- -
- 100%
- +
Пролог. Семена гнева
Микробиолог Алексей Мосин не отрывал взгляда от настенных часов в своей лаборатории. Тиканье – единственный звук, разрезающий тишину – казалось оглушительным. Каждая секунда приближала человечество – вернее то, что от него осталось – к расплате.
Его пальцы, некогда уверенные и точные, сейчас дрожали. Под ногтями запеклась кровь от того, как он до боли сжимал кулаки во время последней трансляции. Они даже не скрывали своего триумфа. Эти самопровозглашенные боги в дорогих костюмах, с идеальными улыбками, объявляли о «великом освобождении планеты от бремени перенаселения». Тысяча спутников активировалась одновременно. Одна вспышка – и миллиарды людей просто перестали существовать. Испарились. Без крика, без боли, без возможности попрощаться.
А он ничего не смог сделать. Ему хватило сил только организовать месть.
Алексей взглянул на пустой стол, где ещё вчера стоял контейнер с его работой последних месяцев – бактерией штамма MGN-7, модифицированной для воздействия на префронтальную кору головного мозга. Мечта любого нейробиолога и кошмар для человечества. Теперь всё было в руках его соратников.
Виктор Самойлов, которому он лично доверил три капсулы. Бывший начальник службы безопасности проекта MGN-7, потерявший всю семью в одно мгновение. Виктор знал каждую щель в системе, которую когда-то сам создавал.
Вирусолог Барри Холл, признанный гений австралийской медицины, потерял семью во время катастрофы в Сиднее, когда спутниковое излучение мгновенно уничтожило почти все население города. Оставшись с двумя экспериментальными капсулами на руках, он поклялся отомстить архитекторам этого чудовищного геноцида.
И последний – американский микробиолог Саймон Хиллеман, чья лаборатория когда-то конкурировала с лабораторией Мосина. Теперь они были союзниками, объединенными общей утратой.
«Елена», – прошептал Алексей, глядя на фотографию молодой женщины на столе. Его дочь. Они забрали её, чтобы заставить его молчать. И он молчал, но работал. Боже, как он работал.
Звук разбитого стекла где-то в коридоре вывел его из оцепенения. Они пришли. Значит, всё-таки узнали о его плане или просто решили избавиться от последнего свидетеля, который знал правду с самого начала.
Алексей улыбнулся. Они опоздали. Механизм запущен, контейнеры с бактериями давно переданы его соратникам, которые так же жаждут отмщения. Двадцать девять дней – и таймер запустит процесс. Двадцать девять дней, прежде чем выжившие поймут, что значит стать настоящим зверем.
Шаги в коридоре приближались. Тяжелые, уверенные.
Алексей сел за стол и достал из ящика старый револьвер. Только не им. Не этим чудовищам. Он сам решит, когда уйти.
Дверь распахнулась, и в проеме возникла фигура в защитном костюме с символикой проекта «Новая жизнь».
Алексей поднял оружие и прошептал: «Увидимся в аду».
Выстрел эхом прокатился по пустым лабораторным коридорам, где когда-то кипела жизнь.
А таймер продолжал отсчитывать время.
ГЛАВА 1. Пыль человечества
День первый после аннигиляции.
Крик застрял в горле Ивана, когда человек напротив него исчез. Не упал, не растворился – просто исчез, оставив лишь мельчайшую взвесь пепла, медленно оседающую в неподвижном воздухе офиса. Секунду назад Петров обсуждал квартальный отчет, его полные губы формировали слова о процентах и прибыли, а теперь… теперь в пространстве была лишь пустота, наполненная запахом озона.
Иван не мог пошевелиться. Его мышцы окаменели, легкие сжались в спазме ужаса. Через стеклянные перегородки офиса он видел, как весь тридцатый этаж бизнес-центра превращается в кладбище пустых стульев и брошенных вещей. Секретарша, только что разливавшая кофе исчезла, оставив чашку падать в пустоту. Охранник у лифта – только униформа осела бесформенной кучей. Директор посреди совещания – растворился прямо на середине фразы о необходимости сокращения персонала.
Какая ирония, подумал Иван отстраненно, прижимаясь к стене.
Оглушительный вой сирен прорезал тишину. За окном открывалась панорама Москвы, погружающейся в хаос. Автомобили без водителей врезались друг в друга, создавая огненные шары на проспектах. Вертолет, потерявший управление, штопором падал на жилой комплекс, растворяясь в гигантском взрыве. А люди… люди просто исчезали, выключались из реальности, словно перегоревшие лампочки.
Иван сполз по стенке на пол, чувствуя, как по ногам растекается теплая влага. Он обмочился. Как ребенок. Как животное. Оглушительный звон в ушах почти заглушал сирены. В нос ударил запах гари – где-то в здании начинался пожар.
Мысль о родителях заставила его подняться на дрожащие ноги и схватить телефон. Экран показывал отсутствие сети. Нет сигнала, нет интернета, нет связи с миром. Он словно оказался в вакууме, отрезанный от всего, что знал и любил.
В лифтовом холле он увидел первого выжившего – Вадима Ароновича, финансового директора. Бледное лицо старика покрывала испарина, а руки дрожали так сильно, что он не мог попасть пальцем в кнопку вызова.
– Что происходит? – Иван едва узнал свой голос, искаженный ужасом.
– Конец, – просто ответил старик. – Они всё-таки сделали это.
– Кто? Что сделал?
Вадим Аронович повернулся, и Иван отшатнулся. Глаза финансиста были пустыми, мертвыми, словно он уже перестал существовать, но его тело забыло исчезнуть.
– Проект «Новая жизнь». Думаешь, почему мы с тобой остались? Ты в списке, Ваня. Как и я. Список на выживание. Они отобрали нас.
– Какой список? – тошнота подкатила к горлу Ивана. – Кто отобрал?
Старик засмеялся – сухим, безжизненным смехом, похожим на скрежет костей.
– У тебя дедушка был министром при Ельцине, так? А жена – дочь олигарха? Ты думал, это случайность, что тебя взяли на эту должность? – его голос стал шипящим. – Нас всех отбирали. Годами. По генетике, по связям, по полезности для их… нового мира.
Иван попятился, чувствуя, как холодные щупальца ужаса сжимают внутренности. Все встало на свои места – навязанный родителями брак, стремительная карьера без особых заслуг…
– Нет, – прошептал он, но знал, что это правда.
Здание содрогнулось от взрыва где-то внизу. Инстинкт самосохранения заставил Ивана броситься к лестнице, игнорируя крики Вадима Ароновича: «Куда ты? Там ад! Нужно ждать! Они придут за нами!»
Он бежал вниз по ступеням, спотыкаясь и падая. На двадцатом этаже его остановило тело охранника – один из немногих, кто не испарился, а умер обычной смертью. Иван перешагнул через труп, стараясь не смотреть на искаженное ужасом лицо. На пятнадцатом он начал задыхаться от дыма – языки пламени лизали стены, растекаясь по офисным помещениям.
Когда Иван достиг вестибюля, картина заставила его застыть в оцепенении. Группа людей – преимущественно в дорогих костюмах – стояла кружком, глядя на пожилую уборщицу, которая билась в конвульсиях на мраморном полу. Никто не помогал ей. Они просто… наблюдали. С отстраненным любопытством энтомологов, изучающих умирающее насекомое.
– Надо вызвать скорую! – крикнул Иван, бросаясь к женщине.
Один из мужчин повернулся к нему:
– Зачем? – в его голосе звучало искреннее недоумение. – Она не в списке. Просто система дала сбой, не всех удалось убрать сразу.
Иван замер, чувствуя, как внутри что-то обрывается.
– Вы… вы знали?
Мужчина улыбнулся – обаятельно, как улыбаются политики на агитационных плакатах.
– Конечно, – он протянул руку. – Александр Петрович Ветров, заместитель министра обороны. А вы, должно быть, Иван Сергеевич Колесников? Поздравляю, вы прошли отбор. Добро пожаловать в новый мир.
Уборщица перестала дергаться. По ее подбородку стекала тонкая струйка крови, смешанной с пеной. Глаза остекленели, глядя в пустоту.
Ивана вырвало прямо на начищенные ботинки заместителя министра.
– Ну-ну, – поморщился тот, отступая. – Первый день всегда тяжелый. Привыкнете. А теперь прошу всех на выход – через пятнадцать минут здание будет демонтировано.
Демонтировано. Не разрушено, не взорвано – демонтировано, словно ненужная декорация на съемочной площадке.
Толпа «избранных» двинулась к выходу, обтекая тело уборщицы как неодушевленное препятствие. Иван остался стоять, чувствуя себя призраком среди живых людей.
Снаружи его ослепило яркое солнце. День был безоблачным, идеальным для конца света. У входа выстроились черные внедорожники с правительственными номерами. Рядом с ними – люди в военной форме без опознавательных знаков, с автоматами наперевес.
– Иван Сергеевич, прошу вас, – к нему подошел военный с белесыми, почти прозрачными глазами. – Мы едем на базу «Соколиная гора». Там безопасно.
Иван оглянулся на город. Панорама Москвы, всегда кипящая жизнью, теперь напоминала сюрреалистическое полотно апокалипсиса. Дым поднимался из десятков мест. Брошенные автомобили заполнили улицы. И нигде – ни единой живой души, кроме тех самых «избранных», которые сейчас чинно рассаживались по черным машинам.
– Что случилось с остальными? – прохрипел он. – С моими родителями? С друзьями?
Военный посмотрел на него с выражением, напоминающим жалость. Но в его глазах не было сочувствия – только клиническая отстраненность врача, сообщающего смертельный диагноз.
– Их не стало, Иван Сергеевич. Они… аннигилировали. Быстро и безболезненно. Это было милосерднее, чем биологическое оружие, которое планировалось изначально.
– Милосерднее?! – Иван почувствовал, как что-то ломается внутри. – Вы убили миллиарды людей и называете это милосердием?!
Военный вздохнул и кивнул двум своим коллегам. Те немедленно схватили Ивана под руки с механической эффективностью.
– Успокоительное, – скомандовал он, и Иван почувствовал укол в шею.
Мир начал расплываться. Последнее, что он увидел – как на другой стороне улицы огромный механический паук методично разбирает жилой дом, складывая обломки в контейнеры. За пауком виднелись десятки таких же машин, двигающихся к центру города, словно муравьи, уничтожающие останки гигантского трупа.
Новый мир начинал стирать следы старого. А Иван погружался в химическое забытье, где его не могло достать осознание того, частью чего он теперь стал.
ГЛАВА 2. Архитекторы апокалипсиса
Красное заходящее солнце окрашивало облака в цвет запекшейся крови – последний закат старого мира. Вице-президент корпорации «New Era Global» Питер Сорос наблюдал за этим зрелищем со смотровой площадки командного центра, высоко в горах Швейцарии. Его окружали мониторы, на которых мигали строки кода и диаграммы, отображающие готовность к запуску операции.
«Проект Прометей» – финальная фаза плана «Новая жизнь» – был готов на 97 процентов.
– Господин Сорос, – голос помощника за спиной звучал напряженно. – Министр обороны спрашивает, можно ли отложить запуск.
Сорос не повернулся. Его взгляд был прикован к закату, к тем последним лучам света, которые скоро увидит большая часть человечества.
– Скажи ему, что точка невозврата пройдена, – произнес он с легким акцентом. – Спутники в позиции. Энергия накоплена. Первая волна аннигиляции активируется ровно в полночь по Гринвичу.
– Но, сэр, текущая готовность позволяет охватить только 30% населения в первой фазе. Для полного покрытия потребуется…
– Я читал отчет, Грег, – прервал его Сорос. – Четыре дня. Четыре последовательные волны. Такова инерция больших систем.
Он наконец повернулся. В его холодных голубых глазах не отражалось ничего человеческого – только расчетливая решимость существа, переступившего границу человечности.
– Это даже лучше, – добавил он с тонкой улыбкой. – Хаос будет… поучителен. Те, кто выживет после первых волн, кто увидит, как исчезают их близкие… Они поймут ценность выбора, который мы для них сделали.
В это же время за океаном Мэдисон Коллинз поправляла белоснежное свадебное платье перед зеркалом. Шелк струился каскадом, возвращая ей собственное дрожащее отражение. Церемония должна была начаться через пятнадцать минут. Эндрю уже ждал ее у алтаря, среди трехсот гостей в величественном соборе Нью-Йорка.
– Ты прекрасна, – сказала ее мать, поправляя вуаль. – Эндрю – счастливчик.
Мэдисон улыбнулась. Ей двадцать семь, она только закончила медицинскую школу, впереди ждала резидентура в престижной клинике, свадебное путешествие на Мальдивы и целая жизнь с любимым человеком.
Была ровно полночь по Гринвичу – 7 вечера по местному времени – когда часы над туалетным столиком издали мелодичный звон.
Мэдисон обернулась – и ее мать исчезла. Не упала, не отвернулась – прекратила существовать, оставив после себя лишь легкую дымку, мгновенно растворившуюся в воздухе. Платье, которое она только что поправляла, опало на пол, как опадают осенние листья.
– Мама?
Секунду Мэдисон стояла, не понимая происходящего. Затем из коридора донеслись первые крики. Она бросилась к двери, распахнула ее – и увидела хаос. Подружка невесты металась по комнате в поисках исчезнувшей сестры. В коридоре плакал ребенок, оставшийся без родителей. Кто-то кричал, что люди исчезают, растворяются в воздухе прямо на глазах.
Мэдисон помчалась к главному залу, шлейф ее платья развевался за спиной, словно белый флаг капитуляции. Она рвалась к алтарю, к Эндрю, моля всех богов, чтобы он еще был там.
Когда она ворвалась в зал, то увидела сюрреалистическую картину: сотни пустых рядов с брошенной одеждой и аксессуарами. Оркестр превратился в коллекцию бесхозных инструментов. У алтаря священник растерянно озирался – половина прихожан просто исчезла на его глазах.
Эндрю не было.
– Эндрю! – закричала Мэдисон, пробегая между рядами. – ЭНДРЮ!
Священник поймал ее за руку:
– Они исчезли, дитя мое. Прямо у меня на глазах. Как будто… как будто их стерли.
Она оттолкнула его и бросилась к месту, где должен был стоять жених. На полу лежал смокинг, который она сама помогала выбирать…
Снаружи взревели сирены. Сквозь витражи доносились звуки аварий, крики, хаос. Мир рушился за стенами собора. Первая волна аннигиляции накрыла восточное побережье США.
Россия. Полковник Михаил Зубов проснулся от сигнала тревоги на командном пункте стратегических ракетных войск в глубине сибирской тайги. Красное аварийное освещение и вой сирен означали лишь одно: начало ядерного конфликта.
– Доклад! – рявкнул он, стремительно входя в центр управления.
Молодой лейтенант, бледный как полотно, оторвался от монитора:
– Товарищ полковник… они исчезают. Просто… исчезают.
– Кто? – Зубов подошел к экрану, и его сердце пропустило удар.
– Люди, сэр. В городах. В деревнях. Везде, – лейтенант дрожащей рукой указал на спутниковые снимки. – Москва потеряла, по приблизительным оценкам, сорок процентов населения за последние пятнадцать минут.
Зубов ощутил, как холодеет внутри. Двадцать три года службы, включая две горячие точки, не подготовили его к этому.
– Связь с Москвой?
– Прерывистая, сэр. Центр управления отвечает с перебоями. Многие города вообще не выходят на связь.
– Американцы? Китайцы?
– Нет данных, сэр. Но судя по всему… это глобально. На всех континентах одинаковая картина. Люди просто исчезают. Без взрывов, без радиации… просто перестают существовать.
Зубов подошел к огромной карте мира на стене. Красные точки, обозначающие зоны бедствия, загорались одна за другой, постепенно покрывая всю планету кроваво-красной сыпью.
– Это не война, – тихо сказал он. – Это что-то гораздо хуже.
В этот момент дверь распахнулась, и в центр управления вбежал капитан связи:
– Товарищ полковник! Срочное сообщение перехвачено со спутника! Кодовое название «Прометей»! Какие-то орбитальные платформы активируются над земной поверхностью!
Зубов почувствовал, как земля уходит из-под ног. Несколько лет назад он слышал слухи о сверхсекретном проекте – технологии аннигиляции материи направленным излучением. Но считал это научной фантастикой…
– Всем оставаться на местах! – приказал он. – Задействовать протокол «Бункер». Полная изоляция комплекса. Никто не входит, никто не выходит.
Он подошел к лейтенанту и понизил голос до шепота:
– Уровень защиты нашего комплекса?
– Триста метров гранита и стали над головой, сэр. Полный экран от любого известного излучения.
– Будем надеяться, что этого достаточно, – Зубов посмотрел на экраны, где мигали сигналы бедствия со всей планеты. Что-то подсказывало ему, что для человечества уже ничего не будет достаточно.
Эхо первой волны аннигиляции прокатилось по планете подобно беззвучной приливной волне. Треть населения Земли испарилась за считанные часы. Остальные оказались в кошмаре, который невозможно было объяснить.
В Токио небоскребы горели, когда пилоты в кабинах авиалайнеров растворялись в воздухе, обрекая самолеты на падение. В Рио-де-Жанейро карнавальная процессия превратилась в толпу обезумевших от ужаса людей, бегущих от невидимой смерти.
А в горах Швейцарии Питер Сорос с удовлетворением наблюдал за цифрами на экранах.
– Первая фаза завершена успешно, – сообщил технический директор. – Целевое сокращение достигнуто. Накопление энергии для второй фазы начато. Ориентировочное время готовности – 24 часа.
– Отлично, – кивнул Сорос. – Запускайте медиа-протокол «Спасение». Пусть выжившие поверят, что у них есть шанс.
Его помощник нерешительно кашлянул:
– Сэр, мы получаем… необычные данные. По нашим расчетам, аннигилировано немного меньше людей, чем планировалось. Некоторым удалось… избежать излучения.
– Где? – резко спросил Сорос, разворачиваясь к помощнику. Его идеальное лицо исказила гримаса раздражения – первая человеческая эмоция за весь день.
– Глубокие шахты. Бункеры. Подводные сооружения. По предварительным оценкам, около двухсот тысяч человек находились в условиях, защитивших их от излучения.
Сорос задумался на мгновение, потом небрежно пожал плечами:
– Неважно. Мы настроим спутники точнее для следующих волн. А выживших… их мы найдем после. По одному. И выбор будет простым – присоединиться к нам или… перестать быть.
Его голубые глаза ничего не выражали, кроме холодной решимости. В этот момент он уже не был человеком – лишь инструментом для реализации плана, разработанного годами. Плана, который уничтожил семь миллиардов жизней, словно они были всего лишь строками кода, подлежащими удалению.
ГЛАВА 3. День второй
Правительства, пытавшиеся отреагировать на катастрофу, оказались обезглавлены – большинство лидеров исчезло. Военные силы дезорганизованы – цепочки командования разрушены. Спасательные службы не справлялись с масштабом бедствия.
И все это было лишь прелюдией ко второй волне…
Джон Диас, фермер из Небраски, смотрел на восходящее солнце с крыши своего дома. Ночь он провел с ружьем в руках, защищая жену и троих детей от мародеров, уже начавших бесчинствовать на соседних фермах.
Вчера его старший сын растворился в воздухе прямо у него на глазах – словно невидимый ластик стер мальчика из реальности. Жена до сих пор была в шоке, сидела, обнимая двух младших, не отпуская их ни на секунду.
По радио передавали обрывки новостей – то же самое происходило по всему миру. Теории варьировались от атомной войны до инопланетного вторжения и божественного возмездия. Никто не знал правды. Никто не мог объяснить, почему одни исчезали, а другие оставались.
В полдень Джон услышал гул приближающегося вертолета. Черный, без опознавательных знаков, он завис над центральной улицей их маленького городка. Из динамиков донесся механический голос:
«Внимание! Это сообщение от Глобального Спасательного Консорциума. Всем выжившим необходимо собраться на городской площади для эвакуации и защиты. Повторяю: всем выжившим собраться на городской площади. Это ваш единственный шанс на спасение».
Джон нахмурился. В этом сообщении было что-то подозрительное. Оно выглядело чересчур организованным для мира, который всего день назад погрузился в полный хаос.
– Мы должны идти? – спросила жена, поднявшись на крышу с младшей дочерью на руках. Ее голос дрожал, а глаза молили о надежде. – Может, они знают, что происходит?
Джон посмотрел на вертолет, затем на свою семью. Интуиция – та самая, что помогла ему выжить во время службы в Ираке – кричала об опасности.
– Нет, – решительно сказал он. – Мы остаемся здесь. У нас есть запасы, оружие, укрытие в подвале. Что бы ни происходило, я не доверяю никому.
Он не знал, что это решение на сутки отсрочит гибель его семьи. Потому что ровно через два часа, когда на площади собралось почти все население городка, в небе появилось странное сияние. И все, кто был на открытой местности, просто перестали существовать.
Вторая волна аннигиляции накрыла центральную часть США, стирая еще миллионы жизней с лица земли.
Доктор Елена Рей, ведущий физик-теоретик, оказалась в подземке Парижа, когда началась первая волна. Вместе с тремя сотнями других пассажиров они оказались запертыми под землей, когда поезда остановились из-за массового исчезновения машинистов.
Сутки спустя они все еще были там – отрезанные от поверхности, где, судя по доносящимся через вентиляционные шахты звукам, царил абсолютный хаос.
– Это не природное явление, – говорила Рей группе выживших при тусклом свете аварийного освещения. – Исчезновение материи без следа, без энергетического выброса – это технология, причем настолько продвинутая, что даже теоретически она считалась невозможной.
– Вы хотите сказать, что это сделали люди? – спросил пожилой мужчина в потрепанном костюме. – Но кто? И зачем?
– Я не знаю, – честно ответила Рей, глядя на его осунувшееся лицо. – Но я знаю, что под землей мы в относительной безопасности. Судя по тому, что метро не затронуто, излучение – если это оно – не проникает сквозь толщу грунта.
– И что нам делать? Остаться здесь навсегда? – истерически рассмеялась молодая женщина с ребенком на руках. В ее глазах плескалось безумие.
– По крайней мере, пока не поймем, что происходит, – кивнула Рей. – У нас есть вода из технических систем. Мы можем…
Ее прервал странный звук сверху – словно тысячи птиц разом взмахнули крыльями. А затем через вентиляционные шахты донеслись крики. Новые крики ужаса и отчаяния.
– Началось снова, – прошептал кто-то. – Боже, это происходит снова…
«Ровно 24 часа между волнами, – подумала Рей. – Они перезаряжают оружие. Или накапливают энергию. Или…»
Ее размышления прервал звук шагов по туннелю. Тяжелых, неторопливых. Методичных шагов, словно идущий не боялся того, что произошло на поверхности.
– Всем оставаться на месте, – сказала она, поднимаясь. – Я посмотрю, кто это.
– Не ходите туда, – предостерег ее пожилой мужчина, хватая за рукав. – Это может быть опасно.
– Или это могут быть спасатели, – возразила Рей, но на всякий случай взяла с собой тяжелый фонарь – единственное, что могло сойти за оружие в их положении.
Она медленно двинулась по платформе к источнику звука. В тусклом свете аварийных ламп она увидела фигуры в конце туннеля – несколько человек в черных защитных костюмах, напоминающих снаряжение химзащиты, но гораздо более технологичных. С оружием и фонарями.
– Эй! – крикнула она. – Мы здесь! Нас около трехсот человек!
Фигуры замерли, затем одна из них выступила вперед, направив свет фонаря прямо ей в лицо, ослепляя.
– Доктор Елена Рей? – раздался металлический голос из-под шлема.
Она замерла. Откуда они знают ее имя?
– Да, это я.
– Вам повезло, доктор Рей, – человек в костюме снял шлем, обнажив бесстрастное лицо с холодными серыми глазами. – Вы в списке избранных для эвакуации. Пожалуйста, пройдемте с нами.
– Избранных? – непонимающе переспросила Рей, чувствуя, как по спине пробегает холод. – О чем вы говорите? Кто вы?
– Проект «Новая жизнь», доктор Рей. Мы создаем новый мир. И ваш интеллект был признан ценным для этого мира.
Лицо человека не выражало никаких эмоций – ни радости от встречи, ни облегчения от ее спасения. Только холодная, механическая эффективность.
– А остальные? – она кивнула в сторону людей на платформе, где беженцы с надеждой вглядывались в темноту. – Их вы тоже заберете?
Человек равнодушно посмотрел в ту сторону:
– Нет, доктор. Они не в списке.
– Тогда я отказываюсь.
Человек вздохнул, будто разговаривал с непонятливым ребенком:
– Это не предложение, которое можно отклонить, доктор Рей. Через два часа начнется третья волна зачистки. Еще через сутки – последняя, четвертая. Те, кто останутся здесь… исчезнут.
– Зачистки? – Рей почувствовала, как холодеет внутри. – Так это вы… это все вы устроили?
Вместо ответа человек кивнул двум своим спутникам. Они быстро подошли к Рей и схватили ее за руки.