Бункер (записки Аллана Рамсэя)

– Что это? – спросила Салли.

– Это Йейтс, антология, – говорю я, скрывая радость, и протягиваю Салли книгу.

– Ну и что мы узнаем из этой книжонки того, чего мы не знали раньше, – Салли лениво полистала книгу и заглянула в самый конец. – Шестьсот двенадцать страниц! Это же п..ец какой-то! – Салли протянула мне книгу обратно. – Да уж, Рамсэй, какой-то х..нёй ты занимаешься!

Это был, пожалуй, самый длинный наш разговор. И даже после него я не разлюбил её.

Затем в туалете, в котором она так любили отдыхать от всех, Салли едва не умерла от передозировки. Её еле откачали. А потом она с родителями эмигрировала в Мельбурн, и на удивление быстро забылась.

Я даже и не помню, как Эйлис вошла в моё сердце. Мы стали чаще видеться, когда я поступил в Кембридж на искусствоведа, и отправлялся с братом и Джеймсом на уик-энд не к родителям, а в Ливерпуль к их женам, или в какой-нибудь другой город. Часто и Эйлис с Джеймсом гостили у нас в Лотиэне или в Кинг-Кроссе. Я сдержал слово, и научил Эйлис кататься на лошадях, что не особо нравилось Джеймсу, который не то, чтобы не любил, а как-то побаивался лошадей. Во время лошадиных прогулок мы всегда о чем-то оживлённо болтали с Эйлис. Но я даже не мог и подумать, что у меня могут возникнуть к этой девушке какие-то чувства. Даже не в том дело, что Эйлис была женой лучшего друга моего брата, просто я был из тех людей, для которого разница в возрасте, а Эйлис была старше меня на два года, много значит. В начальных классах разница в два года огромная, как между средними веками и Ренессансом, и чем дальше по годам, тем разница ощущается все меньше и меньше. В мои восемнадцать разницу к двадцатилетней Эйлис я всё-таки ощущал довольно сильно, хотя мои сокурсники, поднаторевшие в любовных похождениях куда больше меня, утверждали, что самые лучшие женщины это за сорок, которые «и умеют, и научат, и претензий не предъявят». У меня же те дни, когда неженатый брат снимал девочек и толкал меня хмельного в их объятия были далеко позади, а настоящей девушки у меня никогда не было, хотя я нравился многим одноклассницам и однокурсницам. Даже стихи им посвящал. Но я был однолюбом. И объекты любви так и не знали, как сильно я их любил. Ни Салли, ни Бонни, которая была до неё из параллели, ни болезненная Софи, которая умерла в пятом классе от рака.