- -
- 100%
- +
Редактор Александра Александровна Пашкова
© Александр Сергеевич Варцев, 2025
ISBN 978-5-0068-5564-9
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Мысли только о нем
Ее ресницы дрогнули, она ощутила, как теплые лучи солнца касаются ее кожи. Город за окном жил своей жизнью, но здесь, в этой уютной комнате, время словно остановилось, подарив им драгоценную паузу.
Их пальцы переплелись, словно тонкие нити, сотканные из нежности и тепла. «Я тебя люблю», – выдохнул он едва слышно, и эти слова повисли в воздухе, наполняя пространство вокруг обещанием счастья. «Я буду тебя беречь», – добавил он, но она уже не слушала. В её сознании звучало только одно: все её мысли были лишь о нём.
Они лежали неподвижно, боясь нарушить это хрупкое мгновение. Их дыхания сливались в одно, а на грани реальности и мечты стиралась граница между ними.
– Думаешь, это навсегда? – спросила она, не открывая глаз.
Он ответил ей тихим, уютным смехом и прижал её руку к своей груди.
– Разве это так важно?
За стенами комнаты кипела жизнь, но здесь, в этом мирке, созданном из шепота и прикосновений, существовали только они. Безрассудные мгновения, вырванные у вечности.
И снова – только мысли о нем.
Шепот тростника
В тот вечер, когда небосклон окрасился в лиловые тона, а воздух пропитался ароматом влажного тростника, он увидел ее. Она стояла у кромки воды, и ветер нежно перебирал ее волосы, словно искусный музыкант играл на невидимой арфе. Он не подошел сразу, лишь наблюдал, ощущая, как в глубине души зарождается нечто неописуемое, подобно первому стихотворению, записанному на полях тетради.
Их разговоры о любви были редки. Она не принадлежала к тем, кто открыто выражает свои чувства, не из тех, чьи эмоции вспыхивают ярко, но гаснут быстро, как кратковременные летние ливни. Ее любовь была тиха, словно эхо, отражающееся от скал, или шепот волн, оставляющих на песке едва заметные следы, которые тут же смывает прилив.
Иногда они покидали город, отправляясь туда, где в сумерках заливались песней соловьи, а звезды, отражаясь в речной глади, словно рассыпанные серебряные ноты, мерцали в воде. Время утрачивало свою власть над ними, и они словно парили сквозь мгновения, переходя из одного мира в другой, где существовали лишь ветер, музыка и ее рука в его руке.
Однажды он задал ей вопрос:
– Ты слышишь?
– Что? – она подняла взгляд, и в её глазах мерцали отблески костра.
– Как звучит любовь.
Она улыбнулась, и он понял, что она слышит то же самое: тихий, словно струна, зов, напоминающий цыганскую скрипку в ночной тиши, или сон, в котором есть место только для них двоих.
Им не нужны были слова, ведь все уже было сказано.
Люблю – но реже говорю об этом,
Люблю глубоко и без лишних фраз,
Как мелок тот, кто в суете рассвета
Свои цветы бросает напоказ.
Тебя я встретил – сердце зазвучало,
Как первый стих в тетради новичка,
Как тихий зов, что утро узнавало
Сквозь сон ветров и шепот тростника.
И время нам крыла не опускает —
Летим, скользя по граням тех миров,
Где соловей, май вечером встречая,
Тревожит тьму серебряным стихом.
Любовь звучит, как скрипка у цыгана,
Как эхо в скалах, спящих под луной,
Как отсвет звезд в ладонях океана,
Как сон, в котором только мы с тобой.
Тихая мелодия любви
Каждое лето, как и предыдущие пятьдесят, они проводили на уютной веранде. Николай аккуратно разливал ароматный чай в чашки из тяжелого фарфора с изящным синим узором, которые так радовали Люду. Старая яблоня протягивала свои ветви над крышей, а с реки дул свежий ветер, принося с собой воспоминания о тростнике и беззаботном детстве.
– Помнишь, как мы впервые оказались здесь? – Люда прикрыла глаза, словно пытаясь уловить эхо того далёкого дня в потоке времени.
– Конечно, помню, – улыбнулся Николай. – Ты тогда умудрилась уронить все бутерброды в воду.
– Ты бросился за ними, как будто это было самое важное дело на свете, – улыбнулась она.
Он рассмеялся, и морщинки вокруг его глаз сложились в узоры, напоминающие солнечные лучи.
Их любовь не была крикливой и навязчивой. Она проявлялась в тихих утрах, когда Николай готовил кофе на кухне, пока Люда ещё нежилась в постели. В том, как он бережно поправлял шаль на ее плечах, если замечал, что стало прохладно. В её привычке оставлять ему на столе книгу, открытую на самой интересной странице.
Дети давно выросли, разлетелись по разным углам, звонили по воскресеньям. Внуки шумно приезжали на каникулы, наполняя дом веселым смехом и топотом босых ног. А потом снова наступала тишина, и они оставались вдвоём. Тишина, которая для других могла бы показаться одиночеством, для них становилась волшебной музыкой.
Однажды вечером Люда вдруг сказала:
– Знаешь, мне кажется, я люблю тебя сейчас больше, чем в молодости.
Николай удивленно взглянул на неё:
– Как это возможно?
– Раньше я любила тебя за твою силу, за твой заразительный смех, за то, что ты всегда был рядом. А теперь… – она нежно провела рукой по его седым вискам, – теперь я люблю даже твои морщины. И то, как ты покряхтываешь, когда встаёшь с кресла. И то, как всё ещё краснеешь, когда я говорю что-то неожиданное.
Он взял ее руку, ощупывая узловатые пальцы, которые когда-то были такими тонкими и ловкими.
– А я люблю тебя, как последний романтик, – пробормотал он. – Как в восемнадцать лет.
Они сидели молча, слушая, как в саду запел соловей, тревожа ночную тьму серебряными трелями. Им не нужно было ничего объяснять. Все уже было сказано. Все уже было прожито. И все еще – впереди.
Простить нельзя забыть
Андрей ходит по комнате.
Паркет скрипит ровно в том месте,
где его жена Анна когда-то просила:
«Почини…»
Он не починил.
Теперь он наступает ритмично,
словно отбивает такт:
«Она сидела на полу…»
(пауза – глоток виски из трещиноватой рюмки)
«…и груду писем разбирала…» (из стихотворения Тютчева)
В голове всплывает:
«Почему Тютчев мог, а я – нет?
Он же тоже врал, пил,
а его до сих пор цитируют, боготворят.
Дверь распахивается – Сергей,
пахнет зимней сыростью и дешевым одеколоном.
«Ты что там бубнишь?»
«Сам ты бубнишь! Это Тютчев».
– Ты про того, кто встречался с девушкой? – спросил Андрей, затушив окурок в пепельнице.
– Да, с подругой его дочери, – ответил собеседник. – И у него были дети. Трое.
– А жена терпела. Потому что он гений.
– А если ты никто, то и грехи твои – мелкие, пошлые, как неоплаченный счет в баре.
Голос супруги Анны обрывистый, как старый пленочный диктофон.
«Тыы… не Тютчев.
У тебя даже сонеты не получаются.
Вчера… опять пахло духами.
Не теми, что я дарю себе на день рождения.
Мне уже стыдно спрашивать.
Подруги смотрят в тарелку,
когда я вхожу в кафе.
Как будто я – прозрачная.
Ты даже не представляешь,
как это – целовать тебя,
зная, что губы твои
только что были в другом месте…»
(Ее внутренний монолог, когда она собирает чемодан):
«Зачем я беру эту глупую кружку —
подарок его мамы?
Выбросить?
Но вдруг…
Нет.
Вдруг не бывает.
Только наверняка.
Наверняка – он не изменится.
Наверняка – я устала.
Наверняка – лучше одиночество,
чем эти ночи у окна,
где я считаю шаги
и гадаю:
его – или соседа?»
После развода жизнь становится похожа на скрип несмазанной двери:
Холодильник гудит как больной.
Внутри – полупустая банка солёных огурцов
и вчерашняя пицца,
которую он даже не разогрел.
Телефон молчит.
Раньше он боялся, что Анна напишет.
Теперь боится, что не напишет никто.
(Внутренний монолог перед зеркалом):
«Слепота – это как медленный закат.
Сначала ты не замечаешь,
что краски стали бледнее.
Потом – очки уже не помогают.
Потом – мир расплывается,
как акварель под дождём.
Может, это наказание?
За что?
За Анну?
За тех женщин?
Или просто возраст
берёт своё?»
Анна стоит на пороге —
в руках пакет с апельсинами
(он всегда любил их).
«Ты… зачем?»
«Сын подруги рассказал…
Что ты почти не видишь».
Он отворачивается к стене:
«Мне не нужна твоя жалость».
«Это не жалость.
Это… я просто не смогла».
(Ее мысли, пока она моет пол):
«Почему я здесь?
Он ведь не изменился.
Те же сигареты на подоконнике.
Но когда я увидела его пустые глаза —
что-то внутри перевернулось.
Может, это старость?
Или глупость?
Или… просто некуда больше идти?»
(Они учатся жить заново – медленно, как дети)
Она водит его по врачам —
он ворчит, но ходит.
Однажды ночью он нащупывает её руку:
«Прости…»
Она не отвечает,
но не отнимает ладонь. (Его мысли перед сном):
Прежде я полагал, что жизнь должна быть яркой, наполненной увлечениями и приносить радость.
Теперь понимаю:
настоящее —
это её дыхание рядом,
это скрип кровати,
когда она ворочается,
это запах борща,
который я когда-то ненавидел…»
Они вместе, но прежнего уже не вернуть.
Любовь, которой не быть
Он увидел ее – и мир перевернулся. Она вошла в комнату, смеясь, поправляя прядь волос, и в этот миг что-то внутри него сжалось, а потом разорвалось на тысячи огненных осколков. Ее глаза, ее улыбка, легкость, с которой она двигалась, – все в ней было совершенством. Но самое страшное было даже не это.
Самое страшное – она была женой его друга.
С ее мужем они были знакомы давно. Даже были в приятельских отношениях. Поскольку он был человеком честным, порядочным, то мысль о том, чтобы переступить эту грань, казалась ему невозможной. Но сердце… Сердце не спрашивало разрешения. Оно просто билось чаще, когда она была рядом, сжималось от боли, когда она говорила о муже, и бешено колотилось, если их взгляды случайно встречались.
Он любил. Без надежды, без права на ответное чувство.
Иногда ему казалось, что она догадывается. В её взгляде мелькало что-то неуловимое – то ли сочувствие, то ли понимание. Но она никогда не переступала черту, и он был ей за это благодарен.
Годы летели. Он так и не нашел новой любви. Его сердце оставалось там, где ему не было места. Но, странное дело, он не страдал. Было больно и горько, но сама любовь, ее чистота давали ему силы жить.
Как то, он встретил ее на улице. Она была одна. В ее глазах он увидел ту же теплоту, что и раньше.
– Ты знал? – вдруг тихо спросила она.
Он не ответил. Не нужно было слов.
Она улыбнулась – грустно, нежно.
– Спасибо… И ушла.
Он стоял, глядя ей вслед, и понимал: это конец. Не счастливый, не несчастный. Просто конец.
Но любовь останется. Навсегда.
Он так и не сказал ей ни слова.
Прошли годы. Друг его состарился, дети выросли, жизнь текла своим чередом. А он – все так же любил. Безмолвно, безнадежно, но без горечи. Потому что в этой любви не было злобы, не было желания разрушить чужое счастье. Была лишь тихая, светлая благодарность за то, что она вообще существовала.
Иногда он видел ее – на улице, в кафе, на семейных праздниках. Она улыбалась ему, и в ее глазах читалось что-то глубокое, почти печальное. Может, она знала. Может, догадывалась. Но они оба хранили молчание.
Однажды, уже в старости, он сидел на скамейке в парке, где когда-то впервые увидел ее. Ветер шевелил седые волосы, в руках он держал потрепанный листок со стихами, которые так и не решился ей передать.
Он закрыл глаза – и снова увидел ее молодой, смеющейся, прекрасной.
«Спасибо», – прошептал он.
И улыбнулся.
Потому что любил.
И этого было достаточно.
Простить и любить
Одиночество настигло Леонида неожиданно – все его знакомые были поглощены своими заботами, и он просто бесцельно шел неторопливым шагом вдоль, как ему казалось, печальных домов. У каждого города есть свой неповторимый облик, атмосфера, но, мне думается, во многом зависящая от субъективности восприятия прохожих. А у Леонида было просто прескверное настроение, и поэтому всё окружающее ему казалось серым и унылым. Чтобы отвлечься, он зашел в кафе «Незабудка», где они часто проводили время вне учебы. Удивительно, но там было мало людей. За одним из столиков возле окна он заметил светловолосую девушку приятной наружности, которая увлеченно читала старую книгу с изношенными страницами. Леонид не смог удержаться и подошел к ней и, указав на обложку, спросил: «Жаклин Сьюзанн, „Долина кукол“?» (В то время была одна из самых читаемых среди женщин.)
Девушка подняла глаза, и он почувствовал, как его сердце забилось быстрее. – Нет, – спокойно ответила она. – Это «Грозовой перевал» (Роман Эмили Бронте, написанный в 1847 году, рассказывает о страстной и трагической любви двух душ, которым не суждено было быть вместе. Лишь смерть смогла соединить их мятежные сердца, которые наконец-то обрели долгожданный покой.)
Он сел за ее столик. Так все началось.
Ее звали Алиса, или, возможно, нет. Позже он узнал, что у нее было множество имен – для разных людей и разных жизней. Она работала в салоне на окраине города, и говорила об этом без стеснения. «Это просто работа» -объяснила она -«никаких мыслей про некрасиво, омерзительно и прочее просто не существует. Никаких чувств. Я мысленно нажимаю на кнопочку и делаю все с ровным выражением лица».
– Ничего личного.
Леонид хотел возразить, хотел сказать, что она достойна большего. Но ее улыбка разбивала все аргументы.
Он верил, что любовь способна изменить все. Продолжал ухаживать за ней. Сначала дарил розы, но она предпочитала простые полевые цветы. Говорила, хоть они, в отличие от садовых, не отличаются разнообразием цветов и форм, но когда представишь себе поляну с ромашками и васильками, то дух захватывает от их красоты. Водил ее в кино, в основном на старые, советские добрые фильмы, в которых много говорили, но мало целовались. Она смеялась над этим, но глаза ее оставались грустными.
– Ты не должен тратить на меня время, – говорила она.
– Я уже потратил, – отвечал он. – И не жалею.
Однажды ночью, когда они лежали на кровати в его квартире, за окном стемнело, были слышны шум дождя и раскаты грома, она вдруг сказала: «Давай поженимся».
Он не поверил.
– Ты серьезно?
– Нет, – рассмеялась она. – Но ты же все равно согласишься.
И он согласился.
Родители были против. Они надеялись на более достойную партию. Мать плакала, пыталась отговорить, отец хлопал дверьми. Но сын был непреклонен.
Были куплены кольца, Алиса выбрала платье – простое, без кружев и страз.
– Я не невеста из сказки, – сказала она.
Он хотел возразить, но промолчал.
Забронировали ресторан с приглашением музыкального коллектива и тамады. С одним из друзей договорились о фотосессии. Проработали маршрут свадебной прогулки и определились с датой бракосочетания в районном ЗАГСе. Всё было готово, но в назначенный день невеста не пришла!
На звонки не отвечала. Вдруг одной из ее подруг кто-то по телефону сообщил, что Алиса с каким-то мужчиной улетела в другой город.
Родители смотрели на него с жалостью. Гости шептались. Он стоял в пустом зале, сжимая в руке кольцо, и думал: «Почему?»
Но ответа не было.
Прошло полгода. Он пытался забыть, но каждую ночь просыпался от того, что ему чудился ее смех за стеной.
И вот однажды дверь его квартиры открылась.
Алиса стояла на пороге – худая, с синюшными глазами.
– Я вернулась, – сказала она.
Он хотел кричать. Хотел выгнать ее.
Но вместо этого обнял.
Они поженились тихо, без гостей.
Родился сын. Маленький, с ее глазами. Леонид думал, что теперь все изменится.
Но однажды утром ребенок плакал на кухне, а Алисы не было. Только записка:
«Я не могу. Прости».
Он ждал.
Прошел год. Она вернулась – с новыми шрамами, новой ложью. Это было невероятно, но он снова принял ее.
– Почему ты это делаешь? – спросил он однажды.
– Потому что ты единственный, кто меня ждет, – ответила она.
Они переехали в другой город. Решили начать с чистого листа в незнакомом месте. Алиса устроилась на работу. Потом ее отправили на учебу.
И… она исчезла.
Друзья говорили:
– Да брось ты ее!
Но он не мог.
Он ждал. Снова. Ждал.
Сын уже ходил в школу, рисовал в тетрадках дома – большие, с чёрными окнами. Когда учительница спросила: «Почему у тебя все дома такие мрачные?», мальчик пожал плечами: «Мама говорила, что в них живут призраки».
Леонид услышал это и сжал кулаки.
А потом – звонок.
Голос в трубке был незнакомый, женский, усталый:
– Вы ее… знаете? Она в больнице.
Он не спросил, что случилось. Просто поехал.
Больница пахла хлоркой.
Алиса лежала под простыней, которая казалась слишком белой для ее кожи – серой, почти прозрачной.
– Ты пришел, – прошептала она.
Он не ответил.
– Я читала… «Грозовой перевал» … – Глаза ее блестели, будто в лихорадке. – Ты помнишь?
Он помнил.
Ее голос был тихим, прерывистым, словно она уже наполовину ушла в тот мир, где нет ни боли, ни разочарований. Он сидел у больничной койки, сжимая ее холодные пальцы, и не понимал, как могло всё так закончиться.
«Как в „Грозовом перевале“…» – прошептала она. «Там все не могут быть счастливы».
Но он уже знал правду. Не романтичная история любви, не трагедия страсти, а простая, жестокая арифметика жизни. Она не была Кэтрин, обреченной на вечные муки из-за невозможности выбрать между двумя мужчинами. Она просто не смогла жить так, как живут все.
Когда врач на минуту вышел, она вдруг крепко сжала его руку и сказала:
«Ты думаешь, я сбегала из-за тебя? Нет. Я сбегала от себя. От этих стен, от этого… спокойствия. Ты дал мне все, что может дать хороший человек. Но мне было мало. Мне нужно было, чтобы завтра не было похоже на вчера. Чтобы каждый день был другим – опасным, непредсказуемым, новым. Как тогда…»
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.