- -
- 100%
- +
Она подошла ближе. Ветер трепал ее черные волосы, и в воздухе повис тонкий аромат экзотических цветов и ночной прохлады.
– Но у меня есть свой план.
Она остановилась в шаге от него, и ее голос стал вкрадчивым шепотом.
– Я видела, как умер мой брат. Я видела, как умерла твоя жрица. Мы оба – осколки. Два одиноких, разбитых осколка в этом проклятом мире. И Бельфегор, и Сияющие, и Спящий – они все хотят использовать нас, играть нами, как фигурами на своей доске.
Она протянула руку и коснулась его щеки. Ее пальцы были холодными, как шелк.
– А я устала быть фигурой. Я хочу стать игроком. И ты – тоже. Мы оба хотим одного и того же, Каэль. Не спасения. Не власти. А мести. Мы хотим заставить их всех заплатить. За Корвуса. За Лию. За то, что они с нами сделали.
Ее фиолетовые глаза заглядывали ему в самую душу.
– Бельфегор хочет, чтобы я тебя соблазнила. Хорошо. Я соблазню. Но не твое тело. А твою тьму. Твою ярость. Твою ненависть. Мы станем союзниками не по приказу, а по выбору. Мы станем их главным кошмаром. Двумя призраками, которые будут преследовать их до самого конца времен.
Она убрала руку.
– Поход в Кхем. Ты идешь туда за оружием, чтобы убить бога. Ты думаешь, это будет просто? Гробница Царей-Чародеев охраняется не ловушками и не стражами. Она охраняется их вечной, неупокоенной волей. Их гордыней. Она сведет с ума любого смертного. Но не нас.
Она улыбнулась. Впервые за долгое время. Но это была не прежняя, игривая улыбка. Это была улыбка заговорщика, хищника, нашедшего партнера по охоте.
– Твоя Пустота и моя… хитрость. Твоя ярость и моя ложь. Вместе мы сможем пройти там, где не пройдет ни один герой света или тьмы. Я помогу тебе добыть твое оружие, Каэль. А потом ты поможешь мне. Мы вернем наши долги. Все. До последней капли крови.
Она протянула ему бутыль с вином.
– Так что, давай выпьем. Не за приказ. А за наш маленький, тайный союз. За то, что начинается сегодня. Наш танец в пустоте.
Каэль смотрел на нее, на вино в ее руке, на тлеющий камень на ее груди. Он знал, что это ловушка. Изящная, многослойная, опасная. Она предлагала ему не утешение. Она предлагала ему разделить ее цинизм, ее боль, ее жажду мести. Она предлагала ему упасть вместе.
И в этой общей бездне было что-то ужасно соблазнительное.
Он не хотел утешения. Оно казалось ему предательством по отношению к Лии.
Но месть… месть была языком, который он понимал.
Он взял бутыль и сделал большой глоток. Вино обожгло горло, но холод в его душе, казалось, отступил еще на шаг.
– Хорошо, – сказал он, возвращая ей бутыль. – За наш танец.
Он еще не знал, куда приведет его этот танец. Но он знал одно: его одиночество закончилось. На его место пришло нечто иное. Более темное. Более сложное. И, возможно, еще более опасное.
На следующее утро он отдал приказ.
Армия выступает через три дня. Курс – на юг. В пустыни Кхем.
И впервые за долгое время в его голосе, когда он говорил с вождями, прозвучали не только приказы, но и тень того холодного азарта, который когда-то делал его королем арены.
Охота начиналась.
Глава 15. Караван в Никуда
Путь на юг был долгим и молчаливым. Огромный караван – авангард армии Каэля, состоящий из пяти тысяч отборных воинов – двигался по выжженным войной землям, как серая, пыльная змея. Дни были похожи один на другой: серый рассвет, бесконечная, унылая дорога, короткий привал у чахлого костра и тревожная ночь под безразличными звездами.
Каэль ехал во главе колонны, и его молчание было тяжелее доспехов. Он почти ни с кем не говорил, отдавая приказы через Ульфгара. Боль от потери Лии не утихла, она просто ушла вглубь, превратившись в вечную, ноющую рану, о которой он старался не думать. Он заполнил пустоту планами, картами, расчетами. Его разум стал крепостью, в которую он не пускал никого, даже самого себя.
Но ночами, когда лагерь засыпал, и единственными звуками были треск костра и храп орков, стены этой крепости давали трещину. Кошмары возвращались. Он снова и снова видел ее падающее тело, черную дыру на месте сердца, и просыпался в холодном поту, сжимая рукоять клинка, задыхаясь от невысказанного крика.
Именно в одну из таких ночей она пришла к нему.
Лисса.
Она скользнула в его шатер беззвучно, как тень, и села у его походной кровати. Он не спал, просто лежал с открытыми глазами, глядя на колышущийся от ветра полог.
Она ничего не сказала. Она просто протянула руку и коснулась его лба, покрытого испариной. Ее пальцы были прохладными, и это простое, человеческое (или, скорее, нечеловеческое) прикосновение было настолько неожиданным, что он вздрогнул.
– Тише, – прошептала она. – Это всего лишь сон.
– Я не сплю, – хрипло ответил он.
– Нет? – она усмехнулась, но в ее голосе не было насмешки. – А мне кажется, мы все спим. В одном большом, дурном сне, который снится какому-то злому богу. И никак не можем проснуться.
Она не убрала руку. Она начала медленно, осторожно гладить его по волосам. Ее движения были плавными, успокаивающими. В них не было ни соблазнения, ни похоти. Лишь странная, почти материнская нежность, которой он не ожидал от нее. Которой он не чувствовал никогда в жизни.
– Зачем ты здесь? – спросил он.
– Потому что я тоже не могу спать, – ответила она, глядя на тлеющий на ее груди камень. – Он приходит ко мне. Мой брат. Не в кошмарах. А в воспоминаниях. Я вспоминаю, как мы были детьми, в огненных садах Пятого Круга. Как он учил меня драться. Как защищал от других, более сильных демонов. Он был таким… простым. Таким настоящим. А я… – она замолчала. – А я всегда была сложной.
Они молчали. Две сломленные души, объединенные не только горем, но и чувством вины. Он винил себя в смерти Лии. Она, как он теперь понял, винила себя в том, что не смогла уберечь своего прямолинейного, яростного брата в этом мире интриг.
– Она бы не хотела, чтобы ты так страдал, – тихо сказала Лисса.
– А он бы не хотел, чтобы ты превратилась в ледяную статую, – так же тихо ответил Каэль.
Она криво усмехнулась.
– Кажется, мы оба плохо справляемся с их последними желаниями.
Она убрала руку с его лба и просто осталась сидеть рядом. Ее присутствие не было навязчивым. Оно было… фоном. Тихим, понимающим. И впервые за много недель Каэль почувствовал, как напряжение, которое стальными обручами сковывало его грудь, немного ослабло. Той ночью он впервые заснул без кошмаров.
Она начала приходить каждую ночь. Иногда они говорили. О прошлом, о пустяках, о звездах. Обо всем, кроме того, что лежало на сердце тяжелым камнем. Иногда они просто молчали. Она сидела рядом, а он спал. Ее присутствие, присутствие другого живого (или неживого) существа, которое понимало его боль без слов, стало для него лекарством. Странным, горьким, но лекарством.
А однажды ночью он проснулся от того, что она плакала. Тихо, беззвучно, ее плечи сотрясались от сдерживаемых рыданий. Она плакала над своим мертвым братом, над своей разбитой жизнью, над всем тем, что она прятала за маской цинизма.
Он не стал ее утешать. Он просто сел и притянул ее к себе. Не как мужчина – женщину. А как один уцелевший в кораблекрушении – другого. Он обнял ее, и она уткнулась лицом в его плечо, и ее слезы, горячие и настоящие, впервые за долгие годы смочили его кожу.
Он гладил ее по волосам, и в этот момент он чувствовал не вожделение, а странное, пронзительное чувство… родства. Они оба были чудовищами, порождениями тьмы. И только друг с другом они могли позволить себе быть слабыми.
В ту ночь они впервые легли в одну постель.
В этом не было страсти. Это было отчаянное бегство от одиночества. Их тела, израненные и уставшие, искали не наслаждения, а простого тепла. Он зарылся лицом в ее черные, пахнущие ночными цветами волосы. Она прижалась к его груди, слушая, как бьется его сердце – сердце, которое все еще было живым.
Их близость была горькой, как полынь. Это было утешение, построенное на руинах их любви к другим. Это было предательством по отношению к мертвым. И в то же время – единственным, что удерживало их от падения в бездну безумия.
Они спали в объятиях друг друга, и во сне им обоим снилось одно и то же. Не кошмары. А просто серая, безмолвная пустота. И в этой пустоте они были не одни.
Лисса начала что-то чувствовать. Не любовь. Демоны не умеют любить. Но нечто похожее. Странную, болезненную привязанность к этому сломленному полукровке, который был единственным, кто видел ее настоящую, без маски.
А Каэль… он находил в ее объятиях забвение. Она была тьмой, которая не пугала, а укрывала. Она была ядом, который, как ни странно, притуплял боль от другого, более страшного яда в его душе.
Их караван медленно двигался на юг, в самое сердце мертвой пустыни. А во главе него ехали два призрака, которые пытались найти жизнь в объятиях друг друга, не зная, исцеляют они друг друга или, наоборот, тащат в еще более глубокую пропасть.
Их роман был романом пепла. Тихим, горьким и, возможно, обреченным. Но в этом умирающем мире даже у пепла было право на свое последнее, отчаянное тепло.
Глава 16. Паутина и Шепот в Городах
Южные земли встретили их зноем и страхом. Здесь, в вольных баронствах и торговых городах, лежащих между владениями Инквизиции и диким Севером, война ощущалась не лязгом стали, а тихим шепотом на рынках, ростом цен на зерно и пустыми взглядами людей, которые боялись завтрашнего дня. Они были зажаты между молотом и наковальней: фанатиками Инквизиции, видевшими в любом инакомыслии ересь, и растущей угрозой Скверны, о которой доходили чудовищные слухи.
Армия Каэля не пошла на них войной. Огромный караван остановился в предгорьях, в нескольких днях пути от первого крупного города, Эшборна, и превратился в укрепленный лагерь. А Каэль и Лисса начали свою, иную войну. Войну интриг.
Они не явились в города как завоеватели. Первыми туда отправились гоблины-торговцы, чьи караваны, груженные редкой северной рудой и мехами, внезапно предложили местным гильдиям товары по ценам, вдвое ниже рыночных. Затем появились дроу-шпионы, которые, действуя под личиной бродячих артистов и куртизанок, начали собирать слухи и плести свои сети в самых злачных и самых богатых домах.
А потом в Эшборн прибыла она. Лисса.
Она явилась не как демонесса или генерал. Она приехала в роскошной, закрытой карете, как знатная дама с севера, и сняла лучший особняк в городе. Ее сопровождала лишь небольшая, но безупречно вышколенная охрана из дроу, одетых в ливреи несуществующего торгового дома.
Она не требовала аудиенции у барона. Она начала устраивать приемы. Роскошные, декадентские вечера, на которые поначалу, с опаской, а затем – с жадным любопытством, начала стекаться вся местная знать. Вино лилось рекой, играла чарующая музыка, а хозяйка, прекрасная и загадочная, вела умные, тонкие беседы, никогда не говоря о политике напрямую. Она говорила о торговле, об искусстве, о далеких землях. Она слушала. И запоминала.
Каэль в это время не сидел в лагере. Под покровом ночи, используя свои теневые способности, он сам проникал в город. Он ходил по самым темным переулкам, по трущобам, слушал разговоры в тавернах, где сидели простые солдаты и наемники. Он изучал город, как хирург изучает больное тело, находя его слабые точки, его гнойники, его скрытые раны.
Иногда, в своих ночных вылазках, он чувствовал его. Присутствие Азраила. Он не видел ангела, но знал, что тот где-то рядом, наблюдает. И порой происходили странные вещи. Ключевой свидетель, которого искали шпионы Лиссы, «случайно» напивался и выбалтывал все секреты в таверне, где сидел Каэль. Или патруль Инквизиции, идущий по следу их агента, inexplicably сворачивал не в тот переулок. Азраил не вмешивался. Он лишь слегка… подталкивал события. Создавал возможности. Он был не игроком, а невидимой рукой, которая иногда поправляла фигуры на доске, чтобы игра становилась интереснее.
Через две недели почва была готова. Лисса пригласила на тайный ужин барона Эшборна – старого, трусливого, но хитрого интригана, чья власть держалась на хрупком балансе между страхом перед Инквизицией и любовью к собственному золоту.
Они ужинали в зимнем саду, под стеклянным куполом, сквозь который были видны холодные звезды.
– Ваши приемы наделали много шума, леди, – начал барон, нервно вертя в руках бокал. – Агенты Инквизиции уже задают вопросы. Кто вы? Чего вы хотите?
– Я хочу предложить вам будущее, барон, – ответила Лисса, и ее улыбка была острой, как осколок стекла. – Инквизиция предлагает вам «защиту». Но мы оба знаем, что это слово в их устах означает поглощение. Рано или поздно ваш город станет их гарнизоном, ваши налоги – их десятиной, а ваши дочери – послушницами в их храмах.
Она сделала паузу.
– А мы… мы предлагаем вам партнерство. Торговый союз. Мы обеспечим защиту ваших караванов от разбойников и… других угроз. Мы дадим вам доступ к северным рынкам, о которых вы могли только мечтать. А взамен… вы просто закроете глаза на то, что наши отряды иногда будут проходить через ваши земли. И перестанете делиться информацией с Инквизицией.
– Это предательство! – прошептал барон.
– Нет. Это – бизнес, – поправила Лисса. – И, чтобы вы поняли, насколько мы серьезны…
Дверь в сад открылась, и вошел Каэль. Он был без доспехов, в простой черной одежде, и двигался бесшумно.
Барон вскочил, его рука метнулась к кинжалу.
– Пепел Ямы… – выдохнул он.
– Просто Каэль, – спокойно сказал тот. Он подошел к столу и положил на него небольшой, туго набитый кошель. – Вчера ночью капитан вашей стражи проиграл в кости очень большую сумму. Некоему человеку, который предложил ему простить долг в обмен на одну маленькую услугу. Например, вывести из строя подъемный механизм главных ворот на час.
Затем он положил рядом свиток.
– А это – переписка вашей супруги с молодым капитаном из гарнизона соседнего баронства. Очень… пылкая переписка.
Барон сел в кресло, его лицо стало серым.
– Мы не хотим вашей власти, барон, – продолжал Каэль. – Мы не хотим ваш город. Мы хотим, чтобы вы сделали выбор. Продолжать лизать сапоги инквизиторам, которые вас презирают и рано или поздно сожрут. Или стать партнером новой силы, которая уважает независимость. И умеет платить за услуги.
– А если я откажусь? – прохрипел барон.
– Тогда мы просто уйдем, – пожала плечами Лисса. – А этот свиток «случайно» попадет на стол к вашему местному представителю Ордена. А слухи о слабости ваших ворот дойдут до орочьих племен в горах. Выбор за вами.
На следующий день барон Эшборна объявил, что в связи с «угрозой Скверны» он временно закрывает границы своего баронства для всех «вооруженных религиозных формирований». Формально – он остался нейтрален. Фактически – он вонзил нож в спину Инквизиции, лишив их важной базы и разведывательного центра.
И это было только начало. Такую же игру они провернули в двух других городах, каждый раз используя разные рычаги – где-то подкуп, где-то шантаж, где-то играя на старой вражде с соседями. Империя Каэля не росла в размерах. Она росла вглубь, как раковая опухоль, пуская метастазы в самое сердце земель своих врагов, ослабляя их изнутри.
А по ночам, в шатре Каэля, продолжался их собственный, тихий танец. Их близость, рожденная из скорби, начала обретать новые оттенки. Это все еще не была любовь. Это было нечто более сложное.
– Ты становишься хорошим интриганом, – сказала она однажды ночью, лежа в его объятиях и глядя на тени, пляшущие на пологе шатра.
– Ты меня научила, – ответил он.
– Нет, – она покачала головой. – Я лишь дала тебе инструменты. А безжалостность, необходимая для этого… она всегда была в тебе. Просто раньше она выходила через клинок. А теперь – через слово.
Она приподнялась на локте и посмотрела на него.
– Что с нами будет, Каэль? Когда все это закончится? Когда ты убьешь всех своих богов и монстров?
Он долго молчал, глядя в ее фиолетовые, меняющие цвет глаза.
– Я не знаю, – честно ответил он.
– Я тоже, – прошептала она. – И, знаешь, что самое страшное? Мне впервые в моей бесконечной жизни… любопытно.
Она поцеловала его. И в этом поцелуе не было ни приказа, ни игры. Лишь горькая нежность двух хищников, которые внезапно обнаружили, что в их общем логове может быть на удивление… уютно.
Их война продолжалась. И на фоне этой великой, кровавой игры в судьбу мира, они вели свою, маленькую, тихую войну. Войну за право на простое, хрупкое тепло в холодной, бесконечной ночи.
Глава 17. Пустыня и Предзнаменования
Паутина, которую плели Каэль и Лисса, становилась все гуще. Вольные города, один за другим, объявляли о «нейтралитете», закрывая свои ворота для легионов Инквизиции. Торговые пути, ведущие на юг, оказались перерезаны не армией, а золотом и шантажом. Великий Инквизитор Гектор, запертый в Гелиополе, приходил в ярость, но ничего не мог поделать – начать войну против всех вольных баронств одновременно он не мог. Он был вынужден ждать, копить силы и проклинать имя Пепла Ямы, который вел войну не как воин, а как яд.
Но Каэль знал, что это лишь отсрочка. Он выигрывал время, но не решал проблему. Главные угрозы – Спящий, Эхо Ллос, Падшие Трое в его голове – никуда не делись. Они лишь затаились, как хищники в высокой траве.
Пришло время для главного, самого опасного шага.
В одну из ночей, когда над лагерем висела полная, холодная луна, он собрал свой последний военный совет.
– Я ухожу, – сказал он без предисловий, обращаясь к Ульфгару, Бьорну и Гар'Нашу. – Путь лежит в Кхем, за Сердцем Аримана. Это может занять месяцы. Может, годы. Может, я не вернусь вовсе.
Вожди помрачнели.
– Ты снова оставляешь нас? – пророкотал Бьорн. – В самый разгар игры?
– Я иду за козырем, который позволит нам закончить эту игру, – ответил Каэль. – Пока меня не будет, командование армией переходит к вам троим. Ульфгар, ты – кулак. Бьорн, ты – щит. Гар'Наш, ты – клык. Ваша задача – держать оборону. Не ввязывайтесь в большие битвы. Изматывайте Инквизицию. Укрепляйте наши союзы. Просто… продержитесь.
– А ты? – спросил Ульфгар. – Ты пойдешь один?
– Нет, – Каэль посмотрел на Лиссу, которая стояла в тени. – Она пойдет со мной. В Кхеме мне понадобится не только воин, но и тот, кто умеет читать древние письмена и разговаривать с тенями мертвых городов.
Лисса молча кивнула. Это было их общее, невысказанное решение, принятое в тишине ночных разговоров.
– И еще один, – добавил Каэль.
В тронный зал, где проходил совет, бесшумно вошел Азраил. Его появление, как всегда, заставило воздух похолодеть.
– Мои… наниматели… очень заинтересованы в том, чтобы Сердце Аримана не попало в плохие руки, – спокойно пояснил ангел. – А поскольку руки у вас обоих, – он обвел взглядом Каэля и Лиссу, – далеко не самые чистые, я буду присматривать, чтобы вы не натворили глупостей. Считайте меня… независимым наблюдателем.
Никто не стал спорить. Присутствие этого странного, печального существа стало привычным. И все, от варвара до демонессы, понимали, что его сила может стать решающим фактором.
Прощание было коротким и суровым. Каэль оставил свою армию, свое королевство, все, что он построил. Он снова становился странником, идущим в неизвестность.
– Возвращайся с победой, повелитель, – сказал ему на прощание Мал'кор, который прибыл из Твердыни Пепла, чтобы принять командование всеми силами дроу. – Или не возвращайся вовсе.
В его словах была высшая форма уважения темных эльфов.
Они отправились втроем. Не с армией, а маленьким, незаметным отрядом. Их путь лежал через земли, которые становились все более дикими и мертвыми. Они видели последствия деятельности Скверны – целые леса, где деревья срослись в единую, пульсирующую массу, и реки, в которых вместо воды текла черная, маслянистая слизь.
И чем дальше они шли на юг, тем сильнее Каэль чувствовал его.
Спящего.
Он больше не был просто угрозой. Он стал фоном. Постоянным, низким гулом на краю сознания. И он начал говорить с ним. Не угрожая, а… сочувствуя.
<Ты идешь за оружием против меня, дитя Раскола,> – шелестел его голос в снах Каэля. – <Но ты ищешь не там. Твой главный враг – не я. А они. Те, кто тебя предал. Те, кто запер меня в этой агонии. Приди ко мне, Каэль. Вместе мы сможем исцелить этот мир. Покончить с болью. С одиночеством. Навсегда.>
Каэль просыпался, и его сердце колотилось от этого соблазнительного, полного лживой мудрости шепота.
Лисса тоже чувствовала перемены. Чем ближе они подходили к древним землям Кхема, тем беспокойнее вело себя Сердце ее брата. Камень то вспыхивал яростным багровым светом, то становился холодным, как лед.
– Что-то не так, – сказала она однажды вечером, когда они сидели у костра. – Здесь… пахнет Адом. Но не тем, который я знаю. Другим. Более древним.
– Кхем был первым местом в этом мире, где смертные научились открывать врата в иные реальности, – пояснил Азраил, глядя в огонь своими печальными глазами. – Цари-Чародеи заключали сделки не с князьями вроде Бельфегора. Они говорили с теми, кто был до них. С первородными демонами. С сущностями чистого хаоса. Земля здесь помнит это. Она пропитана их эхом.
– Значит, гробница будет не просто с ловушками, – заключил Каэль.
– Гробница будет адом в миниатюре, – кивнул Азраил. – И ее стражи – не просто духи. Это эхо тех самых сущностей, с которыми Цари заключили свои сделки.
Они пересекли последнюю границу – высохшую реку, русло которой было усеяно костями гигантских, доисторических тварей. И перед ними раскинулась она.
Великая Пустыня Кхем.
Это была не просто пустыня. Это был океан пепла и костей. До самого горизонта простирались черные, как уголь, пески, над которыми дул горячий, сухой ветер, несущий с собой шепот миллионов мертвых. А на горизонте, как клыки мертвого бога, торчали из песка верхушки полузасыпанных пирамид и обелисков.
Мир здесь умер тысячелетия назад. Но его смерть не была спокойной. Она была здесь. Живая, голодная, ждущая.
В ту же ночь им приснился один и тот же сон.
Они стояли посреди этой пустыни, и над ними было не небо, а гигантское, багровое око. И оно смотрело на них. А из песка вокруг них поднимались фигуры. Не мертвецы. А воины, сотканные из самого песка, и глаза их горели тем же багровым светом, что и око в небе.
И голос, древний, как сама пустыня, пророкотал в их головах:
«Вы пришли в мое царство, смертные. Вы пришли за моим сердцем. Но Кхем не отдает своих сокровищ. Он их забирает. И ваши души станут прекрасным дополнением к моей коллекции».
Они проснулись одновременно. Костер погас. Вокруг их лагеря, в нескольких десятках шагов, стояли они. Песчаные воины из их сна. Они не двигались. Просто стояли и смотрели.
– Похоже, хозяин гробницы знает, что мы пришли, – проговорила Лисса, и в ее голосе впервые за долгое время прозвучало нечто похожее на страх.
– Это не он, – сказал Азраил, поднимаясь на ноги. Его лицо было серьезным, как никогда. – Это – Хранитель. Последний из Царей-Чародеев, который привязал свою душу к этой пустыне, чтобы вечно охранять Сердце Аримана. И он не позволит нам даже приблизиться.
Каэль посмотрел на молчаливую армию, сотканную из песка и вековой воли.
– Похоже, сначала нам придется убить бога-хранителя, – сказал он. – А уже потом идти грабить его гробницу.
Их поход только что стал неизмеримо сложнее. И смертоноснее.
Глава 18. Эхо Черного Солнца
Армия из песка не нападала. Она просто была. Безмолвные воины, идеальные копии гвардейцев Царей-Чародеев, стояли по периметру их лагеря, их обсидиановые глаза, лишенные зрачков, следили за каждым движением. Это была не осада. Это была клетка, стены которой были сотканы из пустыни и воли давно умершего бога.
– Мы не можем прорваться, – констатировала Лисса после нескольких часов наблюдения. Она послала одну из своих теней-шпионов на разведку, и та растворилась, едва коснувшись первого ряда песчаных воинов, словно ее стерли из реальности. – Их нельзя убить. Они не живые и не мертвые. Они – сама пустыня.
– Он играет с нами, – сказал Каэль. Он сидел у едва тлеющего костра, его взгляд был прикован к фигурам. – Хранитель. Он не хочет нас убивать. Он хочет нас… изучить. Понять, что за насекомые осмелились заползти в его песочницу.
Азраил, стоявший чуть поодаль, молча смотрел на горизонт, где из-за черных дюн медленно поднималось багровое, больное солнце.
– Он ждет, – наконец произнес он. – Он ждет, когда Черное Солнце Кхема встанет в зенит. В этот час граница между миром живых и миром духов этой пустыни истончается. Тогда он сможет явиться лично. И тогда он будет судить нас.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».