывать» собеседника, скользнул по лицам. У всех были «горящие глаза». Слишком горящие. Зрачки расширены не от вдохновения, а от адреналина, переутомления и, возможно, чего-то химически стимулирующего. Тела были напряжены, жесты – резкие, продавливающие, лишенные естественной пластики. Она почувствовала знакомое, щемящее ощущение в висках – начало головной боли от переизбытка чужих натужных неискренних эмоций. Здесь пахло потом, кофеином и большими амбициями, прикрытыми тонким флером цинизма.

– Он здесь? – спросила она, кивнув в ту сторону, где Оливер, зачарованный, видел свой золотой ореол.

– Должен быть там, – Леопольд указал подбородком точно в эпицентр сияния. – Парень по имени Макс. Сейчас пойдем. И помните: я веду. Вы – мои… потенциальные партнеры.

Максим, или Макс, оказался парнем лет двадцати пяти с ухоженной модельной бородкой и идеально прибранными висками. На нем было дорогое худи, из-под которого выглядывала футболка с минималистичным принтом: «Save the Planet, Buy my Token». Он не сидел – он восседал на барном стуле, одной ногой упершись в перекладину, и быстро, почти машинально, листал что-то на планшете. Когда он увидел, что к нему подошла троица, явно выбивающаяся из общего хайпового стада, на его лице тут же вспыхнула заранее заготовленная широкая улыбка.

– Ребята, вы ко мне? Привет! – голос был громким, четким, говорил он скороговоркой, но без суеты, будто зачитывал отточенный скрипт. – Рад! Проходите, занимайте места у стартового стола. Момент идеальный, я только что отбился от представителей фонда «Сингенты» – вы представляете, они хотели влезть в экосистему со своим венчурным подходом каменного века!

Они сели. Оливер не отрывал восторженного взгляда от золотого сияния, которое, как ему казалось, теперь мягко окутывало и их, приглашая в свой круг. Колетт, севшая прямо напротив Макса, сложила руки на столе, приняв нейтральную, слегка отстраненную позу журналиста на пресс-конференции. Леопольд сел сбоку, чтобы видеть и Макса, и Оливера, и выход.

– Итак, Макс, – начал Леопольд, откашливаясь и начиная играть свою роль. – Ты говорил о проекте с экологическим уклоном. NFT. Мы слушаем. Но без воды. У нас мало времени.

–– Не просто NFT, – поправил Макс, и его пальцы взметнулись по планшету. На настенный экран тут же выплеснулась красочная динамичная презентация. – Мы тотально меняем парадигму. EcoNFT – это не очередной jpeg с обезьянкой. Это платформа токенизации углеродного следа реальных физических лесов Сибири. Представьте: миллионы гектаров нетронутой тайги, легкие планеты. Мы через сеть доверенных егерей, оснащенных IoT-датчиками и спутниковым мониторингом, верифицируем гектар за гектаром. И каждый гектар, каждое дерево получает своего цифрового двойника – уникальный нефунджибельный токен на экологичном блокчейне Polygon. Покупая наш EcoNFT, вы не просто спекулируете картинкой. Вы становитесь хранителями. Виртуальными, но абсолютно реальными в правовом поле нашего DAO, хранителями участков леса, который никогда не будет срублен. Ваш вклад хеджирует углеродный след крупнейших корпораций-партнеров, которые покупают у нас углеродные кредиты. А стоимость токена… – он сделал драматическую паузу, встретившись взглядом с каждым из них по очереди, – …растет по дефляционной модели, так как с каждым выведенным из коммерческого оборота гектаром предложение сокращается. Это зеленая ликвидность. Это сверхперспективный актив. Это будущее, которое мы строим уже сегодня.

В тишине, последовавшей за этим отточенным потоком, было слышно лишь назойливое жужжание серверов и отдаленный гул города. Оливер первым нарушил молчание. Его глаза сияли почти так же ярко, как и видимое им вокруг оратора золотое свечение.

– Это… это гениально, – прошептал он, и в его голосе звучал неподдельный восторг. – Вы соединяете цифровое и природное, создаете мост между мирами, спасаете красоту, давая ей новую вечную форму существования. Это сияние… оно о многом говорит. О чистоте намерения.

Макс кивнул, приняв комплимент как должное, как часть питча.

– Именно! Мы строим мост – мост от старой нефтяной экономики к экономике осознанности.

Леопольд щурился, пытаясь проникнуть в суть всего происходящего сквозь туман красивых слов. Его память, его внутренний кристально четкий архив, лихорадочно искала аналогии, бреши, подвохи. Финансовые пирамиды 90-х? Нет, слишком примитивно, слишком топорно. Пузырь доткомов? Ближе, но там был хоть какой-то, пусть и убыточный, продукт. Здесь же продавали воздух. Дважды: виртуальный токен и привязанную к нему «гарантию» на что-то, до чего нельзя дотронуться и что нельзя проверить.

– Юридическая оболочка? – спросил он резко, перебивая. – Где конкретно зарегистрировано ваше DAO? Какая юрисдикция? Аудит смарт-контрактов кто делал? Название фирмы. И самый главный вопрос. – Леопольд пристально посмотрел на Максима, – что является физическим, осязаемым обеспечением токена? Договор аренды земли с лесхозом? Закладная? Сервитут?

Макс не моргнул. Его улыбка стала чуть шире, чуть более сочувствующей, будто он объяснял ребенку, почему небо голубое.

– Я чувствую ваш солидный, традиционный бэкграунд. Финансы, бумаги, печати. Мы же работаем в новой парадигме. DAO зарегистрировано как limited в Сингапуре – это наш legal hub, лучшая юрисдикция для инноваций. Аудит проводила топовая фирма BlockSecure из Берлина, отчет можете гуглить. А что касается физического обеспечения… – он широко развел руками, – …это и есть сам лес. Он же существует. Его не нужно трогать, тащить в банковскую ячейку. Ценность – в его неприкосновенности, в его самом факте существования вне системы вырубки. Это и есть обеспечение нового типа. Мы продаем не дерево, а гарантию его нетронутости. Это актив, который не амортизируется, а только дорожает со временем. Это философия.

Колетт наблюдала за Максом, не сводя с него своих зеленых изучающих глаз. Ее природная наблюдательность, подкрепленная журналистским навыком, работала как сканер, считывая микро-жесты и все тончайшие составляющие мимики и тона голоса. Зрачки у оратора не сузились ни на миллиметр, когда Леопольд вонзился в самые болезненные вопросы о рисках и обеспечении. Наоборот, оставались спокойно расширенными. Голосовые связки: малейшее, едва уловимое напряжение на высоких нотах в момент произнесения слов «гарантия» и «философия». Микро-жесты пальцев: легкое ритмичное постукивание по планшету, выдававшее внутреннюю сосредоточенность не на содержании, а на форме. Он отрепетировал эту презентацию сотни раз. Каждая пауза, каждый взмах руки, каждый модуляция голоса были отточены до автоматизма. Но под этим идеальным глянцевым слоем она улавливала что-то другое: не нервную суету мелкого мошенника, а холодный, расчетливый, почти машинный азарт геймера, ведущего сложную, многоуровневую партию. Он верил. Но не в спасение сибирских лесов, а в свою схему, в свой нарратив, в свою способность упаковать и продать эту историю. Он был искренен в своей страсти к игре.

Она наклонилась к Леопольду и, прикрыв рот рукой, тихо, так, чтобы слышал только он, прошептала:

– Он играет. Играет блестяще. Каждое слово – продуманный ход. И все-таки… его глаза. Зрачки не врут. Он не боится твоих вопросов. Он их уже слышал тысячу раз и для каждого есть красивый ответ.

Леопольд почувствовал, как у него начинает ныть висок. Термины – «дефляционная модель», «стейкинг», «углеродные кредиты», «legal hub» – бились в его сознании, как оса о стекло. Его здравый смысл, выкованный на московских улицах и в составлении бухгалтерских отчетов, кричал ему в ухо: «Хайп! Пузырь! Уходи!». Но он посмотрел на Оливера. Тот сидел завороженный, его взгляд был прикован к золотому свету, как взгляд верующего – к сиянию алтаря. И Леопольд вспомнил пустой кошелек. Вспомнил долг перед высоким седым человеком. Вспомнил двух «спортсменов» в дверном проеме и холодные глаза Лаврентия Игнатьевича. Пять тысяч рублей и полторы сотни евро – их тощий, жалкий капитал – казались пылью, позором на фоне обещаний трехсотпроцентного роста и спасения планеты. Отчаяние – липкое, тяжелое, всепоглощающее – начало душить голос разума, заливая его черной, сладковатой жижей азарта.

– Допустим, – сказал Леопольд, и его собственный голос показался ему чужим, доносящимся издалека. – Допустим, мы… рассматриваем возможность инвестировать. Какой минимальный порог входа? И какова реальная, а не презентационная, ликвидность? Если нам вдруг… срочно понадобятся средства, можем ли мы быстро их вывести?

Макс оживился, почуяв слабину собеседника. Его пальцы снова запорхали по планшету.

– Абсолютно! Минимум – это пакет «Seed Guardian». Всего 4000 рублей или эквивалент в стейблкоинах. Дает вам ровно 100 EcoNFT-токенов, то есть условных «деревьев». Это ваш личный цифровой лесок. Ликвидность обеспечивается нашим внутренним AMM-пулом, объем уже под полмиллиона долларов. Выводить можете в любой момент, комиссия на вывод – всего 5%. Но, если честно… – он снизил голос, сделав его доверительным. – Я бы не советовал. Через месяц, после выхода нашей white paper и листинга на первой тир-1 бирже, мы ждем рост минимум на 300%. Это не спекуляция, ребята. Это осознанное вложение в лучшее будущее для вас и для планеты.

«Осознанное вложение», – эхом отозвалось в голове Леопольда, смешавшись с воспоминанием о подписке на «Вопросы метафизики». Оливер не выдержал, его эмоции требовали выхода.

– Леопольд, мы должны это сделать, – сказал он горячо, наклоняясь к другу, и в его глазах стояли слезы восторга. – Это не просто шанс выжить. Это шанс вложиться во что-то светлое, правильное. Сияние не обманывает. Оно чистое, как горный ручей! Это знак! Нам его послали!

Колетт хотела возразить, сказать, что знаки бывают и дорожные, и не все они ведут в нужном направлении. Но она увидела выражение лица Леопольда – ту самую смесь смертельного азарта и глухой, слепой надежды, которую она видела у десятков предпринимателей, приблизившихся к самому краю. Его разум уже был взят в плен золотым миражем. Ее слова, ее трезвый анализ теперь были для него лишь помехой, шумом, который нужно заглушить.

Леопольд закрыл глаза на секунду. Внутри него боролись два человека. Первый – прагматик, выживальщик, циничный плут, знающий цену каждой копейке и каждому слову. Второй – усталый загнанный зверь, который отчаянно хотел хоть одной, пусть и самой безумной надежды, одного шанса вырваться из капкана обстоятельств. В этот раз, под оглушительный гул отчаяния и под ослепительный свет оливерова «знака», верх взял второй.

– Хорошо, – сказал он хрипло, открывая глаза. В них не было огня, лишь пустота и решимость идти до конца. – Берем пакет «Seed Guardian».

Процесс занял десять минут, которые показались Леопольду вечностью. Макс, ловко орудуя на планшете, создал для них криптокошелек на каком-то малоизвестном сайте, загрузил в него «сид-фразу» из двенадцати случайных английских слов (Леопольд заставил его повторить эту фразу трижды, пока записывал ее в notes на своем древнем телефоне, батарея которого вот-вот должна была разрядиться), и принял перевод. Четыре тысячи рублей и сто пятьдесят евро, конвертированные по сомнительному курсу, растворились в цифровой сети без следа. На экране планшета расцвел примитивный пиксельный лес – сто одинаковых стилизованных деревьев, каждое со своим номером и «сертификатом».

– Поздравляю, хранители! – Макс пожал каждому руку. Его хватка была крепкой, уверенной, как у спортсмена. – Теперь вы – часть экосистемы будущего. Не забывайте стейкать токены в нашем пуле для получения пассивного дохода. И обязательно следите за нашим телеграм-каналом. Там скоро такие анонсы, ох!

Они вышли из лофта «Арма» в уже спускающиеся сумерки. Ослепительный белый свет сменился грязно-оранжевым светом уличных фонарей. Давление в ушах, создаваемое гулом голосов и серверов, наконец спало, оставив после себя звенящую тишину. Оливер шел, высоко подняв голову, вдыхая холодный воздух, который казался ему теперь напоенным золотой пыльцой возможностей.

– Ты чувствуешь? – спросил он, повернувшись к Леопольду. Его голос звенел. – Мы сделали это. Мы вложились не в бездушные акции, не в грязные деньги. Мы вложились в жизнь. В вечность. В спасение.

– Да, – откликнулся Леопольд, но его голос был плоским. Он уже лихорадочно, на автомате считал в уме: 300% от четырех тысяч – двенадцать тысяч. Плюс рост от евро… Через месяц у них может быть больше пятнадцати, а то и двадцати тысяч. Хватит на три билета куда-нибудь и на первое время. Он чувствовал не эйфорию, а нервный дрожащий подъем, знакомый всем игрокам, поставившим на кон последнюю рубашку. Подъем, за которым всегда следует страшное падение. Но сейчас он гнал эти мысли прочь. – Мы сделали это. Теперь нужно выждать. Всего месяц.

Колетт шла молча, засунув руки в карманы своей потрепанной кожаной куртки. Она не чувствовала ни золотой пыльцы, ни дрожащей надежды. Она чувствовала лишь тяжелый неприятный осадок на душе, как после долгого общения с очень талантливым, но абсолютно беспринципным актером. Актером, который сыграл свою роль так блестяще, что ты на минуту забыл о сцене и зрительном зале. Но занавес опустился, и осталась лишь пустота и горький вкус обмана. Его зрачки не сузились. Ни разу. Даже когда он говорил о самом главном.

На следующий день, пока Леопольд, запершись в ванной, двадцать пятый раз перепроверял записанную seed-фразу, а Оливер медитировал, пытаясь увидеть, как их «цифровой лес» растет и сияет в мире, Колетт взяла у Леопольда его древний, громко шумящий кулером ноутбук. Он нехотя отдал, предварительно закрыв все вкладки и стерев историю поиска с маниакальной тщательностью человека, которого преследуют.

Она забила в Google «EcoNFT отзывы». Первые ссылки вели на глянцевые сайты о стартапах и технологиях, перепечатавшие пресс-релиз Макса слово в слово. Затем она добавила к запросу «скам» и «развод». На форуме о криптовалютах, затерянном среди спама, она нашла тему: «EcoNFT – куда делась команда? Анонсы были яркие, а теперь тишина». Последнее сообщение – вчера вечером.

«Вложил 50к, токены на кошельке висят, сайт не грузится уже три дня. В тг-канале админы молчат, модераторы банят за вопросы».

«Тоже купил пакет «Early Bird». Писали, что вся команда ушла на недельный ретрит в горы для медитации и проработки вижена следующей фазы. Это вообще нормально?»

«Ребят, кажется, они просто меняют название. Видел в твиттере упоминание какого-то «EcoMetaGreen». Походу, ребрендинг. Надо ждать, пока выплывут с новой белой бумагой».

Сердце у Колетт упало каменной глыбой в ледяную воду. Пальцы похолодели. Она перешла по сохраненной в истории ссылке на официальный сайт проекта. Вместо стильного цифрового леса и графиков роста браузер выдал сухую безликую ошибку 404 – «Страница не найдена». Она нашла телеграм-канал. Последнее сообщение от администратора, подписанное «Команда EcoNFT», датировалось позавчерашним днем:

«Дорогие хранители и хранительницы! Для глубокой синхронизации с духом леса, перезагрузки и генерации прорывных идей для Phase 2 уходим на цифровой детокс и медитативный ретрит в место силы. Обратная связь будет через 7-10 дней. Держите стейки! Помните: настоящая сила – в сообществе! Зеленее вместе! 🌳💚»

Под постом висело несколько десятков комментариев с восторженными смайликами и вопросами о дате листинга. На вопросы никто не отвечал.

Она откинулась на спинку стула, глядя в потолок, покрытый трещинами. В ушах стоял гул, но не от серверов «Армы», а от оглушительной давящей тишины, которая наступает, когда твои худшие подозрения подтверждаются.

Она позвала Леопольда. Тот вышел из ванной, все еще с легкой напряженной улыбкой на лице – улыбкой человека, заставившего себя поверить в чудо.

– Что там, Колетт? – спросил он, пытаясь звучать легко. – Нашли наши деревья в Forbes? Или, может, нас уже позвали на вручение экологической премии?

Она молча развернула к нему ноутбук и указала пальцем – сначала на строчки форума, потом на белое поле с ошибкой 404, потом на идиотский издевательский пост про «медитативный ретрит». Леопольд наклонился к экрану, прищурившись. Улыбка сползла с его лица, как маска, унесенная внезапным ледяным ветром. Он читал медленно, шевеля губами, впитывая каждое слово, каждую цифру. Цвет, и без того небогатый, отступил от его кожи, оставив землистый усталый больной оттенок. Он прочитал все до конца. Потом поднял голову и посмотрел на Колетт. В его темно-карих глазах не было ни злости, ни даже отчаяния. Там была пустота. Полная, бездонная пустота человека, который только что осознал всю глубину собственной глупости.

Оливер, почуяв неладное, подошел сзади, заглядывая через плечо.

– Что случилось? Сайт не работает? Может, это технические работы…

– Случилось то, – тихо, без единой интонации, почти шепотом сказал Леопольд, перебивая его, – что мы только что заплатили четыре тысячи рублей и полтораста евро за очень дорогой и очень наглядный урок о мошенничестве. – Он сделал паузу, проглотив ком в горле. – Мы купили воздух, причем дважды.

Оливер посмотрел на экран, потом на мертвенное лицо Леопольда, потом снова на экран, пытаясь понять слова, которые не укладывались в его картину мира. Золотое сияние в его восприятии не погасло сразу и безболезненно. Оно дрогнуло, как от удара, померкло, исказилось, превратившись в грязно-желтый болезненный рваный отсвет, как от разбитого уличного фонаря в густом вонючем тумане. Он почувствовал во рту вкус этой «удачи» – вкус окислившегося металла и пепла.

– Но… сияние… – пробормотал он, и в его голосе впервые зазвучала не вера, а мольба, мольба о том, чтобы мир оказался таким, каким он его видел. – Оно было таким чистым…

– Сияние было не над лесом, Оливер, – с горькой, усталой усмешкой сказала Колетт. – Оно было над удачной, хорошо упакованной аферой. Похоже, твой дар, как и мы все, еще не научился отличать блеск настоящего золота от дешевого блеска мишуры. Или не хочет учиться.

В комнате повисла тягостная, давящая тишина, нарушаемая лишь натужным гулом старого компьютера и далекими безучастными гудками машин с улицы. Их побег, их мечта о спасении только что развеялась, как туман. Они стояли на краю, и почва уходила у них из-под ног.

А в это время где-то в Москве, в другой, более фешенебельной ее части, молодой человек по имени Максим, уже в новой, еще более дорогой футболке с надписью «MetaFlow Advisory», заказывал на полученные «микро-ангельские» инвестиции очередной органический смузи, листая ленту LinkedIn в поисках следующего тренда, следующей красивой истории для продажи. Он чувствовал легкое приятное удовлетворение от хорошо проделанной работы. Еще один раунд закрыт. Пора двигаться дальше. Ведь будущее не ждет.