Яд, порох, дамский пистолет
- -
- 100%
- +
А извозчику ничего, сидит себе на козлах, вздыхает. То он вздохнёт, то лошадь. Этакая меланхоличная пара попалась. Неужто вправду их с рыжим дуэт – такое обычное дело? Что же тогда нужно сотворить, чтобы удивить извозчика?
Такого рода глупости посещали голову Алексея, пока он почти волоком тащил рыжего к себе в квартиру.
Жил Алексей на Сретенке, в доходном доме полковника Смазина[4]. Оправившись после ранения, Алексей не захотел возвращаться к родителям в особняк, хоть мать и настаивала. Но отец без малейшей деликатности заявил, что двадцатипятилетним мужчинам стоит жить самостоятельно, и этим решил вопрос. Как выяснилось, это ужасно неприятно, когда твоё желание совпадает с волей родителей.
Алексей выбрал скромную квартиру в три комнаты. Да, от центра далековато[5], но когда он увидел кирпичный дом со стрельчатыми окнами и витражной розой над парадным входом, одномоментно решил, что ему подходит. Не то чтобы он мечтал жить в рыцарском замке… хотя почему нет, раз господину полковнику не зазорно?
Романтичных устремлений в себе Алексей не признавал, поэтому обосновал свой выбор рационально. Во-первых, удовлетворительная оплата. Откровенно говоря, квартиру он искал самую дешёвую. Отец Алексея, профессор кафедры ботаники физико-математического факультета Московского университета, хранитель университетского гербария Теодор Ханнес Эйлер (которого все звали просто Фёдор Фёдорович), был человеком, влюблённым в науку, но в делах немного рассеянным, поэтому он до сих пор не выделил Алексею его долю наследства. Напоминать об этом Алексей считал ниже своего достоинства, полагая, что первое время обойдётся пенсией военного врача, а после устроится на службу в госпиталь.
Второй причиной выбора Алексея стала маленькая дверка в холле квартиры, ведущая на потайную лестницу. По ней можно было спуститься в подвал, а затем незаметно покинуть дом через ещё одну неприметную дверь. Зачем ему тайный ход, Алексей не знал, но при отсутствии ванной и телефона это хоть какое-то преимущество его жилья.
Третьей причиной была полная конфиденциальность. Большей частью она проистекала из равнодушия управляющих к тому, чем занимаются жильцы, своевременно вносящие оплату. Но Алексей считал благом, что его квартиру никто не посещает. Потому что в одной из комнат он сделал лабораторию.
Туда он и втолкнул поскуливающего рыжего.
Комната была узкая и длинная, почти полностью её занимал металлический стол. Вдоль стен стояли стеллажи с препаратами. А на дальней стене висел большой круглый спил дерева с воткнутыми в него ножами. Это было убежище Алексея, место его раздумий и экспериментов.
– Снимайте штаны и ложитесь на стол.
Он отошёл к рукомойнику, снял китель и принялся тщательно мыть руки. Рыжий попятился, но бежать было некуда.
– Нужно обработать рану, – с тайным удовольствием наблюдая за выражением лица рыжего, продолжил Алексей. – Вы же подслушивали у Малиновских, знаете, что я врач. Я обязан вас осмотреть.
По шуршанию за спиной он заключил, что рыжий послушался.
Привычными движениями обрабатывая рану, Алексей отмечал, как странно ведёт себя его пациент. Находясь на хирургическом столе, люди заняты только одним (если они в сознании, конечно) – отслеживанием рук хирурга на своём теле. Но рыжий вертел головой и с любопытством разглядывал скромную обстановку лаборатории. Только шипел слегка, когда Алексей поливал рану антисептиком.
Добравшись глазами до деревянной мишени, рыжий замер и хрипловато спросил:
– Это что?
– Это сосна. Древесина мягкая, нож хорошо входит, не тупится, – Алексей усмехнулся, заметив, как передёрнуло рыжего.
– И зачем это?
– Думать помогает. Метаю, когда нужно сосредоточиться. Да и как хирургу мне полезно, глазомер развивает, и баланс в руке чувствуешь лучше. Надрезы точнее получаются.
Рыжий потихоньку начал сползать со стола.
– Лежите, мы ещё не закончили.
И Алексей слегка прижал царапину. Рыжий зашипел и замер, но через секунду снова спросил:
– Как вы приобрели такое необычное увлечение?
Алексей промолчал, почувствовав, что ещё немного, и он начнёт краснеть. Дворянское происхождение накладывает свои ограничения. Такие развлечения, как цирк, ему должны быть недоступны. Но именно там он увидел, как мастер ловко кидает ножи, не задевая свою ассистентку. Отец взял с него тогда слово, что он не расскажет никому, особенно матери, о посещении представления. И до сих пор Алексей слово держал.
Но в глазах рыжего светилось искреннее мальчишеское любопытство, и Алексей решился.
– Меня тогда поразило, как соединились две противоположные вещи: нож – это оружие, и метатель им виртуозно владеет. Но при этом не причиняет вреда. В какой-то момент он специально кинул нож так, чтобы срезать кусочек пряди волос с головы циркачки. Оружие, которое не убивает, – то, что мне нужно.
Алексей закончил обрабатывать рану и вновь отошёл к умывальнику, не увидев, как рыжий закатил глаза, расценив его слова как пустое философствование.
Тщательно намыливая руки, Алексей спросил:
– Что вы делали в доме Малиновских?
Рыжий слез со стола, подтянул рваные кальсоны. Лицо его сделалось недовольным.
– Вы обещали меня в полицию не сдавать.
– Обещал, – подтвердил Алексей.
– Я веду расследование обстоятельств смерти Дмитрия Малиновского. Уж больно подозрительно он умер. И чутьё меня не подвело, – приосанился рыжий, – вдова же призналась, я всё слышал.
– Откуда вы вообще узнали, что Дмитрий Аполлонович скончался? Об этом ещё не писали.
Рыжий приосанился:
– Это вы новости из газет узнаёте, а мы их там публикуем.
– Так вы газе-е-етчик, – протянул Алексей, – а я уж было подумал, детектив. И в каком же издании, позвольте узнать?
– В «Русском слове», – назвал рыжий самое крупное издание города, – ну, буду, когда материал соберу. А пока в «Московском листке».
Алексей помолчал секунду.
– Я сейчас принесу вам чистые брюки, не надо надевать… эти.
«Московский листок», надо же. Паршивая мелкая газетёнка, публикующая только слухи и сплетни. Рыжий наверняка на громкое дело надеется. Какое неприятное знакомство оказалось! И не отпустишь ведь его просто так, больно прыток. Придётся пригласить на чай. Что-то не везёт ему с чаепитиями этим вечером.
Глава 3
Ограбление полицейского участка
– Что ж, давайте познакомимся, – предложил Алексей после того, как рыжий натянул брюки и подвернул их четыре раза. – Меня зовут Алексей Фёдорович Эйлер, если вдруг вы не успели подслушать.
Рыжий пропустил усмешку мимо ушей.
– Квашнин, Антон Михалыч.
– Антон Михайлович… Позвольте предложить вам чаю.
Не дожидаясь ответа, Алексей подошёл к буфету в скромной гостиной и принялся доставать чашки.
Душистый дорогой чай в раскрашенной китайскими драконами банке подарила ему мать. Елена Сергеевна была любительница, разбиралась в сортах и тонкостях. Искусству чаепития она обучилась ещё в молодости, когда ей довелось служить фрейлиной при дворе. Алексей же и к чаю, и к церемониям вокруг него был абсолютно равнодушен. Но матери хотелось баловать своего повзрослевшего сына, и он не смел отказать.
Получив свою чашку, рыжий, вернее, Антон Михайлович, шумно отхлебнул.
– Хороший чай. Китайский? Вкусный. Мне, знаете ли, чаще рогожский доводилось пить.
– Рогожский? Не слыхал о таком. В чайном доме господина Перлова только китайский да индийский предлагают.
Рыжий захохотал:
– А рогожский самый заграничный чай. Из Рогожской слободы. Там же чаем все крыши усыпаны. С трактиров спитой чай свозят и на крышах сушат. Потом с иван-чаем мешают и снова по красивым баночкам сыпят. Мужику ведь как надо? Чтобы красиво было да дёшево. А что за трава внутри, ему дела нет. К иван-чаю они даже привычнее.
– И вы тоже… близки к народу, я вижу.
– Да! – Рыжий ничуть не смутился. – Мне для того, чтоб все новости знать, и с мужиком его чай выпить нужно. Или вот с вами… другим чаем угоститься.
Алексей почувствовал, что ещё немного, и его гостеприимство даст слабину, уж больно дерзко рыжий простака изображает.
Рыжий будто почуял перемену в Алексее, поставил чашку и сказал другим, серьёзным тоном:
– Алексей Фёдорович, возьмите меня в помощники, я помогу вам расследовать смерть Дмитрия Малиновского. А вы за это поделитесь со мной информацией.
– С чего вы взяли, что я собираюсь что-то расследовать? И что меня заинтересует ваше предложение?
– Очень просто! Вы любопытный. У вас огромное количество склянок с препаратами, вы наверняка что-то исследуете или изобретаете. Ну? Кроме того, вы спёрли коньяк.
Алексей сделал непроницаемое лицо.
– Допустим, не спёр, а взял на анализ. Что-то ещё?
– Именно вам Глафира Малиновская призналась в убийстве. Я думаю, вам самому интересно почему. У вас есть предположения по этому поводу?
– Нет, – сквозь зубы ответил Алексей, – не успел обдумать, был занят. Бегал, знаете ли.
– Да, и кидались ножами. Это отвлекает. Но вы потеряли драгоценное время! Так что скажу вам откровенно: человек вы хороший, а вот как сыщик ни к чёрту не годитесь. Вам нужен помощник. Такой, как я.
Алексей поперхнулся. Пока он кашлял, рыжий терпеливо ждал.
– Господин Квашнин, вы, очевидно, довольно высокого о себе мнения, но…
Рыжий нетерпеливо перебил:
– Вы зря оскорбились. Я вам сейчас всё докажу!
Он резко вскочил, охнул и захромал вокруг стола, припадая на одну ногу. Но делового тона не растерял.
– Что вы знаете о Дмитрии Малиновском?
– Ничего сверх общеизвестного, мы и не виделись ни разу. – Алексей вздохнул и заговорил монотонно, будто урок отчитывал: – Дмитрий Аполлонович Малиновский, статский советник, почётный гражданин. Занимал пост при московском губернаторе, но я не знаю какой. Был женат на Глафире Степановне. Их единственный сын – Михаил Малиновский. Он… погиб на фронте.
– Давно?
– Чуть больше трёх месяцев назад, в конце мая.
– Вот! Малиновская всего три месяца назад потеряла сына, а сейчас внезапно умер муж! Она же наследница! Вот и мотив! Только вот зачем она призналась в убийстве, если полиция считает, что Дмитрий Аполлонович умер своей смертью? Может, её совесть замучила? Хотя какая совесть, когда такие деньги на кону!
Алексей вдруг понял, что ему нравится наблюдать за рассуждениями этого странного человека. За тем, как он бегает вокруг стола и пытается выстроить в цепочку разрозненные факты. Да, он газетчик, это довольно мерзко. Но при этом он человек, увлечённый своим делом, а это всегда подкупает. И Алексей позволил себе включиться в игру, которую предлагал ему рыжий.
– Она сказала, что Дмитрий Аполлонович отобрал у неё рюмку коньяка и выпил. А потом умер.
– А ещё она сказала, что он коньяк терпеть не мог! Вот ответьте мне, что такого должно произойти, чтобы мужчина выпил напиток, который обычно пьёт его жена?
– Это элементарно. Он должен захотеть выпить.
– А когда мужчина хочет выпить?
– В России? Всегда!
– Что ж… ваша правда. Усложним. Когда человек готов выпить то, что терпеть не может?
– Когда ему уже всё равно, что пить.
– И что же должно произойти, чтобы мужчине было всё равно, что пить?
– Вероятно, он был не в себе.
– А от чего же Дмитрий Малиновский был не в себе? Что заставило его так нервничать?
– Откуда же я знаю?
– Вот! – Рыжий принял позу римского патриция: – Вот вам и доказательство! Тупик! Не хватает информации! А кто же добудет информацию лучше газетчика? Вам придётся взять меня в партнёры.
Алексей от души расхохотался:
– Ещё пять минут назад речь шла о помощнике, господин газетчик. А сейчас вы уже претендуете на партнёрство?
– Ставки растут, господин сыщик, успевайте брать по низкой цене!
– Беру! Уговорили! Только я не сыщик, и нет никакого расследования, только сплошная болтовня.
Рыжий хитро прищурился:
– Хотите дела, Алексей Фёдорович? Давайте проверим коньяк. Вы же собирались ознакомиться с ним в вашей лаборатории!
Алексей вновь поперхнулся чаем. Как же он мог забыть о флакончике?
* * *Пока он возился с пробирками, рыжий смирно сидел в углу. И молчал, что удивительно. Допустить новоиспечённого помощника к реактивам Алексей не решился. Проверяя коньяк на все известные яды по очереди, Алексей прокручивал в голове их пикировку. Что-что, а думать рыжий умеет. И верно задаёт вопросы. Прирождённый исследователь, хотя в данном контексте скорее уместно слово «ищейка». А вот себя в роли ищейки Алексей не видел. Он врач. Его главная задача – видеть за симптомами суть заболевания и делать правильные надрезы. Хотя, может быть, сыщики занимаются тем же? А «симптомы» им доставляют помощники? Алексей усмехнулся про себя. Кажется, он всерьёз обдумывает возможность работать в паре с рыжим. Любопытно.
– В этом коньяке ничего нет, – спустя час устало объявил он.
– Как… ничего?
– Кроме самого коньяка, ничего. Ни одного из известных ядов.
– А неизвестные?
– О неизвестных ядах мы можем узнать только одним способом. Если вы выпьете остатки коньяка.
– Благодарю. Я воздержусь, – рыжий состроил скорбную мину, но через секунду опять вскочил с энергичностью, среди ночи совершенно неуместной. – Что же это получается? Глафира Малиновская убеждена, что её муж выпил отравленный коньяк и умер. А он выпил и не умер. Вернее, умер, но не от коньяка.
– Да, вы правы. Эти факты не связаны. Они случились одновременно, но не вследствие друг друга.
– Что? Не могли бы вы повторить?
Алексей сел на стул, с которого только что вскочил рыжий, привалился к стене и закрыл глаза.
– Он выпил коньяк, потому что нервничал. Это первое событие. А потом умер. И мы не знаем почему. Не хватает данных. Это второе событие, которое с первым не связано.
– Да. Не хватает… Я знаю, что нам делать!
Алексей приоткрыл один глаз:
– И что же?
– Мы идем грабить полицейский участок!
Алексей закрыл глаз обратно.
– Не выдумывайте, Антон Михайлович, какой ещё участок…
* * *Через полчаса, сидя в кустах напротив полицейского участка, Алексей старательно гнал от себя вопросы, что и зачем он здесь делает и почему рыжий человек в его, между прочим, брюках раздаёт инструкции как главный.
– Ночью в участке только один дежурный. У него всего работы – не заснуть да проверять тех, кто в камере сидит. Если, конечно, там есть кто. К вечеру задержанных разогнать стараются, на ужине экономят. Дежурный в начале каждого часа на крыльцо курить выходит, ровно на пять минут. Часы можно проверять.
– Откуда вы знаете? – не удержался Алексей.
Рыжий смерил его снисходительным взглядом.
– У меня трудная и опасная работа… всякое бывало.
– Вам уже приходилось сидеть в камере в участке?
– У них не было доказательств. Ни разу! И на обед там такая бурда, что можно ужина даже не дожидаться. Но мы не о том! Я отвлеку дежурного, а ваша задача – пробраться в кабинет, найти дело Малиновского и заключение врача о причинах смерти.
– С чего вы взяли, что дело вообще есть?
– Ежели полиция где побывала, дело обязательно заведено. А у Малиновских они были. Который час?
Алексей щёлкнул крышкой хронометра. Рыжий присвистнул. Алексей довольно улыбнулся краешком губ. Да, ему тоже нравятся эти часы. Английская компания Rolex[6] выпускает безусловно прекрасные хронометры. Противоударные, с защитной крышкой. И на руке, опять же, гораздо удобнее носить, чем в кармане на цепочке. Мировая война ускорила прогресс, заставив часовщиков придумать часы, удобные в походных условиях.
Сейчас лучшая модель часов показывала без пяти минут три часа ночи. Алексей захлопнул крышку.
– Что нам даст заключение врача? Мы и так знаем, что отравления не было.
– А вот и нет! Вы взяли на анализ коньяк из бутылки, так?
– Да.
– А пил он из рюмки!
– И что?
– А то, что яд могли подсыпать прямо в рюмку! И поэтому вам нужно прочесть медицинское заключение.
– Почему мне?
Рыжий насупился:
– Я по латинице читать не обучен.
– Это заключение для полицейских, думаю, оно на русском.
– Да вы и на русском такую тарабарщину пишете, что нормальному человеку не прочитать!
В этот момент на крыльцо вышел городовой. Рыжий ткнул Алексея локтем в бок:
– Я пошёл! У вас ровно пять минут, ну, может, ещё парочка сверху. Кабинет в конце коридора.
Рыжий исчез. Алексей с изумлением наблюдал, как через секунду он материализовался возле крыльца, поздоровался с дежурным, прикурил, замахал руками, и они оба исчезли за углом здания.
«Пора!»
Алексей и не знал, что грабитель из него выйдет такой ловкий. Он быстро проник в пустой участок, нашёл кабинет, в кабинете шкаф, а в шкафу тоненькое, в два листа, дело. И ровно через четыре минуты снова сидел в кустах, довольный собой.
Рыжий присоединился к нему через минуту.
– Ну? – Глаза его горели азартом.
– Врач зафиксировал сердечный приступ, судебный следователь закрыл дело за отсутствием состава преступления. Всё официально, с подписями и печатями. Не было убийства, Дмитрий Аполлонович умер своей смертью.
– А как же признание вдовы? – Рыжий расстроился, но тут же нашёлся: – А вдруг она сказала ему что-то, и у того бац! – сердце не выдержало.
– Никакими словами сердечный приступ у здорового человека не вызвать.
– Но он же был не в себе!
– Это только наше предположение. Кроме того, люди, у которых начинается сердечный приступ, бывают раздражены. Дмитрий Аполлонович был болен, чувствовал себя плохо, на этом фоне поссорился с Глафирой Степановной. А потом умер. Но не от ссоры, а от приступа.
Рыжий поскучнел.
– То есть это просто цепочка совпадений?
– Боюсь, что да. Так что, господин газетчик, расследовать нам нечего.
В этот момент на крыльцо участка снова выскочил взъерошенный дежурный и со всей дури засвистел в свисток. Алексей вздрогнул.
– Чего это он?
Рыжий ответил почти равнодушно:
– Следы ваши нашёл.
– Что? Я не оставлял следов!
– Полицейские в Москве бедные да жадные, но не дураки. Они каждый вечер «охранку» на кабинет и на шкаф ставят. А вы её сорвали.
– Вы же не предупредили меня!
– Так я не знал, какая будет. Они то листочек приклеят, то волосок какой. И меняют каждый день. Да коли бы вы и знали, искать-то времени нет. А так всё хорошо вышло.
– Но он теперь знает, что в участок залезали, и он видел вас!
Рыжий с недоумением посмотрел на него:
– Да я тут вовсе ни при чём. Мимо шёл, табачку со случайным человеком раскурил и домой спать отправился. Как вы сказали? События произошли единовременно, но не вследствие.
Алексей, не сдержавшись, произнёс то самое слово, за которое мать однажды отхлестала его по щекам, как дворового мальчишку. Рыжий загоготал:
– Некрасиво ругаетесь, барин.
В этот момент дежурный их услышал, повернулся и, продолжая оглушительно свистеть, бросился к их убежищу.
– Бежим!
Рыжий растворился в темноте. Алексей дёрнулся, метнулся и помчался куда глаза глядят.
Через несколько довольно напряжённых минут Алексей был дома. Одежда его была испачкана, раненая нога разболелась, напарник исчез в неизвестном направлении. Ну да бог с ним! На сегодня достаточно. Убийства не было, их смешное расследование завершено. Алексей скинул обувь и, не раздеваясь, рухнул на кровать. Завтра, всё завтра.
Глава 4
Тяжкий туман сомнений
Следующее утро у Алексея Эйлера наступило, когда приличные люди отобедали, а торговки на Сухаревке начали сворачивать свои прилавки. Некоторое время он лежал, прислушиваясь к звукам, доносящимся с улицы. Они удивляли его, эти звуки обычной городской жизни. Ещё в госпитале Алексей заметил, что он всё время ждёт, когда мирные звуки сменятся на привычные ему фронтовые. И снова будут взрывы, крики, а между ними – напряжённая тишина.
Алексей пошевелился. Тело недовольно заныло, напоминая о вчерашней беготне. Не вставая, Алексей протянул руку и взял со стула рядом бумажный конвертик. Развернул, всыпал порошок прямо в рот. С трудом проглотил и поморщился – запить нечем, но стакан, в котором должна быть вода, опустел ещё вчера, а встать не было сил.
Он бросил бумажку обратно на стул и принялся ждать, когда же лекарство подействует. На стуле больше не оставалось конвертиков, лежали лишь скомканные бумажки, а это значит, нужно будет готовить новую порцию обезболивающего.
Последние месяцы были не самыми счастливыми в жизни Алексея. Вчерашние происшествия при всей их неоднозначности взбодрили его, будто в его жизни появились… приключения. Одно ограбление участка чего стоит! Алексей невольно улыбнулся, не открывая глаз. Уж как он улепётывал, даже про раненую ногу позабыл!
Боль притупилась. Алексей сполз с кровати, снял остатки форменных брюк и безжалостно выбросил. За вчерашний вечер он лишился двух пар брюк, а заодно и всей военной формы. Не будешь ведь носить китель отдельно, без брюк! Приобрести новую форму в ближайшее время финансовое положение ему не позволит. Да, собственно, не жаль, будет ходить в штатском. Кроме потерь и разочарований война ничего ему не принесла. Профессора медицинского факультета учили его бороться за жизнь пациентов, но смерти на войне оказалось так много, что у Алексея всё время было ощущение, что он… не успевает. Раз за разом смерть выигрывала у него, пока не победила окончательно, забрав его лучшего друга.
Сентябрь 1915-го выдался тёплый и ласковый, будто погода решила пощадить людей. Солнышко хорошо пригревало даже сейчас, во второй половине дня. Алексей занял позицию в солнечном квадрате на полу, осторожно развёл руки, надеясь привести в порядок ноющие мышцы.
На секунду он прервал упражнения, чтобы открыть окно. И тут же пожалел об этом. Со двора тянуло гарью. Алексей закашлял, закрывая нос рукою.
Так же невыносимо дымило в то время, когда он оперировал Михаила Малиновского. Всё вокруг горело, лагерь спешно сворачивали, полк отступал. Пришлось обмотать лица влажными повязками и себе, и пациенту и стараться дышать неглубоко.
Михаил умер быстро, Алексей успел вынуть лишь пару осколков. Он тогда даже не понял, скорее, ощутил, что дальше ничего нет, что жизнь под его пальцами замерла. Он проверил пульс, положил пинцет и вышел из палатки в гарь.
Снаряд попал в палатку минуту спустя. От взрыва Алексей потерял сознание и очнулся спустя часы, уже в повозке, на руках у санитара. И первым делом нащупал в кармане письмо, которое он должен отдать родителям Михаила.
Алексей захлопнул окно, тяжело опёрся на раму. Как бы солнце ни старалось, от вины и одиночества оно не спасает. А ведь вчера ему показалось, что он нашёл интересное знакомство! Этим вполне можно объяснить прискорбный факт, что он пустил к себе в дом незнакомого газетчика. Который исчез, выведав всё необходимое. Алексей поморщился. Ощущение, что рыжий воспользовался им, стало настолько явным, что захотелось его смыть.
Поплескавшись под рукомойником, Алексей решительно попрощался со всем странным и увлекательным, что принёс вчерашний день. На него из зеркала смотрел прежний Алексей Эйлер. Длинная, свисающая на глаза чёлка по моде должна зачёсываться назад, но, как верно заметила госпожа Малиновская, волосы у Алексея непослушные, да он и сам не хотел их послушания. Небольшим неправильностям в себе он, скажем так, симпатизировал. Вот, например, прямой, но будто слегка сбитый в сторону нос над крепко сжатыми губами. Хороший нос, он отлично смотрелся вместе с гладко выбритым подбородком и усами, которые Алексея слегка раздражали, но без них он выглядел совсем юнцом. Выше находились голубые глаза и прямые как стрелки брови.
Алексей оделся. Приготовил трость[7], которую носил не для того, чтобы казаться франтом, а потому, что внутри был спрятан второй метательный нож. И на всякий случай вновь положил в карман письмо Михаила.
На сегодня особых дел не планировалось, разве что позавтракать (пусть для других это будет выглядеть ужином) да забрать забытую у Малиновских фуражку. Хотя к чему теперь она ему? Но состояние Глафиры Степановны всё же стоило проверить.
Алексей вышел из дома и отправился по переулку в сторону шумной Сретенки. Неладное он почувствовал, вернее, услышал, даже не добравшись до улицы. В общем шуме города отчётливо выделялись голоса мальчишек-газетчиков:
– Сенсация! Сенсация! Вдова статского советника призналась в убийстве!
Прежде чем поймать ближайшего мальчишку за шиворот, Алексей успел подумать две мысли: «Утренние газеты почти распродали. Значит, известно уже всему городу» и «Уж я ему задам… пусть только появится».
Конечно же, «Московский листок»! Рыжий расстарался, немаленькая такая статья, ещё и на первой странице, чтобы и слепой не пропустил. И подписана псевдонимом, «Неравнодушный гражданин[8]». Алексей явно представил неравнодушного гражданина на заборе у Малиновских.