Разнопланетяне

Глава 2

Давным-давно замок Калзин принадлежал наследникам Марии Стюарт. Среди них были епископы и военачальники, придворные и помещики. Но шли века, и потомки весёлой королевы разбрелись по свету. Родовой замок перешёл в чужие руки, а графский титул затерялся в ветвях генеалогического древа. Родичи разъехались в Америку, в Ирландию, в Европу. Но были и те, кто остался на южном побережье Шотландии, в Эйршире.

Один из них выбрал стезю католического священника и дослужился до сана настоятеля церкви святого Катберта в посёлке Мейбол. Он вёл праведную жизнь, в кошельке не водилось ничего, кроме слова божьего. В жёны ему досталась благонравная шотландка, покладистая и чтившая мужа не за страх, а за совесть.

Весной 1983 года у священника родился первенец – дочь. «Ничего страшного, – подумал счастливый отец, – мальчик будет следующим». Но два года спустя жена снова родила ему дочь. «Зачем мне столько девочек? – кротко спросил жену священник. – Роди мне мальчика, чтобы вырос таким же, как я, но стократ лучше. Чтобы продолжил дело рук моих, чтобы исполнил мечты, кои не дал мне исполнить Господь!»

Жена стала молиться усерднее, жизнь её обратилась в житие. И вот в 1988 году милость небес снизошла на святого отца. Родился я, Джон Фрэнсис Кеннеди.

В середине девяностых прошлого века в Мейболе не цвели ни сады, ни надежды. Только лужи. Но они были столь велики, что стали центром притяжения всего города. Взрослые видели в них трясину, куда провалились их надежды на лучшую долю. А детям лужи представлялись морями, где сходились в битве флотилии кораблей, наперегонки мчались клиперы и хозяйничали флибустьеры.

Памятным летним днём я вёл «галеон» с западного берега на восточный, из Перу в Испанию. Двенадцать мальчишек толкали шестами тяжелогружёный плот через Атлантику. Я не принимал участия в физических упражнениях: сын приходского священника имел достаточный вес в обществе, чтобы командовать судном. Солнце жарило на удивление сильно, и над океаном висело белёсое марево. Капитан Кеннеди самоуверенно улыбался из-под шляпы с широкими полями. До Севильи оставалось всего пятнадцать минут плавания.

Нас взяли на абордаж через десять.

Два маленьких плотика, юрких, как бригантины, возникли из молочной дымки с обоих бортов. «Отталкивайте шестами!» – закричал я. Пиратские кораблики выглядели игрушечными, но ужас заключался в том, что десант находился не только на их палубах. Полтора десятка нападавших, рассредоточившись по кругам, матрацам и старым доскам, держались за борта бригантин, готовясь к штурму.

По правилам игры, на борту галеона не было защитников – только груз, моряки и капитан. Абордажные команды рванулись из воды, будто щупальца кракена, цепляясь за ноги, стаскивая испанцев в холодные воды. Меня поставили перед командиром пиратов. Тут-то я и получил свой первый удар в лицо.

Это было так унизительно, так обидно, подло и дико, что я впал в какое-то безумие. Плакал, выкрикивал грязные ругательства, лез кусаться. Но меня крепко держали и смеялись, смеялись, смеялись… Издевательский смех прочно засел в голове, и этому следовало положить предел.

Планирование мести сделало из меня отшельника, неустанно шептавшего приговор врагу: «Никто не смеет ударить Кеннеди безнаказанно!» Я откладывал день икс, выверяя каждую деталь плана, но однажды отец провозгласил:

– Мой единственный сын, – мама носила двойню, однако священник не доверял её чреву, – сын, который продолжит мой путь! Ты достоин большего, нежели захолустная школа на краю ойкумены! Я решил отдать тебя в столичный лицей. В Эдинбурге ты поселишься в пансионате родственницы нашей доброй прихожанки. Она присмотрит за тобой, а мы будем навещать тебя не реже, чем дозволит Господь.

Отцовское слово прозвучало неожиданно и чудесно. Как жаль, что отомстить не удастся, и как славно, что не по моей вине!

Прочь от косых взглядов, от Мейбола, от добродетельной бедности! Мне стукнуло семь, и ничто не могло омрачить радость. Меня не волновало даже то, откуда у сельского священника деньги на учёбу сына в большом городе. А деньги имели вполне конкретное происхождение.

Джеймс Кеннеди всю жизнь сторонился американских родичей. Почитал неправедными власть и влияние, полученные по праву рождения. Теперь же речь шла о судьбе сына, и святой отец отложил свою гордость в сторону. Он потребовал помощи у троюродных кузенов:

– Мы же Кеннеди, в конце концов!

– Стало быть, ты больше не кошка, которая вылетит – не поймаешь? – спросил дядя Оуэн. Видимо, это значило «деньги найдутся», потому что осенью я отправился в Эдинбург.

Здесь было всё как в Мейболе, только город сжимал меня со всех сторон. Луж было мало, а человеческого тепла – и того меньше.

В школе Джорджа Херриота я был самым бедным учеником, денег из дома едва хватало на еду и тетради. Одежду приходилось беречь изо всех сил, на покупку обновки средств не было.

Как-то раз я топтался у витрины магазина, изучая бейсболку за стеклом. Она была единственной вещью, которую я мог себе позволить, если б откладывал все свои деньги. Двадцать пенсов в кармане как бы говорили: «У тебя впереди вся жизнь, чтобы накопить на неё».

И тут кто-то меня толкнул:

– Нехрен здесь шляться.

Высокий парень собрался пройти мимо, но вдруг замедлил шаг:

– Эй, малец, а я тебя уже видел!

– Извините… – пролепетал я, не сводя с него глаз. Куртка с лампасами, тренировочные брюки, белые рокпорты и клетчатая кепка – живой манекен!

– Чё, на фирму́ бабок не хватает? Я Малки, а тебя как звать? Не тушуйся, пацан, приходи завтра – возьмём тебе Fred Perry!

Так я и влип в делишки эддинбургских гопников. Воспитанник элитной школы был для них настоящим сокровищем – кто заподозрит такого в воровстве?

Меня обучили срезать бирки в мастерской в Лите, где их пришивали на дешёвые шмотки, которые затем продавали втридорога. Кроме ловкости с бритвой, я узнал как различать бренды по стоимости, и самое главное – перестал быть один.

Первое дело я будто бы намеренно старался завалить: забыл задёрнуть штору в примерочной, уронил бирку на пол, сопел от страха так, что оборачивались покупатели… И всё могло бы там и закончиться, но продавец нарочно смотрел в другую сторону.

Потом я таскал мешки с поддельной одеждой и срезал столько бирок, сколько вьетнамские дети не пришивают за год.

Незадолго до тринадцатого дня рождения меня окликнул старшеклассник на пороге пансионата:

– Так-так-так, кто это у нас тут? – Он обошёл меня кругом. – Неужто подпевала Малки? Лакоста, рокпорты – икона стиля!

– Чего пристал?

– Язык придержи, борзый слишком! Чтоб завтра явился на стрелку в Грайтоне, а не то мусора быстро узнают о твоих художествах.

– Врёшь… – выдохнул я, но он уже уходил с победой ухмылкой. Я удивился: «А меня-то за что?» и побежал в мастерскую.

Коморка гудела сердитыми голосами. Суть спора до меня не дошла, но отдельные слова показались знакомыми. Вот только в реалиях уличного бизнеса они звучали нелепо:

– Укрупнение производственных мощностей даст мультиплицирующий эффект!

– Не лезь не в своё дело, Малькольм! Гляньте на него! Молоко на губах не обсохло, а уже бизнес-планы строчит!

– Ты не понимаешь! Объединение трёх артелей придаст нам вес!

– Отвали, мальчишка! – рявкнул мастер так, что я вздрогнул. Меня заметили и сразу переключились на высмеивание моих переживаний:

– Да кому ты нужен! Нашлось бы за что сдать – давно бы сидел. А этим бакланам просто загорелось выманить на стрелку кого-нибудь поважнее.

Так я и Малки оказались в раздолбанной «Фиесте» за гаражами в Грайтоне. У меня тряслись поджилки, стекло в сумке тревожно звякало.

– Уже вы-выходить? – пролепетал я.

– Нет, малец. Эта вечеринка для чётких парней.

Малки достал из сумки две пустые бутыли и положил их на колени. Старенький «Вокс» стоял наискось перед нами, возле него отирались конкуренты. – Посмотри на этих придурков! Думаешь, они пришли чесать кулаки? Да хрен там. Снести конкурента и урвать мой кусок – вот что им надо!

Он хмыкнул и мечтательно добавил:

– А ведь как хорошо было бы просто подраться! Без этих чёртовых рыночных отношений… Ладно, щегол, будет тебе сейчас урок прикладной экономики.

Малки вывалился из машины, разбил бутылки об асфальт и рванул на противников с «розочками».

Драка мгновенно обернулась свалкой. В ход пошли пряжки ремней, цепи и ножи. Враги повалили Малки, но остановить его было невозможно. Вид кровавого клубка парализовал меня, и я дал дёру только услышав полицейские сирены.

Все контакты с мастерской прервались. Я ждал вызова на допрос, но неделя шла за неделей, а мною никто не интересовался.

Тот день никак не выходил у меня из головы. Он настойчиво требовал моего внимания, его важность обесценивала любые события.

Я начал слушать экономические новости, и на фоне равнодушия ко всему прочему, они вызывали у меня хоть какой-то интерес.

Вот почему, когда пришло время выбирать университет, я подал документы в «Куин Мэри» на экономический факультет. Не потому что хотел, а потому что больше некуда было идти.

Первый год обучения в университете оплатил Фонд Кеннеди. Будущее казалось безоблачным. А зимой умер святой отец.

Весь Мейбол рыдал не меньше недели, мама окаменела от горя, десятилетние близняшки заходились в плаче, а старшие сёстры стоически скорбели. Я примчался на первом же поезде и помог готовить похороны. Для меня его смерть была особенно тяжёлой.

Оказывается, последние годы мама жила под гнётом маниакального желания отца пожертвовать всей семьёй ради моего блестящего образования. Старшие дочери остались сельскими простушками, а младшие становились таковыми на глазах матери. Все деньги уходили на моё содержание. И едва тело святого отца остыло, моя добрая мать потребовала от американских богатеев переключиться на финансирование близняшек. Как объяснил мне позже дядюшка Оуэн, ему было безразлично, чьим ртом диковатые родичи едят с руки. Мальчик уже получил сполна, и теперь надо кормить девочек? Что ж, договорились, если это поможет приручить дикарей.

Оплата следующего курса не пришла. Моя благонравная мать объяснила это тяжёлой утратой, поставившей семью на грань выживания.

– Ты же умненький мальчик, Джонни, ведь правда? Правда? Умненький и учёный. Почему ты должен платить за учёбу? Это тебе обязаны платить! И ещё пусть спасибо скажут, что ты к ним ходишь! Тебе же раз плюнуть получить грант! Да они тебя умолять должны учиться в их альма-матери! А мы все будем молиться за тебя, дорогой мальчик! Не забывай писать почаще! Целую!

На мой запрос фонд Кеннеди ответил, что программа поддержки закончилась, и претензии не принимаются. Финансовый отдел университета рекомендовал просить помощи от факультета, но и там меня ждал отказ из-за невпечатляющих успехов в учёбе.

Однако возможность преодолеть трудности всё ещё была. Я взял студенческий кредит и стал подрабатывать ассистентом в Центре глобальных финансов университета.

Но самым удивительным моим достижением стала любовь Магды Свон. Чем ей приглянулся прыщавый студент – ума не приложу.

Иногда Магда шептала мне на ухо: «Я тебя сейчас трахну. Покрою, как конь кобылу», и мы, трясясь в горячке, бежали искать запирающийся уголок посреди шумной вечеринки.

У этой коняшки имелся лишь один изъян – супруг. Пока она прохлаждалась в Англии, шатаясь по клубам и магазинам, мистер Свон пахал без передышки в Америке. Впрочем, его труд маркетинг-директором «Аллерган» имел для меня и очевидные плюсы. Например, Магда не только покрывала меня, но и покровительствовала.

Моя способность легко излагать на бумаге сложные экономические материи вызывала у неё почти материнскую гордость. Однажды летом Магда представила меня своей подруге.

Гвинет Сникетт возглавляла редакцию престижного, но скандального журнала «Хроники Замочной Скважины». О работе здесь бедному студенту не приходилось и не мечтать!

Главред не склонна была потакать прихотям подруги, и место курьера – это всё, что она могла мне предложить. Но Магда настаивала и добилась своего: я получил тестовое задание.

От меня требовалось составить лаконичный ответ на обвинение автора экономической колонки в некомпетентности. «Обозреватели „Хроник“ – пророки без пророчеств; они громко рассуждают о рынке, но никогда не предсказывают будущего» – такое, конечно, нельзя оставлять без ответа. Полчаса спустя я выдал следующий текст:

«Вам нужны предсказания – обращайтесь к астрологам. Если они верно предскажут курс фунта хотя бы на неделю, я выброшу университетский диплом и уступлю место гадалкам. Но пока знаки зодиака не докажут свою полезность, прогнозы экономических аналитиков – это единственное, на что можно всерьёз рассчитывать».

Я стал стажёром в экономическом отделе, а вскоре дослужился и до полноправного члена команды.

Моя студенческая жизнь закончилась в том же году, и я снял маленькую меблированную квартирку в Баркинге, всего в часе езды от редакции.

Что же касается моего романа с миссис Свон, то однажды в наше любовное гнёздышко вошёл парень с фотокамерой. Мигнула вспышка, и следом в дверях появился мистер Свон.

Магда закричала, а я забулькал, дёргаясь в ритме ударов по лицу. Муж и жена объяснились над избитым любовником, мир между Свонами восстановился. Ибо кто такой этот мальчишка? Безымянный ублажатель, дилдо на ножках! Я же думал иначе.

За долгие годы детства и юности меня били не раз. Но всегда находились непреодолимые обстоятельства, мешавшие мне отомстить. Сейчас было по-другому. Обида жгла изнутри.

Планирование мести Свону заняло многие месяцы и сделало из меня форменного психопата. Я изучил социальные сети в поисках инструмента возмездия. Я нашёл молоденькую координатора клинических исследований «Аллерган», которая проводила Рождество в Лондоне. Я как бы случайно встретился с ней. Я вытянул из девочки подробности работы над «Ботокс плюс», чья формула давала годичный эффект разглаживания морщин. Я получил от неё данные тестов, которые начальство заставляло игнорировать. Мы вместе изучили старые отчёты конкурентов, просмотрели судебные дела против гигантов индустрии, провели десятки интервью с участниками клинических испытаний.

Я убедил нас обоих в том, во что хотел верить сам: подозрения обоснованы, несмотря на отсутствие прямых доказательств.

Затем я написал статью «Жертвы красоты»: 1,5–3% случаев – аллергическая реакция, 0,1–0,3% – некроз тканей. Эти цифры выходили далеко за рамки официальных данных «Аллергана», заставляя внутренних рецензентов журнала задаваться вопросом: «А вдруг действительно имеется подлог?».

Требовалось ещё многое сделать для отмщения. Одной статьи в «Хрониках» явно не доставало, чтобы уничтожить обидчика. Но я не отступлюсь, пока не уничтожу мистера Свона!

И сейчас, на пороге сладкой мести, что стало со мной? Разве моё счастье озарило небо, как вспышка сверхновой? Ха! Как бы не так.

Почему я, при всей своей расчётливости, всегда оказываюсь в проигрыше? И даже победы мои подобны пирровым! Что творится с этим миром, где такие, как я, прозябают среди отстающих?!

Я лежал на кожаном диване, оставленном мне хозяином квартиры, и слушал тихий храп Винсента. Другой Винсент бесшумно спал в прихожей на топчане. Мои руки затекли, так как были примотаны скотчем к ножке дивана. Винсентов не интересовало, в каком виде я предстану перед особой королевской крови.

Глава 3

Эта ночь мне не понравилась. Не смог заснуть, в голове был ветреный хаос. Я проникся жалостью к себе и отвращением к головорезам дяди Оуэна. Да и поездка во дворец вызывала не интерес, а представлялась чем-то вроде школьных уроков: пустая трата сил, избежать которой можно, только тяжело заболев.

Утром мои тюремщики умыли меня, побрили и одели самым унизительным способом. Я бился как лев за остатки человеческого достоинства, но мучители попались сильные и мотивированные.

– Ты ведь родня Оуэну Шрайверу? – усмехнулся Винсент. – Тогда тебе повезло, будет обслуживание по-семейному, а не как мистеру Шрайверу на Колыме в девяностых. И чтобы самим не нарваться на что-то похуже русской тюрьмы, его приказ мы выполним, чего бы тебе это ни стоило.

Я смирился под влиянием грубой силы и позволил усадить себя в автомобиль. Всю дорогу я гадал: куда и зачем меня отправляют? Для внедрения в колумбийский картель? Как подсадную утку в камеру террориста ИРА?

У служебного входа Букингемского дворца наш «роллс-ройс» остановился, и Винсент, выйдя первым, доложил гвардейцу:

– Прибыл Джон Кеннеди.

Тут же подошёл лощёный тип в костюме и подмигнул Винсентам:

– Ах, доставка! Да-да, представляю, какое облегчение сдать такой ценный груз, – и кивнул в мою сторону.

– Эй! Я не вещь, мистер! Я господин Кеннеди!

– Без сомнения, сэр. Не волнуйтесь. Следуйте за мной.

Винсентов оставили за порогом дворца, а меня отвели в один из сотни королевских офисов. Кабинет оказался небольшим, выдержанным в британских традициях: бежевые стены, строгая лепнина, старая, но добротная мебель.

Один из стульев страдал под неприятного вида типом, моим ровесником. Тот никак не мог устроиться и ёрзал на сиденье, извлекая из деревянной конструкции пронзительные звуки. Кошачий концерт парень дополнял сдавленными восклицаниями. Его сосед вынужден был на всякий случай пересесть подальше.

Я занял место у порога, продолжая гадать: меня обменяют на заложников в Бирме? Отправят в Сингапур с героином в прямой кишке?

Бежавший от нервного субъекта человек мог бы служить разведчиком, столь заурядную внешность он имел. Ударившиеся об него мухи, наверное, говорили: «Пардон, не заметила». Невзрачным был и его твидовый пиджак, и соломенные волосы, и даже выражение лица его казалось шаблонным. Я даже принуждён был пристально посмотреть на него дважды, так как забыл о нём, едва отвёл взгляд.

В дальнем от входа углу дремал упитанный старик. Он походил на Санта-Клауса, лишённого красного кафтана и упряжки оленей.

Каждый делал вид, что других в комнате не существует.

Дверь распахнулась, и лакей объявил:

– Его Высочество Чарльз, принц Уэльский!

Я мельком взглянул на последнего гостя офиса. Мужчина производил впечатление деятеля искусств, возможно, поэта или художника. Что-то одухотворённое читалось в его позе.

Не теряя более ни минуты, явился сам Чарльз Виндзор. Следом за Его Высочеством вошёл слуга с креслом на колёсиках, и принц расположился у дальней стены лицом к нам.

– Доброе утро, господа. Какие замечательные лица! Такие не жаль увидеть и в последний миг жизни, не правда ли? Но не будем забегать вперёд, у нас деловая… хм.. встреча, так что перейдём сразу к повестке дня.

Принц Уэльский держался, словно профессор, который читает лекцию. Говорил размеренно, с паузами, как бы давая возможность туповатым студентам законспектировать свою речь. Он часто поправлял манжеты, и я заподозрил, что внутри спрятаны шпаргалки.

– Для начала я представлю вас друг другу. Уж простите мне стариковскую причуду, но я буду называть вас так, как привык. – Он доброжелательно кивнул непоседливому молодчику: – Отныне вы – Макс Смит. Не спорьте. Фамилии в нашем предприятии совершенно не нужны.

Чарльз улыбнулся поэту, которого нарёк Бенни Смитом, и мне, назвав тоже Смитом, но только Джоном. Псевдоним убедил меня в том, что принцу прекрасно известно, кто мы такие, но он не придаёт этому никакого значения. Когда же очередь дошла до пожилого толстяка, он произнёс: «А к вам, сэр, мы будем обращаться Адмирал Нельсон».

Затем принц нахмурил брови и пробормотал: «Кого-то недостаёт…» Неприметный человек тут же поднял руку, и я с трудом вспомнил о его существовании. Он попытался представиться, но принц ему помешал:

– Ах да, конечно… Кто это у нас? Том? Нет, Томас… Нет, пусть будет Том. Том Смит. Всё равно вас никто не запомнит. – Этот момент вызвал раздражение Чарльза, но ненадолго.

– Ну вот, с самым важным разобрались, – констатировал он. – Теперь осталось прояснить некоторые детали, и все препоны перед отправкой вас в космос исчезнут. Прошу меня извинить, оговорился. В будущее, естественно, а не в космос!

– Простите… Вы сейчас всерьёз? – выразил общее изумление Том.

– Кто это сказал? – Удержать в памяти Тома удавалось принцу с трудом. – Ах, опять вы… Да! Нынче вечером всех вас… хм… да… отправят в прекрасное далёко. Вы будете первыми современниками, испытавшими такой невероятный опыт!

– Это что, какой-то эксперимент? – Том прямо-таки снял вопрос у меня с языка.

– Послушайте, мистер Смит! – Принц Уэльский начинал раздражаться всерьёз. – Вы задаёте вопросы, которые не имеют значения. Вам скажут «будущее» – и этого довольно. Скажут «далёко» – и это всё, что вам нужно знать!

– Прошу прощения, Ваше Высочество, – Том сел и тут же исчез из памяти присутствующих. Принц надолго сосредоточился на поддёргивании манжетов и преодолении вспышки гнева. Мы ждали его в тишине.

– Так, где нас прервали? Ах да. Я хочу изложить некоторые обстоятельства вашей грядущей поездки. Месяц назад в канцелярию дворца обратилась Амалия Диккенсон с просьбой об аудиенции. Она желала поговорить с королевой о военной помощи её стране.

У меня в голове что-то дзынькнуло, да так звонко, что я чуть не воскликнул: «Уоу!» Как видно, заготовка консервов сейчас получит объяснение!

– Дежурный администратор коротко переговорила с просительницей и твёрдо выразила уверенность в том, что Букингемский дворец не место для розыгрышей. Судите сами, как можно было отнестись с доверием к женщине, которая утверждала, что прибыла ко двору королевы Великобритании с помощью машины времени!

– Господь всемогущий… Да таких сумасшедших вокруг пятеро на десяток! – впервые подал голос толстяк, названный Адмиралом Нельсоном.

– Верно подмечено, сударь, благодарю вас! И Бедлам непременно получила бы новую пациентку уже на этапе диалога с администратором, если бы та не решила переложить ответственность на начальство. Начальству же миссис Диккенсон предоставила ошеломительное доказательство достоверности своей истории, что и заставило нас отнестись к гостье очень внимательно!

– И что же это? – спросил Том Смит. Чарльз был так увлечён рассказом, что не стал одёргивать Тома. Он воскликнул, как если бы ждал подобного вопроса:

– Книга! Инкунабула, первый оттиск Библии Гуттенберга! Более того, не просто экземпляр из первого тиража, а именно та самая Библия, которая прямо сейчас хранится в Британской библиотеке!

– Не может быть…

– Может, уверяю вас! Обе Библии тщательно изучили. Крошечные фрагменты реликвий подверглись разрушению ради установления истины. Анализ чернил, бумаги, следов печати показал, что это не подделка. Инкунабулы оказались идентичными во всём, кроме одного. Издание, полученное от миссис Диккенсон, превосходило возрастом книгу из Британской библиотеки на пять веков. Вопрос встал не «правда ли книга из будущего?», а «что теперь с этим делать?!».

Не переводя духа Чарльз, принц Уэльский обратился к выводам из лекции.

– Таким образом, есть две версии объяснения феномена. Либо миссис Диккенсон – изобретательная мошенница, и тогда вы, господа, нам не нужны, либо она и впрямь привезла книгу из будущего. Второй вариант открывает заманчивые перспективы и сулит большую выгоду. Именно исходя из этого соображения мы собираемся отправить вас на родину миссис Диккенсон. Разве не любопытно, джентльмены?

– Нет, – проворчал нервный тип.

– Как удачно сложилось, что ваш голос не является решающим! А ваше «нет» оставьте для дам – там оно будет уместнее. Итак, если по вводной части вопросов больше нет, то можно смело переходить к вашим обязанностям.

– Прошу меня простить, – раздалось откуда-то сбоку. Я покрутил головой: кто это? Ах да, Том Смит! Полностью о нём забыл! – Прошу прощения, а как мы попадём в будущее?

– Томас, успокойся, ради бога! – сдержанно предостерёг толстый старик, Адмирал Нельсон, но опоздал.

Принц вспыхнул, как фитиль на пороховом складе. Наверное, ему чрезвычайно некомфортно было отвечать на вопросы посреди лекции. Чарльз выпрямился в кресле и прищурившись стал искать источник раздражающих звуков. Адмирал указал в сторону Тома.