Охота на циклопа

СМЕРТЬ ПРИХОДИТ НЕЖДАННО

Все приметы говорили, что день будет неудачным. Завтракая, Селезнев, потянулся за маслом и случайно зацепил локтем чашку. Она перевернулась. Горячий чай, плюхнулся ему на семейные трусы, в районе «причиндалов», как называла жена его мужское достоинство.

– Ой! Собака, какая дикая! Ой, как же мне больно, – взвыл Селезнев, стараясь придать своему вою больше трагизма.

Он вскочил из—за стола, и запрыгал по кухне, оттягивая резинку, чтобы придать обожженному месту приток воздуха.

– Трусы чистые там, – сказала спокойно жена Анюта, – на веревке в ванной висят.

Анька давно смирилась с тем, что её муж был каким—то семейным недоразумением. Несмотря на то, что он работал в районном отделе полиции сыскарем, и даже считал себя профессионалом, в обычной жизни, он был большим ребенком, который совсем недавно встал на путь постижения науки бытия.

– А ты хоть, знаешь, что я себе ошпарил? – крикнул он через открытую дверь.

– Что же ты Селезнев, мог такое ошпарить, чего я не знаю, – спросила Анюта. – Неужели у тебя там, что—то есть? Это для меня сенсационная новость.

– А ты, что Анюта, сомневаешься?

– А ты, мне не оставил вариантов не сомневаться. Я месяц от тебя слышу – «отстань – я устал». Это тебя Бог, наказал!

– За что?

– За то, что ты не умеешь пользоваться тем, что он тебе дал, – с ехидством сказала Анюта, продолжая трапезу.

– А вдруг, у меня ожог второй степени, – иронично спросил Иван и присел рядом. – Мне почему—то чертовски больно. Наверное, пойдут водянистые пузыри. Потом они лопнут и.

– Потом твои причиндалы отвалятся, и я тебя брошу, – ехидно сказала жена. – Рот не надо было разевать, – перебила она.

– А я и не разевал, – ответил Иван

– Я вообще удивляюсь, как ты, на флоте служил? Ты, Ваня, даже по земле ходишь, как пьяный. Тебя почему—то всю жизнь болтает.

– Это потому, что я постоянно работаю мозгом. Я анализирую и логически подчиняю себе ситуацию.

– Лучше бы ты, работал тем, что себе обварил, – сказала Анюта. Она встала из—за стола, и швырнула Селезневу на колени льняное полотенце.

Иван улыбнулся. Забыв о пролитом чае, с головой ушел в смакование «Геркулеса», с паштетом из мяса индейки, который жена варила ему почти каждое утро.

Весть о смерти отставника майора Афанасьева, ударила по голове, словно обухом. Селезнев сорвался с места и во главе с опергруппой прикатил на место вызова.

– Ой, Иван Васильевич, какое у нас горе. Александра Петровича убили. Там ужас, что творится, – причитала соседка под дверями.

Сердце Ивана оборвалось. Он до последнего момента думал, что это какая-то ошибка, но это была реальность. Иван лично знал Афанасьева. Было трудно предположить, что этот тихий и добропорядочный человек, мог кому—то перейти дорогу. А еще хуже, стать объектом преступного посягательства.

– Что случилось Клавдия Михайловна, – спросил Селезнев.

– Ну, я, как обычно молоко утрешнее принесла соседу. Я стучу в окно, а он не выходит.

– Ну, а дальше! Дальше можно?

– Ой, горе то какое, – вздохнула старуха, вытерев краем платка заплаканные глаза.

– Дальше, что было, – спросил Селезнев, чувствуя, как его нервные клетки начали возбуждаться.

– Ну! Я подошла к двери. Вошла в хату, а там это. – Еле договорила бабка. Соседка снова разрыдалась, и, достав из кармана тужурки кусок белой ткани, стала вытирать лаза и сморкаться.

Капитан остановился около проема, и чтобы отвлечь пожилую женщину от рыданий, спросил:

– Эти двери?

– Да, да эти.

– И что, они были открыты настежь?

– Ну, так немножечко. Щелка была. Я глянула, а там он лежит, и кровь на ковре. В руке стакан держит.

– А вы ничего не трогали?

– Нет, товарищ капитан, ничего. Только я молоко оборонила. Банка на пол упала и разбилась.

– Хорошо Клавдия Михайловна, вы свободны – пока. Идите домой, успокойтесь и примите валерьянки.

Иван обернулся, и, увидев участкового, сказал:

– Кириллов, пригласи понятых, а потом опроси Клавдию Михайловну. Не забудь объяснение взять у неё об обнаружении трупа.

– Все товарищ капитан, сделаю, как положено, – ответил старший лейтенант. Он, нежно взяв под локоть женщину, и вывел её из квартиры. Нужно было допросить свидетелей, найти понятых и обработать жилой сектор на предмет улик.

Иван осмотрелся. Немного подумав, стал прохаживаться по комнате.

– Пиши Щеглов. Осмотр помещения, производится по адресу: улица Рабочая 92, однокомнатная квартира на первом этаже двухэтажного кирпичного дома. Осмотр производится в светлое время суток при естественном освещении. На полу на расстоянии примерно метра от нижнего левого угла единственного окна находится голова потерпевшего мужчины, лицом вверх. Ноги потерпевшего вытянуты вдоль тела и находятся на расстоянии полутора метров от северной стены квартиры, В правой руке, вытянутой вдоль тела, зажат стакан. Труп мужчины примерно сорока семи лет. В правой руке покойного зажат граненый стакан. Левая рука, откинута в сторону.

– «Хрущевский», – поправляет Щеглов.

– Стакан граненый! – утвердительно сказал Селезнев.– Пиши дальше и не отвлекайся. – Голова покойного в лобной кости между надбровных дуг, имеет отверстие округлой формы с характерным налетом предположительно порохового нагара. В упор сука стрелял! Пишем дальше. Под головой покойного явно просматривается пятна бурого цвета – предположительно похожие на кровь. А также фрагменты ткани розового цвета. Вероятнее всего, выстрел был сделан в лоб. Приблизительно сантиметров 30 – 40. Отверстие сквозное. Фрагмент, похожий по структуре на вещество мозга, лежит рядом с головой. Записал?

– Так точно, Иван Васильевич – записал, – ответил опер.

– Так пиши дальше: На полу разбросаны вещи покойного в виде фотографических открыток и каких—то записей на старой бумаге.

Иван, молча, поднял с пола пожелтевший от времени листок и прочитал: – «Боевое донесение командира второго взвода РПТР, лейтенанта Василенко Н. В. о безвозвратных потерях второго взвода, четвертой роты, триста сорок третьего мотострелкового полка от 24 мая 1942 года».

– Это тоже Васильевич, записывать? – спросил Щеглов.

– Ты что, Щеглов, будешь мне весь архив Министерства обороны переписывать? Пиши то, что я говорю.

– На месте преступления стоит, бутылка с прозрачной жидкостью. На этикетке металлического цвета бутылки надпись золотыми буквами «Царская охота», от жидкости исходит характерный запах спиртного. – Во, видал Щегол, какую водку нужно пить! Это тебе не «Снигиревка», а рублей триста, а может и пятьсот такая бутылочка стоит!

– Триста я покупал.

– Пиши дальше алкоголик! Рядом на столе на алюминиевой подставке в виде «ромашки», стоит чугунная сковорода с продуктом питания. Предположительно – жареный картофель.

– А, это зачем писать Иван Васильевич?

– А, чтобы капитану Петроченкову тоже была работа. Пусть наш уважаемый эксперт, устанавливает жареный это картофель или пареная в печи тыква.

– Прикалываешься, Селезнев? – подал голос Петроченков, опыляя по бутылке кисточкой дактилоскопический порошок.

– Я, Василий Петрович, исполняю служебные обязанности и долг старшего оперуполномоченного убойного отдела. Так, пишем дальше, не расслабляемся: Также на столе в алюминиевой суповой тарелке находятся продукты питания. Судя по внешнему виду это маринованные опята с репчатым луком в подсолнечном масле.

– Ты что, Васильевич, экспертом заделался? А может это бледные поганки с луком порей в машинном масле «Шел»? – подколол эксперт Селезнева.

– Я, Василий Михайлович, как тот чукча – что вижу, о том и пишу. А я вижу маринованные грибы! Вижу водку! Вижу жареную картошку! И понимаю, что здесь ужинали и беседовали два человека. Приятно беседовали. Выпивали вкусную водку, закусывали её вкусными грибочками с постным маслом. А потом – потом неизвестный, вытащил ствол, и хлоп – убил Александра Петровича одним выстрелом. Убил прямо в лоб! Просто так – хлоп и убил! Убил, отставного майора Афанасьева: Афганца и героя. Убил председателя поискового объединения. Убила, собака дикая, моего друга, а мне вот вместо того, чтобы думать, приходится писать, про жареную картошку. Про эти сраные опята, которые я собирал вместе с ним вот этими самыми руками, – завелся Селезнев.

Иван, расстроенный убийством друга, начал набирать обороты. Чтобы успокоиться, он достал сигарету, и, несколько раз нервно чиркнув зажигалкой, закурил.

– Петроченков, этот труп, еще вчера был моим закадычным другом! Я ведь Сашку знал с детства. Я на флот ушел, а он в армию. Он в Афгане воевал, а я ходил в дальние походы. Он майор запаса, а я еще капитан полиции. Через два года мне уходить на пенсию, а я, как был капитан, так капитаном и умру. А сейчас товарищ Петроченко, здесь на полу лежит мой друг с дыркой в голове. Я не знаю пока кто, и за что его убил. За что можно убить человека, если он никому кроме добра ничего не сделал? Парень по лесам, полям и болотам искал бойцов погибших во время войны. Он восстанавливал имена героев! И что за это его надо было убивать? Что за день сегодня такой? С утра себе яйца обварил чаем, теперь еще друга убили! Кто мне скажет, за какие грехи, мне выпали такие испытания?

– Это, Иван Васильевич, наверное, магнитные бури, – тихо сказал Петроченков, собирая улики в целлофановые пакетики. – Вот, к примеру: если мне приснился сон, что я с кем—то занимаюсь сексом, значит, хоть из дома не выходи вообще. Бери бюллетень и сиди, жди неприятность. И то все равно, что—то поганое, но обязательно случится. Ты вот Иван, себе яйца чаем обжег, это явно был тебе знак, что будет какая—то неприятность. Вот она и случилась.

– А мне товарищ капитан, если приснится говно, то это всегда к деньгам. Или зарплата или на улице просто так найду, – сказал старший лейтенант Щеглов. – Это точно, к бабке не ходи. Несколько раз проверял.

– Так мужики, что расслабились. Работаем дальше.

Иван Васильевич продолжил диктовать описание места происшествия, а в эту минуту все улики и образцы вещдоков, он как бы вкладывал в маленькие ящички своего мозгового секретера. Когда первичные следственно-оперативыные действия будут закончены, он включит свой мозговой компьютер и, начнет по крупицам выстраивать логическую цепочку преступления. Иван ходил по комнате, монотонно читая текст, как по заученному. Он описывал место происшествия, который должен был войти в уголовное дело. Это было нужно, и он всегда делал это с максимальной щепетильностью, чтобы потом не искать в деле нужных деталей и снова не возвращаться на линию старта.

Покойный отставной майор Афанасьев жил один: его жена Ольга, несколько лет назад ушла от него. Она просто не выдержала его многомесячных командировок, и эту грязь времен минувшей войны, которую тот тащил в дом со всех полей и лесов. Друзья поисковики, его одноклубники, все внесли в семейный раздор свою лепту. С каждого рейда они заполняли дом трофеями, и тот начинал напоминать склад металлолома или разоренный некрополь. Во всех углах, на всех полках, лежали ржавые фронтовые раритеты. Александр Петрович в делах поиска, как и Селезнев, был настоящий профи, и эта особенность к поисковому делу объединяла их вместе. Только капитан Селезнев искал преступников, а Афанасьев искал эхо прошедшей войны.

– Ты, Михалыч, все осмотрел? – спросил Селезнев, копошащегося возле трупа эксперта.

– Да, заканчиваю.

Иван вновь достал пачку «ЛД» и закурил. Он, по привычке, прищурив глаза, еще раз он внимательно осмотрел комнату. Несколько раз затянувшись, он подошел к тумбочке, на которой стоял добрый старый ламповый «Электрон-716» Львовского завода. Присев, Иван выдвинул ящик. Он знал, что тот наполнен ржавыми раритетами. Иван раньше не понимал: на хрена Афанасьеву все это, до тех пор, пока не увидел собственными глазами, с какой благодарностью смотрели на него люди, когда он отдавал им ржавые часы погибшего деда, или пробитую осколком ложку с именем и фамилией пропавшего без вести красноармейца. Каждый предмет в его доме имел свою судьбу и своего хозяина. Хоть и был он ржавый, но до сих пор хранил о нем тепло и память.

– Михалыч, а ты видел этот «Парабеллум»?

– Не марай руки! Фигня, на постном масле, рухлядь, – ответил Петроченков, не отрываясь от дела, – восстановлению не подлежит. Так, что по огнестрелу и возбудиться не чем.

– А что у нас в районе и отремонтировать некому? Может, не перевелись еще на земле русской умельцы? – спросил Иван. Он бросил ржавый немецкий ствол обратно в ящик и вытер руки. – А, представь Щегол, сколько из него нашего народа было побито – мама не горюй! А сейчас он раритет – мать его, музейный экспонат!

– Месяц в тормозной жидкости надо отмачивать, – сказал старший лейтенант Щеглов – Я когда—то на своем огороде пистолет «ТТ» нашел, так месяц в тормозной жидкости держал, пока он шевелиться не начал. И знаете, Иван Васильевич, расшевелил я его. Можно было даже разобрать.

– И что пострелял, наверное, вволю, – спросил капитан Селезнев?

– Ага, пострелял – постреляешь с таким раритетом. Там, проржавело все! Сдал через свою бабку в РОВД. По закону это уже утилизированный огнестрел. Она за него хоть к пенсии двести рублей получила. Один хрен на переплавку пойдет.

– Я, Сережа, доложу подполковнику Якимову, что ты, используешь служебное положение в целях личного обогащения. Ох, и навалим тебе Щеглов срок, и поедешь в Нижний Тагил этапом чашечки для мороженого штамповать. Это же надо, на целых двести рублей государство объегорил! – сказал Селезнев, шутя – Ты, Вася, хоть приблизительно установил, из чего стреляли в Афанасьева? – спросил он эксперта.

– Ну, Васильевич, судя по гильзе, это или «Вальтер-РР», или бельгийский Браунинг «Хайпауэр». Гильза, как у нас говорят РР 9Х19 «Luger», – сказал эксперт, рассматривая через лупу лицо Ивана.

– Это что, типа от «Шмайсера», что ли?

– Сколько раз говорить: не от «Шмайсера», а от «Парабеллума» – стандартный девяти миллиметровый патрон, принятый, как РР—19. 19 мм это длинна гильзы, стоял, стоит и будет стоять на вооружение Германии в 1907 году для пистолета «Р—07» «Борхарда Люгера».

– Мы в детстве такими патрончиками забавлялись. У нас товарищ Петроченков, их было тут столько, словно шелухи от семечек.

Эксперт сложил аккуратно свой кейс и, присев за стол, сказал:

– Слушай Селезнев, пора, наверное, заканчивать. Где это следак прокурорский, черт бы его побрал? Да, хотя он в принципе и не нужен. Мы за него всю работу сделали. Приедет, распишется, и будет героем! Может, я уже пойду, в заключении через пару дней все опишу. Только прошу, в эти дни не мешай мне работать, быстрее один хрен не будет. С пальчиками, как я и предполагал все чисто, как в операционной. Никаких следов. Даже покойного тщательно стерты, – сказал уныло Михалыч, рассматривая через лупу стакан.

– А ты, Михалыч, покойника дактилоскопировал?

– Обижаешь Селезнев, это аксиома – Я это в первую очередь делаю.

Иван подошел к окну. Отодвинув занавеску, он выглянул во двор. Приоткрыв форточку, он выбросил окурок на улицу и сказал:

– Да, насчет гильзы пошевелись, пожалуйста! Напряги коллег из экспертного отдела. Пусть они шустрее поработают. Ты ведь знаешь Вася, этих археологов—копателей? Уже завтра к нам в город со всей страны съедутся. Я даю сто процентов, что найдутся «борцы за справедливость». Будут в следствие свое «жало запиливать». Кто, что и почему? А у меня сейчас пока даже версии нет. Так одни эмоции. Завтра Якименко брифинг соберет и будет перед главой администрации на планерке прыгать на задних лапках. А я, Ваня Селезнев, должен его подхвостье прикрывать, чтобы ему с управления не вдули по самые – мама не горюй! Да, ты пулю с дверного косяка достать не забудь.

– Уже – ответил эксперт.

– Что уже?

– Уже достал и к делу приторочил.

– Скучный ты, Вася. Тебя, что ни попросишь, ты уже все сделал. Труп дактилоскопировал. Пулю достал. И даже марку ствола приблизительно установил, хотя этими патронами вся Европа стреляет. Нет в тебе Вася, ни тайны, ни загадки.

– Я, товарищ капитан, не Штырлиц, чтобы иметь тайны, и не баба, чтобы быть загадочным, – сказал Петроченков – Я между прочим дипломированный эксперт. Делаю свое дело не хуже других.

Иван глянул в окно и увидел, как подъехала черная «Шеви Нива». Это был следователь прокуратуры района.

– Михалыч, я на улицу. Там следователь прокурорский прикатил, пойду его встречу. А ты улыбайся, и делай вид, что мы уже на грани раскрытия, он это любит. Я лично терпеть Веретенникова не могу, а он меня.

Иван вышел на улицу.

– Здравствуйте Олег Михайлович, что—то вы сегодня припозднились. Мы уже тут все описали.

– Машина, барахлила! Датчик холостого хода полетел. Уехать не мог, – сказал прокурорский, протягивая Ивану руку.– Ну, Иван Васильевич, доложи, что тут у нас случилось?

– Тут, Олег Михайлович, чистая трагедия, как по Шекспиру. Убит выстрелом в голову отставной майор Александр Афанасьев. Вы его знаете.

– Это тот военрук из местной бурсы, который розыском у нас в районе занимался? Председатель поискового клуба говоришь?

– Так точно – он! Только розыском занимаюсь я, капитан Селезнев, а поиском занимался отставной майор Афанасьев.

– И что? Какие у тебя, Иван Васильевич, версии? – спросил следователь, проходя в дом.

– Версия пока одна – ограбление или разбой. Но что похитили, я точно не знаю. Уточню у жены, может, она в курсе, – сказал Селезнев.

Следователь осмотрел место происшествия, и сказал:

– Я вижу, Иван Васильевич, что это убийство. Умышленное убийство при помощи огнестрела. Я пока возбуждаю уголовное дело по сто пятой и двести двадцать второй. С грабежом пока не определено. То, что вещи разбросаны, это не говорит о том, что покойного ограбили. Может его из чувства мести убили, или за какие долги, а этот бардак так для понтов и ментов устроили. Определимся позже в рабочем порядке!

Пока прокурор ходил по комнате, рассматривая место происшествия Селезнев, словно угорь, скользнул в двери, и исчез на улице. Спрятавшись в УАЗик, он сел на переднее сиденье и с блаженством закурил.

– Что уже едем, – спросил водитель сержант.

– Погоди, там еще Щегол с Петроченковым, мозг Веретенникову компостируют. Я вырвался, типа допрос свидетелей устраиваю. Хочу послушать, что народ говорит по поводу убийства. Мало ли кто кого видел или, что слышал.

– Я тут уже час сижу и слушаю. Несут околесицу. Я товарищ капитан, тут такого наслушался. Вон та бабка, что в синем платке, говорила, что умер покойный от водки. Ну, типа купил самогон, выпил, и, упав на пол, разбил себе голову.

– Убили его Коля. Пуля попала прямо в лоб, – сказал Селезнев, и глубоко вздохнул – Бляха медная – хороший был мужик. Ты машину прогрей, а то меня, что—то знобит, – сказал Селезнев – Напьюсь я сегодня сто процентов. Сержант завел машину и через пару минут теплый воздух начал движение по кабине.

ВЕРСИИ

С самого начала рабочего дня, начальник отдела подполковник Якимов собрал всех оперативников на традиционное совещание. В течение получаса он выслушал доводы и рабочие версии оперов. В кабинете затянулась пауза, и подполковник Якимов, бросив карандаш на стол, сказал:

– Так, Иван Васильевич, я надеюсь на ваш многолетний опыт. Мне верится, что вы, завершите все оперативно-розыскные мероприятия. В нашем районе это убийство вызвало довольно сильный общественный резонанс. Убитый отставной майор Афанасьев, герой Афгана. Это не простой бомж. Это человек, которого не только знают в области, но и в самой Москве. Это благодаря ему, и его пацанам за последние годы около десятка семей по всей стране, нашли своих отцов и дедов, которые погибли в нашем районе. Только за эти заслуги, он уже достоин того, чтобы его убийца был изобличен и наказан по всей строгости закона. А теперь, господа-товарищи офицеры, расходимся по рабочим местам. Я надеюсь, что мне не придется краснеть перед администрацией нашего города. Будь она трижды не ладна – эта администрация! – сказал Якимов, вспоминая интриги, которые плел против него глава администрации Васильев.

Поводом для получения выговора от начальника управления стала негласная жалоба частного характера от главы администрации района, на интимные связи подполковника Якимова. По городу пополз слушок, об их обоюдном посягательстве на тело секретарши местного РАЙПО Кушнеровой. Тогда это были всего лишь слухи. И они не имели никакой конкретной базы, но из областного управления внутренних дел инкогнито приехал дознаватель, который зафиксировал на видеокамеру, факт «морального разложения» начальника РОВД, с гражданкой Кушнеровой. Во избежание скандала, это дело замяли. Но уже через месяц, Якимов нанес ответный удар, и поймал бывшего друга Васильева, как участника браконьерского промысла. Это преступное деяние так же было снято на видеокамеру. Обменявшись компроматами, бывшие друзья превратились в заклятых врагов. Теперь каждый день они искали повод, чтобы по больнее ужалить друг друга, и сместить симпатии Кушнеровой в свою пользу.

Оперативники ввиду окончания совещания покинули кабинет. В коридоре, пока Иван не исчез из отдела, к нему подошел капитан Петроченков. Намекая на полученную новость, он интригующе сказал:

– Иван Васильевич, я слышал, что шеф сегодня тебя домогался. У него, что очередной гормональный взрыв, или он номинант на премию министра МВД по нераскрытым висякам? У тебя часом головка после вчерашнего не болит?

– Бо—болит, – ответил Селезнев, – ты что, Василий, предлагаешь полечиться?

– Предлагаю выпить пивка, и выслушать новости по фактам твоего нашумевшего дела. У меня для тебя, есть интересная новость. Пока там наши коллеги из областного экспертного отдела будут сочинять справки, я, как Финист ясный Сокол, готов сегодня пролить свет на твою проблему и поставить тяжелый груз следствия на рельсы быстрой раскрываемости. Только, Ваня, если можешь, то зайди ко мне минут через десять. Мне ненадолго надо отлучиться по делам. А потом мы с тобой и пивка попьем, и посидим, покумекаем о делах наших скорбных. Я после выходного сильно болен, и я не откажусь от лекарства, – прошипел эксперт Селезневу в ухо.

– Э – э, Вася, с этого места давай подробней! Что ты, там еще такое нарыл, ты хоть намек сделай, не томи капитану душу.

– Придешь через десять минут. Я буду в своей келье. У меня сейчас важный разговор, – сказал Петроченков, и помчался на третий этаж.

Иван пару секунд стоял, словно его, как таракана прихлопнули тапком. Он не мог очухаться от мысленного удара. Раз Петроченков намекнул на пиво, значит, у него появился какой-то «золотой ключик», который способен открыть потайной замочек. Тут до Ивана дошло, и он заголосил вслед уходящему эксперту.

– Э- э- э! Вася, я сейчас! Айн момент!

– Я Васильевич, буду в своем «офисе», – крикнул, обернувшись Петроченков. -Через десять минут.

– Ох, и сучий ты сын! – сказал сам себе Селезнев, и двинулся к выходу. Остановившись, Иван, как бы отошел от навалившейся проблемы, и сказал дежурному:

– Славик, если кто будет спрашивать, я на пару минут в кулинарию. Пусть подождут здесь. На допрос должны прийти по поводу Афанасьева.

Дежурный по РОВД, не отрываясь от журнала, одобрительно махнул головой. Иван вышел на улицу. Яркое утреннее солнце резануло по глазам. Похрустывая свежим снежком, Васильевич проследовал в «кулинарию», которая была на первом этаже ресторана, невдалеке от отдела. Здесь, как всегда, с утра было многолюдно. Только в «кулинарии» продавали в это время в разлив алкогольную продукцию, поэтому «больных», было достаточно.

– О, полковник Селезнев, собственной персоной пожаловал, – сказал один из утренних завсегдатаев.

– Не полковник, а капитан! Рано ты Глебович, мне полковника присвоил. Мне бы до майора дослужиться, и на пенсию. Надоело!

– Ты, Васильевич, наверное, для дела? Проходи без очереди. Мы ведь мужики понятливые, видим, что нужно.