Сердце из хрусталя и стали. Искра в тени

Акт I: Зеркало лжи

Глава 1. Белая аура одиночества

Такой цвет видел только один раз в жизни – на старой черно-белой фотографии своей бабушки. Не цвет вовсе, а его полное отсутствие. Оттенок пыли на заброшенной паутине, цвет молчания в пустом доме, сияние лунного света на лезвии ножа. Белая аура. Аура полного, абсолютного, выжженного одиночества.

И она висела вокруг новенького, Лео Корделя, с самого утра.

Алиса отвела взгляд, уткнувшись в учебник по литературе. Слова расплывались перед глазами, превращаясь в бессмысленные закорючки. Белый. Ледяной и безжизненный. Он сидел в трех рядах от нее, у окна, и смотрел на осенний дождь, барабанивший по стеклу. Казалось, он даже не дышал.

– Торн, ты с нами? – резкий голос миссис Элвуд, учительницы литературы, прорезал гул класса.

Алиса вздрогнула. Все обернулись на нее. Десятки аур вспыхнули ярче – любопытство кислотно-желтое, раздражение грязно-оранжевое, скука мутно-серо-зеленая. Цветной вихрь, от которого закипала кровь в висках и начиналась легкая тошнота.

– Я… простите, повторите вопрос, – выдавила она, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец.

– Я спрашиваю, как вы считаете, почему главный герой предпочел одиночество любви? – миссис Элвуд склонила голову набок, ее аура – ровный, учительский синий – колыхнулась, выдавая легкое нетерпение.

*Потому что любовь – это самый болезненный вид шума,* – молнией пронеслось в голове у Алисы. *Потому что в толпе можно быть так же одиноко, как и в пустыне. Потому что иногда белый цвет – это не пустота, а щит.*

Она этого, конечно, не сказала. Она пробормотала что-то заученное про трагедию романтического героя и его внутренний конфликт. Миссис Элвуд кивнула, удовлетворенная, и двинулась дальше по проходу. Алиса снова украдкой посмотрела на новенького.

Белая аура не просто окружала его. Она была частью него. Неподвижная, густая, как сливки. В ней не было ни всплесков, ни колебаний. Ни капли тепла. Обычно ауры людей напоминали северное сияние – они переливались, менялись, дрожали. Гнев мог за секунду вспыхнуть алым и тут же смениться на розовое смущение. Грусть могла струиться сизым туманом, сквозь который пробивались лучики надежды. Но это… это была стена. Белоснежная, гладкая, без единой трещины.

И это было невозможно.

За семнадцать лет жизни, за все годы своих мучений – с того самого дня в детском саду, когда она расплакалась, потому что «вокруг Билли слишком много колючего красного цвета» – она не видела ничего подобного. Одиночество бывало серым, пепельным, сизым. Но не белым. Белый – это цвет чистого листа. Но на этом листе не было ничего. Ни надежды, ни тоски. Ничего.

Звонок с урока прозвучал как спасательный круг. Алиса схватила рюкзак и ринулась к выходу, стараясь не смотреть в сторону окна. Ей нужно было в библиотеку – тихое, темное место в дальнем углу, где она могла переждать большую перемену, спрятавшись от какофонии чувств.

Она шла по коридору, опустив голову, как всегда, стараясь смотреть себе под ноги. Так было проще. Меньше видеть. Меньше чувствовать. Ее называли замкнутой, странной, «не от мира сего». Она не спорила. Как можно объяснить, что самый популярный парень в школе излучает удушающий, липкий оранжевый цвет тщеславия, а его подружка – ядовито-зеленые завитки ревности? Как сказать, что учитель математики, улыбаясь всему классу, залит изнутри густым, темно-фиолетовым цветом тоски?

Она наткнулась на него у выхода в школьный двор. Вернее, он наткнулся на нее. Лео Кордель стоял у стеклянных дверей, глядя на ливень, и Алиса, не глядя по сторонам, почти врезалась в него.

– Прости, – бросила она, отскакивая, как от раскаленной плиты.

Он медленно повернул голову. Глаза у него были серые. Как мокрый асфальт. Как небо перед снегом. Ни искры, ни жизни.

– Ничего, – его голос был ровным и тихим. Без интонации. Как белый шум.

И в этот миг она это почувствовала. Не увидела, а почувствовала кожей. Волну ледяного воздуха, исходившую от него. Не физического холода – того, что пробирает до костей осенью. Это был холод иной. Метафизический. Пустота. Абсолютный нуль эмоционального пространства.

Ее собственная аура, обычно невидимая для нее самой, сжалась в комок где-то в районе солнечного сплетения. Она почувствовала легкое головокружение. Белый цвет, окружавший его, казалось, впитывал в себя все звуки коридора – смех, крики, гул голосов. Он был звуконепроницаемым колпаком.

– Ты… новый? – спросила она, сама не зная зачем. Ею двигало жгучее, нездоровое любопытство. Что-то в этом парне было неправильным. Сломанным. Или… намеренно выключенным.

Он кивнул, не отводя от нее своего ледяного взгляда. Он смотл на нее так, будто видел не ее лицо, не растрепанные рыжие волосы и не веснушки на носу, а что-то за ней. Или внутри.

– Лео, – сказал он.

– Алиса.

– Я знаю.

От этого ее бросило в жар. *Он знает? Как?* Они не пересекались до сегодняшнего дня. Она бы заметила его. Заметила бы эту аномалию.

– С тобой… все в порядке? – не удержалась она. Вопрос прозвучал глупо и навязчиво.

Уголок его губ дрогнул. Это нельзя было назвать улыбкой. Скорее, легкой судорогой.

– Со мной все всегда в порядке, Алиса Торн, – произнес он, и его голос обрел странную, металлическую окраску. – А вот с тобой… скоро может быть не очень.

Прежде чем она успела что-то ответить, отшатнуться или спросить, что он имеет в виду, он развернулся и ушел. Не в сторону классов, а к главному выходу. Он шагнул под дождь, не накинув капюшон, и белая аура вокруг него не дрогнула, не изменилась. Капли дождя, казалось, стекали по невидимому куполу, не касаясь его.

Алиса стояла, вжавшись спиной в холодную стену, и не могла пошевелиться. В ушах звенело. Сердце колотилось где-то в горле.

*«А вот с тобой… скоро может быть не очень».*

Что это было? Угроза? Предупреждение? Или ей просто все это померещилось? Может, ее «дар» наконец-то свел ее с ума, и она начала видеть вещи, которых нет?

Она закрыла глаза, пытаясь успокоить дыхание. Когда она снова их открыла, мир вернулся к своей оглушительной нормальности. Кислотно-желтое любопытство, оранжевое тщеславие, розовая влюбленность, серая скука. Какофония красок и чувств.

Но где-то на краю ее восприятия, как заноза в сознании, оставалось воспоминание о белом. О белой ауре одиночества, которое было не просто эмоцией. Оно было заявлением. Фактом. И обещанием чего-то страшного.

Она посмотрела на запотевшее стекло двери, за которым растворилась его фигура. Дождь усиливался, заливая улицу сплошной серой пеленой.

*Что ты такое?* – подумала она, и впервые за долгие годы ее собственное, привычное одиночество показалось ей тесной, но безопасной норой. А там, снаружи, в промокшем до нитки мире, появилось нечто новое. Нечто белое, ледяное и безмолвное.

И оно знало ее имя.

Глава 2. Тот, кто видит сквозь маски

Дождь не утихал весь день. К двум часам он превратился в сплошную стену воды, а школьные окна стали похожи на стекла аквариума, за которыми копошился смутный, неясный мир. Но внутри было еще хуже. Слова Лео висели в воздухе, отравляя каждую секунду. *«А вот с тобой… скоро может быть не очень».*

Что он имел в виду? Почему он сказал это с такой… констатацией? Будто сообщал прогноз погоды: «завтра ожидается шторм». Алиса пропустила половину объяснения по физике, безуспешно пытаясь расшифровать этот взгляд – плоский, как поверхность озера в безветренный день, и такой же непрозрачный.

Она всегда считала, что видит людей насквозь. Ее дар – или проклятие – позволял ей срывать маски. Весельчак, излучающий унылую серую тоску? Она видела. Девушка, притворяющаяся уверенной в себе, с дрожащим лимонным страхом внутри? Видела. Учитель, заливающийся гневным багрянцем, но говорящий спокойным голосом? Видела.

Она была тем, кто видит сквозь маски. Но маска Лео была иной. Она не была цветной. Она была белой. Абсолютной. Идеальной. Она не скрывала никаких эмоций – она утверждала их полное отсутствие. И это было страшнее любой лжи.

Последний звонок застал ее в состоянии, близком к истерике. Она металась между желанием бежать без оглядки и morbid curiosity – жгучим, почти болезненным желанием увидеть его снова. Увидеть и понять.

Она застегивала рюкзак в тишине почти пустого класса, когда за спиной раздался шорох. Алиса резко обернулась.

В дверях стояла Сара Мэдисон – подруга. Ну, как подруга… Та, с кем они вместе делали проекты и иногда пили кофе в столовой. Ее аура сегодня была привычно-розовой с золотыми искорками – цвет легкой, ненапряженной уверенности и дружелюбия.

– Эй, Торн, ты как? Ты на миссис Элвуд сегодня странно реагировала. – Сара склонила голову набок. Ее рыжие кудри затряслись.

– Да ничего, просто… голова болела, – соврала Алиса, отводя взгляд. Розовый цвет был таким нормальным, таким теплым после того ледяного белого. Он почти обжигал.

– Я видела, ты с тем новеньким разговаривала. С Лео, кажется? – в голосе Сары прозвучал неприкрытый интерес. Ее аура вспыхнула любопытным желтым. – С ним что-то не так. Стоит, как статуя. И глаза… Брр. Как у мертвеца.

*«Ты не знаешь, насколько права»,* – подумала Алиса.

– Просто представилась, – пожала плечами она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Показался странным.

– Болен, наверное, – с готовностью заключила Сара. – Или просто зазнайка. Пойдем, я до парковки тебя провожу. Там лужи, как озера.

Алиса кивнула с благодарностью. Присутствие другого человека, даже с его яркой, немного утомительной аурой, было лучше, чем оставаться одной со своими мыслями. Они вышли в коридор, который почти опустел. Только где-то вдали звенел смех, отдаваясь алым эхом веселья.

И тут она его снова увидела.

Лео стоял у открытой двери в кабинет химии. Не внутри, а снаружи. Он не двигался, просто смотрел в пустой класс. Его спина была прямой, руки опущены по швам. Белая аура была неподвижна. Но сейчас Алиса разглядела в ней то, чего не заметила утром. Это не был просто чистый цвет. В его глубине, едва уловимо, мерцали крошечные, словно звезды в туманности, искры. Не цветные. Серебристо-стальные. Как иголки инея на стекле.

Он почувствовал ее взгляд. Медленно, очень медленно повернул голову. Его серые глаза нашли ее в полумраке коридора. И в этот миг Алиса почувствовала не холод, а нечто иное. Острый, колющий укол страха. Чистого, неразбавленного животного ужаса. Он исходил не от него, а изнутри нее самой.

Она инстинктивно шагнула назад, наступив Саре на ногу.

– Ой! Алиса, что с тобой?

– Ничего… Пойдем быстрее, – прошептала она, хватая Сару за рукав и таща ее к выходу. Она не могла отвести глаз от Лео. Он не пытался их догнать. Он просто смотрел. Без интереса. Без угрозы. Смотрел, как смотрят на муравейник перед тем, как наступить.

Они выскочили на улицу, под навес, где собирались кучки учеников, пережидая ливень. Воздух был густым от влаги и запаха мокрого асфальта. Алиса, задыхаясь, прислонилась к холодной кирпичной стене.

– Ты точно в порядке? – обеспокоенно спросила Сара, ее аура на мгновение побелела от тревоги. *Побелела…* Нет, не так. Она стала бледно-молочной, сквозь нее проглядывал розовый. Это было не то. Совсем не то.

– Да, просто… устала, – выдохнула Алиса, закрывая глаза. За веками стоял его образ. Неподвижный. Белый. – Спасибо, что проводила. Я, пожалуй, тут постою.

Сара немного помялась, но потом, получив заверения, что все хорошо, ушла под зонтик к другим одноклассникам. Алиса осталась одна. Шум дождя был успокаивающим. Он приглушал цветной гул из школы.

Она открыла глаза и посмотрела на залитый водой мир. И тут ее взгляд упал на лужу у ее ног. На темной поверхности, как на зеркале, отражался фасад школы, свинцовое небо и… он.

Лео стоял у того же выхода, откуда они с Сарой только что выбежали. Он не прятался, не наблюдал украдкой. Он просто был там. И смотрел прямо на нее. Дождь падал на него, но его белая аура, видимая даже в отражении, оставалась идеально четкой, нерушимой. Капли, казалось, соскальзывали с невидимого барьера.

И тогда Алиса поняла. Она, видевшая сквозь все маски, наткнулась на самую совершенную из них. Маску полного ничто. И это ничто смотрело на нее, знало ее имя и предупреждало о буре.

Она отшатнулась от лужи, разбив его отражение. Сердце бешено колотилось. Она была тем, кто видит сквозь маски. Но впервые в жизни ей отчаянно захотелось убежать от того, что скрывалось под одной из них. Потому что под этой, белой и бесстрастной, могло не быть ничего.

Или могло быть все что угодно.

Глава 3. Трещина в реальности

Следующие два дня прошли в напряженном ожидании, которое звенело в ушах фальшивой тишиной. Алиса избегала коридора у кабинета химии и стеклянных дверей в школьный двор. Она стала мастером скрытного маршрута, ее взгляд всегда был опущен к полу, уставленному каблуками и кроссовками. Но даже не глядя прямо, она чувствовала его. Белое пятно на периферии ее восприятия. Неподвижное, холодное, как айсберг в бурном цветном море школы.

Лео не пытался к ней подойти. Он просто… существовал. Сидел на уроках, отвечал односложно, когда спрашивали учителя, и его белая аура никогда не колебалась. Он был похож на идеально запрограммированного андроида, введенного в реальность для сбора данных. И все же, Алиса ловила на себе его взгляд. Краем глаза. Мгновенный, безвесный, как паутина. Он не был любопытным. Он был… анализирующим.

Именно это и сводило ее с ума. Она привыкла к хаосу человеческих эмоций. К их непредсказуемости, к их иррациональным всплескам. Это было утомительно, но это была знакомая усталость. Лео был иным. Он был предсказуемым до жути. И в этой предсказуемости скрывалась угроза.

Вечер среды она провела за учебниками в своей комнате, пытаясь зазубрить даты по истории. Дождь наконец прекратился, и луна, почти полная, заливала светом ее стол, отбрасывая длинные причудливые тени от веток старого дуба за окном. Алиса потянулась за чашкой с остывшим чаем и замерла.

На стене, прямо перед ней, лежала тень от оконной рамы. Прямая, четкая. Но посреди нее была… щель. Едва заметная, дрожащая линия света, которой там не должно было быть. Как будто сама реальность на мгновение треснула и сквозь трещину просочился какой-то иной, нездешний свет.

Алиса медленно повернула голову. Тень от рамы на полу была идеально ровной. Никаких щелей. Она снова посмотрела на стену. Трещина исчезла.

«Галлюцинации, – с горькой усмешкой подумала она. – Поздравляю, Торн. Ты официально сошла с ума. Сначала белые ауры, теперь трещины в пространстве».

Она с силой потерела глаза и снова уткнулась в учебник. Но сосредоточиться было невозможно. Воздух в комнате стал густым, тяжелым. Звук скрипа колес проезжающей за окном машины донесся до нее искаженным, растянутым, будто его фильтровали через слой воды.

Она решила лечь спать. Может, сон все исправит. Может, утро будет нормальным.

Но сон не пришел. Она ворочалась, вглядываясь в знакомые очертания комнаты, которые в лунном свете казались чужими и враждебными. Тени двигались. Нет, не двигались. *Колыхались*. Как занавеска на слабом ветру. Но окно было закрыто.

Она сжала одеяло в кулаках, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Это было не похоже на ее обычное, привычное одиночество. Это было чувство, что ты не один в своей комнате. Не один в своей голове.

Часы на тумбочке показывали три ночи, когда она не выдержала. Ей нужно было пить. Она спустилась вниз, на цыпочках прошла через гостиную в темноте. Кухня была залита лунным светом, падающим из окна над раковиной. Она налила стакан воды, ее руки дрожали.

И тут она увидела это снова.

В оконном стекле, среди отражений луны и силуэта ее собственной фигуры, была та самая трещина. На этот раз она была больше. Тоньше волоса, но длиннее, и сквозь нее сочился тот же странный, холодный, серебристый свет. Он не освещал ничего вокруг. Он просто *был* – прямая линия иного измерения, вшитая в ткань ее реальности.

Алиса медленно, очень медленно подошла к окну. Она боялась дышать. Трещина пульсировала едва уловимым светом. Она протянула руку, чтобы коснуться стекла, не веря в происходящее.

В этот миг что-то с другой стороны *шевельнулось*.

Тень. Быстрое, стремительное движение. Не человеческое. Не животное. Что-то угловатое, состоящее из сгустков тьмы и осколков того самого серебристого света. Оно мелькнуло за трещиной и исчезло.

Алиса отпрянула с глухим вскриком, опрокинув стакан. Вода разлилась по полу, холодными каплями брызнула на ее босые ноги. Сердце колотилось так, что перехватывало дыхание. Она прижалась спиной к холодильнику, не в силах оторвать взгляд от окна.

Трещина все еще была там. Но теперь она медленно затягивалась, как рана на коже. Серебристый свет померк, потух. Через несколько секунд стекло снова стало просто стеклом. В нем отражалась лишь бледная, перепуганная девушка и кусок лунного неба.

Она простояла так, может, минуту, может, десять. Дрожь не прекращалась. Это не была галлюцинация. Она это знала с той же уверенностью, с какой знала, что видит ауры. Это было реально. Так же реально, как Лео и его белая аура.

Она бросилась наверх, в свою комнату, и захлопнула дверь, повернув ключ. Прислонившись к дереву, она скользнула на пол, обхватив колени руками. Что происходит? Что это за трещины? И какое отношение ко всему этому имеет он?

Утром она проснулась разбитой, с тяжелой головой и песком под веками. Первым делом она осмотрела стену и окно на кухне. Никаких трещин. Все было на своих местах. Солнечный свет заливал комнату, делая вчерашний ужас нелепым и призрачным.

В школе ее встретила знакомая какофония. Крики, смех, гул голосов, взрывы оранжевого тщеславия, розовые волны влюбленности, серые полосы скуки. Она шла сквозь этот шум, как сквозь густой суп, едва переставляя ноги.

И конечно, он был там. Лео. Он стоял у своего шкафчика, и его белая аура в ярком свете люминесцентных ламп казалась еще более неестественной. Алиса не могла отвести взгляд. Теперь она видела эти серебристые искры в толще белизны яснее. Они были похожи на далекие звезды в туманности. Холодные, безжизненные.

Она прошла мимо, не глядя на него, но кожей спины чувствовала его внимание. Оно было тяжелым, как свинцовая пластина.

На уроке биологии они оказались в одной лабораторной группе. Судьба, казалось, издевалась над ней. Ей пришлось сесть напротив него, разделяя один микроскоп. Запах формалина витал в воздухе, смешиваясь с ароматом ее собственного страха, который, она была уверена, окрашивал ее ауру в грязно-желтый цвет.

Они молча рассматривали препарат растительной клетки. Алиса чувствовала, как ее руки потеют. Она украдкой наблюдала за ним. Его движения были точными, экономными. Ничего лишнего.

– Ты плохо спала, – произнес он вдруг, не отрывая глаз от окуляра микроскопа.

Его голос был тихим, ровным, но в тишине лаборатории он прозвучал как выстрел. Алиса вздрогнула.

– Почему ты так решил? – выдавила она.

– Ты видела трещину, – он поднял на нее свой серый, бездонный взгляд. В его ауре не было ни капли любопытства или беспокойства. Только констатация. – Вторую. Ночью.

Ледяная волна прокатилась по ее телу. Он знал. Он *знал*.

– Я… не понимаю, о чем ты, – прошептала она, отводя взгляд. Она чувствовала себя загнанным зверьком.

– Понимаешь, – он сказал это с такой неоспоримой уверенностью, что у нее перехватило дыхание. – Они будут появляться чаще. Реальность здесь истончается. Ты просто начала это видеть. Раньше других.

– Что… что это? – спросила она, и голос ее дрогнул. Она ненавидела себя за эту слабость, но не могла сдержаться.

– Предвестники, – ответил он, и его взгляд снова утонул в окуляре микроскопа, словно их разговор был не важнее рассматривания клеточной стенки. – Сквозь них просачивается свет Элириона. И тени, что бродят в его руинах.

Элирион. Это слово прозвучало в ее сознании, как удар колокола. Оно было чужим, но в то же время… знакомым. Глубоко спрятанным в памяти, как забытая мелодия.

– Я не знаю, что это такое, – сказала она, но это была ложь. Где-то в самых поталенных уголках ее существа это слово отозвалось смутным, тревожным эхом.

Лео наконец посмотрел на нее прямо. В его глазах не было ни злобы, ни угрозы. Только холодная, безжалостная ясность.

– Знаешь, Алиса Торн. Ты всегда знала. Просто не хотела помнить.

Он встал, отодвинув стул. Занятие подходило к концу.

– Они ищут тебя. Через трещины. И скоро найдут.

Он повернулся и вышел из лаборатории, оставив ее одну с грохотом собственного сердца и страшной, невыносимой правдой, которая начала медленно подниматься из глубин ее памяти, как древнее чудовище со дна темного океана.

Трещина была не в стене. И не в оконном стекле. Трещина была в ней самой. И через нее в ее мир входило нечто, о существовании чего она пыталась забыть.

Глава 4. Незнакомец из отражения

Слова Лео повисли в воздухе отравленным туманом. «Они ищут тебя. Скоро найдут». Алиса провела остаток дня в оцепенении, механически переходя из кабинета в кабинет, не слыша учителей и не видя ничего, кроме внутренней паники, сжимающей горло. «Элирион». Это слово жгло изнутри, как раскаленный уголек, который нельзя ни выплюнуть, ни проглотить.

Она почти бегом вернулась домой, захлопнула за собой дверь и заперла ее на все замки, как будто за ней гнались сами тени из ночного кошмара. Родители были на работе, в доме царила звенящая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов в гостиной. Каждый звук заставлял ее вздрагивать.

Она поднялась в свою комнату, поймав себя на том, что избегает смотреть в зеркало в прихожей. Что, если она увидит там не свое отражение, а что-то еще? Ту угловатую тень, мелькнувшую в трещине?

Алиса села на кровать, обхватив голову руками. Она пыталась заставить себя думать логически. Стресс. Галлюцинации. Паранойя. В конце концов, ее «дар» всегда был формой сенсорной перегрузки, возможно, ее мозг просто сдался под натиском чужих эмоций и начал создавать новые, еще более жуткие реальности.

Но она не могла обмануть себя. Лео знал. Он знал о трещине. Он назвал ее по имени. Это было реально.

«Элирион…» – снова прошептала она про себя, закрыв глаза.

И тут, как будто произнесение этого слова вслух стало ключом, в памяти что-то щелкнуло.

*Она маленькая, ей лет шесть. Ночь. Она просыпается от странного сияния в комнате. Не лунного, а серебристо-жемчужного, исходящего от большого зеркала в резной раме – бабушкиного наследства. Она подходит к нему, завороженная. В отражении – не ее комната. Там другой мир. Небеса из фиолетового бархата, по которому плывут не звезды, а сияющие замки из хрусталя и света. Деревья с листьями из жидкого серебра. Воздух, кажется, звенит, как тысячи крошечных колокольчиков. А в центре зеркала стоит женщина. Высокая, прекрасная, с глазами цвета луны и волосами, словно сотканными из ночи. Она смотрит на Алису с безмерной печалью и нежностью. Ее рука с длинными тонкими пальцами тянется к стеклу, как будто она хочет коснуться щеки девочки.*

*– Мама? – слышит Алиса свой детский, испуганный голосок.*

*Женщина улыбается, и ее улыбка – самое печальное, что Алиса видела в жизни.*

*– Помни, Алиса. Помни Элирион. Помни меня. Когда-нибудь ты вернешься…*

*Потом слышатся шаги в коридоре, свет в зеркале гаснет, и она видит лишь свое собственное, перепуганное личико. На следующее утро зеркало куда-то убирают. А когда она спрашивает о нем, родители сурово говорят, чтобы она забыла свой глупый сон.*

Воспоминание обрушилось на нее с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Она не выдумала его. Оно было настоящим, выцарапанным из самых глубоких пластов памяти. Элирион. Мир в зеркале. И женщина… ее мать. Та самая мать, о которой отец говорил скупо и неохотно, объясняя ее отсутствие давней болезнью и безвременной кончиной. Ложь. Вся ее жизнь была построена на лжи.

Она вскочила с кровати и бросилась в гостиную, к большому зеркалу в позолоченной раме. Она стояла перед ним, дрожа, вглядываясь в свое отражение. Уставшие глаза, растрепанные волосы, бледное лицо. Обычная Алиса Торн.