Радде. Король Хингана

- -
- 100%
- +
– Вот ты и займись этими странностями. И вот что – поговори по душам с Бородиным. Не нравятся мне все эти сказки – уж больно сладко он их рассказывает. А по нему тоже много интересного, его предки это село и строили тогда – больше ста лет назад. И вспомни, – прищурился Ломовой, – ведь у него с Торгоновым чуть до драки не дошло, когда Алана приехала! И вроде бы без всякой причины. Что Бородин от него требовал? Почему кричал, что «они за всё ответят»? Кто это «они»?
– Слышал я про этот конфликт, – ухмыльнулся Егоров.
– Вот чувствую, что верёвочки непонятные издалека вьются, а здесь сейчас – узелком завязываются, – озабоченно нахмурился Ломовой. – Подними архивы. Вникни, Серёжа. Но чтобы только ты и я знали. Не болтай лишнего.
– Есть!
– И вот ещё что. Ты не забывай, что наши с тобой документы на присвоение очередного звания – в округе. Ты же хочешь ещё одну звёздочку?
– Да уж пора! – простодушно улыбнулся тот.
– То-то и оно, что пора. Пора бы тебе, Серёжа, на моё место встать, а мне на хорошую должность перебраться. Нам с тобой сейчас всякие неприятности не нужны, а вот показать свою работу не мешало бы.
– Я всё понял! – блеснул глазами Егоров. – Сделаю как надо!
Он вышел на улицу. Во дворе стоял Бородин и задумчиво смотрел на сопки.
– Красота! А, Николаич? – кивнул Сергей.
– Да-а-а, – словно возвращаясь из глубоких раздумий, протянул Бородин, глубоко вдохнув свежий воздух.
Сергей, будто позабыв напряжённые минуты в кабинете начальника, с улыбкой поддел старшину:
– Николаич, ты мне мёд обещал, – напомнил он, живо надевая фуражку и поправляя её точно по центру.
– Обещал – значит, дам, – проворчал старшина. – Хоть сейчас пойдём. Моя как раз ужин приготовила.
– У меня час, не больше.
– Пять минут, и мы дома.
– Дежурный! – громко крикнул Егоров и, не дожидаясь ответа, добавил: – Я у старшины дома, через час у меня служба – буду ко времени.
– Есть! – послышался ответ.
Дома Бородин усадил молодого лейтенанта за стол и непривычно ласково обратился к жене:
– Покорми нас, Настюшенька, Сергею скоро на службу.
– А всегда пожалуйста! – с радостью отозвалась супруга и стала быстро накрывать на стол.
– Да, Николаич, ты здесь коренной, можно сказать, житель, – протянул Егоров, подперев рукой подбородок. – Всё про всех знаешь. Историю всей округи… Вот расскажи, кто он был такой – Радде? И село основал, и власти его жаловали. И в советское время не забыли? Он что-то особенное сделал?
Бородин ухмыльнулся:
– Он много чего сделал и человеком был особенным.
– А в чём особенность?
– Ну а как? Если он – простой немец, по-русски почти не говорил, а в свои двадцать с небольшим вхож был к известным людям, и деньги немалые из казны получил на экспедиции по всей России, и охрану имел в походах из казачков, и дружил с теми, кто власть держал по всей Восточной Сибири?!
– Интересно рассказываешь, Николаич, – улыбнулся Егоров. – Видно, что историю изучал.
– Историю нужно знать, а иначе будешь «Иваном, родства не помнящим», – упрекнул старшина и принялся за поданную к столу курочку. – История, она, брат, штука коварная… того и гляди повторяться начнёт.
Отведав нежное мясо, тушённое в русской печи, Бородин раскраснелся и, понимая, что от него хочет услышать Егоров, начал рассказывать:
– Это во времена Муравьёва-Амурского было. Тогда в России Муравьёвых вся империя знала. Старинный род. Что ни возьми – генерал боевой. Графья. Учёные. Вот хотя бы граф Муравьёв-Амурский… Он всю Сибирь Восточную открыл для страны. Край наш открыл. Границу с Китаем установил. А брат его двоюродный по матери – Корсаков Михаил Семёнович – так он же был первым атаманом Забайкальского казачьего войска! Муравьёв-Карский – генерал! Тоже из их рода, – так он в это же время наместником всего Кавказа был и в Крымской войне участвовал! И побеждал! Вот какие люди эти места открывали! Потому и говорю – историю нужно знать!
– Это ты про сказку, что ли, эту? Ты что, правда думаешь, что медведь этот… ну, оборотень, прямо из сказки к нам пришёл?
– Из сказки не из сказки, а историю свою надо знать и вникать немного, тогда люди меньше глупостей делать будут. Мёд не забудь! – Бородин ткнул пальцем на край стола, где стояла небольшая баночка с янтарным мёдом. – Тебе на службу заступать через десять минут. Иди скорее.
Егоров посмотрел на часы и, вскочив из-за стола, бросил на ходу:
– Спасибо за ужин, Анастасия Ивановна! Спасибо, Николаич!
– Давай! Внимательнее там! – кивнул вслед Бородин.
К столу подошла Анастасия, села рядом с мужем и тревожно проронила:
– Не пугай ты их, Коля, не поймут они.
– Да я разве пугаю? Но знать-то они должны.
– Знать, может, и должны, – согласилась она. – Только тебе, Коля, пора бы всё это забыть! Сто лет прошло – вы всё никак не угомонитесь! Батюшка твой, Николай, до самой смерти… и ты туда же! – Анастасия вскочила и, отвернувшись к углу с иконами, стала неистово молиться.
– Не твоего ума дело, – буркнул Бородин и швырнул на стол вилку.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ ***
Следующим утром, поспав пару часов после ночной службы, Сергей поспешил к Татьяне в школу. До праздника оставалось совсем немного, и ему хотелось как можно скорее всё подготовить – ожидался приезд большого начальства. Уроки уже закончились, и когда он увидел Татьяну в кабинете одну, облегчённо выдохнул:
– Уф, застал тебя!
– А, Серёжа… проходи, я здесь итоги года подбиваю. А что это ты такой взъерошенный? И невыспавшийся? Что-то случилось?
– Пока ничего, – протянул Сергей.
– Что значит – пока?
– Ай, да нет, – будто очнувшись от сна, махнул он рукой. – Тут завал у меня по службе – начальник задание подбросил, и к празднику у нас с тобой ещё ничего нет…
– Как это ничего нет? Я всё сделала! – Татьяна с гордостью взяла со стола несколько листов сценария.
– Вот ты умничка! Как же ты мне помогла!
– Да ладно, – отмахнулась она. – Это прошлогодний. Немножко переделала.
– Молодец, – нахмурившись, равнодушно протянул он.
– Да что с тобой, Серёж?
– Ой, Таня, я тут уже не знаю, за что хвататься. Начальнику нужно одно, оперативная обстановка непонятная, и ещё спать хочу, – грустно улыбнулся он. – Ты мне рассказывала, что книги какие-то редкие про эти места читала, что историей увлекаешься, помнишь?
– Так, давай выкладывай, что нужно, и не морочь мне голову.
– Ну, тут такое дело, – неторопливо начал Сергей. – Мне нужно… – он сделал паузу. – Но только так, чтобы ни одна живая душа…
– Серёж, мы не дети, и ты меня хорошо знаешь. Говори, не тяни.
– Мне нужно узнать из достоверных источников, кто, как и когда основал это село. Подробно. В деталях. С фамилиями и датами. Кто такой Радде и как он здесь оказался.
– Мой устный рассказ тебя не устроит, – утвердительно прервала его Татьяна.
– Нет, не устроит. Документы, факты – вот что меня устроит.
– А пояснения самого Радде? – улыбнулась Татьяна.
– Ты шутишь?
– Нет, не шучу. Почитай его автобиографию, он там, кажется, пишет об этом.
– Да ладно… – не поверил Сергей. – И про медведя?! – воскликнул он, затем осёкся и шёпотом переспросил: – И про медведя там написано?
– Нет, легенда про медведицу в другой книге, но она у меня тоже есть.
– Так ты всё знала?!
– А это все знают, – спокойно отреагировала Татьяна.
– И как всегда – я узнаю́ о самом интересном последним, – Сергей покачал головой.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ ⠀ ***
Поздно вечером, когда начальник заставы уже собирался уходить, в кабинет постучали.
– Да! – крикнул Ломовой.
В дверь протиснулся Сергей.
– Всё, узнал! – громко выдохнул он, положив на стол аккуратно завёрнутые в плотную бумагу книги.
– О, как ты быстро управился, – недоверчиво посмотрел Ломовой. – И что же ты узнал?
Сергей достал из нагрудного кармана блокнот и, уткнувшись в записи, медленно сел за стол.
– В общем, так, – он пробежался глазами по строчкам. – Прочитал я автобиографию Радде, посмотрел ещё одну книжицу, где про медведицу написано, – лейтенант сверкнул глазами. – Не соврал Николаич! Есть такая легенда!
– Уже хорошо, – чувствуя настрой Егорова, подбодрил его Ломовой.
– С Торгоновым, с орочоном этим, тоже удалось поговорить… как бы невзначай – на улице встретил. Я спросил у него осторожно: «Что это тебя старшина наш, Бородин, за грудки тогда схватил?» А он удивился и говорит: «Наверное, спутал с кем-то». Ещё Бородин требовал чужое отдать и проронил такую фразу: «Я всё равно найду». Что найду? – задумался Егоров.
– Вот как? – удивился Ломовой.
– Ну да. А что касается истории с образованием села, – он пожал плечами. – Ничего особенного. Я тут выписал все факты, даты, фамилии. Ничего.
– Поподробнее, – прервал Ломовой.
– Ну вот, смотрите, – Егоров пролистал блокнот. – Приехал этот Радде в Россию ещё молодым бедным парнем лет двадцати из Данцига. Немец. Потом обследовал природу Крыма – птички там всякие, растения. Через пару-тройку лет становится членом… как его? – Сергей прищурился, чтобы прочесть: – Императорского Русского географического общества.
– Вот как? – перебил его Ломовой, округляя глаза.
– Ага, – улыбнулся Сергей. – Ну а потом ему дают денег на экспедицию, и он едет в Восточную Сибирь и на Амур.
– А что, тогда всем денег давали на экспедиции? Всем парням из Пруссии, кто ни приедет?
– Ну… поверили, наверное? – растерялся Сергей.
– Допустим. Приехал нищий парень из-за границы. Так всем понравился, – с сарказмом уточнил Ломовой, – что его приняли в Русское географическое общество… А членами этого общества могли стать только самые видные российские путешественники – это так, небольшое отступление, – растопырил пальцы Ломовой и крутанул ими в воздухе. – И дают кучу денег! Путешествуй, дорогой, по России-матушке!
– Ну, не знаю, – покачал головой Сергей. – Так у него в автобиографии написано.
– Ты, Серёжа, между строк читать должен, а не то, что он написал, – процедил Ломовой и отвёл взгляд. – Что ещё?
– А! Вот ещё, на что я обратил внимание, можно сказать, «между строк», – Сергей суетливо, но с гордостью перевернул листок. – В автобиографии Радде пишет: «…даже стрела Амура успела меня серьёзно задеть», – это когда он ещё по Крыму путешествовал.
– И что?
– А то, – с хитрецой продолжил Сергей, – что больше нигде, ни в одной строчке он об этом не упоминает. Ну, если тебя «стрела Амура» так серьёзно задела – ты напиши, кто это… если так сильно влюблён!
Ломовой хлопнул себя по лбу ладонью и громко выдохнул:
– Кому я доверил? – простонал он. – Молодому лейтенанту… У тебя все мысли только о девицах.
– Ну а дальше, – неуверенно продолжил Сергей. – Дали ему в помощь казаков и одного охотника-орочона. И поплыли они по Амуру.
– Орочона? – внимательно посмотрел на блокнот Ломовой.
– Орочона, – Сергей, повторяя слово, поднял глаза. – И казаков! – тут же встрепенулся он. – Василия Номохонова, Николая Бородина и некоего Алексея, о котором Радде пишет: «…мало пригодного для предприятия», и «…горожанина, которому не нравился наш дикий образ жизни», но «…был он чистоплотен, умел готовить, убирать в комнате и портняжничать», – весело заключил Сергей, захлопывая блокнот.
– Николая Бородина? – сжав губы и играя желваками, переспросил Ломовой.
Сергей, нахмурившись, вновь открыл блокнот и, рыская взглядом по страницам, повторил:
– Николая Бородина. Прямо как нашего Николаича, – он в который раз в недоумении пожал плечами и, усмехнувшись, словно сам у себя спросил: – Родственник, что ли? Ну а потом приехал к ним генерал-губернатор Муравьёв-Амурский и предложил построить на этом месте село, – не задумываясь продолжил лейтенант.
– Не густо, Серёжа, не густо.
– А я и говорю – ничего интересного.
– Вот сколько раз я тебя просил взять группу и пройтись по пещерам в тайге? – завёлся Ломовой. – Сколько раз талдычил тебе?! Там глухомань непролазная! Пещер – уйма! Знаешь ведь, после революции золото добывали в них. Что сейчас там творится – страшно подумать!
– Так у меня служба! Когда? – начал было оправдываться Егоров.
– Э-э-э… – махнул рукой Ломовой – Сидим как на пороховой бочке. Медведь туда два года назад ушёл – даже следов не нашли! У нас в тылу, – указал он большим пальцем себе за спину, – можно гарнизон неприятеля спрятать, мы и знать не будем! Ты оставь-ка мне эти книжки – сам почитаю.
Сергей протянул книги, но внезапно дверь в кабинет резко распахнулась. Сквозняк ворвался из коридора, окно с шумом захлопнулось, отчего стёкла в нём задребезжали и едва не разбились.
– Товарищ капитан! – в дверном проёме показался напуганный дежурный. – У нас ЧП! В селе медведь – человека задрал!
– Что?! – прокричал Ломовой. – Кого?!
– Татьяну. Учительницу…
– Татьяну Ивановну? – растерянно переспросил Егоров. – Танечку?! – пролепетал он.
– Кажется, да. Только что!
Ломовой с Егоровым, вскочив, рванули к двери, сбивая на своём пути стулья.
– Командуй: «Застава в ружьё!» – бросил на ходу Ломовой дежурному. – Сергей, возьми оружие! – крикнул он вслед Егорову.
– У меня пистолет, – зло огрызнулся он.
Сонная, уже ожидавшая летнюю ночь застава будто превратилась в потревоженный улей. Руки выхватывали из ячеек автоматы, и пограничники, выбегая на улицу, растворялись в сельских проулках. Ломовой на ходу приказывал:
– Обнаружить медведя. Выстрелами в воздух попытаться отпугнуть. Если проявит агрессию – уничтожить!
Счёт шёл на минуты. Разъярённый медведь мог наделать много бед на улицах села. Это понимали все. Егоров со своей группой подбежал к дому Татьяны. Приближаясь к забору, он увидел большую чёрную тень, метнувшуюся в сторону отрога сопки – в густой лес.
– Вон он! – указал Егоров рукой.
Прозвучали выстрелы. В ответ послышался страшный рёв и звук ломающихся под несущейся тушей медведя деревьев.
Снова выстрелы, и вновь – ответный рёв убегающего зверя.
– Ушёл! – сквозь сбившееся дыхание простонал Сергей.
Словно потерявшись на пыльной дороге, Егоров, зажав в руке пистолет, резко повернулся и подбежал к дому бабушки Маши. Издали он увидел, что она стоит на коленях над окровавленной, но живой Татьяной.
– Таня, Таня, ну зачем ты пошла к нему? – причитала она, покачивая головой, то и дело поправляя платок на голове.
Татьяна негромко стонала и, что-то пытаясь сказать, протягивала руку. Окровавленное лицо было изуродовано рваными ранами. Бабушка подняла глаза и, увидев Егорова, стала ещё громче причитать, показывая на Татьяну:
– Я вижу, Таня стоит и в лес смотрит. Я ей: «Таня! Таня!» А она как заворожённая туда смотрит и на меня внимания не обращает. Я глянула, а там медведь стоит огромный! Метра три высотой! На задних лапах! Стоит и Танечке лапой так машет, мол, иди сюда! Ну как большой человек, только в шкуре! Я испугалась и побежала, а Таня так на его зов и пошла. Медведь ей машет лапой, а Таня идёт к нему. Я визжу, а Танечка как и не слышит меня – к медведю идёт. Вот беда-то! – взвыла убитая горем Мария Петровна.
Егоров по рации связался с дежурным:
– Вертолёт, срочно! – прохрипел он. – Передай – у нас тяжело раненный.
Глава 3. Густав
Сентябрь 1853 г. Окрестности Алупки, Южный берег Крыма
Высокий голубоглазый юноша лет двадцати осторожно, будто спрашивая разрешения войти в неведомое и доселе никем не открытое царство, пробирался сквозь ветви густого крымского леса. Уж сколько он слышал и читал об этих сказочных местах, сколько раз представлял, как пройдётся по узким горным тропинкам, как сядет на большой камень в тенистом укромном месте и будет наслаждаться пением райских птиц… смотреть на море с крутого каменистого берега! Он непременно хотел оставить эти мгновения в зарисовках своего походного альбома.
«Я счастливый человек!» – промелькнул в нём восторг.
– Старый серый Данциг, сковавший себя глухими каменными проулками, ты никогда больше не увидишь меня! – сказал он вслух на родном немецком.
Усевшись поудобнее на большом камне так, как он это представлял себе много раз – положив альбом на колено, юноша принялся делать зарисовки цветов магнолии. Он внимательно всматривался в соцветия, склоняя голову то влево, то вправо. Когда рисунок уже был готов и оставалось наложить недостающие тени, нога непроизвольно поползла вниз, он начал неуклюже клониться набок и плюхнулся на землю.
– Эх-ха-ха! – громко закряхтел он, спугнув с веток пару маленьких пёстрых щеглов.
Внезапно послышался визгливый девичий крик:
– Кто здесь?!
Юноша замер, продолжая лежать за камнем, ничем не выдавая себя.
– Кто здесь?! А ну! – вновь прозвучал девичий окрик.
Юноша, испугавшись, запаниковал и, почти не понимая русского языка, медленно поднял кудрявую голову из-за камня.
На краю полянки, в десятке метров от себя, он увидел юную барышню. На вид ей было не больше шестнадцати. Она растерянно смотрела на незнакомца. Впрочем, страх на её лице отсутствовал, скорее оно выражало недоумение и возмущение.
– Мадмуазель, – не вставая с земли, шёпотом простонал молодой человек, – не пугайтесь меня. Я – путешественник и зоолог. Я делаю зарисовки в этом лесу для коллекции. Меня сюда направило Данцигское общество естествоиспытателей.
Девушка сделала несколько шагов, заглянула за камень, очевидно, чтобы разглядеть незнакомца, и с лёгкой улыбкой на немецком спросила:
– Это что же вы, так и будете лежать перед дамой, путешественник?
– О, простите! – юноша неуклюже поднялся, отряхивая себя от травы и сухих листьев. – Я несколько смущён своей невнимательностью, – он осторожно поглядывал на красивое девичье лицо, обратив внимание на густые волосы, чуть касавшиеся плеч. Карие глаза девушки казались настолько выразительными, а брови так изящно подчёркивали правильный овал лица, что юноша отметил про себя: «Хоть портрет пиши».
– Ладно, ладно, – прервала его чрезмерные извинения девица. – Как вас зовут? – спросила она, пронзая его взглядом.
Молодой человек, встав и вытянувшись в струнку, громко, по-солдатски чётко отрапортовал:
– Моё имя – Густав Радде!
– Густав Радде? Не слышала никогда о таком путешественнике, – невозмутимо ухмыльнулась незнакомка.
– Это, видимо, оттого что я недавно нахожусь в России и ещё не успел себя зарекомендовать.
– Может быть, может быть, – улыбнулась девушка. – Но судя по тому, как трудно вам устоять на ногах, на русской земле-матушке ох как много придётся потрудиться, чтобы стать знаменитым, – и она игриво засмеялась.
– Да уж, – виновато пожал плечами Густав.
– Позвольте представиться, – мадмуазель выпрямила спину и смело протянула ему ладонь. – Софья Николаевна Муравьёва.
– Очень рад! – всё так же бойко ответил Густав и осторожно прикоснулся к протянутой руке.
Юная барышня не заметила никакой особенной реакции Густава на произнесённую ею фамилию. Она немного склонила голову в лёгком недоумении и, не оставляя милую улыбку на лице, нахмурила брови: «Ну как есть – пруссак, из самой глухой окраины», – промелькнуло у неё неожиданное впечатление.
Наступившую паузу украсило пение птиц и лёгкий шум ветвей живописного леса. Минутное замешательство и неловкую паузу прервала Софья, всё так же учтиво, с любопытством поинтересовавшись:
– А где вы живёте, Густав?
– О, я только сегодня приехал к своему приятелю и, можно так сказать, к своему спасителю, – Густав, не зная, куда девать руки, с волнением продолжил: – Я остановился в Мухолатке, в поместье, которое принадлежит Осипу Николаевичу Шатилову – это здесь, поблизости, – он показал рукой в сторону лесной дороги. – Это даже не поместье, а небольшой замок, – уточнил он с восторгом. – Я лишь успел бросить вещи в комнату и сразу пошёл смотреть округу.
– Мухолатка?! – удивлённо переспросила Софья. – Но это мы с мамой живём в Мухолатке. В доме друга нашей семьи – Осипа Николаевича Шатилова. И уже целый месяц, кажется! – её развеселило такое совпадение.
Густав замер от неожиданности. Он с ужасом вспомнил, что Осип Николаевич, приглашая его в свой «дивный крымский терем», как он его называл, предупреждал, что там сейчас гостят жена и дочь генерала Муравьёва, того самого русского военачальника! Того самого!
Густав не знал, что сказать. Мысли его запутались, и он только смог вымолвить:
– Вы – Софья Муравьёва? Дочь генерала Муравьёва?!
– Да, Густав, я и есть та самая Софья Муравьёва, – с наигранной гордостью ответила она и рассмеялась совсем ещё детским звонким смехом.
Густав в смущении попытался было оправдаться за свою невнимательность, но Софья совсем не требовала этого, ей это было ни к чему.
Её отец – Николай Николаевич Муравьёв (которого вскоре будут называть Муравьёв-Карский за взятие турецкой крепости Карс) – был боевым генералом. Он души не чаял в своей младшей доченьке. Удивляя добротой и необыкновенно острым умом, Софья блистала на всех встречах большой семьи Муравьёвых. Две её старшие сестры, Антонина и Александра, относились к ней как к дару, посланному свыше, и искренно любили её, во всём помогая.
Софья была необыкновенным ребёнком. Она, на радость отцу и под беспокойные вздохи матушки, любила скакать на лошади так, что крестьяне бросали все дела и с открытыми ртами смотрели на отчаянную барышню. Девушка, ничуть не смущаясь, надевала казацкий китель или рубашку-косоворотку, казацкие брюки и до блеска начищенные сапоги. Чёрные густые волосы развевались на скаку и ничем не отличали её от лихого казака.
В свои юные годы Софья зачитывалась книгами о великих путешественниках, дальних походах и примеряла на себя роли одиноких странников, навсегда покидающих родную гавань. Эта романтика делала её необычайно милой в глазах именитых родственников Муравьёвых.
– А что это у вас, Густав, за альбом? – живо поинтересовалась Софья.
– Я делаю зарисовки растений, животных и птиц, которые встречаются мне в путешествиях, а потом прикладываю их к отчётам для нашего общества естествоиспытателей.
– А вы не могли бы мне показать? – осторожно спросила она, сделав шаг навстречу.
– Да, конечно! – протянул альбом Густав. – Только не знаю, понравится ли вам, я ведь учился только на рисовальщика и делаю эскизы лишь для отчётов.
Софья обеими руками взяла альбом и стала тянуть его к себе, чувствуя, как неохотно юноша расстаётся с ним. Открыв первый лист с нарисованным пеликаном, она округлила глаза от удивления и, ненадолго подняв взгляд на Густава, вновь стала внимательно всматриваться в рисунок. Детали были так точно прописаны карандашом, что можно было рассмотреть каждое пёрышко и даже сосчитать их на птице. Взгляд пеликана был осмысленным и, как показалось Софье, добрым.
– Как красиво! – прошептала она. – А он ручной?
– Нет, что вы, Софья! Я встретил его на Сиваше. Их там было так много, что они меня совсем не замечали. Я просто сидел на берегу и рисовал их.
Софья перевернула лист.
– Ой, а это же кулик! – воскликнула она. – У нас такие на озере, в усадьбе есть, в Скорняково-Архангельском!
– А где эта усадьба находится?
– А это в Воронежской губернии, – не отрывая взгляда от рисунка, ответила Софья. – Да вы настоящий художник!
– Ну что вы, Софья…
– А меня вы сейчас нарисовать сможете? – перебила она.
– Вас?
– Да! Меня! Здесь и сейчас! Я сяду вот на этот камень, – она показала рукой на камень, под которым ещё недавно прятался Густав, – а вы меня нарисуете!
Не дожидаясь ответа, девушка, подобрав руками пышное белое платье, подбежала к камню и, легко подпрыгнув, заскочила на него. Густав с удивлённой улыбкой смотрел в сторону Софьи, на которую падали лучи тёплого черноморского солнца. Он восхищался её дерзостью и непринужденностью.
– А вы сможете просидеть на камне ну хотя бы полчаса? – спросил он, не скрывая восторженной улыбки и решительно направляясь к камню широким, размашистым шагом.
– Да, но не более, – улыбнулась Софья. – Иначе маменька забеспокоится.
Густав стал расхаживать вокруг камня, вглядываясь в её лицо. Он что-то выбирал в ракурсах, аккуратно поправлял ей волосы и даже переложил руку с камня на колено.
– Так! Замечательно! – в нём проснулся азарт художника.
Внимательно вглядываясь в глаза девушки и подойдя совсем близко, Густав стал улавливать для себя каждую деталь её прекрасного лица. Нос, губы, подбородок – всё сейчас он мог разглядеть в мельчайших подробностях. Чем внимательнее он смотрел на Софью, тем больше восхищался грациозной девичьей красотой, тонкими, еле уловимыми, изящными чертами.
Девушка, чувствуя, как внимательно смотрит на неё почти незнакомый ей человек, на мгновение смутилась, и на белёсых щеках появился едва заметный румянец. Затем её лицо стало необычайно серьёзным. Она подняла подбородок и стала вглядываться вдаль – в бирюзовую равнину моря. Дыхание стало ровным, взгляд строгим и безмятежным. Правильная осанка подчёркивала безукоризненность отточенных благородных манер.





